Притча о любителе соловьиных трелей и певце, их исполнявшем

- Решил как-то Царь зверей - Лев в духе налаживания добрососедских отношений посетить другого Льва, тоже Царя, только в соседнем государстве.

Тот принял его очень радушно – угощал, развлекал и выделил в его распоряжение целый дворец, стоящий посреди огромного и красивого парка.

Ночью гость проснулся от птичьего пения и тотчас же был очарован прекрасной мелодией, которая доносилась через раскрытые окна дворца из глубины парка.

Царь-Лев никогда не слышал ничего подобного этому пению и до того растрогался, что едва смог заснуть. Надо сказать, что он был натурой романтической и впечатлительной.

Поэтому естественно первыми словами, сказанными Льву-хозяину утром, был вопрос о прекрасном ночном певце: мол, не может ли уважаемый хозяин сделать для гостя небольшой подарок – всего лишь несколько птиц, которые так прекрасно пели в парке сегодняшней ночью?

Хозяин-Лев очень удивился, что в стране его гостя нет соловьев, а это они пели ночью в дворцовом парке, и удивлен он был потому, что когда-то давно, еще его прапрадеду этих птиц преподнес в подарок прапрадед его гостя-Льва. Как гостеприимный хозяин он сразу же пообещал прислать ему через некоторое время этих птиц, но тем не менее все же спросил: а куда, собственно, подевались все соловьи из страны гостя?

Но гость не смог ответить на ставший для него неожиданным вопрос. И когда огорченный этим обстоятельством он вернулся в свое государство, то немедленно созвал всех своих придворных – ослов, козлов, лис и тигров и задал этот вопрос им: по какой такой причине исчезли все соловьи в его государстве?

* * *

Стоят придворные, не знают ответа. Испуганно съежились, друг на друга смотрят, головами вопросительно кивают и уже заранее царский гнев предчувствуют. Но в этот раз все обошлось, нашелся-таки один очень пожилой и премудрый козел, знающий причину исчезновения соловьев, который и поведал об этом Царю-Льву:

- Ваше Величество, - начал робко козел, - это случилось в то время, когда страной правил дед Вашего Величества.

К старости он сильно страдал мигренью и по этой причине становился чрезвычайно раздражительным.

Его раздражало буквально все: голоса, скрипы, шорохи, шаги, но даже всем вместе этим звукам было очень далеко до ночного соловьиного пения, которое доводило стареющего Льва буквально до неистовства, потому что можно было заставить придворных вести себя потише и при желании наказать. Только что можно сделать с такой вольной птахой, как соловей? А соловьев, Ваше Величество, в нашей стране тогда было просто невероятное количество, и жители соседних стран называли эти места примерно так: «земной рай – соловьиный край».

Не выдержав, Царь-Лев решил объявить соловьям войну. Он заявил придворным, что с того самого дня, если он услышит ночью соловьиное пение, то наутро по жребию будет казнен один из придворных.

Если же кому-либо в стране удастся убить соловья и предъявить его тушку самому Царю-Льву, тот получит за это десять золотых монет.

Вся страна тогда сразу словно сошла с ума, Ваше Величество. Все только и делали, что охотились за соловьями.

Трупики несчастных птиц тысячами несли во дворец, и многим удачливым охотникам нежданно-негаданно посчастливилось таким способом разбогатеть.

Особенно разбогатели на этом появившиеся перекупщики, скупавшие убитых соловьев по дешевке и потом получавшие за них настоящую цену от Царя-Льва.

Придворные, спасая свою шкуру, не спали ночами, закидывая камнями пытающихся запеть птиц.

Вскоре повсеместная травля и избиение птиц стали давать требуемые результаты. Соловьи окончательно исчезли, только стало ли от этого легче больному Царю-Льву – неизвестно, потому как, безрезультатно прождав очередного убитого соловья в течение десяти дней, он скоропостижно скончался прямо во дворце, сидя на троне, посреди белого дня.

Вот с этих самых пор соловьи в нашем государстве более не живут, - развел копытами козел, закончив свое повествование.

* * *

Еще больше огорчился Царь-Лев, услышав такую невеселую историю от престарелого козла, и окончательно захандрил. Очень уж хотелось ему наслаждаться соловьиным пением, но в лучшем случае ему придется ждать до этого времени еще около года, пока ему пришлют птенцов, пока они вырастут, пока начнут петь…

Но хандрил Царь-Лев все же недолго – пришла ему в голову одна, скажем так, идея.

Он решил: раз сумели слуги по приказу его деда соловьев извести, то пусть по его, государеву, велению, где хотят, там этих соловьев и раздобудут! А до тех пор, покуда он не услышит соловьиного пения, никто из придворных не получит своего жалования, пройдет ли месяц, полгода или год.

Конечно же, Царь-Лев понимал, что эта мера сурова и несправедлива по отношению к придворным, но он все-таки пошел на нее, потому что она давала ему надежду на то, что, будучи поставленными в столь жесткие условия, придворные попытаются что-нибудь предпринять.

Каждый вечер в течение месяца Царь-Лев долго не засыпал в надежде, что произойдет чудо и он услышит пение соловья. Но день уходил за днем, а его мечты никак не сбывались.

И вдруг однажды он проснулся среди ночи и сразу же едва не умер от счастья: за окнами пел соловей. Царь-Лев подумал, а не снится ли ему это и не сошел ли он с ума? Поэтому стал бегать по дворцу и созывать прислугу в свои покои.

Когда прислуги собралось достаточно, он велел всем замолчать и ответить, что они слышат? Прислуга прислушалась, и вдруг все разом горячо и радостно зашептали: «Это – соловей!», «Ваше Величество, это чудо!», «Ваше Величество, мы Вас поздравляем!», «Какое счастье, Ваше Величество!».

* * *

Утром всем придворным выдали жалование и во дворце организовали большой праздник. Царь-Лев объявил этот день «Праздником поющего соловья» и повелел по всей стране устроить торжества и гуляния.

Вот сколько радости может принести всей стране одна маленькая птичка: у всех словно камень с души упал, жизнь вернулась в свое обыкновенное русло, и жители целой страны оказались чрезвычайно этим довольны, а более всех был доволен Царь-Лев, который теперь засыпал не иначе, как вдоволь наслушавшись соловьиного пения.

Но вместе с тем была одна странность, на которую поначалу никто внимания не обращал: кроме этого единственного соловья других более не появлялось.

И когда на это все-таки обратили внимание, то пришли в еще большее восхищение от преданности ночного певца своей новой Родине.

Царь-Лев даже распорядился наградить и отблагодарить этого соловья: он повелел построить кормушку в виде маленького золотого дворца и положить во внутрь его на нефритовых тарелочках самое лучшее кушанье и сладости, а между тарелочек посыпать золотой песок и драгоценные камушки.

Все это он приказал повесить как можно выше, чтобы соловей смог в безопасности воспользоваться предложенными подарками. Специальный слуга должен был каждый день снимать этот маленький дворец, заменять в нем кушанья новыми и вешать обратно.

В первое же утро одна из тарелочек оказалась пустой, и все подумали, что это скушал соловей и очень этому обрадовались.

Через несколько дней слуга обнаружил, что из кормушки исчезло несколько драгоценных камушков и, боясь, как бы его не обвинили в краже, сразу же доложил о случившемся Царю-Льву. Но и на этот раз все подумали на соловья и еще больше обрадовались, потому что после того, как на дерево стали вешать кормушку, в соловьиных песнях появились новые нотки - более нежные и трогательные, чем прежде.

* * *

Однажды Царь-Лев не вытерпел, решил хоть одним глазком взглянуть на соловья и с этой целью спрятался в ветвях соседнего с кормушкой дерева.

Каково же было его удивление и негодование, когда после законченной неподалеку соловьиной песни он увидел карабкающегося по дереву к кормушке одного из придворных ослов.

Осел добрался до кормушки, опрокинул в рот содержимое одной из тарелочек, взял драгоценный камушек и стал спускаться вниз, где его сразу же схватили придворные слуги по приказу Царя-Льва.

Наутро виновника ночного происшествия привели к государю-Льву, внешний вид которого не сулил ослу ничего хорошего. Доказательством этого послужила сказанная Львом речь: да как, мол, ты мог, ослиная твоя голова, опуститься до такой низости, можно сказать, святотатства и украсть то, что, несомненно, предназначалось другому – ночному певцу, несравненному соловью, наилучшей птице из птиц, радости государева слуха и гордости его сердца? Да знает ли, несчастный, какая кара ждет его за совершенное преступление?

На что перепуганный насмерть осел, заикаясь, промямлил трясущимися губами:

- В-В-Ваше В-Величество, н-н-но я ничего не к-к-крал!

- Как это не к-к-крал? - рассмешив присутствующих придворных, передразнил его Лев. - А кого же я сегодня ночью п-п-поймал?

- Меня, Ваше Величество, но я ничего не крал!

- Но при тебе же нашли изумруд, так что это такое, если не воровство?

- Я объясню, Ваше Величество, ведь все то, что висело на дереве, предназначалось для поющего по ночам соловья? Ну, так вот я и взял, потому что этот поющий соловей – я! - при этих словах осла все придворные закатились гомерическим хохотом, но осел упрямо продолжал:

- Да, это пел я! - и с этими словами осел залез на стул и весело защебетал, от чего многие поперхнулись своим смехом, да так и остались стоять, выпучив глаза, а другие, в том числе и Царь-Лев, от еще большего приступа смеха буквально стали валиться на пол.

- Да как ты посмел? - спросил Лев, вдоволь насмеявшись и, наконец, успокоившись, - а ну, рассказывай!

- Ваше Величество, с детства я имел такую способность к запоминанию голосов птиц. И вот когда Ваш покорный слуга вместе с Вашим Величеством оказался в поездке в соседнее государство, то смог там услышать соловьиное пение и, конечно же, запомнил его. А когда Ваше Величество, уже вернувшись домой, отказало нам в жаловании до тех пор, пока не услышит соловьиных песен, тогда я и решился на этот подлог, потому как нужда меня к стенке приперла, а от голода, Ваше Величество, не только соловьем, кем угодно запоешь! - закончил свое объяснение осел.

* * *

Осла этого, вдоволь насмеявшись, выпороли и затем простили. А «праздник поющего соловья» пришлось отменить, потому что все стали называть его «праздником поющего осла», да и Царь-Лев, говорят, после этой истории настолько охладел к соловьям, что впредь ими даже не интересовался…

На этом Вохуматан завершил свой рассказ, и новую притчу начал рассказывать Хухта Ариямайти.