Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Эней, выступавший до того многострадальным Одиссеем, предстает в облике мужественного Ахиллеса.






ЭНЕЙ И ЛАТИН. Седьмая книга начинается с описания ста­рого царя Латина, который мирно правит в Лациуме своим на­родом латинами. В пришельце Энее он узнает того чужестран­ца, который предназначен в женихи его дочери Лавинии. Он гостеприимно принимает пришельцев, надеется, что они при­несут мир на его землю. И готов отдать Энею руку Лавинии. Но ситуацию «взрывает» богиня Юнона, давняя противница троян­цев. Она опасается, что ее недруг Эней воздвигнет новую Трою. Тщетно пытается она усовестить старого Латина, ранее обещав­шего выдать свою дочь замуж за племянника Турна. По науще­нию Юноны фурия Аллекто воспламеняет в Турне ненависть к чужеземцам и, прежде всего, к Энею. Женщины латинянки под влиянием Аллекто требуют войны. Юнона развязывает крова­вый конфликт.

Мирный и тихий досель, поднялся весь край Авзонийский. В пешем строю выходят одни, другие взметают Пыль полетом коней, и каждый ищет оружье.

Конец седьмой книги — это подробнейшее перечисление тех италийских мужей, которые составляют «антиэнеевскую» коали­цию: враг надменных богов, суровый Мезенций вместе с юным сыном, красавцем Лавзом; Мессан, «укротитель коней», неуяз­вимый для огня и железа; потомок древних сабинян Клавз; ама­зонка, девушка Камилла, предводительница конницы; и многие другие. Подробный перечень растягивается почти на 200 строк и вызывает в памяти аналогичный прием в «Илиаде» — так назы­ваемый «каталог кораблей». После того как троянцы затравили на охоте царского оленя, возникает конфликт между ними и ца­рем Латином, который в итоге отказывается от власти.

ЭНЕЙ И ЭВАНДР. Хотя текст поэмы в этих, как и других книгах поэмы, плотно насыщен событиями, выделяются несколько главных, «ключевых эпизодов, связанных с поединками героев в разгоревшейся войне. Вергилий использует тот же принцип в изображении войны, что и в «Илиаде». В восьмой книге Эней плывет вверх по Тибру, достигнув местности, где позднее будет основан Рим. Там его радушно принимает Эвандр, старый грек, живущий неприхотливо и просто, вождь тех, кто, покинув Аркадию, переселился на италийские земли. Эвандр сочувствует троянцам, отряжает своего сына Палланта на подмогу Энею, а также советует обратиться к этрускам, сде­лать союзниками это мужественное племя, когда-то сбросив­шее власть Мезенция.

ЩИТ ЭНЕЯ. По просьбе Венеры бог Вулкан (римская разно­видность Гефеста) выковывает для Энея боевое оружие: шлем, клинок, меч «роковой для врагов», панцирь «прочный из меди алой, как свежая кровь». И главное — «щит несказанный», на котором «бог огнемощный италийцев и римлян деянья запечатлен сам». Здесь очевидная перекличка с описанием «щита Ахиллеса» в «Илиаде».

Аналогичное описание в «Энеиде» — это восхваление вели­чия Рима, его исторических деяний, архитектурных памятни­ков. Не забывает поэт упомянуть о битве при Акции, выкован­ной на щите, победе Октавиана над Антонием, о триумфе победителя:

Цезарь Август ведет на врага италийское войско, Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов; Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей.

Всплывает и имя соратника Августа, полководца Агриппы, к которому «благосклонны и ветры, и боги». Изображены на щите и «тройной триумф» Августа, ликование в Риме, торжест­во победителя, за которым идут длинной вереницей побежден­ные народы и племена.

Видит все это Эней, материнскому радуясь дару, И хоть не ведает сам на щите отчеканенных судеб, Славу потомков своих и дела на плечо поднимает. ГИБЕЛЬ НИСА И ЭВРИАЛА. Последующие книги насыщены сраженьями и поединками. В отсутствие Энея Турн вместе с племенем рутулов нападает на лагерь троянцев. Главный эпи­зод девятой книги — описание подвига двух друзей, прекрас­нейших юношей Ниса и Эвриала. На собрании вождей они сообщают о своем плане пробиться через лагерь рутулов к Энею, чтобы принести ему весть об опасности. Истребив не­мало спящих врагов, друзья выходят за пределы лагеря на до­рогу, но в тот самый момент, когда, как кажется, опасность позади, их настигает разъезд неприятеля: беспечного Эвриала выдал его блестящий шлем. Он схвачен рутулами. Нис броса­ется на выручку друга в самую гущу врагов, разит их, но сам окружен, бьется, пока не падает замертво рядом с Эвриалом. В кратком лирическом отступлении поэт славит подвиг юно­шей:

Счастье вам, други! Коль есть в этой песне некая сила, Слава о вас никогда не сотрется в памяти века, Капитолийским доколь нерушимым владеет Род Энея и власть вручена родителю римлян.

Воинская доблесть была в числе высших добродетелей у рим­лян. И Вергилий щедро наделяет ею героев поэмы. Соперники достойны друг друга на поле брани. И все же Эней выделяется среди бойцов не только храбростью, но и благородством.

БОЙ ТУРНА С ПАЛЛАНТОМ. В десятой книге сообщается о возвращении Энея вместе с Паллантом и его отрядом. Пал-лант, исполненный юной отваги, бросается в самую гущу боя, сходится с Турном, мечет в него копье, которое лишь слегка задевает тело могучего рутула. «Сам погляди, не острей ли у нас наточены копья», — восклицает Турн, и его удар, пробив «многослойную медь и железо», впивается в Палланта, кото­рый умирает, истекая кровью. «За союз с иноземцем платит недешево он», — восклицает Турн, пылающий ненавистью к Эвандру. Последующие события — очевидная перекличка с финалом «Илиады»: гибель Патрокла, месть Ахилла, его поеди­нок с Гектором. Сняв доспехи с Палланта, Турн отдает его тело троянцам. Эней же, узнав о страшной беде, — как ког-да-то Ахилл, — вступает в битву, в поединке побеждает Мезен-ция и его сына Лавза, пытавшегося прикрыть отца.

ПОДВИГИ КАМИЛЛЫ И ЕЕ ГИБЕЛЬ. В одиннадцатой книге оп и -

сан военный совет латинян. На нем с пламенной речью выступа­ет Турн, которого оспаривает Дранк; последний «красно гово­рил, но пылок в сражениях не был». Полагая, что «нет спасенья в войне», увещевает заключить мир. Но торжествует точка зрения Турна, настаивающего на продолжении противоборства с троян­цами. Кульминация этой книги — подвиги амазонки Камиллы, которая бьется с врагами вместе с отрядом подруг, смелых всад­ниц. Троянец Арунт, улучив момент, направляет в нее дрот.

...Камилла не слышала свиста,

Не увидала копья, что летело, эфир рассекая,

В тело доколе оно под грудью нагой не вонзилось,

Девичьей крови доколь не испило из раны глубокой.

Никнет, слабея, она, охладелые веки смежает

Смерть, и с девичьих щек исчезает пурпурный румянец.

ЕДИНОБОРСТВО ЭНЕЯ И ТУРНА. Конец войне кладет едино­борство Энея и Турна — центральный эпизод заключительной двенадцатой книги поэмы. Видя, как «изнемог враждебным сломленный Марсом дух латинян», как измучен старый царь Латин, Турн посылает гонца к Энею с предложением: если в поединке верх возьмет Турн, троянцы уйдут в поисках нового пристанища; если победит Эней — пришельцы основывают свой город и закрепляют союзом отношения с латинянами. За­ключенное перемирие, однако, нарушается (как и в «Илиаде» после поединка Менелая с Парисом), противники сходятся в общей сече. Эней и Турн стремятся найти друг друга. И здесь, как и в «Илиаде» во время поединка Ахилла с Гектором, реша­ющее слово остается за богами. Юнона, с горечью наблюдая за кровопролитием, говорит верховному богу Юпитеру, что жела­ет «ненавистные битвы покинуть».

Пусть примирятся враги, пусть на счастье празднуют свадьбу, Но с пришлецами союз на любых заключая условьях, Древнего имени пусть не меняет племя латинян. Наконец, финальный аккорд поэмы — единоборство Турна и Энея. Турна сковывает страх, он медлит. Эней мечет в него копье, «молнии грозной удар», Турн падает, простирая руку, молит Энея:

Ты победил. Побежденный, к тебе на глазах авзонийцев Руки простер я. Бери Лавинию в жены — и дальше Ненависть не простирай.

Эней уже готов смилостивиться над Турном. Но замечает на нем золотую перевязь, снятую со сраженного Турном Палланта. Мщение берет над ним верх. Со словами: «Паллант моею ру­кою этот наносит удар», — добивает Турна.

Меч погружает он

С яростью в сердце врага, и объятое холодом смертным Тело покинуло жизнь и к теням отлетело со стоном.

Этими стихами завершается поэмаю

Художественное своеобразие «Энеиды»

В своем художественном развитии Вергилий прошел через три глубоких увлечения: в «Буколиках» — Феокритом, в «Георгиках» — Гесиодом, в «Энеиде» — Гомером. Но, опира­ясь на художественный опыт своих предшественников, на греческую традицию, Вергилий остается самобытным и ориги­нальным.

ВЕРГИЛИЙ И ГОМЕР. В «Энеиде», как уже подчеркивалось, он задался амбициозной целью: создать произведение национа­льное, значимое, которое стало бы для римлян тем, чем для эл­линов — гомеровские поэмы. Характеризуя сюжетные перипе­тии «Энеиды» и ее структуру, нетрудно обнаружить уже отмечавшиеся нами, лежащие на поверхности параллели и с «Илиадой», и с «Одиссеей». Но Вергилий не просто «подража­ет» Гомеру, он с ним «соревнуется». Сопоставляя Энеиду с го­меровскими поэмами, не забудем, что Вергилий — художник совершенно иной исторической эпохи. Гомер — свидетель родо-племенных, во многом архаичных отношений; Вергилий — развитой, мощной государственной структуры.

При внешней схожести произведения эти весьма различны. «Илиада», «Одиссея» — подлинно народные произведения, они могут быть названы «энциклопедией эллинской жизни» на ее раннем этапе. Их творец — выразитель миросозерцания греков, их художественной культуры. В гомеровских поэмах, которые, по меткому выражению Белинского, как бы вылились из души эллинского народа, — неторопливость повествования, напол­ненность жизненных картин, предельная объективность, трога­тельная наивность и непосредственность «детства человечест­ва». Мы словно не ощущаем в поэмах их творца.

Очевидны и композиционные различия у Гомера и Верги­лия. Гомер очень подробен, обстоятелен, его поэмы подобны медленно текущей реке. Вергилий более экономен, лаконичен, две гомеровские поэмы он «сжимает» в одну. Кроме того, как уже отмечалось, у Вергилия поэтическое повествование — это цепь отдельных законченных эпизодов. Он строит его, как,, условно говоря, кинематографист, т.е. мыслит «кадрами». Они довольно отчетливо выделяются, как было замечено, в тексте: гибель Лаокоона; смерть Приама; любовь и самоубийство Ди-доны; Эней в подземном царстве; пророчество Анхиза; картины на щите Энея; Нис и Эвриал; амазонка Камилла и ее гибель в бою; поединок Энея и Турна и многие другие. Эпизоды эти яв­ляются своеобразными эпиллиями, т.е. малым эпосом, неболь­шими поэмами, популярными жанрами в александрийской по­эзии, которые «привились» также в римской литературе.

ТЕНДЕНЦИОЗНОСТЬ «ЭНЕИДЫ». «Энеида», по сравнению с гомеровским эпосом, «вторична». Вергилий — многоопытный мастер, рассчитывающий свои приемы, подбирающий вырази­тельные средства, нацеленные на то, чтобы эффективно воз­действовать на читателя. В «Энеиде» дает о себе знать извест­ная «заданность» каждого образа, эпизода, подчиненность повествования запрограммированной тенденции.

Генерализующая идея поэмы — прославление римской дер­жавы, Италии, Августа, его политики и официальных идеоло­гических ценностей. И это определяет весь художественный строй «Энеиды». Подобная, лежащая на поверхности, нарочи-тая идеологическая направленность была, конечно, незнакома гомеровскому эпосу. Кроме того, мифологический пласт в «Энеиде» не был просто необходимой данью эпической тради­ции. Для Вергилия и его современников Троянская война, дея­ния Энея в Италии были не сказкой, не мифом, а реалиями, в которые они верили. Современник Вергилия историк Тит Ли­вии в своем капитальном многотомном труде «История Рима от основания города» полагал правомерным «освящать начало го­родов, примешивая божеское к человеческому». «Энеида» дава­ла художественную интерпретацию официального взгляда на бо­жественное, легендарное происхождение Рима.

Вергилий. Высшим достижением в области поэзии в «век Авгу­ста» (вторая половина 1 в. до н.э.) стало творчество Публия Вер­гилия Марона (70— 19 до н.э.). Сборник «Буколики» включает эк­логи — пастушеские стихотворения, состоящие из диалогов пас­тухов, изложенных гекзаметром. «Буколики» Вергилия написаны под влиянием древнегреческого поэта Феокрита, создателя этого жанра. Особо значимой позже оказалась 4-я эклога, которая в Средние века рассматривалась как предсказание пришествия Иису­са Христа. Поэтому Вергилия считали одним из предтеч Христа (вот почему в «Божественной комедии» Данте Вергилий сопро­вождает поэта в его путешествии не только по Аду, но и по Чис­тилищу и расстается с ним в земном раю). «Буколики» принесли Вергилию известность. Он стал главой литературного кружка, ко­торому покровительствовал Меценат — знатный и богатый сто­ронник Октавиаиа — будущего императора Августа. «Энеи д а» — величайшее произведение Вергилия и, в извест­ном смысле, всей римской литературы. Она писалась в течение ряда лет и была закончена поэтом в год его смерти. Взяв за обра­зец «Илиаду» и «Одиссею» Гомера; Вергилий в качестве героя выбирает не одного из греков, а их противника — троянца Энея. После разгрома Трои он, подобно Одиссею, совершает путеше­ствие и находит приют в Италии. Использование этого мифа име­ло политический характер: император Август выводил свой род от сына Энея Иула. При всем сходстве с гомеровским эпосом «Эне­ида» — авторское произведение, что отражается в композиции (расчетливое введение вставных эпиллиев, своего рода стихотвор­ных новелл), в отработанности гекзаметра, появлении психоло­гической мотивировки поведения героев (особенно в описании любви к Энею и гибели Дидоны, карфагенской царицы). На про­тяжении столетий «Энеида» была образцом для подражания в об­ласти эпической поэзии.

 

ИДЕАЛИЗАЦИЯ ДРЕВНОСТИ. Тенденциозность дает о себе знать и в трактовке древности, представленной в явно идеали­зированном виде. Это отвечало политике Августа, который стремился возродить «доблесть предков», чтобы тем самым оздоровить общество, подверженное нравственному кризису. В древних римлянах Вергилий подчеркивает доброту, скромность, простоту. Таковы царь Латин и особенно латинизированный грек — царь Эвандр. Он живет непритязательно, в тесном доме, равнодушен к богатству, предлагает Энею не пренебречь его небогатой трапезой. По контрасту с современностью в поэме акцентирована устойчивость семейных и родственных уз у древних италийцев, наделенных развитым чувством чести. Та­ковы отношения Латина и его дочери Лавинии, Эвандра и его сына Палланта, Энея и его отца Анхиза. Однако, как заметил Н.А. Добролюбов, Вергилий «при всем своем красноречии не мог уже возвратить римлян империи к простой, но доблестной жизни их предков».

ОБРАЗЫ ПОЭМЫ. Тенденциозность «Энеиды» очевидна и в обрисовке характеров. Центральный герой Эней, как уже под­черкивалось, — воплощение идеальных черт римлянина. Прежде всего, он благочестив и религиозен. Любезный сын и заботли­вый отец. Послушен року, который его ведет, хотя в последних частях поэмы заметна его возросшая активность. Но все же он менее самостоятелен, чем гомеровские герои. Известная «пас­сивность» Энея — своеобразное отражение распространенной в Риме философии стоицизма, в основе которой — принцип по- корности неумолимой судьбе и стойкости перед ее ударами. Эней — человек долга. Он выполняет возложенную на него ис­торическую миссию. Второй брак Энея с Лавинией, смешение троянцев с италийскими племенами — все это исполнено идео­логической значимости. Своим происхождением от двух наро­дов Риму предуказано господствовать на Западе и на Востоке, римлянам — быть «владыками мира».

Несомненная «заданность» дает себя знать в обрисовке дру­гих персонажей. Отец Энея Анхиз — мудрый старец, патриарх, наделенный даром предвидения. Сын Энея Асканий — красавец, доблестный юноша, достойный роли основателя рода Юлиев. Воплощение доблести — Турн и амазонка Камилла. Покорен воле богов царь Латин. И все же герои «Энеиды» несут печать некоторого схематизма, они не запечатлеваются в нашей памя­ти, не становятся нашими духовными спутниками, подобно полнокровным созданиям Гомера, таким, как Пенелопа, Анд­ромаха, Гектор, Ахилл и другие. Исключение составляет образ Дидоны, может быть, самый яркий в поэме. Трагическая фигура, она пленяет нас силой страсти и мучительных переживаний. Образ Дидоны остался в литературе: она действует в книге Овидия «Героиды», в рыцарском романе.

Знаменательно, что образ этот имеет мифологическое происхождение. Ди-дона считалась одной их финикийских богинь. Греки, жившие в Сицилии, сделали ее смертной женщиной, которая спаслась от преследований своего брата в городе Тире, бежав в Северную Африку. Там ей предоставил убежище местный царь Ярб. Последний обещал выделить ей столько земли, сколько способна покрыть шкура вола. Тогда мудрая Дидона разрезала эту шкуру на тончайшие кусочки, которыми оградила значительный участок земли. На нем и был построен Карфаген. В этот момент и происходит в поэме ее встреча с Энеем.

В изображении богов (Юпитера, Юноны, Венеры, Вулкана и др.) Вергилий сохраняет общую торжественность тона, свой­ственную «Энеиде». Это исключает моменты «снижения» олим­пийцев, которые встречаются у Гомера (например, история о том, как боги застали на брачном ложе Ареса и Афродиту, из­менившую мужу Гефесту).

СТИЛЬ И ЯЗЫК «ЭНЕИДЫ». В отличие от эпического спокой­ного стиля гомеровских поэм, Вергилий тяготеет к сгущению красок, к эффектам, призванным поразить читателя. Достаточ-

 

но вспомнить такие «страшные» сцены, как пожар Трои, убий­ство Приама у алтаря, гибель Лаокоона и его сыновей, заду­шенных змеями, смерть Дидоны на жертвенном костре и другие. Герои проявляют чувства бурно, неистово. Как и у Го­мера, средство общения героев — речи. Но у Вергилия речи обычно исполнены патетики. В отличие от несколько просто­душной велеречивости гомеровских персонажей, герои «Энеи­ды» рассуждают, будучи вооружены правилами риторики, с несо­мненным ораторским пафосом, используя доказательства и философские сентенции. Вот пример сентенции, вложенной в уста Энея: «Одно спасение для побежденных — не искать ника­кого спасения». По правилам риторики построена речь пере­бежчика Синона, убеждающая троянцев в его мнимой искрен­ности, что позволило осуществить коварный план. Как заметили многие исследователи, Вергилий был «искусный ри­тор» (В. Белинский).

Другая особенность «Энеиды» — ее ученость, насыщенность текста мифологическими и историческими реалиями, символами и намеками, нередко требующими специального комментария. Это сближает «Энеиду» с теми образцами ученой поэзии, кото­рая отличала эпоху эллинизма. Вергилий же предстает не только как поэт, как мастер, в совершенстве владеющий стихотворной техникой и всей палитрой художественных приемов, но и как эрудит, ученый.

«Энеида» — пример гармонии формы и содержания. Величие темы подчеркнуто торжественной манерой, широким исполь­зованием архаизмов. Последние усиливали пафос поэмы, этого апофеоза старинных добродетелей. Вергилий мобилизует все бо­гатство изобразительных средств, метафор, эпитетов; пользуется он и эвфонией, звукописью, а также и аллитерацией. Вот как удачно передан в переводе шум, вызванный бегом конницы:

Топотом звонким копыт оглашается пыльное поле.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.