Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Сказка третья






Регоч

 

I

 

 

В одну из прекрасных летних ночей конюхи пасли на лугу коней.

Пасли они коней, пасли да и уснули. А когда они уснули, то прилетали из-за облаков волшебницы, чтобы поиграть, по своему обычаю, с конями. Схватила каждая волшебница по одной лошадке, уселась на нее и, нахлестывая золотой косой, начала носиться вокруг по росистой траве.

А была между волшебницами одна юная волшебница, по имени Косенка, которая в эту ночь первый раз сошла на землю с облаков.

Показалось Косенке необычайно увлекательным ночью носиться верхом, словно вихрь. А ей попался, как раз самый живой вороной конь: маленький, но горячий, как огонь. Носится вороной вокруг вместе с другими конями и быстрее всех он. Весь брызжет пеной.

Но Косенке захотелось еще более быстрой езды. Наклонилась она и ущипнула вороного за правое ухо. Испугался вороной, поднялся на дыбы, а затем стрелой полетел вперед, оставляя других коней; оставил луга и как вихрь унес Косенку в далекий край.

Понравилась Косенке эта бешенная скачка.

Как ветер несутся они вдоль полей, вдоль рек, вдоль лугов и гор, по горам и долам. — «Боже милостивый, каких только вещей нет на земле», — подумала Косенка, радостно глядя на эти красоты. Но больше всего ей понравилось, когда они проносились вдоль одной местности, где была гора, а на ней прекрасный лес, под горой два золотистых поля, словно два золотых платка, на них два белых села, будто два белых голуба, а немного дальше большая река.

Но вороной не хочет остановиться ни здесь, ни там, а бешено несется дальше и дальше.

Мчится так вороной с Косенкой долго-долго и, наконец, добрался до большой равнины. А с равнины дует студеный ветер. Влетел вороной на равнину, а там везде глинистая земля, и нигде ни травки, ни деревца, а холод все увеличивается, чем они дальше идут по равнине. Как велика была эта равнина нельзя сказать, потому что ни один человек никогда еще ее всю не прошел. Вороной с Косенкой мчится семь дней и семь ночей. На рассвете седьмого дня достигли они сердца равнины, где находились разрушенные стены необычайно огромного Леген-города, в котором царила лютая зима.

Когда вороной с Косенкой домчался до деревянных ворот Легена, перекинула Косенка свое волшебное покрывало через одну из стен и таким образом ухватилась за стену. Вороной ее умчался — и как помчался, так до самой своей старости туда и сюда носился меж огромных стен Леген-города, пока не достиг северных ворот и не вырвался снова в равнину, а дальше — Бог его знает куда.

Косенка сошла со стены и стала ходить по городу, холодному, как кость. Свое волшебное покрывало, без которого она не может полететь в небо, обмотала она вокруг плеч, потому что очень должна беречь его.

Ходит Косенка по Легену, ходит, и все ей кажется, должна она где-то найти какое-то чудо в этом городе, таком большом и таинственном. Но все же она нигде не видит ничего, кроме разрушенных огромных стен и не слышит ничего, кроме треска лопающегося от холода камня.

Вдруг, когда Косенка обогнула одну из самых больших стен увидела она спящего под стеной громадного человека, большего, чем самый огромный дуб в огромнейшем лесу. На том человеке необъятный плащ толстого полотна, а опоясан он ремнем в пять саженей. Голова этого человека величиной с самую большую бадью, а борода, словно стог стеблей кукурузных. Так велик тот человек, что можно подумать, будто это колокольня рухнула под стену.

Звался этот человек Регоч, жил в Леген-городе, и другого дела у него не было, как только считать камни Леген-города. Никогда он не смог бы их пересчитать, если бы не имел голову величиной с бадью. А так он считал да считал; тысячу лет так считает и пересчитал уже тридцать стен и пять ворот легенских.

Когда Косенка заметила Регоча, сжала она руки на груди от удивления. Не могла она и подумать, что может быть на землё такое огромное существо.

Присела Косенка к уху Регоча (а было оно величиной с саму Косенку) и закричала ему в ухо:

— А не холодно ли тебе, дядя?

Проснулся Регоч, посмотрел на Косенку и засмеялся.

— О! Холодно! Конечно, холодно, — сказал Регоч таким густым голосом, будто гром загремел вдали. Большой нос Регоча покраснел от мороза, а волосы и борода были покрыты инеем.

— Боже мой, такой ты сильный человек, а не хочешь себе устроить прикрытия против мороза, — говорит Косенка.

— Э, для чего бы я его делал, — ответил Регоч и опять рассмеялся, — ведь всё равно придет солнце.

 

Поднялся Регоч и сел. Сел он, провел правой рукой по левому плечу, а левой рукой по правому плечу и стряхнул толстый иней: с каждого плеча столько инея, сколько бы снега можно было сбросить с целой крыши.

— Осторожно, осторожно, дядя, засыплешь меня, — крикнула Косенка. Но Регоч едва ли и слышит ее, потому что далеко от Косенки до его уха, так он высок, когда сидит.

Поднял Регоч Косенку к себе на плечо, сказал ей свое имя и о своей работе, а она ему сообщила, каким образом попала сюда.

— Смотри, вот и солнце, — показал Регоч Косенке.

Глядит Косенка и видит, что выходит бледное и слабое солнце, словно некого ему греть.

— Глуп ты, Регоч, действительно глуп, что живешь здесь и жизнь свою проводишь в подсчитывании голых легенских камней. Идем, Регоч, увидишь ты много красот на свете и найдешь себе более достойную работу, — говорит Косенка.

Никогда еще Регоч не подумал о том, что есть работа, лучшая, чем его работа. А всегда Регоч думал: «Суждено мне считать в Легене камни», и ни о чем другом, лучшем, и не расспрашивал.

Но Косенка не дает ему покоя и все уговаривает его пойти с ней по свету.

— Отведу я тебя в прекрасный край, где есть старый лес, а подле леса два золотистых поля, — говорить Косенка.

Долго говорила Косенка. Регоч никогда ни с кем не разговаривал и не смог устоять он против ее уговоров.

— Ну, идем, — говорить он.

Очень этому обрадовалась Косенка.

Но теперь нужно было устроить так, чтобы Регоч мог носить Косенку, потому что у Регоча никаких для этого приспособлений не было.

Вынула из-за пазухи Косенка мешочек, наполненный жемчугом. Дала ей этот жемчуг в облаках еще ее мать, прежде чем отпустила ее на землю, говоря: «Если тебе что-нибудь понадобится, ты только брось одну жемчужинку, и она тебе сделает все, что тебе будет нужно. Храни этот жемчуг, потому что на свете бесконечно много вещей, которые всегда хотелось бы иметь».

Вытянула Косенка зерно жемчужное и бросила его, и появилась перед ней корзиночка, величиной точно с Косенку, а на корзиночке петля, такой же величины, как ухо Регоча.

Вскочила Косенка в корзиночку, а Регоч поднял корзиночку и повесил себе на ухо, как серьгу.

Когда Регоч рассмеется, когда чихнет, когда тряхнет головой, — качается Косенка, как на качели, что было особенно приятно во время путешествия.

Решил Регоч сейчас же идти и зашагал шагом по десять сажен. Но Косенка его остановила и попросила:

— Нельзя ли было бы, Регоч, под землей пройти, чтобы могла я увидеть, что находится там.

— Почему же нельзя — отвечает Регоч, который может шутя землю пробить насквозь, но ему никогда еще не приходило в голову посмотреть, что находится под землей.

Но Косенка захотела узнать весь Божий мир — и так они договорились, что пойдут под землей и до тех пор, пока не достигнуть места, которое находится под темь лесом, где были золотистые поля. Там они выйдут.

Когда они уговорились, начал Регоч пробивать землю.

Поднял Регоч свою огромную ногу и ударил один раз по земле — закачался весь огромный Леген-город, и рухнуло много стен. Поднимает Регоч ногу во второй раз и ударяет о землю — и затряслась вся равнина. Поднимает Регоч в третий раз ногу и ударяет о землю — задрожало пол света, и провалилась земля под Регочем, и Регоч с Косенкой исчезли под землей.

Когда они спустились, оказалось под землей все перерыто: на все стороны — дороги и столбы, и Бог знает, для кого все эти пути и проходы. И слышен шум воды и вой ветра.

Пошли они по одной из дорог, а свет падал через ту трещину, в которую они провалились. Но чем они шли дальше, тем становился все сильнее мрак — черная тьма, какая может быть только под землей.

Регоч одинаково в темноте идет. Хватается сильными руками от столба к столбу.

Косенку охватил ужас от такой тьмы.

Схватила она Регоча за ухо и крикнула: «Регоч, мрак!»

— Пусть будет, — ответил Регоч. — Ведь не мрак пришел к нам, а мы к нему.

Обозлилась Косенка, что Регоч со всем соглашается, тогда как она как раз надеялась увидеть много необычайных вещей благодаря этому огромному человеку.

— Тяжело мне было бы с тобой, если бы у меня не было моего жемчуга, — рассердилась Косенка.

Затем она бросила одно жемчужное зерно, а оно в руке у нее превратилось в светильник яркий, будто золотом горящий. Мрак убежал глубже в землю, а дороги подземные осветились на далекое расстояние.

Обрадовалась Косенка светильнику, который открывает ей чудесные вещи, еще в старые времена провалившиеся под землю. На одном месте видит она дома господские, у которых стены из красного мрамора сделаны, а двери и окна золотом обложены. На другом месте: оружие богатырское — тонкие ружья и тяжелые сабли, алмазами и другими камнями украшенные. На третьем месте: давно закопанные сокровища — золотые блюда и серебряные чаши, дукатами наполненные, и корону царскую, трижды перекованную. Все это по воле Божьей попало сюда под землю, и Божья это тайна, почему такие сокровища должны здесь покоиться.

Но Косенка ослеплена такими чудесами и вместо того, чтобы идти дальше прямым путем туда, куда они решили, упросила она Регоча опустить ее на землю, чтобы она могла поиграть и надивиться чудесам и осмотреть тайны Божьи.

Опустил Регоч Косенку, а Косенка взяла светильник свой и поспешила к дворцам, к оружию и сокровищам. А чтобы во время игры не потерять мешочек с жемчугом, Косенка положила его подле одного из столбов.

Регоч же сел поодаль, чтобы отдохнуть.

 

Стала Косенка играть с сокровищами, рассматривать и перебирать дива-дивные.

Перебирает ручонками желтые дукаты, осматривает чаши, серебром украшенные, и надевает на голову корону, трижды кованную. Наигралась, нагляделась, надивилась, а затем заметила еще одну очень тоненькую палочку из белой кости, которая была прислонена к одному из больших столбов.

В сущности только эта палочка и поддерживала большой столб, чтоб он не рухнул, потому что столб водой был совершенно подмыт. И потому Бог спустил с небес эту палочку, и прислонилась эта палочка под землей к столбу.

Но Косенка спрашивает сама себя:

— Почему эта палочка там стоит?

Пошла и взяла палочку, чтоб осмотреть ее.

Но когда Косенка схватила палочку и унесла — загремели подземные пути, зашатался весь этот огромный столб, заколыхался, рухнул, и осыпалась целая гора земли. Засыпался, закрылся путь между Регочем и Косенкой — не слышать и не видят они один другого и не могут друг к другу подойти.

Так была захвачена под землей малая волшебница Косенка! Живая заключена она в этом огромном гробу и, может быть, никогда не увидит тех золотистых полей, к которым шла. А все это оттого, что не хотела она идти прямо, как сперва решили, а останавливалась, сворачивала направо и налево, чтобы подсмотреть тайны Божии.

Заплакала, запричитала Косенка, ища способа добраться до Регоча. Но видит она, что нет выхода и что нет ей спасения — ее мешочек с жемчугом, который мог бы ее спасти, лежал засыпанный землей.

Увидев все это, Косенка перестала плакать, потому что была очень горда, и подумала: «Нужно умереть, другого ничего не остаётся. Регоч мне и не поможет, потому что Регоч глупая голова, и он и самому себе не помочь не может, а куда уж ему догадаться еще помочь мне. Другого не остаётся — придётся умереть».

И тотчас же Косенка приготовилась к смерти. Но хочет она, чтобы знал тот, кто её когда-нибудь в этом гробу найдет, что она была рода высокого. Надела она себе на голову корону, трижды кованную, взяла в руки палочку белой кости и легла, приготовившись умереть. С Косенкой не было никого, и только светильник её сияет, словно золотом горит. А так как Косенка постепенно холодела и коченела, то и светильник её понемногу гас.

Регоч же действительно был глупой головой. Когда рухнул столб и масса земли насыпалась между ним и Косенкой, он не двинулся с места и остался сидеть в темноте. Так он еще некоторое время сидел, а затем уже только надумал пойти посмотреть, что там такое.

Ощупью в темноте добрался он до того места, где была прежде Косенка, нащупал и почувствовал, что там земля обвалилась, и что в ту сторону больше нет прохода.

«О, на ту сторону больше нет прохода», — подумал Регоч и, не в силах ничего умного придумать, как вихрь повернулся, оставил насыпавшуюся гору, а за горой Косенку, и пошел обратно тем же путем, каким пришли они из Легена.

Идет Регоч, идет своей дорогой, все от столба к столбу. Уже далеко отошел, а всё ему что-то не по себе. Не знает и сам Регоч, отчего это ему не по себе.

Поправляет он ременный пояс: не давит ли его может быть ремень. Расправляет руку в плече: не затекла ли у него может быть рука. Но ни то, ни это, а все ему одинаково не по себе. Дивится Регоч: что это с ним. Дивится он и от удивления встряхивает головой.

Но когда Регоч встряхнул головой, закачалась у него корзиночка на ухе. А когда Регоч почувствовал, что корзиночка легка и что в ней нет Косенки, крепко сжалось сердце и грудь у Регоча и он, безумная голова, наконец-то догадался, что это его мучит жалость к Косенке, и подумал, что нужно Косенку спасти. С большим трудом пришел Регоч к этой мысли, но когда уже надумал, то как вихрь повернулся и полетел обратно к тому месту, где оставил осыпавшуюся гору, а за горой Косенку. Полетел и через минуту был уже там. Копает Регоч обеими руками гору, копает, копает и через час выкопал огромную яму и увидел Косенку. Лежит Косенка в золотой короне, трижды кованной, уже похолодевшая, вся окоченевшая, а подле нее светильник, а пламень его так мал, как самый маленький светлячок.

Если бы Регоч закричал от жалости, задрожало бы все подземелье, и погас бы совсем светильник — не стало бы и того малого светлячка около похолодевшей Косенки.

Но Регочу от жалости так сжало горло, что он не смог крикнуть, и вытянул он свою огромную руку и легко достал похолодевшую Косенку, положил ее на руку и стал греть и согревать ее своими ладонями, словно замерзшую птичку. И смотри! Через некоторое время шевельнула Косенка ручкой, и светильник сразу стал ярче гореть. Затем шевельнула Косенка головой, а пламень светильника еще сильнее разгорелся. Наконец, открыла Косенка глаза, и светильник вспыхнул так ярко, будто золотом загорелся!

Косенка вскочила на ножки, схватила Регоча за бороду, и от великой радости оба они заплакали. Слезы Регоча были крупны, как груши, а слезы Косенки мелки, как просо, но по существу это было одно и то же, и от того времени они сильно полюбили друг друга.

Когда они выплакались, Косенка нашла свой жемчуг, и они пошли дальше в путь, но ничего больше находящегося под землей они не трогали: ни потопленных кораблей, сокровищами груженных, которые сюда попали со дна морского, ни кораллов красных, ни янтаря желтого, что вился вокруг подземных столбов. Ничего они больше не трогали, нигде не останавливались, а шли прямо по дороге, чтобы выйти к золотистым полям.

Долго они так шли и сказала Косенка Регочу, чтобы он ее поднял. А лишь он это сделал, схватила Косенка немного земли, бывшей у них над головой.

Схватила горсть земли, посмотрела в руку, а там: между землей — листья и валежник.

— Вот, Регоч, мы и под лесом, подле золотистых полей! — крикнула Косенка. — Давай выйдем.

Напружился Регоч и стал головой пробивать землю.

 

II

 

Над ними действительно был лес, как раз лесной овраг на меже двух сел и двух уездов. В этот овраг никто не приходил, кроме пастухов и пастушек из обоих сел и обоих уездов.

Между этими двумя селами была лютая вражда — вражда из-за гумна и пашни, из-за мельниц и порубки леса, но особенно из-за посоха старшины, который уже давно одно село требовало, а другое не хотело выдать. И так оба эти села враждебно относились одно к другому.

Но пастухи и пастушки из обоих сел были неразумными детьми и не стремились понять споров старших и каждый день встречались на меже обоих сел и обоих уездов. В то время, как их овцы, смешавшись, вместе паслись, пастухи все вместе играли, а увлекшись игрой, часто и запаздывали, под вечер возвращаясь домой с овцами.

Из-за этого в обоих селах шумели и кричали на детей.

Но в одном из сел были прабабка и прадед, которые помнили все, что когда бы то ни было происходило в обоих селах. Они говорили: «Оставьте, люди, детей. Больше плодов принесут детские игры в горах, чем ваше жито в полях».

А пастухи приходили, как и раньше, на это место с овцами, потому что не слишком заботились старшие о том, что делают дети.

Так же было и в тот день, когда Регоч стал пробивать землю в этом месте. Как раз пастухи и пастушки, столпившись под самым большим дубом, собирались идти домой. Кто натягивал лапотки, кто прикреплял бич к кнутовищу, а пастушки сгоняли овец. Вдруг они услыхали, как что-то, как раз у них под ногами, невероятно сильно стало стучать о землю. Ударило раз, ударило два, а когда ударило в третий раз, треснула земля и вышла, совсем между пастухами, необычайно большая, словно бадья, голова; борода у нее будто стог стеблей кукурузных, а на бороде обильный иней, еще из Легена-города.

Завизжали дети от страха и попадали на землю, как мертвые и не столько из-за головы, величиной с бадью, сколько из-за бороды, имевшей вид стога кукурузного.

Попадали все дети, кроме малого Лиле, который был самым красивым и самым мудрым из всех детей обоих сел и обоих уездов.

Остался Лиле на ногах и подошел, чтобы вблизи увидеть — что это за чудо.

— Не бойтесь, братцы, — говорил Лиле пастухам, — не мог Бог такое чудище для злых дел создать, потому что если бы оно стремилось к злу, то давно бы уже пол света уничтожило.

Подошел Лиле к Регочу, а Регоч как раз скинул корзиночку с Косенкой с уха и положил ее на лужайку.

— Подойдите, подойдите, братцы, — крикнул Лиле, — вот с ним и девица, крошечная, а прекрасная, как звезда.

Пастухи и пастушки повставали и начали, прячась один за другого, разглядывать Косенку, а затем те, которые больше других перепугались, первые подошли к ней, потому что были они во всех отношениях самые непосредственные.

Сразу полюбили пастухи и пастушки прекрасную Косенку, извлекли ее из корзиночки, отвели на самую красивую лужайку и стали дивиться ее прекрасным одеждам, которые были сияющи и нежны, как утренний свет. Но больше всего дивились они ее волшебному покрывалу, которым она лишь только слегка взмахнет и сразу взлетает и летит над лужайкой.

Повели хоровод пастушки и пастухи и Косенка, и начали они разные игры. А у Косенки поигрывают ножки, смеются глазёнки и губёнки от радости, что оказалась она среди друзей, которым нравится все то, что и ей нравится.

Затем вытащила Косенка свой мешочек с жемчугом и стала одаривать своих приятелей и приятельниц, вызывая у них радость. Бросила она одно жемчужное зерно, и появилось между ними деревце, а на деревце пестрые ленты, шелковые платки и красные ожерелья для пастушек. Бросила она другое зерно, и пришли со всех сторон леса пышные павлины, пришли, прошлись и улетели и рассыпали по лужайке блестящие перья, которыми запестрела вся лужайка. А пастухи украсили перьями шляпы свои и кафтаны. Еще одно жемчужное зерно бросила Косенка, и появились на одной высокой ветви золотые качели на шелковых веревках, и, когда качаются пастухи и пастушки, качели взлетают тогда так высоко, как ласточка, а опускаются плавно, как царские корабли.

Дети взвизгивают от радости, а Косенка продолжает бросать жемчужные зерна одно за другим и не думает о том, что их нужно было бы поберечь; но Косенка ничего на свете не любила так, как красивые игры и хорошие песни. Так израсходовала она все жемчужины до последней, а Бог знает, как еще могут они понадобиться и ей, и пастухам.

— Никогда я от вас не уйду, — радостно воскликнула Косенка, а пастухи и пастушки плескали ручонками и бросали в воздух шляпы от радости, что она так говорит.

Только Лиле не пошел с ними играть, потому что был сегодня как-то задумчив и невесел. Остался он вблизи Регоча и оттуда наблюдал, как прекрасна Косенка, и сколько чудес творить она в этой дубраве.

Между тем, Регоч вышел из своей дыры. Вышел и стал между лесных деревьев, и так необычайно громаден был великан Регоч, что его голова возвышалась над большим столетним лесом.

Осматривает Регоч через лес долину.

А солнце уже зашло, и небо покрылось румянцем. В долине виднелось два золотистых поля, как два золотых платка, а на полях два села, будто два белых голуба. По ту сторону обеих сел протекала бурная река Зловода, и вдоль воды были воздвигнуты насыпи, зеленевшие травой. На насыпях виднеются стада и пастухи.

— Э, право, — говорить Регоч, — зачем я тысячу лет пробыл в Легене, в этой голой пустыне, когда на свете имеются такие красоты.

Регочу так понравилось разглядывать долину, что он только и делал, что направо и налево поворачивал свою большую, величиной с бадью, голову, и она, словно огромное чудовище, покачивалась над лесом.

Но вскоре его Лиле позвал.

— Сядь, дядя, чтобы тебя не заметили сельские старшины.

Регоч сел, и стали они вдвоем разговаривать, и Лиле сообщил великану, почему он сегодня так печален.

— Большое несчастье произойдем еще сегодня вечером, — говорить Лиле. — Слыхал я вчера, как старшины нашего села договаривались: «Давайте пробьем насыпь реки Зловоды. Вода расширить дыру, в насыпи появится отверстие, вода бросится на вражеское село, потопит мужчин и женщин, затопит поля и кладбище и выровняется вода над ними, и будет море там, где прежде было село вражеское. А наши поля лежат выше и село на пригорке, так что с нами ничего не будет». Так они договаривались и, действительно, ушли, взяв с собой огромный бурав, и тайком ночью просверлили насыпь. А я, дядя, — говорить Лиле — знаю, что наши поля и наше село не так высоки, знаю, что вода и нас покроет, и что сегодня же будет море там, где были оба наших села. Оттого-то я так печален.

Еще они ведут разговор, а уже поднялся в долине страшный крик и сумятица.

— Вот! Несчастье совершилось! — воскликнул Лиле.

Выпрямился Регоч, поднял Лиле и оглядел долину. Печально было смотреть. Рухнула насыпь, а темная, бурная Зловода двумя рукавами понеслась по этим красивым полям. Направляется один рукав к одному селу, а другой — к другому. Потонули стада, исчезли под водой золотистые поля, повалились кресты на могилах, а в обоих селах крик и сумятица! Вышли в обоих селах на гумно старшины с бубнами, барабанами и трубами; трубят и бьют в бубны в одном селе на зло другому, — настолько они обезумели от злобы. А еще большей стала сумятица, что ко всему этому завыли деревенские псы. Плакали и причитали женщины и дети.

— Дядя, — крикнул Лиле — почему у меня не твои руки, чтобы я мог остановить эту воду.

Собрались около Регоча и Лиле пастухи и пастушки с Косенкой, напуганные страшным криком в долине.

Услыхав, что происходит, сказала Косенка, эта проворная и умная маленькая волшебница.

— Идем, Регоч, ты остановишь воду!

— Идем, идем! — кричали пастухи обоих сел и обоих уездов, в которых не прекращались завывания и причитания. — Идем, Регоч, возьми и нас.

Наклонился Регоч, поднял на правую руку Лиле и Косенку, державшую светильник свой, а на левую руку всю остальную пастушескую рать — и помчался Регоч десятисаженными шагами по лесным просекам прямо в долину. За ними понеслись и овцы, испуганно блея. Так они пришли в долину.

Сквозь туман и сумрак мчится Регоч с детьми на руках, а за ними и перепуганное стадо в бешенном беге несется к насыпи. А навстречу им идут мрачные потоки Зловоды, губя и топя все на своем пути. Необычайно сильны эти потоки! Будут ли они сильнее Регоча?

Одолеют ли и Регоча? Погубят ли они этих малышей-пастухов? Погибнет ли малая волшебница Косенка, прекрасная, как звезда?

Несясь так через луга, где еще было сухо, вмиг достиг запыхавшейся Регоч насыпи, где образовалась огромная дыра, через которую вода прорывалась со страшной силой.

— Останови ее, останови, Регоч, — пищат дети.

Там в долине, недалеко от насыпи, был маленький холмик.

— Отнеси нас на тот холмик, — крикнула Косенка быстро.

Отнес Регоч Лиле и Косенку, пастухов и пастушек на тот холмик, а вокруг них сжались овцы и ягнята. Около холмика уже разливалась вода.

А Регоч зашагал громадными ногами по воде, лег у насыпи и своей огромной грудью закрыл дыру в насыпи. На миг вода стала, но она была так ужасно сильна, что ее ничто не могло одолеть. Нахлынула вода, навалилась Регочу на плечи и под ним, над ним, около него, со всех сторон прорвалась опять — и дальше помчалась по долине. Расставил Регоч обе руки, сгребает руками землю, но что он сгребёт — вода в мгновение ока относит.

И вода в долине подымается все выше и выше. Ни полей, ни сел, ни скота, ни гумна, ничего уже больше не видно. В обоих селах только крыши домов и колокольня церковная высятся из воды.

И около холмика, где были пастухи и пастушки с Леле и Косенкой, подымалась вода всё выше и выше. Плачет и причитает несчастная пастушеская рать, кто за матерью, кто за братом или сестрой, а кто за домом и садом, потому что видят они, что оба села исчезли, и что никому нет спасения, а и к ним вода поднимается.

Теснились пастухи все больше и больше на вершине холмика; собираются и жмутся около Лиле и Косенки, которые стоят один подле другого среди детей.

Лиле стоит тих и бледен, как камень, а у Косенки глаза сияют, она поднимает светильник и светит работающему Регочу. Косенкино покрывало поднимается и вьется на ночном ветре и стелется над водой, будто полетит сейчас на нем малая волшебница и уйдёт от этих ужасов.

— Косенка, Косенка! Не смей уходить! Не смей нас оставлять! — кричат пастухи, которым казалось, будто ангел среди них, когда они глядели на Косенку.

— Не иду, никуда не иду, — кричит Косенка, но ее покрывало равно стелется, будто само хочет ее отнести через воды в облака.

В это время послышался визг. Поднялась вода, коснулась края подола одной из пастушек и потащила ее, увлекая. Но в миг спустился Лиле, схватил пастушку и втащил ее опять на холмик.

— Нужно обвязаться, — закричали пастухи, — свяжем себя один с другим, потому что иначе мы пропали.

— Так, братцы, так! — закричала Косенка, у которой было очень доброе сердечко. Быстро стащила Косенка с плеч свое волшебное покрывало и протягивает его пастухам. Изорвали они покрывало на полосы, связали полосы в длинную ленту и повязались пастухи друг с другом, около Лиле и Косенки, а подле пастухов опять жались бедные овцы.

Теперь Косенка среди этой беды была столь же беспомощна, как и остальные пастухи. Свой жемчуг она на игру истратила, а свое волшебное покрывало от доброты сердца порвала и раздарила, и теперь не могла ни улететь, ни спастись от этого несчастья.

Но Лиле полюбил Косенку больше всего на свете и когда вода стала им ударять в ноги, крикнул Лиле:

— Не бойся, Косенка! Я тебя буду охранять и поддерживать! — и поднял Косенку на руки.

Одной рукой схватила Косенка Лиле за шею, а другой рукой высоко подняла светильник по направлению к Регочу.

А Регоч, лежа по грудь в воде, борется и бьется беспрерывно с водой. С правой и с левой стороны, около плеч Регоча сгрудились разрушенные края насыпи, как два больших рога. У Регоча борода растрепана, плащ разодран, плечи окровавлены. Но остановить Зловоду он никак не может, и около холмика масса воды все растет и растет, грозя потопить пастухов. А наступила уже и полночь.

Но вдруг осенила одна мысль Косенку и она среди воплей и плача залилась смехом и крикнула Регочу:

— Регоч, безумная ты голова, безумная голова! Почему ты не сядешь между этих рогов, образованных насыпью? Почему ты не закроешь плечами воду?

Пастухи и пастушки на миг умолкли, до крайности удивленные тем, что никто не подумал о том раньше.

— Уху-ху! — слышен был только смех Регоча, — а это не шутка, когда Регоч смеется. Трясется Регоч от смеха, что был так недогадлив, а море вокруг него бушует и клокочет.

Затем Регоч встал, повернулся и — гляди! — сел между тех рогов.

Что за чудо, Боже мой! Остановились потоки Зловоды, будто бы стена навалилась на насыпь. Стала Зловода, не может перебраться через плечи Регоча и потекла по своему руслу, по которому и прежде текла, струясь вдоль плеч Регоча. О, Боже, какое чудесное спасение!

Спасены теперь были пастухи и пастушки от самого тяжелого несчастья, а Регоч, удобно сидя, хватал руками землю и закрывал полегоньку насыпь под собой и вокруг себя. Начал он в полночь, а когда стала заря заниматься, работа была готова. Как раз солнце выглянуло, когда Регоч, окончив работу около насыпи, встал, чтобы очистить бороду от набившегося в нее ила, веток и мелкой рыбешки.

Но не пришел еще конец злоключениям этих бедных пастухов, — куда и к кому им теперь идти? Стоят пастухи на вершине холмика. Вокруг них одно сплошное море. От обоих сел виднеются еще только кое-где одинокие крыши жилищ, но в селах никого живого не осталось. Крестьяне могли бы спастись, если бы бежали перед приближающейся водой на чердаки. Но вместо того, в обоих селах крестьяне вышли на гумно с бубнами и трубами, чтобы порадоваться гибели соседнего села. Когда уже и одним и другим вода достигла до пояса, они все еще ударяли в бубны, а когда вода поднялась по горло, они все еще, злорадствуя, дули в свои трубы. И так утонули все до единого со своими бубнами и трубами, и было это наказание Божие заслужено ими их злобой.

Бедные пастухи остались теперь без единой живой души, кто бы их кормил и защищал; остались они без дома и хозяйства.

— Не воробьи же мы, чтобы на крыше жить, — печально заявили пастухи, видя, что одни только крыши виднеются из воды. — Но и не лисицы, чтобы жить по горам в дуплах деревьев. Если бы нам удалось освободить наши села от этой воды, то мы еще смогли бы жить, но если будет так, как сейчас, то лучше нам броситься в воду с нашим стадом и утопиться, так как нам некуда преклонить головы.

Это было очень печально, и глубокая жалость охватило самого Регоча. Но этому злу он помочь никак не мог, и говорил он, глядя на это море:

— Такое количество воды ни выплеснуть, ни выпить я не могу, чтобы освободить ваши села. Увы, что делать, дети мои.

Но в этот миг выступил Лиле, самый мудрый ребенок этих уездов:

— Дядя Регоч, если не можешь ты выпить такое количество воды, то земля ее выпьет, земля. Пробей дыру в земле и спусти это море в землю.

Боже мой, сколько мудрости в ребенке, который ростом не больше одного пальца Регоча.

И действительно, ударил Регоч о землю, пробил дыру, а земля, как ненасытный змей, начала пить, пить, глотать и вбирать в себя необозримое море со всей долины. Не прошло много времени, и земля поглотила всю воду, и показались опять села, поля и луга — разрушенные и занесенные илом, но каждое на своем месте.

Обрадовались опечаленные пастухи и пастушки, но радостнее всех была Косенка; хлопнула она ручонками и воскликнула:

— О, как будет дивно, когда эти поля снова позолотятся, а луга зазеленеют!

Но на это опять понурили головы пастухи и пастушки, а Лиле сказал:

— Но кто же нас научить засевать поля и жать нивы, если среди нас нет ни одного взрослого.

И действительно, далеко на все стороны не было никого старшего, и только виднелось в этой разоренной долине кучка бедной детворы, а с ней Регоч, который был столь огромен, неповоротлив и неопытен, что не мог из-за своей громадной головы даже заглянуть в их жилища, а не имел понятия ни о полях, ни об их обработке.

Опечалились снова все, а всех больше Регоч, который так полюбил прекрасную Косенку, а теперь не мог быть полезен ни ей, ни пастухам и пастушкам.

Но что было хуже всего: сильно потянуло Регоча в его пустынный Леген! Наглотался он этой ночью ила на тысячу лет, а ужасов нагляделся еще больше. Оттого его мучила тоска по огромному и пустынному Легену, где он в спокойствии считал камни столько сотен лет. Итак, печальные стоять пастухи, печален был Лиле, а всех печальнее Регоч. Действительно, жаль было глядеть на эту кучку детворы, которая без старших должна была погибнуть и увянуть, словно цветок без корня.

Только Косенка радостно посматривала туда-сюда; она никогда не была печальна.

Вдруг Косенка им крикнула:

— Глядите! Глядите! Что это за люди? О, они должны знать чудеса и сказки!

Все поглядели по направленно к селу, а там в одном из окон показались две головы: старика и старухи. Машут они платками, зовут детей по именам и смеются так, что сияют их морщинистые лица. Были то прадед и прабабушка, которые оказались единственными умными людьми в обоих селах и спаслись на чердаке.

О, Боже! если бы детвора увидела на этом чердаке солнце с востока и звезду Денницу, она не зашумела бы так от радости. До небес разносятся их крики.

— Бабушка! Дедушка!

И понеслась к селу детвора подобно молодым жеребятам; впереди всех Косенка, с развевавшимися по ветру золотистыми волосами, а за ними овцы и ягнята. Не останавливаясь бежали они до самого села, где их встретили у ворот дед и баба. Дождались они их, схватили в объятья, никто не знал, как благодарить Бога, что он бабушке и дедушке дал столько мудрости, что они догадались скрыться на чердак. Хорошо это было также и оттого, что это были совсем заброшенные села, и в них не велись ни книги, ни записи — и кто бы рассказал пастухам и пастушкам об этом, явившимся вследствие злобы несчастье, если бы не остались в живых дед и баба.

Только вдоволь пообнимавшись друг с другом, вспомнили они про Регоча. Осмотрелись по долине, а Регоча нет. Нет его нигде — в один миг исчез он, такая громадина, словно мышь в норе. И действительно, Регоч исчез, словно мышь в норе. Когда показались на чердаке дед и баба, испугался Регоч так, как никогда еще в своей жизни не пугался. Испугался он страшно их изможденных, сморщенных, морщинистых лиц.

— О, Боже мой, каких только ужасов не пережили эти старцы в здешнем краю, если лица их стали такими, — подумал Регоч и от чрезмерного страха вмиг прыгнул в ту дыру, куда исчезла и Зловода — и убежал тем же путем обратно в свой пустынный Леген-город.

Все пошло на селе по-хорошему. Дед и баба давали детворе указания, и детишки пахали и сеяли. По совету бабы и деда они сделали только одно село и одно гумно, одну церковь и одно кладбище, чтобы не было больше ни злобы, ни несчастья.

 

 

* * *

 

Все пошло по-хорошему, но красивее всего было то, что в середине села построили они прекрасную башню из горного мрамора, а на вершине башни устроили сад, где цвели апельсины и финики. Там обитала прекрасная Косенка и с башни, словно с облаков, смотрела она на весь этот край, который она так полюбила уже тогда, когда в первый раз сошла на землю.

А вечером, когда заканчивались полевые работы, приводил Лиле на башню пастушек и пастухов, и при луне они водили хоровод и пели вместе с прекрасной, милой и веселой Косенкой.

Регоч же под землей еще встретился с водами Зловоды. И послышался из-под земли гул и шум: это Регоч борется с ними, прогоняя их все глубже и глубже, до дна преисподней, чтоб никогда уже больше они не служили злобе людской.

А затем дальше двинулся Регоч к своему Легену. Сидит он в нем и сейчас, камни считает и Бога просит, чтоб никуда его больше не уводил из огромного и пустынного Леген-города, к которому он, огромный и неприспособленный к жизни, больше всего и подходит.

 

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.