Снова в колхоз.

Несмотря на всякие искушения, с Божией помощью постепенно налаживалась жизнь в Макарьевке. Свободно себя всем обеспечивали, все оборудовали для жизни. На четвертый год органы начали говорить о колхозе — показалось им, видно, что мы слишком хорошо живем. Стали напирать на жителей: дескать, хватило вам трех лет на обустройство, вон — у вас уже и дома есть, и куры, и поросята, и даже коровки у некоторых. У нас была одна лошадь с жеребенком. Как-то, когда отец был на работе, пришли трое мужчин, никого не спросясь, надели на нашу лошадь узду и уже хомут стали налаживать. Мать увидела, ахнула: — Иван Васильич! Что это значит? Вы куда хотите лошадь увести? — В колхоз, Романовна, в колхоз. — Как — в колхоз? — Да вот решили в колхоз вашу лошадку взять. Ну, она подумала сначала — временно, поработать. А они забирали ее насовсем. — А вы-то сами в колхоз будете входить? — приступили к матери. — Не знаю, — говорит она, — отец наш уже работает — в сельпо. — Нет, это не то! — отвечают. — Все равно вам в колхоз надо! Как упала мать на кровать — и в рев! Я из школы пришел, а она рыдает-заливается: — Опять отобрали! И здесь все отобрали! О, Господи Боже мой! А куда денешься? Отец для нас дом большой построил — восемь на девять метров. Так в нашем доме контору колхозную организовали. И колхоз назвали — словно в насмешку — «За освоение Севера».

«ГДЕ ВАШ ОТЕЦ?!»

Наступил тридцать седьмой год. 3 марта. Три часа ночи. Вдруг в ночи — стук. А папки в это время дома не было — он пошел в тайгу пушнину добывать вместе с шестью охотниками. Там, в тайге, и ночевал… Стук все сильнее. Мать встревожилась: — Кто там? — Теть Кать. Это я, Николай Мазинский. Староста. Она открывает дверь — а сзади старосты комендант маячит. Кравченко. Высоченного роста, вот такие руки, вот такие плечи! Заходит молча и все кругом осматривает. Мы проснулись, а он как рявкнет громким голосом: — А где хозяин? Где ваш отец?! — Он в тайге, — говорит мамка. — Что значит — в тайге? Сбежал, что ли?! — еще громче крикнул комендант. — Да нет. Он в тайгу на охоту ходит, и сейчас пошел за пушниной с охотниками. А на стенке у нас пушнина висит. Николай Мазинский показывает на нее коменданту: — Вот посмотрите, пушнины сколько! — О-о-о, действительно, охотник! Молодец! Молодец! Ну ладно, счастливый он, пусть ловит лисиц. Пушнина государству нужна. Счастливый. Закрывайся, хозяйка… Мы на кровати лежим — ни живы ни мертвы. — А там кто? — Там дети. Подошел. Поднял одеяло: — Да, в самом деле — дети. — Закрывайся, хозяйка! Счастливый твой мужик — скажи ему! Три раза повторил, что отец у нас счастливый, и ушел. Мамка только закрыла дверь на крючок, слышит — на улице рёв. Да так много голосов плачут! Дети кричат, женщины голосят. Даже сквозь зимние рамы слышно. Мать шубенку на голову накинула — на улицу выбежала. Возвращается сама не своя: — Ох! У нас соседей забрали! А утром узнали, что на нашей Барнаульской улице одиннадцать мужиков арестовали. Папка двенадцатым должен был быть. Чудом он избежал в ту ночь ареста. Потому что в тайгу ушел за зверем — план сдачи пушнины выполнять. Потому и повторил трижды комендант: «Счастливый твой хозяин!» Вот такое «счастье» было. Этого не опишешь словами. А мужиков соседских сослали — никто и не знает куда… Страшно это — люди работали не покладая рук. У всех, как и у моего отца, руки были огрубевшие от работы — топор, лопату из рук не выпускали. А дали разнарядку на арест — и трудяг-мужиков превратили во «врагов народа». Тем, кто этого не испытал, даже представить трудно, как в нашей России происходило это ужасное. Забирали в тюрьмы, ссылали и тех, кто только заикнется о Боге. Врагами советской власти называли всех таких — и маленьких, и больших. Родителей расстреляли, а детей — в детдом в Колывани, устроенный в двухэтажном доме, отобранном у священника. А в классах на досках было написано: «Да здравствует счастливое детство!» Но детдомовские парни уже взрослыми были, не побоялись спросить: — Какое это — «счастливое детство»? Папочку и мамочку расстреляли, а нам «счастливое детство» написали? — Замолчать! Ваши родители — враги советской власти. Вы недовольны? Мы вас учим, одеваем, а вы еще недовольны? Замолчать! Но все-таки в этих детях сохранилась вера. Потом, когда они выросли, когда началась война, этих парней взяли на фронт, так же защищать Родину — как и тех, которые не страдали. Всех послали на передовую. Люди верующие знают, как нужна Родина, нужна правда, нужна любовь. И они, не щадя не только здоровья, но даже жизни не щадя, защищали Родину.