Действуй вопреки его «мыслям», ставь на неожиданное

Выступая на слушаниях в комиссии палаты представителей конгресса США по банкам, фи

нансам и благоустройству городов 13 апреля 1994 года, Сорос вкратце изложил ход подобного процесса, заявив о своем несогласии с расхо­жей мудростью. Если большинство считает, что финансовые рынки стремятся к равновесию и способны точно предвидеть будущие события, то Сорос исходит из того, что «финансовые рынки не просто предвидят будущее, а помога­ют творить это будущее».

Иногда, говорит он, финансовые рынки спо­собны влиять на экономическое положение в целом, хотя, как считается, они только отража­ют его. «Когда это происходит, рынки пребы­вают в динамическом неравновесии и ведут себя совершенно не так, как считается нормальным в теории совершенных рынков».

Подобные чередования подъемов и спадов случаются не часто. Но они оказывают разрушительное воздействие на экономику. Чередова­ние подъема и спада может произойти только тогда, когда ситуация на рынке определяется модой. «Под этим я понимаю такое поведение, когда люди покупают в ответ на рост цен и продают в ответ на снижение цен, причем про­цесс этот имеет самовозрастающий характер... Одностороннее, вслед за общей тенденцией, по­ведение неизбежно приводит к резкому краху рынка, но само по себе не является причиной последнего. Главный вопрос, который следует задать себе, таков: а что же вызывает подобное поведение?»

Ответ Джорджа Сороса: ошибочные ощуще­ния участников рынка подпитывают себя сами. Другими словами, инвесторы сами доводят себя до горячки, или страдают стадным мышлением. А рынки всегда подпитывают свою собственную горячку, всегда излишне возбудимы, всегда склонны к крайностям. Эта сверхвозбудимость, эти скачки к крайностям и вызывают чередования подъема и спада.

Значит, для успешных инвестиций главным становится узнать, в какой именно точке рынки приобретают самодвижущую силу, и когда эта точка определена, инвестор легко узнает, нача­лась ли уже новая фаза или вот-вот начнется. Как пояснил Сорос, «смысл рефлексивных про­цессов можно изложить в общих чертах следую­щим диалектическим образом: чем больше неоп­ределенность, тем больше людей- подвержены тенденциям, сложившимся на рынке; а чем силь­нее вызванная этим спекуляция, тем неопреде­леннее становится ситуация».

Ошибочные ощущения на рынке подпитывают сами себя.

Рынки в силу присущей им неустойчивости всегда «перебарщивают»

Основные фазы типичного чередования подъ­ема и спада таковы:

• непризнанная тенденция;

• начало самовозрастающего процесса;

• успешная проверка рыночных тенденций;

• растущее среди инвесторов убеждение;

• расхождения между ощущениями и ре­альностью;

• апогей;

• наконец, начало зеркально обратного само­возрастающего процесса.

Сорос также утверждал, что значение спеку­лятивных сделок возрастает, пока тенденция сохраняется. Более того, именно пристрастия ин­весторов подпитывают тенденцию, так что чем сильнее проявляется тенденция, тем прочнее ста­новится пристрастие. Наконец, когда тенденция установилась, она может действовать независи­мо от личных пристрастий.

Байрон Вин, инвестиционный аналитик по акциям американских компаний в нью-йоркской корпорации «Морган энд Стенли» и давний друг Сороса, поясняет эту теорию более популярно:

«Главная мысль Сороса заключается в том, что сначала дела идут отлично, а потом очень плохо. И нужно осознавать, что когда дела идут отлич­но, они вот-вот пойдут плохо. Упрощая его тео­рию, скажу: важно признать неизбежность из­менения тенденций на совершенно противоположные. Главное — определить, где этот поворотный пункт».

Примеров проявления рефлексивности предо­статочно. В 1988 году Сорос отметил в статье в «Уолл-стрит джорнэл»: «Если люди разувери­лись в национальной валюте, снижение ее курса обычно усиливает инфляцию в стране, а это в свою очередь ускоряет падение обменного курса. Если инвесторы доверяют менеджерам компа­нии, рост курса акций облегчает менеджерам выполнение того, что ожидают от них инвесто­ры... Я называю такие процессы, поначалу само­возрастающие, а потом и саморазрушительные, рефлексивными процессами».

Самые крупные барыши Сорос получал, когда ему удавалось определить «самовозрастающие» тенденции курса акций компании или группы компаний. Инвесторы внезапно изменяли свое отношение к той или иной отрасли и начинали активно скупать акции соответствующих фирм. Процесс самовозрастания, который проявляется в импульсивном приобретении акций, увеличива­ет прибыли компаний в данной отрасли, компа­нии увеличивают свои доходы с помощью зай­мов, продажи акций или приобретения новых пакетов акций.

Так начинается фаза подъема.

Игра заканчивается, когда насыщение рынка и растущая конкуренция лишают отрасль перспектив и курс акций начинает завышаться.

Определите самоусиливающиеся тенденции

на рынке акций - и получите огромные прибыли

Когда это становится ясным, торжествуют игроки на понижение. В 60-е годы яркий пример такой ситуации дали многоотраслевые компании. Вы­сокий курс их акций поощрял эти конгломераты на приобретение все новых компаний-сателли­тов. Подобная тактика еще больше взвинчивала курс акций, пока те не обесценивались в один миг.

По мнению Сороса, явление рефлексивности отчетливо видно л в широком использовании займов: «Займы основаны на оценке кредито­ром способности заемщика обслуживать теку­щий долг. Оценка обеспечения займа считается независимой от собственно займа. Но на деле займ может повлиять на стоимость обеспечения. Это верно и для частных лиц и для экономики в целом».

Еще один пример рефлексивности, на этот раз из второй половины 80-х годов, когда цена спроса при слиянии компаний приводила к пере­оценке активов фирм. Она вынуждала банкиров охотнее ссужать деньги другим покупателям, а это, в свою очередь, еще больше взвинчивало цены. В конце концов, цены стали слишком вы­соки, но неустойчивый рынок акций с завышен­ным курсом продолжал игру на повышение. Согласно теории рефлексивности, крах стал неиз­бежен.

Таков Джордж Сорос — прямо скажем, не­обычный инвестор.

Он не играет на финансовых рынках по тра­диционным правилам, как другие.

Эти ребята считают мир и все его содержи­мое рациональным по своей природе.

И рынок акций не исключение.

Сорос тоже не прочь сыграть по правилам, но он, к тому же, пытается понять, когда эти правила изменятся. Потому что тогда они вызо­вут рефлексивную связь, а та, в свою очередь, новое чередование подъема и спада.

Джордж Сорос постоянно следит за финан­совыми рынками, ищет признаков наступающего подъема или спада. Зная, что иногда финансо­вые рынки можно определить рефлексивными отношениями, Сорос чувствует в себе достаточ но сил, чтобы обойти прочую инвесторскую бра­тию.

Однако обладание этим секретом не гаранти­рует Соросу постоянной прибыли. Иногда возникают проблемы, не имеющие никакого отно­шения к его таланту инвестора. А иногда они прямо зависят от этого таланта.

Например, иногда рефлексивных процессов просто не было. Или они были, но Сорос не сумел их вовремя распознать. Хуже всего быва­ло, когда Сорос искал рефлексивный процесс и думал, что обнаружил его, только для того, чтобы неверно определить природу этого про­цесса.

В некоторых случаях Сорос делал ставки, не учитывая, как следует, специфику данного рынка, то есть, действует ли в данном случае рефлек­сивный процесс или нет. Но он всегда искал рефлексивные процессы. Когда же находил их и мог этим воспользоваться, Сорос пожинал плоды, оцениваемые в суммы со многими нулями.

Признавая свою теорию недостаточно зре­лой, Сорос тем не менее полагал, что теория рефлексивности помогает точнее объяснить, как заработать деньги на финансовых рынках. Гово­ря высокопарно, он считал, что теория рефлек­сивности поможет прояснить и устройство наше­го мира. Вот что говорит Джордж Сорос-философ, а не Сорос-инвестор: «Я считаю, что пристрас­тия участников рынка служат ключом к понима­нию всех исторических процессов, в которых участвуют мыслящие существа, точно так же, как генетическая мутация служит ключом к раз­гадке биологической эволюции».

Однако Сорос знал, что было бы утопией возлагать на эту теорию слишком большие надежды. Как бы ни желал он обратного, Сорос испытывал растущее разочарование тем, что он не преподнес миру эпохального открытия. Тео­рия оставалась ошибочной. Он никак не мог определить, что же он понимает под несовершенным знанием участников. Более того, теория не позволяла делать достаточно надежных прогнозов.

В конце концов, Сорос в отчаянии признал, что его идея о причинно-следственной связи пристрастий участников рынка, будучи весьма цен­ной и интересной, недостаточна для подлинной теории. Она чересчур абстрактна. А чтобы тео­рия приобрела практическую ценность, она долж­на давать более точные прогнозы, когда насту­пят чередования подъема и спада. Но именно этого она и не делала.

Сорос был в высшей степени честен, признавая ограниченность своей теории. Он возлагал на нее немалые надежды, и когда они рухнули, он мог бы промолчать. Но он этого не сделал. Не создав достаточно общей теории, он верил, что придуманное им окажется хоть в чем-то полезным другим. «Я нашел только подход, спо­собный прояснить то опасное состояние, в кото­ром пребывает наша финансовая система».

Реакция на соросовскую теорию рефлексивности колебалась от признания ее слишком сложной и непонятной до восторженного одобрения. Среди сбитых с толку оказалось немало давних и близких сотрудников Сороса. Одним из них был Роберт Миллер, старший вице-президент «Арнольд энд Блейхредер», работавший с Со­росом еще с 60-х годов. Попытка автора выяснить мнение Миллера о теории рефлексивности завершилась обескураживающе.

Автор: Вы беседовали с ним об этой тео­рии?

Миллер: Редко.

Автор: Вы читали «Алхимию финансов»? Миллер; Я читал отрывки из нее. Автор: Можете ли вы сказать чем эта теория поможет другим?

Миллер (рассмеявшись): Едва ли!

Другие охотнее включались в обсуждение тео­рии. Уильям Додж, старший вице-президент и главный инвестиционный аналитик в нью-йорк­ской компании «Дин Уиттер Рейнольдс», при­знался, что он не читал «Алхимию финансов», но считает соросовскую теорию рефлексивности совершенно правильной. «Джордж обращает наше внимание на то, что курс акций значительно отличается от их реальной стоимости. Это по­зволяет заработать на торговле ими».

В мае 1994 года минуло семь лет после выхо­да в свет «Алхимии финансов». Авторитет Сороса в деловых кругах велик как никогда. В связи с этим книгу впервые издали в мягкой обложке, снабдив новым предисловием. Сорос написал, что хочет внести важное замечание по поводу теории рефлексивности и прояснить что же он имел в виду с самого начала.

«В «Алхимии финансов» я изложил теорию рефлексивности так, словно она истинна всегда. Это верно в том смысле, что механизм обратной связи является атрибутом рефлексивности и может быть задействован в любое время, но неверно втом смысле, будто он действует всегда. На самом деле, как правило, он настолько слаб, что его можно преспокойно игнорировать».

Сорос прояснил и еще один важный момент. «Содержание моей книги обычно сводят к утверждениям, что оценки стоимости акций участ­никами рынка всегда пристрастны, и на рыночные цены влияют главным образом эти пристрас­тия». Если бы этим дело ограничивалось, то, по мнению Сороса, незачем было бы писать целую книгу. «Моя идея заключается в том, что иногда эти пристрастия влияют не только на рыночные цены, но и на так называемые основы экономи­ки. Вот тогда рефлексивность становится очень важной. Подобное случается не всегда, но когда случается, рыночные цены изменяются опреде­ленным образом. Они тоже играют сложную роль; они не просто отражают упомянутые ос­новы; они сами становятся одними из основ, которые формируют дальнейшую эволюцию цен».

Сорос порицал прочитавших отрывки или всю книгу за то, что они уловили только первую идею, о преобладающем влиянии пристрастий на рыночные цены, но упустили вторую: господствующие пристрастия при определенных обсто­ятельствах сами влияют на основы экономики, а это ведет к очередным изменениям рыночных цен.

Он винил и себя. По его собственному при­знанию, нужно было излагать не общую тео­рию, в которой отсутствие рефлексивности яв­лялось частным случаем, но исходить из того, что сама рефлексивность — частный случай, так как одним из атрибутов рефлексивности являет­ся то, что она случается не всегда.

Его главным оправданием послужило то, что поначалу он исследовал рефлексивность не на

финансовых рынках, а как общефилософскую идею. Исходя из того, что он постиг общую теорию рефлексивности, Сорос решил превзой­ти самого себя. Но оказалось, как он писал, что он ошибся также, считая экономическую тео­рию ложной. Если условия рефлексивности проявляются скачкообразно, верно и то, что эконо­мическая теория ложна лишь иногда.

Какова научная ценность теории рефлексив­ности Джорджа Сороса? На этот вопрос было бы намного легче ответить, если бы Сорос не затемнял суть дела признаниями, что иногда он не следует собственной теории, а реагирует на события на финансовых рынках подобно дикому зверю в джунглях. Он не пояснял, что именно он подразумевает под таким сравнением. А л других случаях Сорос ссылался на приступ свое­го радикулита как на сигнал... изменений к худ­шему на финансовых рынках! Радикулит служит ему в качестве системы раннего оповещения, и только. Он не позволяет достаточно точно опре­делить, что именно произойдет на рынке. Но если Сорос учуял надвигающуюся угрозу, это все равно, что он принял таблетку аспирина. И приступ радикулита сразу проходит!