Не халтурщик

«Донеслась бравая песня, и из-за поворота вышел старый русский солдат в обтрепанном мундире. Рядом с ним гордо гарцевал маленький лохматый пес…»

(фрагмент из сценария).

Нужна собака на роль пса. Вызвали дрессировщика. Приехал серьезный мужчина в очках, похожий на научного работника. Достал бумагу, ручку и начал задавать вопросы.

– Собака породистая или дворняга?

– Наверно, дворняга, – сказал я.

– Стопроцентная дворняга или метис?

– Стопроцентная.

– Грузинская или турецкая?

– А бог ее знает. Русская, наверное.

– Давно в Грузии живет?

– Не думаю… Солдат – кочевник, то в Крыму, то в Болгарии…

– Команды даем на русском или на болгарском?

– На русском.

– Сангвиник или флегматик?

– Кто?

– Пес.

– Флегматик.

– Городская или деревенская?

– Деревенская.

Все тщательно записав, дрессировщик попросил, чтобы ему на два дня выделили машину:

– Поезжу по деревням, поищу собаку.

– Зачем по деревням? А в Тбилиси, что, собак нет?

– Вы горожанина от крестьянина отличите? – строго спросил дрессировщик.

– Да.

– Вот и собаки деревенские отличаются от городских. А халтурить я не привык.

Выделили ему машину, и он исчез на два дня. На третий появился:

– Мне надо, чтобы вы поехали со мной. Я вам покажу кандидатов.

Времени у меня не было, и я сказал, что доверяю его профессиональному чутью. Главное – чтобы собака бежала за актером.

Но дрессировщик стоял на своем:

– Давайте работать как положено. А если вам нужна халтура, обратитесь к другому дрессировщику.

Пришлось поехать. Я попытался утвердить первого же кандидата, но дрессировщик сказал, что торопиться не надо, лучше посмотреть остальных. Пусть сейчас потратим несколько часов, зато потом все будет качественно. В конце концов утвердили мы на роль небольшую рыжую собачку.

– Как сцены снимать будем? – спросил дрессировщик. – По порядку?

– По порядку.

Дрессировщик попросил снять ему комнату в той деревне, где жила собака. Комнату нашли, и он приступил к работе.

Тут пришла телеграмма от Бондарчука, потом приехал Леонов, – в общем, все планы поменялись, и начали мы снимать со сцены в духане. Привезли на машине дрессировщика с собакой. Тянут деревенскую собачку из машины, а она со страху не идет – ползет. Когда дотащили ее до декорации духана и посадили за стол, она описалась, положила голову на стол и с тоской смотрела на окружающих. Дрессировщик возмущается:

– Вы снимаете не по графику. Сейчас собака подготовлена только к сцене на мосту. Духан мы еще не отрабатывали.

– Ну так отработайте! – закричал Дато Кобахидзе. – Здесь написано: во главе стола, положив голову на тарелку, спал Шарик. Прикажите ему, чтобы спал!

– На это нужно время. А халтурой я не занимаюсь.

– Снимай так, – говорю Вадиму.

Сняли крупно голову собаки на столе.

– Теперь она должна по команде «смирно!», покачиваясь, подняться и заме-

реть! – Дато показал дрессировщику сценарий. – Вы это читали?

– Читал.

– Ну тогда что вы стоите? Делайте что-нибудь!

– Еще раз повторяю: собака к этой сцене не готова.

– Ну, пусть хотя бы голову поднимет, – сказал я.

– Это невозможно! Я в халтуре участия принимать не буду! Не дождетесь! – разозлился дрессировщик и отошел.

– Аферист! – крикнул Дато. И сказал Юсову: – Вадим Иванович, по моей команде включайте камеру.

Он залез на осветительные леса, попросил осветителей, чтобы они держали его за ноги, свесился, крикнул: «Камера!» – и начал громко мяукать.

Собака посмотрела на Дато и жалобно завыла.

– Снято, – сказал Юсов. – Съемка окончена.

Чтобы успеть снять сцены с солдатом в те три дня, на которые смог приехать Леонов, мы работали на износ. В один день сняли проход по улице, подход к дому Бенжамена и духан. И вечером выехали в Гори, чтобы на следующий день с утра снять сцену на мосту. А пока снимали эту сцену, декорации духана должны были срочно переделать в столовую Бенжамена.

В пять утра у моста стали гримировать актеров, ставить камеру, осветительные приборы.

Ко мне подошел этот дрессировщик:

– Георгий Николаевич, давайте решим, что будет делать собака.

– Там написано. Должна бежать рядом с актером, – я насторожился: что еще придумает этот жулик. – Вы же утверждали, что к этой сцене собака готова.

– Да, готова, – сказал дрессировщик. – А вот у меня такое предложение: когда солдат говорит «Эрзерум – это он», Шарик встанет на задние лапы и отдаст Кикабидзе честь.

– И она это сможет сделать? – недоверчиво спросил я.

– Да.

– Сегодня?

– Я же сказал – к этой сцене мы готовы, – пожал плечами дрессировщик. И приказал: – Шарик, честь!

Собака встала на задние лапы и подняла к уху переднюю.

– Здорово, – удивился я.

– Утверждаем?

– К сожалению, это слишком. Не будет простой солдат так дрессировать собаку.

– Почему? Этот пес побывал с ним и в Болгарии, и в Турции. Он же мог там чему-то научиться! Может быть, Шарик с самого начала идет за Леоновым на двух лапах?

– Нет, не надо.

– Ну, тогда пусть, когда Леонов скажет: «Эрзерум – это он», Шарик хотя бы сделает сальто.

– Не надо. Будет перебор.

– Георгий Николаевич, это оправданно. Солдат же в отставке, денег у него нет, вот они с Шариком и подрабатывают выступлениями. Шарик, алле-оп!

Собака сделала сальто.

– Хорошо, большое вам спасибо, но не надо. Пусть собака просто бежит за солдатом.

– Тогда зачем меня пригласили? В духане собака ничего не сыграла и здесь ничего не делает, – расстроился дрессировщик. – Дайте Леонову кусок колбасы в руку, она за ним и побежит. А я вам не нужен!

Он отошел и до конца съемок сидел на другом берегу.

А мы сняли сцену так, как он сказал: дали Леонову кусок колбасы – и собака за ним побежала.

А как только собаку кончили снимать, дрессировщик забрал ее и уехал на маршрутном автобусе. И – вы не поверите! – даже за деньгами на студию не пришел, так обиделся.