Станислав Ежи Лем 19 страница

И тут началось нечто удивительное: Бхагаван не только заговорил вдруг по-русски, но и начал со слов, вызвавших поначалу легкое смущение. Он весьма одо­брительно оценил нашу находчивость и в плане лич­ного имиджа, и в придумке несуществующей секты, заметив, что у нас, видимо, есть серьезные основания добиваться встречи с ним, прибегая к такому «нечест­ному» способу.

Видя, что Баба легко читает наши мысли, мы реши­ли действовать в открытую и напрямик спросили:

То, что вы делаете руками, это искусные фокусы для простолюдинов или настоящая материализация физического вещества из волнового пространства акаши?

Я весьма огорчен тем,, что вы, весьма образован­ные и думающие люди, интересуетесь вещами, рас­считанными на простых индусов. Эти добрые люди должны удостовериться в моей божественности, что­бы искренне воспринимать мои слова. Для этого я и

демонстрирую им разные мелкие чудеса. Но вам-то не пристало тратить время уникального общения с жи­вым богом на выяснение столь несущественных ве­щей... — также прямо ответил нам Бхагаван.

— А у вас, мой друг, вообще меркантильные мысли голову никак не покинут, — сказал вдруг Баба одному из нас, — фотоаппарат ваш того не стоит...

Тут нужно рассказать, что случилось с этим чело­веком минувшим днем. Хитроумные индийские пар­ни часто тренируют мартышек, во множестве обита­ющих в деревнях и подле храмов, воровать у туристов очки, кошельки, авторучки, сумочки, ловко срывая их прямо с зазевавшихся иностранцев. Вместе с тро­феем обезьянка забирается на дерево и всем своим видом показывает, что с вещицей вам придется рас­прощаться.

Беда и горе у вас на лице. И тут вдруг появляется смелый парень, который забирается на дерево и отби­рает у мартышки все краденое. Естественно, вы благо­дарите его деньгами, не подозревая, что животное дей­ствовало по его команде...

Один из нас, прораб-взрывник из Воркуты, попал в подобную ситуацию.

Подле деревенского храма мартышка вырвала у не­го из рук фотокамеру-мыльницу, а когда злосчастный «самсунг» вернули, он оказался непригодным для ис

пользования: в прыжке обезьянка ударила им о стену храма, и пластиковый корпус раскололся...

...Услышав упрек от Саи Бабы, покрасневший и враз взмокший, как от разминирования, взрывник стал неловко оправдываться. Дескать, деньги — тьфу! Не в них вовсе дело! Далеко на холодном севере его ждут двое маленьких детей. Ждут даже не его, а фото­графии чудесной далекой Индии, в которую уехал па­па. А тут засветилась пленка с удивительными фото­графиями, да и быстро найти подходящий фотоаппа­рат совсем не просто будет в этой глубинке.

Ну, это меняет дело, — сказал Баба, помолчав. — Глубинка, говоришь? А твой край разве не глубинка? Обездоленностью веет от этого слова, а в жизни ведь совсем не так. Запомни: нет глубинки на Земле для праведного человека, все равны перед Богом... Сама вера в Него поддерживает каждого, кто верит, но на­прямую Сам Он может помочь лишь тем, кто еще или уже немощен.

Взрывник пристыженно молчал, да и нам всем бы­ло неловко.

Дети твои здесь действительно ни при чем, — сам себе сказал Баба и опять помолчал. — Возьми...

В то, что произошло после этих слов, я бы никогда не поверил, если бы не сидел в трех метрах от Сатья Саи Бабы. Он протянул перед собой руку, ладонью верх, и все мы напряженно замерли...

Помню, как в далеком детстве я занимался фото- графией. Вечерами, запершись, сидел в ванной ком­нате, освещаемой красной лампой, перед лоточками с реактивами. Щипцы держали лист экспонированной фотобумаги в проявителе, и на нем, словно по вол­шебству, начинали проявляться сначала легкие тени, затем контуры, а после — и само черно-белое изобра- жение...

Теперь то же самое начало вдруг происходить прямо на ладони Бхагавана.

Сначала над ней появилось мутное полупрозрачное

серое облачко. В нем стали возникать какие-то тени, находящиеся в плавном, но непрерывном движении. Тени эти постепенно строились и упорядочивались, становясь все яснее и четче... Периодически процесс как бы приостанавливался, ненадолго зависая в ожи­дании, а затем вдруг быстро нагонял упущенное вре­мя. Творение шло будто изнутри: сначала прорабаты­вались мелкие детали, затем становились четкими бо­лее крупные узлы...

Мозг мой уже стал догадываться о том, что создает-, ся на ладони Саи Бабы, но рассудок еще отказывался верить в происходящее...

Наконец все закончилось: раздался щелчок затвора, и вспышка вывела нас всех из немого оцепенения. Прожужжала перемотка пленки, и наступила гробовая тишина...

На ладони Сатья Саи Бабы лежала точная копия злополучного «самсунга» — новенькая и целехонькая!

А потом мы долго говорили с Бхагаваном — о Боге и человеке, о вере и неверии, о ненависти и любви. Го­ворили о том, что разъединяет людей в нелегкий век Сатья-юги и как нам противостоять этому. Говорили о том, какую ответственность налагает на человечество статус бессмертия. Ибо вечная жизнь может быть как вечным раем, так и вечным адом, и лишь сам человек может выбрать свой путь. Говорили о жизни в гармо­нии с окружающим нас миром. О важности сохране­ния незримой, но жизненно необходимой связи с матушкой-пл анетой...

Говорили, как равные говорят с равным, и порой были совершенно уверены, что все мы тут — боги...

В этот же день мы проявили обе пленки: и из раз­битого фотоаппарата, и из подаренного Бхагаваном. Первая, естественно, была полностью засвеченной. На второй же присутствовали абсолютно все кадры, снятые до того разбитой камерой...

И еще: камера на ладони Аватара стояла объекти­вом к нам, когда пробно сработал затвор. Естественно, на пленке добавился кадр с нашими изумленными ли­цами...

Не нужно объяснять вам, насколько были мы пора­жены всем происшедшим. И у каждого из нас не было

абсолютно никаких вразумительных объяснений все­му этому, кроме одного: мы общались с живым бо­гом...

Но окончательно добил нас 36-й кадр, который по­явился на пленке совершенно неизвестно как! На нем был Шри Сатья Саи Баба. Он приветственно махал нам рукой и улыбался глазами, полными ЛЮБВИ.

Каждое разумное существо живет сто лет по шкале того времени, которая дей­ствует на той планете, где оно обитает.

Шримад-Бхагаватам

«Сложное должно рано или поздно распасться, родившее­ся — умереть. Смерть владычествует над всем миром, и ничто — ни воздух, ни моря, ни пещеры не скроют нас, ни богатства, ни почести не защитят нас от нее; все зем­ное должно рассеяться, исчезнуть... Тело человека, про­изведение четырех стихий, есть скудельный сосуд, рас­падающийся на части при первом сильном толчке» — так говорил Будда Шакьямуни, и вряд ли человечество когда-либо сможет оспорить эти слова. Каждый и сей­час понимает, что тело наше бренно и после смерти постепенно превратится в прах, то есть в первичные «кирпичики», из которых планета и создает разно­образные биологические виды.

Но люди всегда хотели оставить себе на память те­ла великих людей. Вот и пытались издревле консер­вировать самых достойных из мертвецов. Египетские фараоны, китайские императоры, Ленин со Стали­ным, Мао с Ким Ир Сеном — все они были подвер­гнуты искусственной консервации. Из их тел уда­лили мозг и все внутренние органы, а внутренние полости пропитали специальными растворами, пред­упреждающими гнилостный распад биологических тканей...

То, что в результате получается из трупа, обрабо­танного подобным образом, называется мумией.

Однако никто и никак не консервировал тела свя­тых монахов, лежащих в пещерах Киево-Печерской лавры. Тогда почему же они не разлагаются? — спро­шу я-вас.

«Там особый, сверхсухой микроклимат. И тела пре­вратились в сморщенные иссохшиеся останки, непод­дающиеся идентификации», — ответят те, кто бывал в пещерах.

Согласен. Но тогда почему уже триста лет сидит в открытой часовенке тело Ву-Кхак-Миня, настоятеля Тхиенского храма Дау, который расположен в 23 ки­лометрах от Ханоя?

Вспоминаю, как, стоя под проливным дождем (многомесячные местные муссоны), мы обливались потом (влажность достигала 100 %!) и зачарованно смотрели на улыбающееся лицо ламы.

Рентгенологическое исследование, проведенное не­давно, подтвердило наличие у него всех внутренних органов. Правда, все усохло настолько сильно, что ве­сит сейчас это нетленное тело всего 7 кг!

Подозреваю, что и тут найдутся скептики, когда узнают, что тело вьетнамского настоятеля покрыто тонким слоем серебряной краски (защита от мух). Хоть и наружный, но все-таки консервант.

Приведу еще более характерный пример.

В 2002 году мир облетела сенсационная новость, пришедшая из г. Улан-Удэ. Бывший глава буддист­ской церкви России (с 1911 по 1917 г.), Хамбо-лама по имени Даша-Доржо Итигилов, ушел из жизни сидя, читая заупокойную молитву. Было это в 1927 году. Со­гласно завещанию, ламу посадили в короб, закопали на кладбище, а потом раскопали более чем через 70 лет. Поражены были все, кто увидел его тело. Оно не только не имело следов тления, но и внешне было практически не изменено: кожа мягкая и обычного цвета, внутренние органы легко прощупывались, су­ставы сгибались. А судебно-медицинская экспертиза в Москве дала ошеломляющий результат: хотя процес­сы жизнедеятельности в теле ламы отсутствовали, бел­ковый состав его по-прежнему соответствовал состоя­нию живого человека!

Удивительное тело ламы и нынче сидит в Иволгин- ском дацане, резиденции нынешнего Хамбо-ламы

как бессловесное послание в поддержку всех тех, кто привык сомневаться в прописных истинах.

В том-то и дело, что нет. И потому оно — не мумия.

Тоже нет. Ведь тело не постарело за прошедшие 70 лет, а значит, жизнь в нем не течет! Естественно, напрашивается вопрос: что же остановило жизнен­ные процессы? И что остановило последующий рас­пад тела?

Безусловно, это непознанная пока нами естествен­ная самоконсервация!

Умер ли лама Итигилов? И да, и нет. Жив ли он? Ида, и нет...

И прежде чем искать ответ на вопрос, какие мета­морфозы могут происходить с человеческим телом, я расскажу еще об одной сенсационной находке, сде­ланной нашей экспедицией в Гималаях летом 2006 го­да. Ведь каждый подобный случай приближает челове­чество к познанию самого себя.

На севере Индии лежат замечательные по своей кра­соте земли штата Химачал-Прадеш. Половина его тер­ритории — райские зеленые равнины, а другая — ве­личественные склоны гималайских хребтов. И есть

между ними две уникальные, совершенно непохожие друг на друга долины, равных которым по природе, истории и мифологии трудно отыскать во всех Гима­лаях. Называются они долинами Кулу и Спити.

Известны эти долины с незапамятных времен, так как именно через них тысячелетиями пролегал торго­вый, военный и паломнический путь из Индии в Ки­тай. И кто по нему тут только не ходил: Кришна и Иисус из Назарета, Марко Поло и Александр Македон­ский, Чингисхан и английские батальоны полковника Янгхазбенда, Редьярд Киплинг и Николай Рерих...

Отправилась этими легендарными путями и наша экспедиция.

Долина Кулу, упоминаемая еще в древнейшем эпо­се «Махабхарата», называлась Кулантхапитха, что означает «Конец обитаемого мира».

Оно и действительно так: эта яблоневая долина вдоль реки Биас — просто неописуемый рай, а лежа­щая через два перевала за ней долина Спити хоть и называется Малым Тибетом, но поверьте мне, иско­лесившему по Тибету более 20 ООО км: более суровое и дикое высокогорье и там не часто можно встре­тить...

Местные жители называют Кулу Долиной богов, и это никакое не преувеличение. Богов здесь более 500! В каждой, даже совсем маленькой деревушке есть свой бог-хранитель — Девате. Круглый год носят их жители на богато украшенных паланкинах в гости

друг к другу, по поводу и без оного. А в октябре, на де­сятый день новой луны, все эти деревенские боги «идут на прием» к главному богу — правителю доли­ны — Рагхунатху. И хотя он такой маленький, что умещается на ладони, могущества у него хоть отбав­ляй. Вот и закатывается в честь него и победы Рамы над демоном Раваной (эпос «Рамаяна») ежегодный умопомрачительный праздник для всей долины, на­зываемый Дассейра и проводимый в бывшей столице штата — городке Кулу.

Конечно же мы подгадали свой приезд сюда к этому удивительному празднику. Уверяю вас — гуляла не только вся долина, но и тысячи приезжих из других краев Индии.

Первой в гости к Рагхунатху прибыла Хадимба — его родная бабушка. Десятки музыкантов с удивительны­ми трубами открывали это шествие. Сама позолочен­ная бабуля, сделанная в полный рост, восседала в кры­том паланкине, несомом десятком полуголых йогов. А за ней на разукрашенных паланкинах следовали и все остальные боги в сопровождении депутаций от каждой деревни. И началась всеобщая гульба на целых десять дней!

Оркестры, спектакли, песни, уникальные танцы- натти, длящиеся сутками, всеобщая торговля, разно­образные спортивные соревнования, ночные шествия с факелами, жертвоприношения животных деревен­скими шаманами-гор, и все это при обильных возлия

ниях местной брат-лурги иедитационных воскуре­ниях гималайской конопли-каннабис, растущей здесь в каждом овраге...

— усмехнется иной читатель.

Подозреваю, что многочисленная молодежь из дру­гих стран съехалась сюда именно за дармовым куре­вом дури, а не только для того, чтобы увидеть этот не­обыкновенный обрядовый карнавал, в котором язы­чество переплетается с индуизмом в немыслимых проявлениях.

Но пандидам всех восточных религий долина Кулу известна совсем по другому поводу. Она — место Си­лы, одно из самых сакральных мест планеты, ее сер­дечная чакра.

Согласно легендам, здесь под землей раскинулся невидимый город Индрасан, в котором живут только продвинутые йоги (если приложить ухо, то можно услышать их ритуальные песнопения). Вот почему до­лина — летнее царство для йогов со всей Индии. Здесь неотлучно над головой ходит Золотой Ковш (семь звезд Большой Медведицы), а из земли бьют горячие целебные источники.

В этих местах жили арийские мудрецы — puiuu, за­писавшие 6000 лет назад божественные «Веды». Отсю­да родом легендарные братья Пандавы — помощники Кришны (эпос «Бхагавадгита»).

Тут творил святой Гуру Нанак, основатель сикхиз­ма — гордой и воинственной религии сикхов.

Здесь, по убеждениям индусов, жил и проповедовал молодой Иисус из Назарета, постигая искусство тан­трической йоги.

Всему миру известна легенда про Ноя, спасшего род человеческий от Всемирного потопа. Но мало кто зна­ет, что на Востоке был свой Ной и звали его Ману. Бог Вишну предупредил его об опасности и помог постро­ить ковчег для спасения всего живого. Так вот, после того как схлынули воды потопа, Ману выбрался из ковчега именно в долине Кулу, сохранив для челове­чества великие «Веды».

С 1928 года здесь прожил Николай Рерих. Тут он умер и был кремирован. В его имение (ныне «Мемо­риальный Трест Рерихов» в Нагаре) приезжают тыся­чи людей, чтобы на себе ощутить энергетику того ме­ста, где было создано Учение Живой Этики («Агни- Йога»).

А энергетика здесь действительно необычайная. И все дело в том, что еще 5000 лет до н. э. в долине Ку­лу появился «Камень счастья», принесенный сюда бо­гами с неба. Этот камень принимает от Создателя по­токи Его Божественной энергии и передает ее в сердце нашей планеты. Камень многократно передавался по наследству раджами — правителями долины. Он и ны­не лежит на своем первоначальном месте, в центре го­рода Нагара. В XVI веке раджа Сидх Сингх построил вокруг священного камня замок, а сам камень накрыл резными стенами храма Тадж Тад (Храм Мирового камня).

Рассказываю я вам это для того, чтобы было ясно, что наша уникальная находка оказалась вовсе не в слу­чайном месте. Может быть, сами эти места и сделали возможным то чудо, которое нам позволено было уви­деть...

На празднике в Кулу мы познакомились с великим индийским йогом — Бадржасаном. Узнав, что далее мы собираемся ехать к высокогорным монастырям до­лины Спити, он поведал нам рассказ одного своего со­брата о том, что тот видел там своими глазами.

В глухом скалистом ущелье, неподалеку от мона­стыря Табо и в непосредственной близости от грани­цы с Китаем, есть развалины древнейшего буддист­ского монастыря. Так вот, среди руин сидит его лама- настоятель. И сидит он там уже более 500 лет!

Мы не узнали больше ничего от мудрого йога. Да и упомянул он нам об этом лишь походя, в ходе дискус­сии о тайнах жизни и смерти, будучи абсолютно уве­ренным в том, что мы никогда не найдем этого таин­ственного ламу. Но мы были уверены в обратном.

Я давно и твердо знаю: если душа твоя будет буквально гореть каким-либо желанием — оно обязательно ис­полнится!

И мы поехали в суровую и мистическую долину Спити.

Знаменитый перевал Ротанг встретил нас густой об­лачностью. Это самый священный перевал Гималаев, ибо на нем, по преданиям, происходит очищение ду­ши и тела путников высокими энергиями космоса. И каждый, кто пройдет через него, унесет отсюда ча­стичку космической мудрости. Но пройти-проехать его не просто. Открыт перевал от заносов всего три месяца в году, да и в те дни ежеминутно может нале­теть снежная буря-биана, уносящая в пропасть с узкой каменистой дороги всех: и людей, и скот, и машины. Только в прошлом году тут погибли 200 человек.

Но ничто не может остановить нынешних палом­ников, как не могло остановить еще легендарных бра­тьев Пандавов, бродивших здесь когда-то вместе со своей сестрой-женой Драупади в поисках таинствен­ной Шамбалы.

Как не может остановить и монахов-травников из горных монастырей Спити. Именно на склонах этого перевала собирают они чудодейственное лекарствен­ное сырье для тибетской медицины. Конечно же не страшен перевал и для жителей уникальной деревни Милана, расположенной в двух часах хода отсюда по ущелью, на высоте 3150 м. Ведь они — прямые потом ки воинов Александра Македонского, бравшего когда- то этот перевал.

Не смог Ротанг остановить и нас. Впрочем, как и следующий за ним перевал Кунзум-ла. Его название означает — «Место встречи ибексов» (горных козлов), и их тут действительно можно увидеть, если покло­ниться древнейшим чертенам и храму Гепайн, воз­двигнутому в честь главного божества Земли — Лахула, покровителя путешественников.

Выполнив священную кору вокруг храма («пари- краму» по-индийски) и засняв на фото редчайших козлов, мы двинулись в высокогорные ущелья долины Спити.

Ее название переводится как «Место драгоценно­стей», но речь, видимо, идет о сокровищах духовных. Долина была закрыта для посещений до 1992 года, и связано это с тем, что сюда переместились многочис­ленные беженцы из Тибета, после китайской экспан­сии последнего. Да и сегодня, чтобы проехать в Спити, необходим специальный пропуск доступа за «внутрен­нюю линию». Индийцев здесь практически нет, так как жить на высоте 4500 м (средняя высота долины) не каждому под силу. Вот почему Спити со всех точек зрения мало чем отличается от Тибета.

Здесь исторически много приверженцев религии бон, а кроме того, здесь странствовал легендарный Гу­ру Падмасабхава. А буддистские монастыри (всего их тут — 108!) строил еще великий мастер Рингчен Зампо.

Да и вообще, в древнейшие времена эти территории входили в состав могучего Тибетского государства.

Некоторые из этих монастырей мы и решили посе­тить, надеясь заодно и выведать что-нибудь о местона­хождении таинственного ламы.

Монастырь Ки — самый большой и самый богатый монастырь долины Спити. Золожен он был еще в XVI веке все тем же Рингчен Зампо. Нынешний на­стоятель его, римпоче JIo Чьен Тук, является очеред­ным перевоплощением (тулку) великого мастера. Монастырь этот, на мой взгляд, является самым кра­сивым монастырем Гималаев! Он похож на белую ри­совую горку, венчающую вершину конусообразной скалы. Известен монастырь уникальным фестивалем «сожжения демона», проводимым в первое новолуние июня — июля.

Интересна и своеобразная коллекция танки, ста­ринного оружия, музыкальных инструментов и скуль­птур богов, размещенная в зале собраний монастыря. Конечно, гордятся монахи и тем, что в 2000 году сам далай-лама XIV проводил тут торжественный обряд Калачакра-тантры.

Настоятель Ло хоть и узнал меня, но, хитро улыба­ясь, отвечал, что ничего не знает о «спящем ламе».

Тогда мы поехали в монастырь Комик. Точнее — гак называется близлежащая деревушка, а монастырь называется Тангут, хотя об этом мало кто знает. Это один из самых высокогорных монастырей в мире

(5000 м), и проехать к нему по горному серпантину ох как непросто...

Но оно того стоит. Хотя бы для того, чтобы увидеть красивейшую из гималайских гор, называемую Снеж­ной Королевой (6400 м).

Но Комик известен далеко не этим. В нем есть ми­стическая комната Махакалы. Это дхармапал, или докшит, — грозное божество, извечный хранитель тантрического буддизма. Вход для женщин туда запре­щен, и рассказывать о ритуальных полуязыческих об­рядах, проводимых в этой комнате, я не имею права. Скажу лишь, что раз в год эманация Махакалы спуска­ется в тело настоятеля этого монастыря (сейчас ему только 16 лет) и начинает вещать громовым голосом оракула. Этот оракул считается Главным Оракулом тибетского буддизма!

Семь лет назад мы спрашивали его, что будет с Рос­сией и с нашей планетой в ближайшие годы. Тогда 9-летний мальчик, с изменившимся вдруг до неузна­ваемости и обезображенным лицом, отвечал нам гро­мовым трескучим голосом.

Но в этот визит оракул не удостоил нас своим вни­манием, а регент настоятеля вообще сделал вид, что не понимает, о каком это чуде мы ведем речь.

На скалистом берегу горной речки Спити еще в ЕХ в. н. э. было основано поселение Данкар, ставшее резиденцией князей Спити. Поселок и ныне считается столицей долины. А в XVI в. тогдашний князь, в честь своей победы над ладакцами, построил рядом на скале одноименный монастырь. Он и стал местом для наше­го следующего посещения. Монастырь тоже очень красив. А такого вида на гималайские долины, кото­рый открывается с его крыш, пожалуй, трудно еще где-то отыскать! Здесь живут 160 высокообразованных лам и находится самая большая монастырская библио­тека.

Однако и это никак не помогло нашим поискам. Мы чувствовали, что монахи прекрасно понимают, о чем и о ком идет речь, но просто не собираются от­крывать нам эту тайну.

Следующий на нашем пути монастырь Табо ЮНЕ­СКО внесло в Список сокровищниц мировой культу­ры. Основанный в 996 году монастырь знаменит свои­ми потрясающими по красоте настенными горельефа­ми и скульптурами, сделанными из стука (смесь алебастра с глиной), а также прекраснейшими настен­ными росписями. Когда-то Рингчен Зампо привез для его оформления лучших кашмирских мастеров по от­делке храмов. Он же перевел для библиотеки монасты­ря 158 главных текстов буддистского учения.

Это самый уважаемый монастырь долины Спити. В центре его высится священный анклав Чогсхар, включающий 8 храмов и 24 древнейшие ступы-усы пальницы настоятелей монастыря. Но они герметич­ны, и увидеть тела великих лам невозможно.

Так, опять ничего не узнав о «спящем ламе», мы не­солоно хлебавши отправились осматривать древней­шие пещеры, более пяти десятков которых находятся в скалах напротив Табо. Говорят, что еще 10 ООО лет назад в них жили люди, что подтверждается многочис­ленными артефактами. Да и сейчас еще некоторые из пещер закрыты примитивными дверями: йоги долины не любят внешнего беспокойства...

Мы сидели в одной из пещер со своим гималайским проводником Эджей Чандом и разговаривали о путях, которыми здесь странствовал когда-то Иисус, о том, что мы не верим в смерть Его тела на Голгофе и вооб­ще уверены в том, что жизнью и смертью своего тела человек может сам управлять. Вот только как жаль, что нам не удастся, видимо, укрепить свою веру конкрет­ными тому доказательствами...

И тут произошло невероятное. После долгого мол­чания Эджей вдруг сказал, что ни один иностранец еще не видел «спящего ламу» и не существует до сих пор ни единой его фотографии, но он попытается по­мочь нам это сделать. И добавил, что поверил в благо­родство наших побуждений и чистоту помыслов и, следовательно, не сомневается теперь в том, что имеет право и даже обязан открыть нам тайное Знание, по тому что эта мысль вдруг была послана ему в голову здесь, в священной пещере йогов.

И это тоже, видимо, не случайно, потому что сейчас мы находимся к «спящему ламе» ближе, чем когда- либо ранее...

Тут нужно сказать, что Эджей был далеко не про­стым человеком. Когда в 1847 году англичане аннек­сировали эти территории, они лишили всех местных князей их фактической власти, но оставили им номи­нальный титул и даже назначили фамильную пенсию. Такой порядок сохраняется и поныне: власти и при­вилегий у потомков князей нет, но уважение сопле­менников — самое глубокое (официально кастовость в Индии упразднена, а фактически все знают, кто есть кто).

Так вот, наш Эджей был единственным сыном и наследником титула нынешнего князя Нагара, и мы даже побывали в гостях у этой необыкновенной се­мьи. Сомневаться в словах такого человека мы, есте­ственно, не могли, а потому и доверились ему пол­ностью.

Ранним утром Эджей сел за руль, и наш джип тронул­ся от Табо в сторону китайской границы. Дорога, именуемая на местных картах трассой, на деле пред ставляла собой узкий серпантин, вырубленный в от­весных склонах ущелий, дна которых почти не видно. Разъехаться с встречным транспортом (слава богу, его практически нет!) можно лишь в специальных карма­нах, попадающихся очень редко. Но что удивительно: в самых жутких местах дороги, в стенах подле нее, вырублены гроты, в которых сидят полуобнаженные йоги, которых вполне можно было принять за виде­ния.

Как правило, это глубокие старцы с развевающи­мися по ветру длинными белыми волосами и вскло­коченными бородами. Глаза их лучатся необычайной добротой, а руки протягивают путнику прасад — кру­глые шарики прессованной сахарной пудры, освя­щенные молитвами. И водители, и путники останав­ливаются подле старцев и благоговейно принимают эти необыкновенные обереги, помогающие на дороге, которая в любой момент может стать для них послед­ней.

Не доезжая до пограничного поселка Сумдо (все­го 10 км от границы), джип вдруг свернул в узкое ущелье и буквально пополз по скальной сыпухе в ки­тайскую сторону. До линии границы оставалось все­го три километра, когда мы увидели несколько не­больших домиков, окруженных колючей проволо­кой. Это была индийская застава. О чем принц Эджей говорил с ее начальником — нам было неиз вестно. Но тот сам повел нас к развалинам, виднев­шимся неподалеку.

По дороге мы узнали, что это руины древнего буд­дистского моныстыря, существовавшего здесь 2500 лет назад. В 1982 году пограничники решили построить рядом с ним пакгауз для хранения боеприпасов. Труд­но передать состояние того из них, чей очередной удар киркой окрасил ее кровью. Еще труднее описать изу­мление всех солдат, когда они раскопали грунт вокруг. Перед ними в позе лотоса сидел пожилой человек в истлевших одеждах. Он выглядел так, будто только не­давно заснул...

Над находкой соорудили навес и по эстафете сооб­щили о ней далай-ламе XIV в Дармхсалу. В специаль­ной медитации тот узнал имя сидящего в горах старца. Это был Сагхана-тулку, один из настоятелей этого са­мого древнего в Гималаях буддистского монастыря — Гъю.

Тогда пограничники соорудили вокруг ламы не­большой квадратный домик из камней и никому об этом больше не рассказывали.

Когда в новом тысячелетии далай-лама приезжал в долину Спити, чтобы проводить ритуал Калачакра- тантры, ему напомнили о Сагхана-тулку и спросили о его возрасте. Ответ далай-ламы показался индийским ученым совершенно невероятным, и они настояли на проведении независимой экспертизы. В 2004 году бы­ла произведена анонимная биопсия тела таинственно го ламы в одном из американских исследовательских центров. Ответ был просто ошеломляющим: данной биологической ткани 548 лет!

Заключение это было отправлено на хранение в музей Департамента археологии Индии в Дели. А далай-лама тогда же добавил ко всему прочему, что не видит тут ничего необычайного. Более того, по его словам, вокруг развалин монастыря Гью сидят мно­гие века и все другие настоятели этой гомпы, многим из которых значительно больше лет, чем Сагхана- тулку!

И вот мы идем к каменному домику, размерами 2x2 метра, с плоской крышей и скрипучей деревян­ной дверью на висячем замке. Пограничник открыва­ет ее, и перед нашим взором предстает небольшой не­затейливый деревянный короб без всякого защитного стекла впереди, внутри которого сидит, будто скло­нившись над книгой, человек небольшого роста. Он укрыт новым белоснежным шелковым одеянием так, что видны лишь голова и кисти рук. Нельзя сказать, что его лицо совершенно не тронуто временем. Ведь в этом году исполнилось уже 550 лет (!) с того дня, когда жизнь замерла в нем...

Начальник заставы — а именно он и есть тот быв­ший солдат, что много лет назад ударил здесь кир­кой, — говорит, что тогда лама был совсем как живой, только глубоко спящий. Но за прошедшие 24 года когда тело находилось под свободным воздействием света и воздуха, оно как бы усохло.

— Мое лицо ведь тоже изменилось не в лучшую сто­рону за четверть века, — грустно добавил офицер.

Я же рассматриваю лицо Сагхана-тулку как врач и поражаюсь тому, что у него присутствуют на месте аб­солютно все части: ушные раковины, крылья носа, глазные яблоки, губы. У обычных, не подновляемых систематически мумий эти хрящевые и губчатые тка­ни полностью разрушаются. Здесь же они лишь сжа­лись от обезвоживания.

Человек — это, по сути, упругий резиновый шарик, наполненный водой (она составляет у нас 80 % всей массы тела). Вылей воду — и шарик сморщится; налей ее снова — и он опять как прежний. Да и многие рас­тения посезонно и неоднократно так изменяются на наших глазах...

«Так как же назвать это 550-летнее тело, что сидит перед нами? — думал я. — Да, признаков течения жиз­ни в нем явно нет. Это факт! Но ведь нет и признаков разложения тканей, которые должны быть у трупа! А ведь они, эти самые ткани ему никто и никогда ни­чем не обрабатывал. Просто сел человек читать заупо­койные мантры, а потом что-то ушло из него, а что-то осталось сидеть, медленно покрываясь культурным слоем столетий... Но почему это что-то не сгнило, как должно сгнить все, лишенное течения жизни? — вот вопрос...»

Александр Редько