Переправа через Раппаханнок

Роба Джея все мучила мысль о том, что в разгаре войны, где у каждого при себе полно оружия и где убийство – обычное дело, для опытного убийцы действительно найдется множество способов и представится уйма возможностей «пазаботица» о нем.

Четыре дня он оглядывался на каждый шорох за спиной, и пять ночей он позволял себе лишь забыться в дреме на пару минут или не спал вообще.

Он лежал в своей палатке без сна и гадал, как именно Ордуэй совершит покушение. Учитывая должность и темперамент Ордуэя, он наверняка решил выждать момент, когда оба они окажутся в какой-нибудь ожесточенной перестрелке, где пули будут свистеть без умолку. С другой стороны, доктор и понятия не имел, насколько хорош Ордуэй в бою на ножах. Если Роба Джея найдут заколотым или с перерезанным горлом утром, после длинной темной ночи, когда каждый дозорный видит в любой безобидной тени лазутчика-конфедерата, вряд ли кто-то удивится или станет проводить расследование.

Ситуация разрешилась девятнадцатого января, когда роту «Б» второй бригады отправили на другой берег Раппаханнок, чтобы те быстро разведали обстановку, а затем так же быстро отступили. Но все вышло совсем не так.

Рота, состоящая из легкой пехоты, столкнулась с конфедератами в полной боевой готовности там, где их не должно было быть. Под шквальным огнем врага они оказались абсолютно беззащитны. Полностью повторилась ситуация, в которой оказался целый полк несколькими неделями раньше, отправленный на другую сторону реки в качестве подкрепления. Но теперь вместо семисот солдат со штыками наготове в засаду попала легковооруженная рота. Вся Потомакская армия не сумела оказать ей поддержку.

Сто семь бойцов приняли бой. После того как стемнело, они смогли отступить к реке и добраться до лагеря, неся за собой четырех убитых и семерых раненых. И первым, кого внесли в полевой госпиталь, был Леннинг Ордуэй.

Санитар из отряда Ордуэя сообщил, что его ранили незадолго до наступления темноты. Он как раз лез в карман мундира за завернутым в бумагу черствым печеньем и кусочком поджаренной свинины, которые припас для себя во время завтрака, как вдруг две пули Минье вонзились в его плоть.

Одна из пуль разорвала ему стенку брюшной полости, и теперь оттуда вываливались сероватые кишки. Роб Джей начал заталкивать их обратно, надеясь на то, что сможет закрыть рану, но мимоходом заметил еще несколько повреждений и понял, что не сумеет спасти жизнь Ордуэя.

Вторая рана была проникающей, пуля нанесла слишком много внутренних повреждений – пострадал кишечник или желудок, возможно – и то и другое. Он знал, что если вскроет пациенту живот, то обнаружит обширное кровотечение в брюшной полости. Изможденное лицо Ордуэя было белым, как стена.

– Я могу что-то сделать для тебя, Ленни? – мягко спросил он.

Губы Ордуэя зашевелились. Бойцы посмотрели друг другу в глаза, и Роб Джей увидел на лице своего пациента спокойствие, уже виденное им у пациентов, которые знали, что им не выжить.

– Воды, – попросил он.

Вода была худшим, что можно было дать человеку с пулевыми ранениями, но Роб Джей понимал, что это уже не важно. Он достал две таблетки опиума из сумки и дал их Ордуэю вместе с большим количеством воды. Ордуэя почти сразу вырвало кровью.

– Мне позвать священника? – спросил Роб Джей; он хотел сделать все правильно. Но Ордуэй не ответил, просто продолжал смотреть на него.

– А может, ты хочешь рассказать мне, что именно случилось тогда с Маквой-иквой в тот день в лесу? Или расскажешь еще что-то… хотя бы что-то.

– Ты… в ад, – выдавил из себя Ордуэй.

Роб Джей не считал, что когда-нибудь отправится в ад. Он не верил и в то, что туда попадет Ордуэй или кто бы то ни было, но для споров время было неподходящее.

– Мне показалось, что тебе станет легче, если ты выговоришься сейчас. Если, конечно, тебе есть что рассказать.

Ордуэй закрыл глаза, и Роб Джей понял, что должен оставить его в покое.

Он всегда ненавидел себя, когда не мог спасти кого-то, но особенно тяжело он переносил сейчас смерть человека, который собирался убить его, потому что только этому человеку было известно то, что он пытался узнать в течение долгих лет; а когда мозг человека гаснет, как выключенная лампа, вся информация, известная ему, стирается.

Несмотря ни на что, смерть этого странного, сложного молодого человека, угодившего в беспощадные жернова войны, задела его за живое. Роб всей душой хотел увидеть сейчас другого Ордуэя, который бы вернулся к матери целым и невредимым, получил хоть какое-то образование, познал не голод, а заботу. Он понимал, что все эти мечты тщетны, но, глядя на неподвижное тело, лежащее перед ним, все равно видел в нем именно того, другого Ордуэя.

Роб отвлекся ненадолго, чтобы дать эфирный наркоз одному парню, пока Гарднер Копперсмит ловко вытаскивал из его мясистой ягодицы пулю. Затем он вновь вернулся к Ордуэю, забинтовал ему челюсть, положил на веки пару монет и уложил его на пол рядом с остальными четырьмя погибшими, которых принесли с поля боя солдаты роты «Б».