Мужчина-улыбка

Я всегда была свободным от забот человеком. И когда в 1983 году окончила школу, вместо того чтобы посту­пить в один из университетов «Лиги плюща», как ожидали мои родители, уехала в Австралию. Следующие несколько лет я путешествовала и зарабатывала деньги, прокладывая

себе дорогу по Австралии и Юго-Восточной Азии и сле­дуя своему собственному курсу изучения антропологии.

Когда я уезжала из Соединенных Штатов, представля­ла собой наивную и обеспеченную восемнадцатилетнюю девушку. Мне казалось, что я счастливый человек, хотя, оглядываясь сейчас назад, понимаю, что даже не ведала, что такое счастье. Я просто не знала о страданиях чело­вечества, пока не попала в страны третьего мира.

Я отправилась в Бангладеш, чтобы изучать местное население. И когда приехала в столицу, город Дакку, об­наружила, что, кроме муссонных дождей, там был широ­ко распространен голод, из-за которого по всей стране болели и умирали люди.

Однажды утром я села в автобус в Дакке, следовав­ший через самые отдаленные области страны. В автобусе я была единственной уроженкой Запада. Вдобавок я была блондинкой с голубыми глазами и выглядела очень моло­до — это в мусульманской стране, где женщин почти не было видно. Я пыталась одеться в мусульманском стиле, обернув голову черным саронгом и закрыв по возможно­сти руки и ноги, но знала, что очень выделяюсь, поэтому чувствовала себя некомфортно.

Вскоре мы выбрались из города и поехали по сельско­хозяйственным районам и маленьким деревенькам. Все время шел сильный дождь, и в определенный момент ав­тобусу пришлось съехать с размокшей дороги на поле, чтобы избежать аварии. Я видела, как началось наводне­ние в маленькой деревушке поблизости. Место, где оста­новился наш автобус, быстро оказалось в окружении воды, и толпы людей из деревни направились к нашему ост­ровку размером с футбольное поле, так как тут земля была чуть выше. Скоро здесь столпились сотни худоща­вых людей, в основном дети, босые и одетые в лохмотья, они ложились на землю рядом с автобусом. К своему ужасу, я поняла, что они умирают: дизентерия и недоста­ток еды сделали свое дело.

Вскоре я осталась единственным человеком, который не высадился из автобуса, чтобы посмотреть, что проис­ходит, или, возможно, чем-то помочь другим. Я сидела одна и спрашивала себя, что я могу сделать для них. Пер­вой наивной мыслью было обналичить дорожные чеки на 2000 $, лежавшие в моем поясе и предназначенные для того, чтобы оплатить еще год или два моих путешествий, и купить на них еды для этих людей. Однако я сразу по­няла, что не смогу добраться до банка.

Затем я подумала: «А что, если использовать 150 $ в бангладешской валюте, чтобы купить каждому еды в про­дуктовом магазине?» Но, поглядев на наводненную дере­вушку и на рисовые поля вокруг нашего островка, поня­ла, что еды нигде купить нельзя.

Моей следующей отчаянной мыслью было: «Конечно, скоро появится Красный Крест. Должен появиться!» Дождь продолжал лить, и через час я уже не верила в то, что работники Красного Креста находятся на пути к нам. Су­дя по тому, как далеко мы находились от их офиса, я сомневалась, что они вообще когда-нибудь приедут.

Я начала плакать. Меня не очень беспокоило собст­венное спасение, у меня с собой был маленький рюкзак с водой, немного еды и смена одежды. После года путеше­ствий я привыкла к очень тяжелой жизни. Но я чувство­вала себя такой беспомощной, думая, что ничего не могу сделать в данной ситуации!

Я что-то услышала и, подняв голову, увидела мужчину в набедренной повязке, вставшего на ступеньку автобуса. Он был хилый, тощий, и, хотя ему, наверное, было лет тридцать пять, он выглядел очень старым. Он проковылял ко мне, держась за спинки деревянных автобусных сиде­ний, чтобы не упасть. Остановился рядом, некоторое вре­мя пристально глядел на меня, потом протянул руку и дотронулся до моих волос, которые слегка виднелись из-под платка на голове. В другой раз я бы не позволила незнакомцу трогать мои волосы, но меня смутили его глаза. Это были глаза привидения — кого-то, кто уже умер. Когда он убирал руку, я обратила внимание на его пальцы или, вернее, на то, что от них осталось. Это были покрытые чешуйками обрубки, в два раза короче длины обычных пальцев. Я застыла: мужчина оказался прока­женным. Прежде чем я успела как-то отреагировать, он повернулся и, ковыляя, вышел из автобуса, растворившись в толпе. Потрясенная этой встречей, я сидела в тишине, чувствуя себя как рыба без воды, еще более беспомощ­ной, чем раньше.

Я все еще была очень встревожена, когда через не­сколько минут другой мужчина подошел к окну автобуса и начал глазеть на меня. Он выглядел так же, как и дру­гие люди в Бангладеш, — полуголый, очень худой и босой, единственное его отличие от других заключалось в том, что он широко улыбался.

Мне вдруг показалось страшно неуместным то, что он улыбается при таких обстоятельствах. Сквозь слезы я гру­бо сказала ему: «Как вы можете улыбаться в такой ситу­ации?»

К превеликому удивлению, он ответил мне на чистей­шем английском языке: «Улыбка — это все, что я могу подарить, мадам». Меня потрясла сила этих простых слов. Они перевернули весь мой внутренний мир и мои понятия о помощи другим людям с ног на голову. Я не успела от­ветить, как он кивнул мне и сказал: «Идем, идем со мной».

Я вышла из автобуса и пошла рядом с ним под дож­дем. Мы провели десять часов, перемещаясь по полю и напевая песни то одному умирающему человеку, то дру­гому. «Мужчина-улыбка», как я назвала своего спутника, вставал на колени рядом с каждым человеком и выводил красивые, трогательные мусульманские напевы, я же пела христианские песни, которые выучила в летнем лагере.

Наше пение — в основном, пение Мужчины-улыбки, так как у него это получалось лучше, чем у меня, — ус­покаивало людей и как будто приводило их в состояние покоя. Иногда он гладил человека по лбу или трогал его плечи и побуждал меня делать то же самое. Я стеснялась это делать, если нам попадался мужчина, так как в му­сульманских странах женщины не должны трогать муж­чин, если не связаны с ними родственными узами, но при данных обстоятельствах это было возможно. Мы пели,

пока человеку не становилось лучше, что выражалось в слабой улыбке или расслаблении тела. Затем мы оставля­ли его отбывать в царство Смерти или оставались с ним, пока он не уходил от нас. Часы шли, а мы все обходили и обходили поле, напевая песни множеству людей.

В определенный момент, когда мы аккуратно прокла­дывали свой путь через лабиринт тел, я узнала человека из автобуса, прокаженного, который потрогал мои воло­сы, — он лежал без движения. Я остановилась и пригля­делась к нему. У него были закрыты глаза, и он как буд­то сливался с землей. Затем я вдруг резко осознала, что он умер. Меня пронзили острая боль и печаль, я так хо­тела побыстрее его найти! Произнеся тихую молитву, я повернулась и поспешила, чтобы догнать Мужчину-улыб­ку, который уже встал на колени рядом с ребенком и на­чал петь.

Время от времени в течение дня мы разговаривали с Мужчиной-улыбкой. Иногда окружающая обстановка дей­ствовала так угнетающе, что я начинала плакать. Он не обращал внимания на мои слезы, но один раз сказал: «У нас есть причина для слез, но мы не плачем. Тебе нечего оплакивать. Почему ты плачешь?» Он сказал это добро­желательно, но с отеческой строгостью. Это был его спо­соб попросить меня взять себя в руки, как если бы он сказал: «Соберись. Давай сделаем все, что в наших си­лах».

Дождь наконец прекратился. Водитель призвал всех сесть в автобус. Я попрощалась с Мужчиной-улыбкой и села на свое место. Я сидела в ожидании отправки и понимала, что, возможно, никогда его больше не увижу. И все-таки он стал моим героем. Я восхищалась его муд­ростью и тем, что могу назвать предприимчивостью. Без пенни, доллара или какой-либо материальной вещи он об­легчал страдания сотен людей, предлагая им свою любовь и радость. Я мысленно поклялась быть такой же, как этот улыбчивый человек.

После этого я поставила своей целью стать настолько счастливой, насколько возможно, чтобы делиться этим счастьем с как можно большим количеством людей и от­носиться к каждому, кого я встречаю, как к члену моей семьи. Даже здесь, в Америке, если вы пойдете в продук­товый магазин, банк или куда-то еще, вы не знаете, что происходит с людьми, которых вы видите. У кого-то мо­жет быть ужасная депрессия, и я поняла, что, просто улыбаясь, открывая себя, обращаясь к другим и даря се­бя так, как это делал Мужчина-улыбка, действительно могу дать человеку облегчение и свет. Вот почему я ре­шила изменить имя и фамилию и назвать себя Хэппи Оэйсис1 — мне хочется быть оазисом счастья для всех. Это здорово, потому что я могу носить этот оазис с собой повсюду. Это основа высокого уровня счастья, которым я сегодня наслаждаюсь.

Мужчина-улыбка показал мне, что дарить любовь дру­гим не так сложно и трудно. Я знаю не понаслышке, что, если у вас ничего нет, кроме улыбки, этого может быть достаточно.

Happy Oasis (англ.) — счастливый оазис.