Характера понимания 4 страница

Но эта формула полностью соответствует тому, что помещено в фигурные скобки консеквента формулы (5.3), а значит понятие правды структурно не отличается от понятия истины, и все проблемы обоснования у них общие. Что же касается натурального языка, то он " сохраняет за собой право" указать нам либо на структурное тождество понятий, либо на их содержательные различия.

Какое все это имеет отношение к концепции когеренции?

Концепцию когеренции исторически возводят к философским системам Брэдли, Гегеля, Лейбница, Спинозы и далее – к идеям античных философов. В ХХ столетии лидерами в распространении этой концепции считают Куайна и, особенно, Н.Решера. " Факты", " данные" и сама " действительность" только тогда приобретают смысл и значение, когда отношения между вещами поняты через единый принцип, а " реальность" образованного таким образом мира признается в зависимости от того, предстает ли он непротиворечивым, взаимосогласованным, связным, целостным, системным, когерентным. У Решера обычно отмечают также стремление соединить концепцию корреспонденции (пригодную, по его мнению, для онтологического плана рассуждения – при ответе на вопрос о том, что такое истина) и концепцию когеренции (принимаемую им в эпистемологическом аспекте – при установлении критерия истины).

Однако в качестве именно концепции истины идея когеренции сталкивается с известными трудностями, в частности, с тем, что она не указывает возможности выбора из различных когерентных, но все же несовместимых друг с другом гипотез. Сам Решер видит выход из этой ситуации в апелляции к прагматическому аргументу – во время процесса поэтапной, как он ее называет, " эпистемической стратификации". Но, в соответствии с замечанием Л.Бонжура (См.: [341, Р. 162 – 164]), методологический прагматизм может вести к кругу в рассуждении, когда сама концепция когерентности также должна обосновываться с помощью какого-то метода (через когерентность?).

С другой стороны, если полагается, что окончательная истина, как исчерпывающее отображение того, что " есть", единственна, то вступает в силу замечание Рассела о том, что из теории когеренции в ее законченной форме должно бы следовать, что в идеале " имеется только одна возможная группа взаимно связанных вер, которое составляет целое познания и целое истины" [186, С. 173], но именно это как раз и отрицается как Расселом, так и почти всяким современным методологом (включая, очевидно, и Решера), готовым скорее мыслить в русле семантики возможных, невозможных и даже " невозможных невозможных" миров.

При этом не слишком однозначен сам термин " когерентность", и разные авторы, которые им пользуются, имеют в виду не совсем одинаковые вещи, а, главное, все же не ясно, как

применять критерий когерентности. Под именем концепции когеренции, в том виде, как она обычно излагается, чаще всего обнаруживается только общее пожелание искать " наиболее связную" и непротиворечивую гипотезу. Но – старая проблема – где гарантия того, что одна лишь непротиворечивость ведет к истине? И как все же определять эту самую степень взаимной согласованности, системности, целостности в каждой из непротиворечивых гипотез? Что, кроме, например, известных указаний, вроде того, что конъюнкция связывает суждения сильнее, чем дизъюнкция, за этим скрывается?

Вместе с тем, значительная часть этих проблем концепции когеренции потеряет свое значение, если просто перестать рассматривать ее в качестве основного критерия истинности. Но не естественным ли было бы тогда сохранить ее в качестве концепции критерия понимания и считать, что гигантская литература, посвященная этой концепции, на самом-то деле посвящена не истине, а как раз проблеме критерия понимания?

Поскольку " когерентность" нередко принимают синонимом понятия целостности (против отождествления, в свою очередь, " целостности" с " системностью" мы возражали выше), посмотрим, как соотносятся и как используются эти понятия различными авторами при оценке понятности-непонятности вещей.

5.2.2. Интерсубъективный критерий понимания. Уже говорилось, что без упоминания " целостности" не обошелся никто из тех, кто с какой бы то ни было стороны исследовал феномен понимания (именно это собственно, и дает возможность говорить о ценностных аспектах целостности (См: [213]). Как писал поэт (Георгий Иванов),

Да, я еще живу. Но что мне в том,

Когда я больше не имею власти

Соединить в сознании одном

Прекрасного разрозненные части.

Особенно активно значение целостности как пути к пониманию обсуждалось в процессе уже утративших теперь свою остроту дискуссий холизма и элементаризма (редукционизма) в различных их аспектах [105, С. 174 - 176]. Неоднократно также отмечалось, что оппозиция " холизм – элементаризм", применительно, в частности, к биологии, социальным наукам, более четко выразима и более успешно преодолевается с помощью

системного подхода, когда внимание сосредоточено не на возможности редукции целого к свойствам его частей, а на закономерностях функционирования самоорганизующихся систем (См.: [32], [344]).

Фактически, к системному подходу апеллировала и гештальтпсихология, когда связывала как понимание вообще, так и решение творческих задач, со способностью к целостному представлению объекта. М.Вертгеймер задавал риторический вопрос: в тех случаях, когда " нам известны свойства целого, поведение системы в целом, но мы не знаем точно как ведут себя мельчайшие частицы, или знаем, что они ведут себя случайным образом", следует ли начинать с установления законов для этих частиц? " Возможно, существуют способы начинать с определения свойств целого, которые допускают изменения в поведении мельчайших частиц" [51, С. 176]. Относительно идеи вертгеймеровского " продуктивного мышления" справедливо отмечалось, что " несмотря на расплывчатость этого термина, близость " продуктивного " мышления системному не вызывает сомнений. Наиболее существенно здесь совпадение последовательностей фаз развития мышления. В обоих случаях элементы выступают не в качестве исходного пункта, а в качестве завершающего этапа развития мысли" [227, С. 13].

Так же историки и врачи, физики и географы, экономисты и социологи в методологическом рассуждении не могут избежать ссылок на необходимость целостности понимания, когда они ведут речь о своих объектах как о сложных системах. Ф.Бродель замечает, что понятие целостности – неизбежный спутник вообще всякой научной систематизации и что " метод, который можно порекомендовать, заключается в том, чтобы разделяя, сохранять в уме глобальное видение: оно непременно проявится в объяснении, будет воссоздавать единство..." [42, С. 461].

За пределами науки – то же самое: искусствоведы, говоря о путях к пониманию произведения искусства, всегда ссылаются на целостность именно как на системное свойство. Э.Ансерме, в частности, сетуя на трудности, связанные с восприятием современной серьезной музыки, указывал на недостаток целостности и самих произведений (авторского текста), и на отсутствие целостности при попытках слушателей их понять. Его рассуждение ведется в системологическом ключе: "...Находясь перед лицом современной музыки, в большинстве случаев действительно никто не слышит и не может слышать исполняемое

сочинение. Схватывают “эффекты”,...обрывки смысла, которые не соединяются и не дополняют друг друга... Сложность...этих структур такова, что большая часть элементов – носителей смысла – “не выходит за рампу”, остается незамеченной слушателем (даже, когда слушатель – сам автор); с другой стороны, сочинение не может быть схвачено во всей целостности, потому что это не может сделать и сам автор" [6, C.125].

Всякая философская метафизика, которая является не более, чем попыткой определенным образом понять мир, в своих обоснованиях так же в первую очередь апеллирует к критерию целостности. О Гегеле шла речь выше. А вот характерные рассуждения на этот счет, принадлежащие А.Н.Уайтхеду (он предпочитает пользоваться термином " когерентность"): " Спекулятивная философия есть попытка создать связную логичную и необходимую систему общих идей, в терминах которых можно было бы интерпретировать каждый элемент нашего опыта....“Связность” в нашем понимании означает, что фундаментальные идеи, на основе которых развивается схема, настолько предполагают друг друга, что в изоляции лишаются смысла....В том и заключается идеал спекулятивной философии, что ее фундаментальные понятия невозможно абстрагировать друг от друга. Другими словами, предполагается, что ни одну сущность нельзя рассматривать в полной абстракции от всей системы вселенной (universe) и что задача спекулятивной философии заключается в том, чтобы продемонстрировать эту истину. Такая ее особенность и есть связность". И далее читаем: " Требование когерентности во многом способствует сохранению рационалистического здравомыслия....Философская система никогда не опровергается: от нее только отказываются....Некогерентность есть произвольное разъединение первых принципов". В качестве примера недостаточной когерентности приводится система Декарта с ее принципом двух видов субстанции – телесной и духовной, а " большей когерентности" – философия Спинозы (См: [223, С. 272-273, 276-277]).

Таким образом, мы снова видим, что целостность (или " когерентность" по Уайтхеду) не может рассматриваться отдельно от системных представлений, что выполнение требования целостности – необходимое условие всякого понимания. Очевидно и то, что от указания целостности системы нет прямого пути к обоснованию истинности соответствующих суждений. Более того,

само по себе наличие свойства целостности понимания еще не дает никаких гарантий и насчет его (понимания) высокого качества, кроме, разумеется, фиксации факта понятности.

Сколько паранаучных концепций выстроено по рецепту целостности и для многих людей служит удобным средством понимания мира, личной судьбы, истории, поведения человека или семейных отношений, но вопрос о верификации-фальсификации этих " теорий" в их собственных рамках либо не ставится вовсе, либо предстаёт чем-то несущественным. Свойство целостности считается самодостаточным для их обоснования, как, впрочем, и для философии " мудрости", предлагаемой в виде спекулятивной системы. Но наличие целостности паратеории, указывая на достижение какого-то понимания, ведь ничего еще не говорит о " хорошем" или " плохом" понимании – точно так же как наличие целостности не объясняет, почему, после предъявления уже такого количества целостных метафизических систем, предлагаются все новые и новые. Разве не надеется каждый автор представить еще более целостное, целостное в большей степени понимание?

В то же время, нельзя не обратить внимания на два обстоятельства. Во-первых, целостностью характеризуют вовсе не одни и те же дескрипторы системы. Часто под целостностью подразумевают невозможность расчленить элементы системы – субстратную целостность. Когда говорят о нередуцируемости свойств целого к свойствам его частей, то указывают на концептуально-субстратную или (если утверждается, например, что ни один элемент системы не является системой в том же смысле, что и система в целом), то на структурно-субстратную целостность. А, скажем, Уайтхед требует концептуальной целостности – целостности принципов, ожидая (безосновательно, пожалуй), что другие виды целостности будут этим обеспечены автоматически. Что же касается Ансерме, то он сетует на трудности подведения некоторых музыкальных произведений под определенный концепт, т.е. на неспособность и автора, и слушателя, вообще построить определенную систему, – на отсутствие интегральной (концептуально-структурно-субстратной) целостности. Фактически, речь каждый раз ведется о разных вещах, точнее, о разных видах целостности.

Во-вторых, не всеми принимаются и сама возможность различения целостностей по степеням. А в связи с этим, задача использования тем или иным способом зафиксированной степени

целостности в качестве интерсубъективного (" объективного") критерия качества понимания – независимо от указанной субъективности самого процесса понимания, т.е. направленности мышления от субъекта к объекту в процессе приписывания вещи системности, – зачастую даже не ставится. Но без этого нельзя надеяться на достижение контролируемой возможности определять " лучшее" понимание – на то, чем практически занят не только методолог, но и любой учитель или родитель, юрист или искусствовед.

Трудности усугубляются тем, что в трудах по естествознанию и в соответствующих методологических работах понятие целостности обычно обсуждается в терминах взаимодействия. В наиболее интересных случаях получается, что " целое – это совокупность “сильно” взаимодействующих частей, в которой смысл понятия “часть” определяется присущим системе взаимодействием. Системы, обладающие свойством целостности, не имеют частей и действуют как единый (и единственный) объект". Иначе говоря, в той системе, которую характеризуют как целостную, взаимосвязи настолько сильны, что не позволяют говорить о локализации в пространстве и времени каких-либо ее частей. В таком случае система оказывается способной только к " самовзаимодействию": " Единственный объект, с каким может взаимодействовать целостная система, это она сама" [112, С. 122].

Такое понятие целостности сближается с платоно-парменидовским неделимым Единым, а так же с понятием максимальной симметрии, и используется для объяснения нелокальности в так называемых ЭПР-экспериментах [298]. Из принятия данного понятия следует вывод: "...Объяснение посредством целостности (нелокальности) здесь единственное, не вступающее в какой-либо конфликт со специальной теорией относительности"; оно же позволяет адекватно понимать и явления " социальной реальности" [112, С. 124].

Аналогичные идеи в течение уже многих лет (с 70–х годов) развиваются харьковской философской школой (См.: [221], [273]). И.З.Цехмистро обоснованно критиковал использование понятия множества для описания квантово-механических явлений. Что же касается понятия целостности (" единого"), то оно " …исключает возможность какой-либо чувственной иллюстрации его" и выражает " …специфическое свойство физических состояний, заключающееся в принципиальной недостижимости

их исчерпывающего (абсолютного) разложения на множества каких-либо элементов" [273, С. 85]. О структуре квантово-механической системы можно говорить лишь в виртуальном смысле, она имеет не причинный, а импликативный характер [273, С. 93]. Соглашаясь с автором по части несовместимости теоретико-множественного подхода с исследованием любых систем, заметим, что данные рассуждения строятся на ином, чем наше, представлении о системах – на понятии систем как комплексов взаимодействующих элементов.

А.В.Московский в своей онтологизации целостности идет еще дальше, полагая, что " целостность есть несводимое ни к чему иному фундаментальное качество, аналогичное… гравитации, спину и т.д." [140, С. 33], благодаря которому в спин-торсионном поле имеют место сверхсветовые взаимодействия и обеспечивается фундаментальная реальность сознания – такая, что не только квантовый объект до момента наблюдений находится в суперпозиции возможных состояний, но и сама Вселенная, " и лишь сознание наблюдателя заставляет Вселенную сделать выбор, перейти в определенное состояние из сонма возможных [140, С. 39]. Ничто не мешает сблизить такое понятие целостности уже не только с платоновскими эйдосами, что делает Московский, но и с не имеющим положительных определений Атманом-Брахманом в индуизме.

В дискуссиях о целостности, правда, достигается согласие по одному пункту – относительно того, что разрешение парадоксов, связанных с целостностью, невозможно без выхода в метатеоретическую плоскость и применения системного подхода [18]. Но ведь системные исследования – это не какая-то одна концепция. В некоторых из них " целостность", действительно, трактуется нелинейным образом, хотя и без утверждения потенциальности ее существования: " Целостность для Берталанфи означает, что изменение любого элемента оказывает воздействие на все другие элементы и ведет к изменению всей системы, и, наоборот, изменение любого элемента зависит от всех других элементов системы" [197, С. 42].

Представление о нелинейной (точечной) целостности, уж очень напоминающее своей неделимостью, уникальностью, самовзаимодействием не только Единое, но и старый философский Абсолют, не вызывало бы возражений, если бы не одно обстоятельство: " взаимодействие" – не то понятие, на которое мы

всегда опираемся, думая о целостности чего бы то ни было – мышления и библиотечного каталога, карты звездного неба и современной музыки, человеческого характера и подбора полотен на вернисаже, таблицы умножения и уличной толпы.

Уже говорилось, что и герменевтика совсем не вспоминает о " взаимодействии", когда указывает на целостность всякого понимания. Дильтей тоже ссылался на неразложимую полноту и целостность жизни, которую можно постигать только интуитивно, но имел в виду конечно же не " взаимодействия". У Хайдеггера и Гадамера также не о взаимодействии идет речь: понятие целостности связывается то со " смысловым единством" (оценивается концепт), то с " предвосхищением завершенности " (речь идет уже о соотношении структуры и субстрата), которая, по их мнению, никогда не может быть достигнута и в этом смысле, действительно, как будто лишь потенциальна, а не актуальна, – потому-то понимание и попадает в герменевтический круг, рассматриваясь как основание бытия [62, С. 348-349, 436 и др.]. Но поскольку все же говорится о промежуточных состояниях понимания, постольку отнюдь не снимается и вопрос о степенях понятности и приближения к указанной завершенности – иначе все достигнутые понимания должны были бы расцениваться как совершенно равнозначные, а сам процесс интерпретаций потерял какое бы то ни было значение.

Вместе с тем, степени завершенности или полноты вовсе не обязательно укажут степени целостности во всех случаях, когда о ней говорится. О периодической системе химических элементов не говорят, что она полна и завершена (и как раз в этом ее эвристическая сила!), но никто не скажет, что она не целостна., хотя вопрос о степени ее целостности вполне может быть поставлен. И вообще, прагматика натуральных языков знает свободное оперирование такими понятиями, как бó льшая или мé ньшая целостность, скажем, характера человека, художественного произведения, архитектуры города, политической системы или системы хозяйствования, когда совсем не обязательно о полноте ведется речь. Ничто не мешает при этом говорить об особенностях систем с максимальной целостностью в указанных выше случаях предельно целостных систем, как и о специфике минимально целостных систем типа броуновского движения.

В трудах по параметрической теории систем " целостность" отнюдь не отождествляется со многими из тех характеристик,

которые имплицитно или явно дискутируются (См.: [272, С. 23-41], [277], [282],). Суть дела такова.

1)В ПТС целостность рассматривается как атрибутивный общесистемный параметр, т.е. как такое свойство, которое не бессмысленно приписывать любым объектам, представленным в виде системы (а не каким-то особенным " целостным системам"). Это свойство второго порядка. Оно характеризует не вещь как эмпирическую данность, а является свойством внутренних отношений дескрипторов системы, когда эта вещь предъявлена в системном виде. Фактически речь ведется о степени связности в концепте, структуре и субстрате, а также их друг с другом.

2)Данное общесистемное свойство – линейный (а не точечный) параметр. Целостность изменяется по интенсивности и способна принимать значения от минимальной до максимальной. Это означает, что вовсе " нецелостных" систем не бывает. Таким образом, аналогично тому, как дело обстояло с понятиями модели и системы, в экстенсиональном смысле " целостности" и " системы" совпадают, но они не совпадают, как говорилось выше, интенсионально. Не отсюда ли, из смешения интенсионального и экстенсионального планов, происходят многочисленные попытки определять " систему" через " целостность"?

3)Как несовпадающие по смыслу рассматриваются характеристики целостности, относимые к различным системным дескрипторам: концептуальная, структурная, субстратная, а так же концептуально-структурная, структурно-субстратная и т.д. – по всем дескрипторам второго и более высоких порядков. Общей интегральной целостностью можно было бы считать ту, которая характеризуется тем или иным непосредственным соотнесением сразу всех трех дескрипторов: в последовательности P/R/m или в иной последовательности – в зависимости от того, на что направлено внимание. Смешение разных классов целостностей, как и подмена " целостности" иными системными характеристиками, ведет только к недоразумениям. Сравнение друг с другом целостностей разных видов некорректно, хотя корреляция разных видов целостности между собой, по-видимому, существует.

Во всех трех отношениях целостность как таковая отличима от значений каждого из ряда других системных параметров, в том числе и от тех, которые, как мы видели, попали в поле обсуждения разных авторов, – от нерасчлененности, завершенности, полноты, уникальности, упорядоченности, детерминированности, а также

от тех, которые могли бы попасть в круг обсуждаемых, поскольку зачастую подразумеваются имплицитно, в частности, когда говорят о максимальной целостности, – от элементарности (в случае, если структура системы не допускает подсистем, заданных по тому же концепту), ненадежности (когда исчезновение некоторых элементов ведет к разрушению системы), нестабильности (невозможны какие–либо изменения структуры), нестационарности (не допускаются изменения элементов) и того, что в ПТС названо сильной, а иначе ее можно было бы назвать валидной (термин, принятый в психологии и социологии) системой, когда вхождение вещи в систему существенно преобразует эту вещь.

Но поскольку все системные параметры указывают на какие-то отношения дескрипторов системы, а целостность говорит о связности тех же дескрипторов (в рассмотренных случаях – о максимальной их интенсивности), ясно, что с перечисленными значениями системных параметров целостность сопряжена. И вместе с тем ПТС заставляет ожидать, что, например, рассмотренный выше тип максимальной целостности нелокальных физических систем будет обнаружен и у других детерминирующих систем, иначе говоря, у тех, структура которых вынуждает одни элементы однозначно определять другие (случай структурно-субстратной – R/m – характеристики) – в геометрии или палеонтологии, в поэтике, логике или демографии, а не только в физике элементарных частиц. То же относится и к системам из класса нестабильных, но корреляцию здесь следует искать уже со случаем максимальной субстратно–структурно–концептуальной целостности (или, в принятых здесь сокращениях, m/R/P –целостности). И т.д.

Возможно, эти рассуждения покажутся слишком " техническими" и скучными людям, привыкшим оперировать " целостностью" как интуитивно ясным понятием. Но если мы хотим ограничить то самое витгенштейновское заколдовывание мыслителя средствами его же языка, без " чересчур технического" системного подхода к анализу понятий, используемых в описании понимающих процедур, не обойтись. Скажем, и понимание тоталитарной политической системы, и герменевтическое истолкование текста опираются на идею целостности, но совсем не обязательно сопряжены с указанием одних и тех же ее типов.

Понимание, допустим, тоталитаризма как социального устройства, при котором человек не только рассматривается властью

как пресловутый " винтик", но и сам относится к себе точно также, высвечивает такое значение одного из системных параметров, с которым связана целостность этой политической системы, как валидность (это имеет отношение к целостности вида P/R/m – концепт данной системы таков, что ее структура не допускает " своеволия" элементов). Аналогичным образом про целостность будет думать и лингвист, говоря о тех случаях, когда контекст придает однозначный смысл слову, в ином употреблении означающему может быть нечто совсем иное. И здесь не найдется места рассуждениям о бесконечности процесса понимания или о его бытийной, метафизической природе – точно также, как были бы неуместны размышления о бесконечном пребывании в герменевтическом круге при понимании таблицы логарифмов.

Но, напротив, попытки понимания " жизненного мира" или, допустим, сложных художественных произведений с их гигантским разнообразием событий, человеческих характеров, нравственных проблем, интенций, ассоциативных связей, аксиологических установок, культурных влияний и т.п. оказываются слишком бедными и абстрактными, если ориентируются на поиск лишь максимальной субстратной или структурной целостности. Поэтому-то герменевтик, в основном, сосредоточен на поисках различных концептов, и не устает отмечать, что ни один из них, как каждый раз затем выясняется, не дает " завершенной" (уже больше ничего нельзя присоединить) и " полной" (структура системы охватывает все свойства элементов, как это имеет место в научных конструктах) картины предмета.

Итак, в качестве критерия понимания любого предмета выступает способность представить его более или менее целостно, а значит предъявить его в системном виде. Но тогда системный подход открывает дорогу к рассмотрению меры той или иной целостности как меры понимания. Вопрос лишь в том, как подходить к анализу этой меры.

В упомянутых случаях анализа объектов, максимальная целостность которых " объявлена", т.е. предполагается заранее (как у треугольника, таблицы умножения и т.п.), поскольку они и построены, заданы именно как такого рода системы, вопрос о мере целостности понимания не встает. Если речь вести, например, о структуре (а такого же рода максимальную целостность можно обнаружить и по субстрату, и по концепту, и по их

соотношениям в различных комбинациях), то понимание вещи принимает характер фиксации единственно возможного (только такого) отношения – [ L a(_* a)], выполняемого по данному концепту (ясно, что такая система непременно будет, в частности, нестабильной, но ее можно характеризовать также корреляциями с рядом значений других системных параметров):

([ ia (_* iia)]) t ® ([ iL a(_* iia)]) t.

В других случаях возможны наборы различных структур (соответственно, субстратов или концептов), и здесь не исключены многочисленные промежуточные варианты, различаемые как раз по степеням целостности. Говорим же мы, что периодическая система Менделеева предстала более целостной, и тем самым как " лучшее понимание реальности", когда отношения между химическими элементами стали строиться не по возрастанию атомного веса, а по возрастанию ядерного заряда – появилась возможность избежать исключений.

Предположим, студенту задан простой вопрос: " Каких древнегреческих философов Вы знаете? ". У студента есть много путей к ответу – в зависимости, между прочим, не только от наличных знаний, но и от прогнозируемых им ожиданий экзаменатора, от модели преподавателя, которую студент себе создает.

Студент может, к примеру, понять вопрос в том смысле, что " если больше, то лучше", и постараться в какой-то степени приблизиться к завершенной системе – назвать максимум имен, расположив их в произвольном порядке. Тогда то, что будет названо, примет вид свободного списка: a, a. Если еще при этом студент несколько сбавит свои претензии на завершенность перечня и скромно добавит " а также некоторые другие", то его ответ в системном ключе должен выглядеть так:

([ ia ( _*ii { a, a }, ii { a, a } ') ]) t.

Преподаватель догадается, что только забота о его драгоценном времени вынуждает студента предлагать незавершенную (и в этом, а не в каком-либо ином, смысле недостаточно целостную) систему.

Однако среди студентов всегда найдется любитель упорядоченности, которого не удовлетворит свободный список, и он предпочтет все же связать имена каким-то способом: a · a. Связь

эта опять-таки может быть самой различной. Она, в частности, может так же носить внешний относительно собственно философии характер – например, имена мыслителей можно расположить в алфавитном, хронологическом, географическом порядке. Но в любом случае, указав хоть какую-то связность своего списка, студент рассчитывает продемонстрировать, независимо от степени завершенности системы, прочность (целостность как стабильность) своих познаний и свою способность к систематизации.