Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Рыбалка






 

Чтение отцовского дневника породило вопросы, на которые пытливый ум Шамана пытался найти ответ: каким образом некоторые, например его отец или Джордж Клайберн, остаются сами собой, когда повсюду царит жестокость? Трудно было поверить словам о том, что Клайберн – хладнокровный и отважный человек. Он приводил к отцу сбежавших рабов, и затем они вместе прятали их до тех пор, пока не появлялась возможность отправить их в безопасное место. Одутловатый лысеющий торговец продовольственными товарами мало походил на героя или хотя бы на человека, который готов рискнуть всем ради своих убеждений. Шаман преисполнился восхищения непреклонным духом, который обитал в рыхлом теле лавочника. Через несколько дней после похода в театр он снова отправился в Рок-Айленд – на этот раз чтобы поговорить с Клайберном о пацифизме.

Услышав просьбу Шамана, Клайберн кивнул.

– Что ж, можешь спросить о пацифизме все, что хочешь, но я бы хотел, чтобы ты сначала почитал кое-что о нем, – ответил он и попросил клерка присмотреть за лавкой. Шаман последовал за торговцем к его дому, и довольно скоро Клайберн вынес ему из библиотеки несколько собственноручно выбранных книг и какую-то брошюру.

– Общество Друзей часто устраивает званые вечера, можешь иногда присоединяться к нам.

Шаман сильно сомневался, что у него получится выкраивать время на такие вещи, но все же сердечно поблагодарил Клайберна и поехал домой. Книги несколько разочаровали его, поскольку были посвящены квакерству. Оказалось, что Общество Друзей основал в Англии в начале семнадцатого века человек по имени Джордж Фокс, который верил в то, что «Внутренний свет Господа» живет в сердцах даже самых простых людей. Если верить книгам Клайберна, квакеры поддерживали друг друга, хоть и вели обычный образ жизни, посвящая себя поиску друзей и возлюбленных. У них не было определенного вероисповедания, им претили догмы, они считали жизнь таинством и не служили месс. У них не было и духовенства, но они верили в то, что на членов общества может снизойти Святой Дух. Основой их религии являлось то, что они отрицали войну и служили становлению мира.

В Англии Друзей начали преследовать; там им дали оскорбительное прозвище «квакеры», которое появилось после того, как, представ перед судом, Фокс призвал судью «трепетать перед именем Бога», за что тот назвал его «трепетуном»[26]. Вильям Пенн основал в Пенсильвании колонию, которая и стала приютом для Друзей, изгнанных из Англии. И вот уже три четверти столетия в Пенсильвании не было милиционной армии – лишь пара полицейских.

Шаман все ломал голову над тем, как им удалось победить пьянство. Отложив в сторону книги, которые дал ему Клайберн, он понял, что не узнал ничего нового о пацифизме; да и Внутренний Свет на него не снизошел.

 

Сентябрь был теплым, ясным и свежим. Шаману всегда нравилось наблюдать за рекой. Проезжая мимо, он любовался отблесками солнца на бегущей воде, красотой цапель, которых стало меньше, потому что многие птицы уже улетели на юг.

В один прекрасный день он медленно ехал в сторону дома и вдруг увидел под деревом на берегу реки три знакомых силуэта. Рэйчел как раз снимала с крючка добычу, в то время как ее сын держал удочку; когда женщина бросила трепещущую рыбу обратно в воду, Шаман увидел и Хетти, которая явно была чем-то раздосадована. Он свернул с дороги и подъехал к ним.

– Привет!

– Здравствуйте! – поприветствовала его Хетти.

– Она не дает нам взять ни одной рыбы, – пожаловался Джошуа.

– Готов поспорить, там водятся одни сомы, – с усмешкой заметил Шаман.

Рэйчел никогда не позволяли приносить с рыбалки сомов, потому что в их семье они считались некошерной пищей из-за отсутствия чешуи. А он отлично помнил, что самой приятной частью рыбалки для ребенка был семейный ужин, приготовленный из его улова.

– Я только что от Джека Деймона – каждый день к нему езжу, ему нездоровится. А вы знаете то место недалеко от его дома, где река резко сворачивает в другую сторону?

Рэйчел улыбнулась:

– Это там, где на берегу полно камней?

– Да, так вот там отличное место для рыбалки. Я на днях видел, как несколько мальчишек выловили там отличного маленького окуня.

– Спасибо за совет. Завтра мы сходим туда.

Он заметил, как сильно девочка похожа на мать, когда улыбается.

– Что ж, рад был увидеться с вами.

– Мы тоже! – ответила Хетти.

Он слегка поклонился, приподнял шляпу и развернул коня.

– Шаман, – подойдя ближе, Рэйчел заглянула ему в глаза, – если будешь у Джека Деймона завтра где-то около полудня, присоединяйся к нам у того рыбного места – мы собираемся устроить небольшой пикник.

– Постараюсь, надеюсь, получится заехать, – ответил он.

 

На следующий день, съездив в очередной раз послушать хрипы в груди Джека Деймона, Шаман направился к реке и увидел там двуколку Гайгеров и серую кобылу, пасущуюся неподалеку.

Рэйчел вместе с детьми рыбачила на камнях. Джошуа подбежал к Шаману, схватил его за руку и подвел к мелкой заводи, где, шевеля жабрами, плескались шесть окуньков, как раз подходящего размера для того, чтобы чуть позже превратиться в обед.

Как только Шаман появился у реки, Рэйчел взяла кусочек мыла и теперь отмывала руки, пытаясь отбить запах рыбы.

– Кажется, на обед будет рыбка, – похвасталась она.

– От такого обеда я бы не отказался, – сказал он. Рэйчел привезла с собой яиц, разрезанных пополам и намазанных соусом, соленых огурцов и лимонада с печеньем из патоки на десерт. После обеда Хетти с серьезным видом объявила тихий час, после чего дети устроились на расстеленном неподалеку одеяле и задремали.

Рэйчел собирала остатки обеда и складывала их прямо в полотняную сумку.

– Ты бы мог тоже взять удочку и порыбачить, если есть такое желание.

– Нет, – отказался он, решив, что приятнее будет пообщаться с ней, чем ловить рыбу.

Она кивнула и устремила взгляд к реке. Стайка ласточек, которые летели с севера в теплые края, щебеча, скользила прямо над водой, двигаясь настолько синхронно, что казалось, будто они – одно целое; будто это одна лишь птица целовала воду и затем улетала прочь.

– Разве здесь не чудесно, Шаман? Хорошо ведь оказаться дома.

– Конечно, хорошо, Рэйчел.

Некоторое время они обсуждали, каково это – жить в городе. Он рассказал ей о Цинциннати, попутно отвечая на ее вопросы о медицинской школе и больнице.

– А ты, тебе понравилось в Чикаго? – спросил он.

– Мне нравилось, что там можно было запросто сходить в театр или на концерт. Каждый четверг я играла на скрипке в квартете. Джо не был поклонником музыки, но мне отказать не мог. Он был очень добрым человеком, – ответила она. – Так заботился обо мне, когда я потеряла ребенка в первый год после нашей женитьбы.

Шаман кивнул.

– Потом родилась Хетти, и началась война. Война забирала у нас все силы и время. Чикагская община евреев насчитывала не больше тысячи человек. Восемьдесят четыре наших парня ушли воевать, на свои сбережения мы полностью одели и обули их. Они влились в роту «С» восемьдесят второго иллинойсского пехотного полка. Солдаты-евреи получили награды за бои под Геттисбергом и многие другие. И я горда тем, что тоже была причастна к этому.

– Но ты ведь сестра Иуды Бенджамина, а твой отец – ярый приверженец южан!

– Знаю. Но Джо поддерживал Север, и я приняла его сторону. В тот день, когда я получила письмо от матери, в котором она писала, что отец ушел служить к конфедератам, на моей кухне как раз проходило заседание общества помощи солдатам, и в его работе принимали участие все женщины нашей общины, – пожала плечами она.

– А потом родился Джошуа. И умер Джо. Вот и вся моя история.

– И вот ты здесь, – сказал Шаман, и она взглянула ему прямо в глаза. А он уже и забыл ее гладкую кожу и тонкие черты лица, забыл ее пухлые губы и глубину ее сверкающих карих глаз. Он не собирался задавать больше вопросов, но один невольно сам сорвался с его губ:

– Ты была счастлива в браке?

Она все так же внимательно смотрела на воду. Ему даже на миг показалось, что он просто не увидел ее ответа, но тут она снова посмотрела на него.

– Скорее, меня все устраивало в этом браке. По правде говоря, я просто смирилась.

– А я вот так и не смог смириться или подчиниться! – воскликнул он.

– Ты не смог сдаться, ты продолжаешь бороться, поэтому тебя назвали Шаманом. Пообещай мне, что никогда не сдашься.

Хетти проснулась и перебралась поближе к матери, стараясь не разбудить все еще спящего братика.

– Пообещай, – настаивала Рэйчел.

– Обещаю, – улыбнулся Шаман.

– Почему ты так странно разговариваешь? – поинтересовалась Хетти.

– А я как-то странно разговариваю? – спросил он, смотря скорее на Рэйчел, чем на ее дочку.

– Да! – заявила девочка.

– Твой голос стал еще более гортанным, чем был до моего отъезда в Чикаго, – осторожно попыталась объяснить Рэйчел. – И, кажется, тебе стало сложно контролировать его.

Он кивнул, вспомнив, как сложно ему было говорить шепотом в театре во время представления.

– Ты продолжаешь делать те свои упражнения? – спросила Рэйчел.

Она удивилась, когда он ответил, что совсем забросил заниматься речью с тех пор, как уехал из Холден-Кроссинга, чтобы получить образование в медицинской школе.

– У меня не оставалось времени на эти упражнения. Слишком много занимала учеба, – пояснил он.

– Но теперь-то ты стал посвободнее! Обязательно начни снова заниматься своей речью. Если не станешь уделять этому внимания, то забудешь, как правильно говорить. Если ты не против, я бы помогла тебе, как делала это в детстве.

Ее глаза загорелись, легкий ветерок с реки шевелил ее распущенные волосы, и маленькая девочка с ее глазами и улыбкой прижималась к ее груди. Высоко поднятая голова женщины и ее тонкая, красивая шея напомнили Шаману о львице, которую он видел на картинках.

– Уверен, я смогу, мисс Барнем.

Он вспомнил ту юную девушку, которая вызвалась помочь глухому парню научиться говорить, и вместе с этим нахлынули воспоминания о том, как сильно он любил ее.

– Я был бы очень благодарен тебе за помощь, Рэйчел, – уверенно ответил Шаман, тщательно расставляя ударения в словах и следя за интонацией.

 

Они условились встретиться на Длинной тропе, так чтобы обоим было идти недалеко. Он был уверен: она не стала предупреждать Лилиан, что снова будет заниматься с ним, потому не стал рассказывать об этом и своей матери. В первый раз Рэйчел появилась в назначенный час вместе с детишками, которых отправила собирать лесные орехи вдоль дороги.

Рэйчел села на маленькое покрывало, которое принесла с собой, и прислонилась спиной к большому дубу; он устроился перед ней, с готовностью глядя ей в лицо. В качестве упражнения она говорила Шаману какую-нибудь фразу, а тот должен был прочесть по ее губам и повторить за ней с соответствующей интонацией и правильными ударениями в словах. Чтобы немного помочь ему, она брала его за руку и сжимала его пальцы каждый раз, когда нужно было сделать ударение или выделить слово интонацией. Ее руки были теплыми и сухими, ее пальцы касались его так, будто она держала утюг или белье во время стирки – женщина относилась к этому жесту, как к части работы. Собственные руки казались ему горячими и потными, но он окончательно утратил уверенность в себе лишь тогда, когда они приступили к упражнениям. Его речь стала даже хуже, чем он сам предполагал, и исправить ее было довольно сложно. Он почувствовал облегчение, когда из лесу вышли дети с полным орехов ведерком в руках. Рэйчел сказала, что они расколют их молотком, когда вернутся домой, и достанут ядрышки, а потом испекут с ними хлеб и угостят им Шамана. Они договорились встретиться на следующий день, чтобы позаниматься подольше.

Наутро, закончив работу в амбулатории, он отправился по вызовам. Состояние Джека Деймона резко ухудшилось, его организм полностью истощился из-за болезни. Шаман остался у постели умирающего, чтобы как-то облегчить его боль. Когда Деймон почил, было уже слишком поздно ехать к Рэйчел, поэтому он с мрачным видом отправился домой.

Настала суббота. В доме Гайгеров царил Шаббат, и Рэйчел не могла встретиться с ним. Закончив дела в амбулатории, Шаман самостоятельно взялся за упражнения. Он чувствовал себя как-то тоскливо, потому никак не мог настроиться на рабочий лад; он будто разочаровался в жизни.

Тогда он вновь сел за книги Клайберна почитать еще о движении квакеров, сторонников пацифизма, после чего на следующий день, в воскресенье, отправился в Рок-Айленд. Лавочник еще завтракал, когда Шаман приехал к нему домой. Джордж забрал обратно свои книги и предложил доктору выпить чашечку кофе, однако вовсе не удивился, когда Шаман спросил разрешения посетить квакерское собрание.

Джордж Клайберн был вдовцом. У него служила экономка, но по воскресеньям у нее был выходной, поэтому Шаману пришлось подождать, пока чистоплотный лавочник вымоет посуду; доктору Клайберн предложил насухо вытереть ее. Они отвели Босса в сарай и отправились в Клайберновой двуколке на собрание. По пути Джордж рассказал ему о кое-каких особенностях этих собраний.

– Мы должны молча войти в здание и сесть на лавку – мужчины с одной стороны, а женщины – с другой. Думаю, это для того, чтобы меньше отвлекаться. Люди сохраняют молчание до тех пор, пока Господь не возложит на кого-то ношу тягот мирских, после чего этот человек встает и начинает говорить.

Клайберн тактично посоветовал Шаману занять место в среднем или заднем ряду. Они сидели не вместе.

– Согласно обычаю, старшие члены общины, которые уже долгие годы занимаются общественной работой, должны сидеть в первых рядах, – пояснил лавочник.

Он подался вперед и сказал, понизив голос:

– Некоторые друзья называют нас Жирными Друзьями, – усмехнулся он.

Дом собраний представлял собой небольшое белое сооружение без колоколен и шпилей и был обставлен просто, без излишеств. Окрашенные темной краской лавки были выставлены в форме буквы «П» так, чтобы каждый мог видеть лица остальных. В зале уже сидели четыре человека. Шаман присел на заднюю скамью, поближе к двери, чувствуя себя человеком, который осторожно пробует воду, макнув в нее лишь пальцы ноги. Напротив него сидели шесть женщин и восьмеро детей. Старейшины действительно были в возрасте; Джордж вместе с пятью своими Жирными Друзьями сидели на скамье, установленной на небольшом помосте высотой около фута в передней части помещения.

Тишина, царившая во время собрания, совпадала с личным ощущением Шаманом окружающего мира.

Время от времени приходили новые люди и, не произнося ни слова, усаживались на лавки. Постепенно поток людей прекратился – Шаман огляделся и насчитал вокруг себя одиннадцать мужчин, четырнадцать женщин и двенадцать детей.

Они сидели в полнейшей тишине.

 

Собрание действовало на Шамана успокаивающе.

Он думал об отце и надеялся, что тот покоится с миром.

Он думал об Алексе.

«Пожалуйста, – мысленно повторял он в полнейшем молчании, которое разделили с ним окружающие его члены общины. – Убереги моего брата, Господи, чтобы он не присоединился к сотням тысяч погибших. Пожалуйста, верни моего безумного, любящего, сбежавшего брата домой».

Он думал и о Рэйчел, но молиться о ней не осмелился.

Он думал о малышке Хетти, унаследовавшей от матери улыбку и глаза, так любившей поболтать.

Он думал о Джошуа, который мало говорил, но, казалось, не сводил с него глаз.

В паре футов от него мужчина средних лет поднялся со скамьи и заговорил. Он был худым и болезненным на вид.

– Эта ужасная война подходит к концу. Медленно, мало-помалу она отступает, мы знаем, она не продлится вечно. Многие газеты призывают нас голосовать на выборах за нового президента – генерала Фремона. Говорят, президент Линкольн не станет преследовать южан, когда война закончится. Генерал Фремон утверждает, что не время прощать – пришло время отомстить жителям Южных штатов, – проговорил он. – Иисус сказал: «Отец, прости их, ибо не ведают они, что творят». Господь же ответил: «Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его»[27]. Мы должны простить грехи, свершенные обеими сторонами в этой бесчеловечной войне, и помолиться о том, чтобы слова псалма этого стали явью, и чтобы воцарились в мире милосердие и истина, праведность и мир. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими[28].

Он сел на свое место, и вновь воцарилась полная тишина.

 

* * *

 

Следующей поднялась женщина, которая сидела прямо напротив Шамана. Она сказала, что ищет прощения для человека, который причинил большое зло ее семье. Она хотела освободиться от ненависти и найти в себе снисхождение и милосердную любовь, но никак не могла пересилить себя и простить. Она просила друзей помолиться, чтобы Господь ниспослал ей силы.

Она вернулась на место. Поднялась другая женщина, на этот раз – из дальнего угла, так что Шаману плохо было видно ее лицо, и он вообще не понимал, что она говорит. Спустя некоторое время она села обратно, и снова повисла тишина; все молчали до тех пор, пока рядом с первой женщиной не встал мужчина с очень серьезным лицом. Ему было слегка за двадцать. Он сказал, что должен принять важнейшее решение, которое повлияет на ход всей его дальнейшей жизни.

– Мне нужна помощь Господа и ваши молитвы, – сказал он.

Больше выступающих не нашлось. Время все шло и шло, и тут Шаман увидел, как Джордж Клайберн поворачивается к мужчине, сидящему с ним рядом, и пожимает ему руку. Все присутствующие сочли это знаком того, что собрание окончилось. Несколько человек, сидевшие рядом с Шаманом, пожали руку и ему, после чего все единым потоком направились к выходу.

Это была самая необычная церковная служба, которую Шаману доводилось видеть. Весь обратный путь к дому Клайберна он пребывал в раздумьях.

– Так что же получается, квакеры должны прощать любое преступление? А как же торжество справедливости над злом?

– О, мы верим и в справедливость, – ответил Клайберн. – Мы не верим лишь в месть и жестокость.

Шаман знал, что несмотря ни на что его отец хотел отомстить за смерть Маквы, и теперь он сам хотел закончить начатое им.

– А вы бы стали бороться, если бы кто-то на ваших глазах собирался застрелить вашу мать? – спросил он и смутился, когда в ответ услышал, как Джордж тихо рассмеялся.

– Рано или поздно этот вопрос задает каждый, кому интересен пацифизм. Моя мать умерла давным-давно, но если бы я попал в такую ситуацию, уверен, Господь дал бы мне знак и подсказал, как правильно поступить. Сам подумай, Шаман. Ты ведь не откажешься от проявлений жестокости только лишь потому, что я тебе так сказал. Такое решение идет не отсюда, – показал он на свои губы, – и не отсюда, – теперь он коснулся пальцем лба доктора. – Такое решение можно принять лишь сердцем, – он похлопал Шамана по груди. – И лишь тогда ты сможешь вложить меч в ножны и откажешься от насилия, – сказал он, будто Шаман был каким-нибудь древним римлянином или вестготом, а не глухим, которому отказали в поступлении на военную службу.

– Это произойдет лишь потому, что у тебя не останется другого выбора, – пояснил Клайберн, снова засмеялся и натянул поводья, чтобы лошадь скакала быстрее.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.