Похороны директора

Из рассказов Чиаурели. В тридцатых годах директор Тифлисской киностудии тяжело заболел и врачи сказали, что жить ему осталось мало. Тогда директор вызвал к себе в больницу членов партийного бюро, чтобы обсудить порядок своих похорон.

Согласовали, кто напишет некролог в газету (тут же набросали проект некролога), кто будет распорядителем на похоронах, кто будет выступать на гражданской панихиде во дворе киностудии, а кто скажет речь над гробом на кладбище (место в Пантеоне – самом престижном Тбилисском кладбище – директор себе уже пробил), утвердили эскиз гроба, решили, что музыка будет европейская – пожарный духовой оркестр и национальная – зурна, доли (барабан) и певец Рантик из хинкальной на Плехановской.

Обсудили также, кого из начальства пригласить на поминки, как их рассадить и кто будет тамадой. (Тамадой утвердили Михаила Чиаурели.) Дошли до обсуждения маршрута траурного кортежа.

– Пойдем по Верийскому мосту, – говорит директор, – потом по Головинскому проспекту, потом по…

– По Головинскому не сможем, – сказали ему, – Там сейчас все перерыто – трамвайные рельсы кладут. Можно по Плехановской улице.

– Нет, – категорически отказался директор. – По Плехановской не хочу!

И прожил еще пять лет.

А БЫЛ ЛИ ШАРМАНЩИК?

Пока мы писали сценарий, в жизни Резо произошло еще одно важное собы-

тие – Резо женился на Крошке, племяннице художника фильма Мамочки.

Между прочим. В Тбилиси многих зовут по прозвищу. Крошку все время так и зва-

ли – Крошка. И когда я добрался в книге до этого места, то позвонил Резо – выяснить, как Крошку зовут на самом деле.

– Лена, – подумав, сказал Резо.

– Ты уверен?

– Уверен.

– А ты ее когда-нибудь так называл?

– Видел. В паспорте написано.

Так что если Крошку зовут как-нибудь по-другому, я не виноват.

Свадьбу справляли в маленькой двухкомнатной квартире Крошки. А Тамаз Мелиава сделал молодоженам подарок – привел шарманщика из духана. В квартире шарманщик всем мешал, и Тамаз вывел его во двор и усадил на ветку дерева напротив раскрытого окна. Шарманку ему туда подали на веревке, он заиграл и запел.

(«Оседлав толстый сук старого вяза, шарманщик Сандро крутил шарманку и пел, дирижируя себе ногами» – так написали мы в сценарии.)

Я никак не мог вспомнить, – то ли сначала мы написали этот эпизод, а Тамаз потом воплотил его в жизнь, то ли мы перехватили идею у Тамаза. Позвонил в Тбилиси Резо. И Резо сказал, что на свадьбе, как он помнит, вообще никакого шарманщика не было, а Тамаз привел не шарманщика, а пожарный оркестр, который играл на плоской крыше дома напротив. Хотя…

– Подожди. Я у Крошки спрошу, – сказал Резо.

Крошка взяла трубку и сказала, что на свадьбе не было ни шарманщика, ни пожарного оркестра. Во дворе, в беседке, играл скрипичный квартет, – друзья Мамочки. А Тамаз Мелиава привел на свадьбу не музыкантов, а съемочную группу из Латвии. Она все точно помнит потому, что, когда всю группу рассадили, для нее и Резо места уже не осталось и все оставшееся время они стояли.

Между прочим. Случай с шарманщиком далеко не единственный. Каждый раз, когда я начинаю работать над фильмом, у меня реальность путается с вымыслом. Вот, например, во время съемок того же «Не горюй!» произошел такой случай.

Снимали сцену встречи Бенжамена (Кикабидзе) и Луки (Кавтарадзе) с русским солдатом (Леонов) на мосту возле духана «Сам пришел». Снимали монтажно: отдельно мост, отдельно духан. Мост – возле Гори, духан – под Тбилиси. Юсов, когда снимали мост, говорит Кикабидзе:

– Буба, посмотри налево, на духан.

– Вадим, духан не слева, духан справа, – говорю я. – Пусть он посмотрит направо.

– Почему направо? Налево по свету лучше.

– Но духан справа!

– Почему справа?

– Потому что он всегда там был!

– Где он всегда был справа?

И тут до меня дошло, что духан «Сам пришел» я не видел возле моста ни справа, ни слева. Это все существовало только в моем воображении.