Глава 14. Мы с Заком пересекаем опустевшую стоянку, направляясь к его Мустангу

Йен

Мы с Заком пересекаем опустевшую стоянку, направляясь к его Мустангу. От порыва сильного ветра шелестит листва, наконец-то выросшая на деревьях, окружающих территорию школы. Я сую руки в карманы своей толстовки. После того, как захлопываю дверцу машины, мы какое-то время сидим в тишине; ярость буквально сочится из каждой поры на теле Зака. Я ерзаю на своем сиденье, прокручивая в голове колкие слова и взрывные обвинения. Одно неверное движение, и я стану врагом, а мне этого не хочется.

– Ты же понимаешь, что я не просился работать с Грэйс, да? Либо так, либо я пропустил бы турнир.

– Да.

– Тогда чего ты бесишься?

Его челюсть дергается, и я понимаю, что он сжимает зубы.

– Я бешусь, потому что ты защищаешь ее, старик! Девчонку, которая всем говорит, будто я психопат-насильник.

– Ты видел, как она отреагировала на тебя там? – Я взмахиваю рукой в сторону школы. – Ты ее напугал. Намеренно. Некрасиво, приятель, серьезно.

Зак заводит машину и просто смотрит через лобовое стекло. Сняв кепку с головы, он проводит рукой по волосам один раз, два, три.

– Ладно. Может, и напугал. Я просто не понимаю ее, бро! В смысле, первый раз никогда не бывает таким уж замечательным для девчонки, подумаешь, великое дело. Почему она ведет себя как последняя сука?

Я смотрю на него, но Зак серьезен.

– Зак, дело в том… Она говорит это не для того, чтобы отомстить тебе. Грэйс действительно думает, что ты ее изнасиловал. – Он резко поворачивает голову, пронзает меня взглядом, полным боли, однако прежде чем мой друг успевает высказаться в свою защиту, я поднимаю руку. – Она боится.

– Боится? – Зак смотрит на меня краем глаза. – Чушь. Она угрожала мне, Рассел. Ты сам ее слышал!

– Это напускная бравада, – отмахиваюсь от его возражений. – То, как ты сейчас рассекал по коридору? Ладно тебе, Зак! Ты знал, что Грэйс будет там. Ты ее буквально носом ткнул в это дерьмо.

Румянец, оставшийся после физической нагрузки, исчезает с его лица, он закрывает глаза со стоном.

– Ладно, но серьезно, старик.

– Она сказала, что порвала с тобой. Она отказала тебе.

– Да, порвала. Только той ночью на вечеринке она вела себя иначе, поэтому я просто… понимаешь, решил действовать. – Зак поднимает руки ладонями вверх.

У меня в голове пульсирует кровеносный сосуд.

– Что на самом деле произошло? – Я уже слышал версию, которую он скормил Джереми и остальным парням из команды, даже наглядные пособия видел.

Зак плотно сжимает губы, меняет передачу и выезжает со стоянки. Я прихожу к выводу, что он мне ничего не расскажет. Он молчит до тех пор, пока мы не останавливаемся на красный возле пиццерии, в которой я купил ланч.

– Я, Кайл, Мэтт, Джереми – мы приехали позже них. Миранды, Линдси и Грэйс. Думаю, Сара тоже была там. Они уже напились. Грэйс и Миранда танцевали. – Уголки его губ приподнимаются. – Вместе, чувак. Это было так горячо.

Сигнал светофора меняется на зеленый; Зак движется вниз по Главной улице, подъезжает к " Бургер Кинг" с южной стороны и паркуется.

– Грэйс была в короткой юбке и этих ее сапогах, тех самых, которые сегодня надела. Волосы распущены, и пахла она восхитительно. Зачем она все это сделала, Рассел? К чему распущенные волосы, макияж, прикид, парфюм, если она хотела, чтобы я держался подальше?

Это действительно хороший вопрос. Ответа на него у меня также нет.

– Вся поляна была уставлена упаковками пива. Грэйс держала бутылку виски. Она то и дело поглядывала на меня через плечо, поэтому после нескольких порций пива я тоже начал танцевать. Именно для этого мы там все и собрались, верно? Немного выпить, хорошо провести время?

Я опускаю взгляд на свои руки. Кулаки крепко сжаты. Он прав. Для того подобные вечеринки и нужны. Напиться. Подцепить кого-нибудь.

– Миранда психанула. Грэйс без конца жаловалась на свою мачеху или типа того… не знаю. Они немного поругались, и Грэйс умчалась куда-то. Я пошел следом за ней, ну, знаешь, чтобы выступить в роли чуткого, участливого друга. Все средства хороши, да? Ладно тебе, Рассел. Я видел, что ты поступал точно так же.

Зак прав. Я так делал. И это работает.

– Да, я бы тоже пошел за ней. – Эти слова оставляют неприятное послевкусие у меня во рту.

– Так вот, Грэйс вся такая расстроенная, а я пытаюсь ее утешить, ну, понимаешь? Целую ее один раз, она отстраняется, говорит, что не хочет. Ну и ладно. Это нормально. Но она продолжает рассказывать о том, какая Миранда эгоистка, что у нее никогда нет времени на Грэйс, что Миранда хочет говорить только о своих проблемах. Она говорит, что у нее тоже есть проблемы, но никто не хочет их обсуждать. Я беру ее за руку, веду к поваленному дереву – знаешь, возле старых рельсов? Мы садимся. Я обнимаю ее одной рукой. Она не уклоняется. Я трогаю ее колено, она не возражает. К тому моменту Грэйс чуть ли не плачет из-за своего папы, своей мачехи, Миранды, тебя…

Что?

– Меня?

– Ага, тебя. Колье на тебя запала, братишка.

Теперь я об этом знаю, но почему она плакала?

– И ты все равно к ней подкатил?

Зак пожимает плечами.

– Конечно. Вы же не были официально вместе, что такого-то?

Открыв дверцу, выбираюсь из машины, чтобы не выбить Заку зубы. Я никогда не подкатывал к Грэйс, потому что он пригласил ее на свидание первым. Придурок.

– Подожди, бро. Ты хотел узнать, что случилось, так хотя бы выслушай всю историю целиком.

Черт. Я больше не хочу слушать. Прислонившись к заднему бамперу, скрещиваю руки на груди.

– Знаешь, что? Я бы хотел, чтобы ты туда пришел. Ты должен был находиться там, братан, и тогда, может, ничего такого бы не произошло!

Сунув руки в карманы, отвожу взгляд.

– Грэйс все время ныла, Рассел. Она должна была плакать на твоем плече, но тебя там не было. Я был. Мне что, нужно было просто оставить ее в таком состоянии? Я никогда прежде не видел ее такой. Грэйс всегда крутая и стервозная, знаешь? Поэтому я подумал… вот мой шанс. Не упусти его! Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но она отворачивается, поэтому я целую ее в шею. – Он дотрагивается до точки прямо у себя под ухом. – Я думал, ей это понравилось. Она тихо застонала, легла на спину, вытянулась на земле. Скажи мне, что это не знак.

Проклятье, я не могу.

– Она этого хотела. Она показала мне все знаки. Поэтому я лег рядом с ней, опять поцеловал. Она дрожала. Земля едва оттаяла и ей, наверно, было холодно, поэтому я завел дело дальше. Ну, знаешь, чтобы ее разгорячить. Грэйс меня не остановила. Она меня не оттолкнула. Ничего не сказала, только стонала. Поэтому я продолжил. Когда снял с нее футболку, достал телефон.

Я была без сознания. Голос Грэйс раздается эхом у меня в голове. Сейчас я хочу задушить своего лучшего друга.

– Она отключилась, Зак.

– Нет! Черт побери, Рассел. Она стонала. Скажи мне, каким образом это можно считать изнасилованием, потому что я не понимаю. Я не держал ее! У нее было достаточно времени, чтобы убежать, оттолкнуть меня, вернуться к своим подружкам, но она этого не сделала.

Поднимаю руки.

– А как насчет того, что произошло после, Зак? – Моргнув, он смотрит на меня, и я не сдерживаю ругательство. – Ну же, старик. После. Когда вы все разбежались, потому что тебе показалось, будто вас накрыли копы. Ты бросил ее там.

– Грэйс хотела найти свою одежду! Сказала, что догонит меня. – Он качает головой и вздергивает обе руки вверх. – Ох, брось, Рассел! Если бы ты там был, то поступил бы так же. Признай.

Его слова роятся у меня в голове, переплетаясь со словами Грэйс. Я думаю о том, как Линдси позволила моим друзьям себя облапать, насколько мерзко это выглядело. Внезапно в памяти всплывает Эрин Шпехт и ночь, когда я лишился девственности. Та же сцена, та же проклятая сцена. Только в тот раз я охотно принимал участие, а не чувствовал отвращение. Дерьмо! Оттолкнувшись от бампера, иду в закусочную. С меня хватит. Хватит разговоров. Хватит Грэйс. Хватит драмы.

– Йоу! Как дела? – Джереми поднимает руку; я даю ему пять по пути к стойке заказа. Несколько минут спустя уплетаю пару бургеров и всеми силами пытаюсь вытеснить к черту слова Зака из своей головы.

Парни изводят Кайла из-за его стрижки. Ирокез канул в лету. Осталась только плоская полоса по центру. У меня нет настроения дурачиться. Я осматриваю зал. К стенам прикреплено несколько плазменных панелей, звук отключен. Одна транслирует новости. Другая – спортивный канал. Мой телефон вибрирует. Это папа. В течение секунды я всерьез подумываю швырнуть сотовый в один из телевизоров. Что я мог сделать, на сей раз … или, может, не сделать, чтобы рассердить отца?

Еда, которую только что проглотил, мгновенно разлагается, живот сводит. Я стою, но как поднялся – не помню. Зак рядом со мной.

– Йен, остынь. Давай набухаемся, идет?

Да. Да, идет. Остановить все это, заставить исчезнуть. Не могу иметь дело с папой сейчас. Смотрю на друга и благодарно киваю.

Полчаса спустя мы с Заком сидим в его гостиной, откинувшись на спинки кресел с парой бутылок пива в руках. Его родители наверху. Зак уверяет, что все нормально. Какая разница. Отхлебнув пива, вдруг произношу:

– Зак, я должен рассказать папе правду.

Он сидит в кресле в противоположном конце комнаты. Смотрит на меня, затем качает головой.

– Плохая идея, старик.

– Я был под градусом. Вел машину и чуть не сбил кого-то.

– Но не сбил же. Рассказав ему правду только больше проблем себе наживешь.

Я отставляю пиво. Его вкус внезапно становится похожим на кислоту.

– Да ну, Рассел. Сам подумай. Брилл вышвырнет тебя из команды, и можешь помахать ручкой стипендиям. Ты будешь класть плитку со своим отцом, пока он не сыграет в ящик, а потом продолжишь делать то же самое, пока сам не сыграешь в ящик, потому что больше ничего не умеешь. Если такой жизни хочешь, значит, расскажи ему. – Зак пожимает плечами.

Черт. У меня крыша едет. Сгибаюсь пополам и раскачиваюсь.

– Мне повезло, Зак. Я всего лишь снес чей-то почтовый ящик. А что, если бы я сбил того парня, выгуливающего собаку? Или какого-нибудь ребенка на велосипеде?

– Ну и? Слушай, ты не можешь сгубить свое будущее из-за кучки " а если". Ты выпил сколько, пару бутылок пива? Ты не был пьян. Хочешь провести остаток жизни, выслушивая, как папаша говорит, что у тебя получаются хреновые швы, или наблюдая за обжигом плитки в какой-нибудь печке?

Я смотрю на него в ужасе.

– Я так и думал. – С минуту Зак пристально рассматривает меня, затем закатывает глаза. – Слушай, приятель. Я понимаю. Разные варианты " а если" грохочут вот здесь. – Он постукивает пальцем по своему виску. – Ты неправильно смотришь на ситуацию. Не гадай, а что бы было, если. Скажи: " Хорошо, урок усвоен, я быстро пьянею, поэтому в следующий раз не сяду за руль после пары бутылок пива". Дело закрыто. Я голоден. Ты есть хочешь?

Я даже слышать это слово не могу без позыва к рвоте.

– Мам! – кричит Зак в сторону лестницы. – Можно мне сэндвич или еще что-нибудь?

Услышав скрип, донесшийся с потолка, паникую. Господи, мне пиво спрятать или как? Зак по-прежнему держит свое в руке и, похоже, даже не волнуется, когда его мать, одетая в домашний халат, появляется у подножия лестницы.

– Привет, Йен. Вы хотите спагетти с фрикадельками, мальчики? Я могу разогреть.

Глянув на меня, Зак пожимает плечами и говорит:

– Да, сойдет.

– Как тренировка прошла? Вы повеселились, ребята?

Зак выглядит раздраженно.

– Мам, еда?

– Точно, скоро все будет. – Она поспешно удаляется на кухню.

Он закатывает глаза, после чего допивает пиво. Открывается дверца холодильника. Потом пищит микроволновка. Звуки такие нормальные. Успокаивающие. Я убиваю остаток ночи, заливая пивом кислоту, бурлящую у меня в животе, в то время как Зак уплетает тарелку пасты. Я не останавливаюсь до тех пор, пока не перестаю чувствовать.

Уже за полночь Зак вытаскивает меня из своей машины, едва ли не несет к двери и бросает на диван в нашей гостиной. Я засыпаю в ту же секунду, как только за ним закрывается дверь. Мне снятся сны о мальчиках на велосипедах, стариках, выгуливающих собак, и девушках с ясными глазами.

***

Яркий свет пронизывает мою голову словно лазер. Я испускаю стон.

– Поднимайся, Йен.

Черт, нет. Подняться – значит, двигаться, а я не могу этого сделать. На мне припаркован грузовик. Язык ощущается так, будто я провел ночь, облизывая каждую почтовую марку, отпечатанную за всю историю человечества. А еще, не уверен, но, похоже, что строительная команда долбит отбойным молотком основание моего мозга.

– Йен! Йен, что, черт возьми, с тобой такое! Вставай. Ты уже опаздываешь.

Опаздываю. Опаздываю куда? Что бы то ни было, там не будут возражать, если я останусь здесь и умру.

– Йен, проклятье, встань с дивана. Сейчас же.

Диван? Он движется, пока я пытаюсь вспомнить, почему сплю внизу. А может, это тектонические плиты столкнулись. Голова кружится, в животе на протяжении секунды все вибрирует, совершает оборот на 360 градусов и приземляется где-то в районе пищевода. Поверьте, вкус почтовых марок в десять раз лучше того, который я ощущаю сейчас. Медленно поднимаюсь на ноги, осиливаю восхождение на двадцать ступенек до ванной и стараюсь не потерять свою селезенку по пути вместе с каждой порцией пищи, съеденной мной за последние два или три года жизни.

– Боже, Йен, у тебя похмелье? Поверить не могу!

Ох, дерьмо. Я узник своего собственного тела, а папа еще и по прутьям моей клетки стучит. Черт, он, скорее всего, выходной возьмет, сделает из этого праздник. Отрываю себя от пола, падаю в ванну, все еще одетый, и смываю остатки рвоты, прилипшие ко мне в разных местах. Пятнадцать минут спустя, после того, как умудряюсь выбраться из своих мокрых вещей, я в вертикальном положении – нелегкий трюк, но головная боль ничуть не ослабевает. Обернув полотенце вокруг талии, с радостью обнаруживаю, что ванная пуста. В моей комнате тоже пусто, хотя на столике около кровати стоят чашка горячего черного кофе и пузырек обезболивающего.

Я проглатываю две таблетки, пью кофе и читаю короткую молитву в благодарность за то, что ни одно, ни другое не возвращается обратно тем же путем. Нахожу джинсы, ухитряюсь натянуть их, не потеряв сознание. Отрывистый кашель заставляет меня вздрогнуть. Папа сидит за моим столом, наблюдает.

Выжидает, чтобы наброситься.

Настраиваю себя, повторяю список. Не оговариваться. Не закатывать глаза. Не вздыхать тяжело. Я готов. Давай.

– Чувствуешь себя лучше?

Медленно киваю и готовлюсь к столкновению.

– Мама делает тебе тосты. Спускайся, когда будешь в состоянии, затем возвращайся в кровать.

Я осматриваю его тело. Внешних признаков захвата инопланетянами или дроидами нет, поэтому снова киваю. С печальной улыбкой, покачав головой, папа оставляет меня в одиночестве. Через пятнадцать минут решаю, что попытка ходить для меня опасности уже не представляет. Спускаюсь на первый этаж, нахожу маму в кухне.

– Привет, мам.

Она оборачивается, ее " конский хвост" взметается в воздух.

– Йен, ты нас до смерти напугал.

– Прости.

– Садись. Съешь тост.

Я опускаюсь на стул, подхватываю с тарелки кусочек тоста, откусываю немного. Желудок не протестует, поэтому откусываю еще.

Мама садится рядом со мной.

– Йен, о чем ты думал? Ты недавно перенес сотрясение и вдобавок ко всему напиваешься до состояния ступора?

Ого, мои родители явно поменялись телами. Застонав, бросаю тост.

– Мам, прости. Я немного перебрал. За руль не садился, никого не сбил… – Сжав губы, крепко обхватываю голову руками.

– Ну, хоть что-то, по крайней мере. – Она отпивает кофе. Я ищу свой. Вот только я оставил его наверху. Мама изучает меня, глядя поверх края кружки. Она уже собралась на работу – волосы собраны в аккуратный хвост, брюки, свитер, удобные туфли. Ее униформа. Одни и те же вещи каждый день, одни и те же проклятые вещи. Смотрю на нее и гадаю – со мной будет так же? Окончу школу, потрачу еще четыре года, получая диплом ради шанса устроиться на какую-нибудь работу, а потом буду считать дни, желая с этой работы сбежать? Это мое будущее, то самое, которое, по уверениям Зака, я испорчу, если признаюсь, что помял машину, потому что выпил?

Мама отставляет кружку в сторону, наклонившись, хватает меня за руку.

– Йен, я знаю, что-то не так. Расскажи мне. Пожалуйста?

Быстро поднимаю глаза, встречаюсь с ней взглядом. У меня это на лбу написано? Откуда, черт побери, она знает? Я открываю рот, закрываю. Я не могу. Просто не могу.

Подхватив свои вещи, ухожу.

На улице холодно, холоднее, чем в предыдущие несколько дней. Свежий воздух творит чудеса, проясняя мою голову. До школы меньше двух километров пешком, однако, чем ближе я подхожу, тем больше замедляются мои шаги. Я делаю остановку, чтобы купить еще кофе и бейгл. Трачу время, просматривая газету, забытую кем-то на столике. Грэйс, вероятно, гадает, где я. Она даже может волноваться немного, так же, как в тот раз, когда у меня голова закружилась.

Я ерзаю на стуле, ощущая стальную заклепку, лежащую у меня в кармане, словно проклятый шип в боку. Черт, я разрываюсь между Заком и Грэйс, и мне это ненавистно. Ненавистно чувствовать себя узлом в перетягиваемом ими канате. После всего случившегося вчера, всего, что Зак мне рассказал, сделал для меня, я не могу поверить, что он такой, каким его выставляет Грэйс. Я не смогу посмотреть ей в глаза и сказать это. Поэтому делаю то, что у меня лучше всего получается.

Выбираю трусливый путь.