Помогать в гармонии

Во время семейной расстановки терапевт должен отказаться от того, чтобы руководить ею. Он отдается силам, которые действуют в гармонии с семьей, с которой он работает. Как только он входит в систему как терапевт, он входит в созвучие с семьей, с которой работает иногда в большей, иногда в меньшей степени.

Созвучие достигается, только если терапевт отказывается от своих намерений, в том числе от намерения исцелить или изменить судьбу клиента. Терапевт без страха соглашается с тем, что в данный момент выявляется, что происходит, он соглашается с выявленным без намерений и страха. Все должно быть таким, какое есть, это очень важно. Терапевт должен воспринимать происходящее без страха, даже если это кажется ужасным. Например: жизнь клиента в опасности, или он не хочет жить. Увидев такое, терапевт ничего не должен менять. Он в гармонии с происходящим и согласен с судьбой клиента, какой бы она ни была.

Для терапевта это означает внутреннее очищение от намерений, а также от властных представлений. Это очень смиренный процесс. Включившись в процесс таким образом, терапевт сможет распознать, в каком направлении развивается действие, и тогда — возможно, внезапно как озарение — приходит решение или находится выход. Он озвучивает то, что ему открылось, но без намерения, что это исполнится. В работе с такими глубокими процессами, где речь идет о жизни и смерти, иногда можно видеть, что, даже если решение появляется, клиент принимает его лишь на время, а затем снова отходит назад, в свою прежнюю судьбу.

Позиция терапевта в этом случае совершенно отлична от терапии с последующим контролем результата. Терапевт, который намерен контролировать результат, размышляет, как его достичь. В нашем случае терапевт ведет себя совершенно противоположным образом. Если клиент возвращается к своей судьбе, терапевт соглашается с этим. Это не имеет ничего общего с размышлением о том, хорошо это или плохо. Терапевт в созвучии с тем, что происходит, к чему бы это ни привело. А может, судьба, которую выбирает клиент, или судьба, с которой он согласился, и есть подобающая ему, терапевт не может знать этого. Этой судьбе присуще свое тайное величие, которого терапевт не видит, и потому он не осмеливается судить о том, хорошо это или плохо.

При этом происходит следующий внутренний процесс: отступиться от всего многообразия феноменов и всего того, что знаешь, отступить в «пустую середину». Чем драматичнее действие расстановки, чем более речь идет о жизни и смерти, тем более необходимо, чтобы терапевт сосредоточился, находясь в «пустой середине». Чем глубже он сделает это, тем больше силы будет иметь то, что он скажет. То, что идет из середины, имеет непосредственное действие, поскольку оно идет в созвучии с движущими силами.

Кто занимается семейными расстановками, со временем все тверже приходит к такой позиции. Во время расстановки, если терапевт погружен в нее, сама расстановка приводит его в «пустую середину». На самого терапевта это обязательно оказывает просвещающее и обогащающее действие. В отсутствие каких-либо намерений и страха, в созвучии с происходящим и согласии со смертью. Смерть не страшит его. Ведь жизнь для него — это часть бытия. Не жизнь значительней, а бытие, из которого проистекает жизнь и в которое она уходит. Он в созвучии с этим бытием и только так может работать.

За поиском причин часто скрывается представление, что можно что-то изменить задним числом. Даже в случае системного переплетения действует представление, что его выявление означает исцеление клиента. Это не так. Нельзя это воспринимать так поверхностно. Проводя расстановку, я не имею иного намерения, чем привести что-то в гармонию. Состояние гармонии имеет зачастую исцеляющее или смягчающее действие. Но если я провожу расстановку семьи, для того чтобы клиент выздоровел, я — не в созвучии. Я просто не знаю, соответствует ли это движению его души.