Все оттенки тьмы 21 страница

– По‑ моему, поздновато уже.

– Они от тебя отстанут. Со временем. У них все‑ таки и других забот достаточно. – Берджесс задумчиво почесал нос. – Получив твое сообщение, я кое с кем переговорил. Наудачу: вдруг удастся что‑ нибудь разнюхать. Мой собеседник неприступен, но кое‑ что я все‑ таки выудил. Они не уверены в невиновности Ваймена, и их это очень нервирует.

– Так чего же они его не допросят?

– Думаю, ты и сам обо всем догадался. Ведь визиты мистера Броуна, взлом дома твоей подружки – это попытки припугнуть тебя, чтобы замолчал наконец. Они хотели закрыть дело, и поскорее, потому что скрытность – их вторая натура. Главное, чтобы все было шито‑ крыто, ты понял? А что вдруг потом стряслось? Да то, что они увидели фотографии, которые сделала Томасина. Увидели и задумались: а вдруг этот Ваймен и впрямь опасен? Что он замышлял, не работал ли на кого‑ нибудь из их врагов? А вдруг он что‑ нибудь узнал? А вдруг проговорится? Беспокоятся ребята. Потому и позволяют тебе делать за них: всю работу. Под присмотром, конечно, но все же.

А ты ведь в любой момент можешь плюнуть на это путаное дело и заняться спокойно другой работой. И ни с тобой, ни с твоей девушкой ничего не приключится. Никаких последствий. Просто понимаешь, Бэнкси… в этих кругах люди друг друга не убивают. Они же профессионалы. Если кого и прибьют, так по политическим мотивам, а никак не по личным. Или если надо спасать свою шкуру. В общем, бросай ты это все. Что ты выиграешь, если будешь и дальше их злить?

– Но у меня до сих пор остались невыясненными некоторые моменты.

Берджесс тяжко вздохнул:

– С кирпичной стеной говорить и то больше толку. Ну ладно. Чего тебе надо, чтобы ты от меня отстал?

– Расскажи, чем занимался Сильберт, в каких операциях участвовал или собирался участвовать.

– Зачем?

– Затем, что это мог знать Ваймен. Предположим, Сильберт проболтался, а Хардкасл во время пьяных посиделок с Вайменом передал ему слова своего любовника.

– И что, Ваймен сразу вознамерился его убить?

– Не знаю. Но я вот о чем еще хотел попросить. У Ваймена был брат, Рик. Он служил в десантных войсках и погиб в Афганистане пятнадцатого октября две тысячи второго года. Газеты тогда сообщили об авиакатастрофе с вертолетом, но по моим данным, Рик Ваймен был убит в ходе боевых действий, когда выполнял секретную операцию.

– И что? Преуменьшать военные потери – это же старо как мир. Можно свалить все на аварию или на случайный выстрел своих же.

– Вся эта пропаганда меня не интересует, – сказал Бэнкс. – Я вот о чем: Сильберт мог иметь отношение к этой операции. Ведь в две тысячи втором году он еще служил в разведке. Они с Хардкаслом пару раз ужинали у Вайменов, и он упоминал, что бывал в Афганистане. После событий одиннадцатого сентября тогда еще и года не прошло, так что смею предположить, что десантники шли по следу Бен Ладена или еще какого‑ нибудь крупного террористического лидера. Видимо, сведения оказались ложными, и они заблудились. Или встретили сопротивление, какого не ожидали. Вполне возможно, что Ваймен считал Сильберта виновным в гибели брата. Вот я и хочу узнать, когда Сильберт ездил в Афганистан и зачем. Кроме того, мне необходимо выяснить, причастен ли Сильберт к той самой операции и связано ли все это с антитеррористическими действиями.

– А не много ли тебе будет? И потом, даже если Сильберт имел какое‑ то отношение к смерти Рика, как Дерек Ваймен мог узнать о сверхсекретной операции?

– Ну… мало ли… лежа в постельке после одного из таких ужинов, Сильберт в порыве откровенности проболтался Хардкаслу, а тот растрепал все Ваймену.

– Перестань, Бэнкс, это чушь. Таких, как Сильберт, хорошо муштруют. Они умеют держать язык за зубами.

– Все равно нельзя исключать такую возможность.

– По‑ моему ты хватаешься за соломинку, дружище.

– Короче, ты мне поможешь? Ты ведь и сам воюешь с террористами, должен знать все ходы и выходы.

– Не факт, что у меня что‑ нибудь получится, – снова вздохнул Берджесс. – А даже если и получится, не факт, что захочу тебе помогать.

– Я ведь не прошу тебя нарушать закон о неразглашении государственной тайны.

– На самом деле именно об этом ты и просишь. Но меня не это волнует. Эти твои вопросы могут навлечь на разведку уйму неприятностей! И на мою собственную голову – а мне забот и так хватает, уж поверь. И тебе самому, и друзьям твоим, и родным все это может принести кучу неприятностей. Что‑ то мне не хочется нести за все это ответственность.

– Ты и не будешь ее нести. Я беру всю ответственность на себя. Дерек Ваймен затеял игру, в результате которой два человека погибли страшной смертью. Я должен узнать, почему он решил так зло и жестоко подшутить над ними, если это вообще можно назвать шуткой. И если это имеет отношение к смерти его брата или борьбе с террористами – я тоже должен это знать.

– Но почему тебе это так важно? Может, выбьешь из него признание силой, да на этом и успокоишься?

– Разобраться хочу. Что же заставило человека пойти на столь изощренную жестокость. Конечно, он вряд ли ожидал, что все кончится смертью. Но прекрасно понимал, что его действия причинят страдания и боль. Разве ты не понимаешь? Это ты‑ то? И нечего делать вид, будто ты сам никогда не совал нос туда, куда не следовало. Именно эта настырность и отличает сопляков от настоящих бойцов. Можно сделать отличную карьеру в нашей профессии, вообще не задумываясь, зачем и почему кто‑ то что‑ то сделал. Но если хочешь чему‑ то научиться, узнать, какие у людей возникают мысли, распознавать мотивы совершенных ими поступков, придется копать глубже, гораздо глубже остальных. Сам знаешь.

Берджесс слушал его, засунув руки в карманы.

– Ну, раз ты так ставишь вопрос… как можно ответить отказом на такую проникновенную речь?

– Значит, поможешь?

– Вообще‑ то, это была шутка, насчет речи. А если серьезно… послушай, о прошлом Сильберта узнать несложно – во всяком случае, в общих чертах, не вдаваясь в лишние подробности. Но вот выудить сведения о том, был ли он задействован в конкретной операции… если он ездил в Афганистан много лет назад, то сейчас на это уже всем наплевать. Но если недавно, это уже хуже. О таком у нас не принято болтать, и доступ у меня далеко не ко всем файлам. Если прознают, что я куда‑ то залез, с меня шкуру живьем сдерут. И ты уж прости, но со шкурой мне расставаться не хочется. Даже ради тебя.

– А что ты можешь рассказать мне, не опасаясь за свою жизнь? – спросил Бэнкс.

– Ничего. Будь я разумным человеком, прямо сейчас от тебя сбежал бы, даже ручкой не помахал бы на прощание. Но я никогда не отличался здравомыслием. Да и любопытен не в меру, вроде тебя. Наверное, потому и достиг таких высот. Хе‑ хе.

Итак, тебе известно, что Сильберт бывал в Афганистане. Но это еще ничего не значит. Эти люди постоянно ездят туда‑ сюда по самым разным оказиям.

– Знаю. Но надо же с чего‑ то начинать. Может, хотя бы скажешь, чем в последнее время занимался Сильберт? Или с кем он встречался в Лондоне?

– Да ты шутишь! Максимум, что я смогу для тебя узнать, вот это: посещал ли Сильберт в две тысячи втором году Афганистан в качестве разведчика и есть ли вообще вероятность, что он имел отношение к операциям десанта. За это меня если и накажут, то не очень. Ну как, удовлетворишься таким ответом?

– А куда я денусь? Но откуда мне знать, что ты не врешь? Ты же с ними заодно, хоть и не работаешь впрямую ни на МИ‑ 5, ни на МИ‑ 6. Как я смогу понять, врешь ты или говоришь правду?

– Иди ты на фиг, Бэнкси! Никак не сможешь!

– То есть ты запросто можешь нагнать мне полной туфты, а я всему поверю, верно?

– А ребята из разведки могут нагнать полной туфты мне. Таков уж странный и переменчивый мир секретных разведывательных служб. У тебя телефон надежный?

– Ну да, купил новый мобильник без контракта.

– И давно?

– Где‑ то неделю.

– Как только я с тобой свяжусь, выброси его на фиг. Я серьезно. Ох, я, видно, совсем сошел с ума, – пробормотал Берджесс и направился к машине, оставив Бэнкса в одиночестве греться под солнышком на скамейке.

– Да в чем дело? – спросил Дерек Ваймен у Бэнкса.

Энни привезла его в участок и усадила в комнату для допросов уже больше часа назад.

– Сегодня суббота, – продолжал Ваймен, – мне надо быть в театре! Мне постановкой заниматься надо!

– Они и без вас справятся, – сказал Бэнкс. – Раньше же как‑ то получалось. Когда вы ездили в Лондон, например.

– Да, но…

– Вы ведь сами согласились сюда приехать? Добровольно. Верно?

– Да. Я всегда готов помочь полиции. И мне скрывать нечего.

– Тогда мы надолго вас не задержим. Спасибо за понимание, – сказал Бэнкс. – Нам было бы куда проще, если бы все вели себя так. Но имеется одна проблема – большинству все‑ таки есть что скрывать.

– Вы меня в чем‑ то обвиняете? Может, мне вызвать адвоката?

– Нет. Вы не арестованы, и никто вас ни в чем не обвиняет. Собственно, вы можете уйти в любой момент. Просто хотим задать вам несколько вопросов. Кроме того, вы имеете право хранить молчание, но если при допросе вы умолчите о чем‑ то, на что позднее будете ссылаться в суде, это повредит вашей защите. Все, что вы скажете, может использоваться против вас в суде.

– Моей защите? В суде?

– Это простая формальность, мистер Ваймен. Стандартная процедура, чтобы защитить всех нас. Ну а что касается адвоката – решайте сами. Думаете, он вам понадобится? Если считаете, что вам нужна помощь адвоката, звоните своему, пусть прервет субботнюю партию в гольф. А можете воспользоваться услугами бесплатного юриста.

– Но я же ничего не совершал.

– Никто вас ни в чем не обвиняет.

Ваймен бросил взгляд на диктофон и нервно облизнул губы:

– А зачем вы тогда диктофон принесли?

– Это тоже стандартная процедура, – сказала Энни. – Мера предосторожности.

– Даже не знаю…

– Если вы сомневаетесь в целесообразности предстоящей беседы, – продолжила Энни, – можете идти домой, как уже сказал главный инспектор Бэнкс. Мы придумаем способ, как добиться своего.

– Что вы имеете в виду?

– Инспектор Кэббот хотела сказать, что у нас есть несколько вопросов, на которые нам важно получить ответы, – объяснил Бэнкс. – Предложенная нами беседа – самый легкий способ получить их. Но есть и другие. Хотите – уходите. Решать вам.

Ваймен пожевал нижнюю губу, потом произнес:

– Ладно. Задавайте ваши вопросы. Повторяю. Мне скрывать нечего.

– Вот и хорошо, – кивнул Бэнкс. – Тогда начнем?

– Извольте. – Ваймен, заметно напрягшись, скрестил руки на груди.

Бэнкс кивнул Энни, и она, прежде чем приступить к беседе, спросила:

– Может, принести вам чего‑ нибудь, мистер Ваймен? Чаю? Кофе?

– Нет, спасибо. Давайте лучше покончим с этим побыстрее.

– Хорошо. Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с Марком Хардкаслом?

– Даже не знаю. У нас их не было. Во всяком случае, таких, какие вы подразумеваете.

– А что я, по‑ вашему, подразумеваю?

– Думаете, я не понимаю, каков подтекст вопроса? Я занимаюсь режиссурой, я прекрасно разбираюсь в подтекстах и скрытых смыслах.

– Я в этом не сомневаюсь, – заверила его Энни, – но вообще‑ то никакого подтекста в моих словах не было. Я задала совершенно обычный, простой вопрос. Вы говорите, что у вас не было никаких отношений. Но вы ведь дружили, не так ли?

– Ну, мы были скорее коллегами, чем друзьями.

– Но могли иногда пойти вместе выпить пива?

– Да. Изредка.

– А еще вы приглашали Марка Хардкасла вместе с его близким другом, Лоуренсом Сильбертом, к себе домой на ужин. Кроме того, однажды вы с супругой ходили в гости в их дом на Каслвью‑ хайтс. Все верно?

– Да. Вы же знаете, что так все и было. Я не осуждаю людей нетрадиционной ориентации.

– Так почему же вы все время делаете вид, будто не общались с Хардкаслом? Может, вы что‑ то скрываете?

– Нет. Все было именно так, как я говорил.

– Но вас нельзя было назвать просто коллегами, – продолжала Энни. – Вы ездили с Марком Хардкаслом в Лондон. И несколько раз ходили с ним в паб «Красный петух». Во время первого допроса вы не упомянули об этом факте, и нам очень хотелось бы знать почему.

– Я не думал, что это вас заинтересует. Мы просто пили там пиво, вот и все.

– Возможно, вы не хотели иметь отношение к этому расследованию? – предположила Энни. – Людям свойственно держаться в сторонке от расследования убийства. Там обычно бывает много грязи, можно и запачкаться.

– Убийства? А при чем тут убийство? – всполошился Ваймен.

– Ну, Лоуренса Сильберта уж точно убили, – заметила Энни. – И еще мы выяснили, что некто специально вносил раздор в отношения Сильберта и Хардкасла. Возможно, этот человек надеялся, что они расстанутся, не более того. Он не ожидал столь трагичного исхода. И все же его действия были безусловно подлыми.

– Возможно. Мне об этом ничего не известно.

– Не забывайте, что, если вы утаите сейчас что‑ то, на что потом будете ссылаться в суде, это выйдет вам боком. А сейчас у вас есть шанс восполнить недосказанное.

– Я уже сказал вам все, что знал.

– На самом деле вас с Марком и Лоуренсом связывали куда более тесные отношения, чем вы говорили, верно?

– Возможно. Сложно сказать. С ними не так просто было подружиться.

– А о чем вы говорили в «Красном петухе»?

– Извините, я вас не понял.

– Да хватит вам, Дерек, – вмешался Бэнкс. – Вы прекрасно все поняли. Этот паб – не самое подходящее место для двух образованных эстетов вроде вас с Хардкаслом. Почему вы ходили именно туда? Из‑ за караоке? Неужели считаете себя новым Робби Уильямсом?

– Когда мы там бывали, никакого караоке не было. Там было тихо. И пиво у них хорошее.

– Пиво у них дрянь, – возразил Бэнкс. – Думаете, мы поверим, будто вы ходили туда ради пива?

Ваймен взглянул на Бэнкса, а затем умоляюще посмотрел на Энни, словно та была его спасательным тросом, якорем, который поможет ему удержаться на плаву здравомыслия и безопасности.

– Дерек, что там случилось? – мягко спросила она. – Расскажите нам. Мы слышали, что Марка Хардкасла расстроили какие‑ то ваши слова и что вы его успокаивали. Что между вами произошло?

– Ничего. – Ваймен вновь воинственно скрестил руки на груди. – Я не помню.

– Нет, так ничего не выйдет, – снова вмешался Бэнкс. – Похоже, пора нам переходить на более официальное общение.

– Что вы имеете в виду? – забеспокоился Ваймен. – Что значит более официальное?

– Главный инспектор Бэнкс не отличается терпением, – улыбнулась Энни. – Ничего страшного. Сейчас мы с вами беседуем неофициально. Мы надеялись, что это поможет разрешить все наши вопросы. Нам ведь совсем не хочется заниматься всякой скучной рутиной вроде арестов, обысков дома и личного имущества, взятия образцов крови, отпечатков пальцев и прочего. Пока что не хочется. Все‑ таки сейчас еще можно уладить все гораздо быстрее и проще.

– Вы меня не запугаете, – заявил Ваймен. – Я знаю свои права!

– Это касалось работы? – спросила Энни.

– Что?

– Вы с Марком в «Петухе» обсуждали рабочие дела?

– Возможно. Обычно мы говорили именно о работе. Я уже упоминал, что мы были больше коллегами, чем друзьями.

– Вы расстроились, узнав, что Марк хочет сам заниматься режиссурой и собирается организовать в Иствейлском театре труппу из профессиональных актеров? Ваш статус режиссера оказался под угрозой, верно? А ведь вы, наверное, только и отдыхаете что в театре. Особенно после целого дня в компании ребятишек вроде Ники Хаскелла или Джеки Биннса.

– Но ведь не все такие.

– Надеюсь. Но все равно общение с такими детьми угнетает. А вы искренне любите театр, не так ли? По сути, это единственная ваша страсть. И тут Марк Хардкасл, уже имеющий славу прекрасного сценографа, решает заделаться режиссером. Художественный руководитель собственного театра. Человек вне конкуренции. Так получается?

– Да Марк даже детский утренник не сумел бы срежиссировать, – фыркнул Ваймен.

– Зато он был восходящей звездой, – возразил Бэнкс. – И работал в профессиональных театрах. У него было много идей. Его труппа принесла бы Иствейлскому театру куда больше славы, чем жалкая кучка фанатиков из местного «Сообщества любителей драмы». А вы – всего лишь школьный учитель, увлекающийся театром. Как верно заметила инспектор Кэббот, вы ему не конкурент.

– Я не очень понимаю, к чему вы ведете, – заерзал на стуле Ваймен.

– Так давайте я объясню, – предложил Бэнкс. – Инспектор Кэббот вас жалеет, а мне все эти бредни порядком надоели. – Он вытащил из кармана фотографии и передал их Ваймену.

– Что это такое? – спросил Ваймен, бросив быстрый взгляд на снимки.

– Вы узнали Лоуренса Сильберта?

– Ну, он похож на Лоуренса. Но вообще‑ то это не очень хороший снимок.

– Чушь собачья, Дерек. Это отличное фото. Кто этот второй мужчина?

– Понятия не имею.

– А кто сделал эти фотографии?

– Откуда мне знать?

Бэнкс нагнулся вперед, опершись ладонями на стол:

– А вот откуда. Эти снимки сделал частный детектив, и зовут этого детектива Томасина Сэвидж. Снимки сделаны по вашей просьбе. Что скажете на это, а?

– А как же профессиональная тайна? Это частное де… это… нельзя же… – Ваймен начал было подниматься, но, зацепившись ногой за перекладину стола, рухнул обратно на стул.

– Тайна? Вы насмотрелись американских сериалов про полицию, – решил Бэнкс. – Зачем вы велели Томасине Сэвидж следить за Лоуренсом Сильбертом? Зачем заказали ей эти снимки? Мы знаем, что вы передали их Марку в «Зиззи», где он их тут же разорвал. Однако флешку с фотографиями он сохранил. И что, после этого он отправился с вами в кино? Или все‑ таки вы нам врали?

– Можно воды? – попросил Ваймен, и Энни нацедила из кулера бумажный стаканчик.

– Зачем вы наняли Томасину Сэвидж? – повторил Бэнкс.

Ваймен сделал глоток и откинулся на спинку стула. Какое‑ то время он молчал, видимо собираясь с духом.

– Потому что, – он поднял глаза, – меня об этом попросил Марк. Вот зачем. Я нанял ее по просьбе Марка. Но, видит бог, я совсем не хотел, чтобы из‑ за этого кто‑ то погиб.

К шести часам субботнего вечера Уинсом уже тошнило от бесконечных прогулок по Истсайд‑ Истейту в компании Гарри Поттера. Сейчас хорошо бы домой, принять горячую ванну, надеть симпатичное платьице и отправиться на встречу клуба спелеологов в «Кошке и скрипке». А потом выпить по бокальчику со Стивом Фэрроу. Если он предложит, конечно.

Но нет, все это невозможно – ведь они почти напали на след Быка.

Пока им удалось выяснить, что пятнадцатилетний Энди Пэш, новенький член банды Джеки Биннса, мечтающий вписаться в их тусовку, сказал Быку, будто Донни Мур обозвал его арабским жирным ублюдком и даже обещал набить ему морду. Разумеется, Мур ничего такого не говорил – он все‑ таки не идиот и не самоубийца, – но Бык купился на эту чушь и решил отомстить. Нападения никто не видел – или боялись признаться. Но все вокруг знали, что это Бык отличился. Но кто‑ нибудь обязательно проговорится. Иначе не бывает.

И вот теперь Уинсом с помощником ехали к Энди Пэшу. Уинсом чуяла, что он и окажется самым слабым звеном в цепочке.

Пэш жил с матерью и двумя сестрами в доме на одной из самых приличных улиц района. По крайней мере окна здесь не забирали решетками, а во дворах не ржавели брошенные машины.

Дверь открыла крашеная блондинка в мини‑ юбке. Густо намалеванная, в одной руке сигарета, в другой сумочка. Это была мама Энди, Кэт. Наверное, она удивилась, обнаружив в субботний вечер за своей дверью высоченную чернокожую красотку в полицейской форме и паренька, похожего на Гарри Поттера. Но виду Кэт не подала. Посетители желали поговорить с ее сыном.

– Он у себя в комнате, – сообщила она. – Слышите, как грохочет музыка? А мне пора.

– Вы должны присутствовать при допросе, – сказала Уинсом.

– Это зачем? Он уже взрослый парень. Чувствуйте себя как дома. Всего хорошего. Да, когда будете уходить, закройте за собой дверь. – И она прошествовала мимо.

Уинсом и Даг Уилсон переглянулись.

– Это что, разрешение на допрос? – с сомнением произнес Уилсон.

– Думаю, да, – ответила Уинсом. – К тому же мы ведь не с ордером на арест к нему пришли. Спросим, где живет Бык, вот и все.

Уилсон пробормотал под нос что‑ то про «плоды ядовитого дерева».[13]Наверняка услышал эту фразочку в каком‑ нибудь американском полицейском сериале, догадалась Уинсом.

В гостиной, развалившись на диване, девчонка лет тринадцати смотрела «Симпсонов», в руке – сигарета, которую зажгла, как только ее мать вышла за дверь.

– Эй, рановато тебе курить, – сказала Уинсом.

Девчонка подпрыгнула от неожиданности. Телевизор так орал, что она не услышала, как вошли Уинсом с Уилсоном. На экране мышь Щекотка в очередной раз разрывала на куски кота Царапку, а Барт и Лиза весело хохотали.

– Вы кто такие? – вскинулась девочка, доставая мобильник. – Извращенцы какие‑ нибудь? Я вызываю копов!

– Не надо, милая, мы уже тут. – Уинсом показала ей удостоверение. – Придержи язычок. И потуши сигарету.

Девочка уставилась на нее.

– Потуши, – повторила Уинсом.

Девочка небрежно бросила окурок в полупустую чашку на столе – судя по следам помады, из нее пила ее мать. Сигарета зашипела и задымилась.

– Очаровательно, – заметил Уилсон.

Маленькая победа. Но Уинсом знала, что, как только они выйдут, девчонка опять закурит. Впрочем, иногда и малыми победами выигрывают войны.

– Мы пришли к твоему брату, – объяснила Уинсом. – А ты веди себя прилично.

– Ну‑ ну, – хмыкнула юная курильщица, снова уставившись в экран.

Уинсом и Уилсон поднялись на второй этаж. Рев гитар и ударных раздавался из‑ за второй двери справа, но, прежде чем копы успели постучаться, распахнулась другая дверь, напротив, и оттуда выглянула девочка. Этой было лет десять. Неуклюжая, в очках с толстыми линзами, она прижимала к себе книгу. Девочка смотрела на них без страха, скорее с любопытством.

Уинсом подошла поближе.

– Вы кто? – спросила девочка.

Уинсом присела на корточки:

– Меня зовут Уинсом Джекмен, я из полиции. А это мой напарник Даг. А тебя как зовут?

– Какое у вас красивое имя. Уинсом. Никогда такого не слышала. А я Скарлетт. Знаете, по‑ моему, я видела вашу фотографию в газете.

– Вполне возможно, – улыбнулась Уинсом. Последний раз газеты писали про нее после задержания одного подозреваемого в продуктовом отделе магазина «Маркс и Спенсер», это был виртуозный кульбит, достойный хорошего регбиста. – Мы пришли к твоему брату.

– А, – равнодушно протянула Скарлетт, будто к ее брату каждый день ходили полицейские.

– А что ты читаешь? – спросила Уинсом.

– «Грозовой перевал». – Девочка прижала книгу к груди, словно боялась, что ее отнимут.

– Я ее в школе читала, – заметила Уинсом. – Хорошая книжка, правда?

– Чудесная!

Уинсом заглянула в комнатку. На полу валялись какие‑ то одежки, но вообще там было чистенько. У стены стоял книжный шкаф, заполненный книжками в бумажных обложках – из букинистического магазина.

– Любишь читать?

– Да, – кивнула Скарлетт. – Но иногда у нас так шумно. Кричат все, а Энди врубает музыку, очень‑ очень громко.

– Да уж, слышу, – сказала Уинсом.

– Это мешает следить за сюжетом, – с важным видом объяснила девочка.

– Понятно, книжка‑ то серьезная, скорее для взрослых барышень, – заметила Уинсом.

– Мне уже десять, – с гордостью ответила Скарлетт. – И я «Джейн Эйр» тоже уже прочла. Вот бы еще не было так шумно, читать невозможно.

– Попробуем сейчас тебе помочь. – Уинсом поднялась. – До свидания, Скарлетт.

– Пока, – сказала Скарлетт и закрыла дверь.

Постучавшись, Уинсом и Уилсон вошли в спальню Энди Пэша.

– Эй! – Энди спрыгнул с неубранной постели. – Чего за хрень? Вы кто такие?

– Полиция, – помахала удостоверением Уинсом. – Твоя мама позволила нам задать тебе несколько вопросиков. Не убавишь звук? А лучше вообще выключи. Сестра твоя читает. Вернее, пытается читать.

– Ага, червяк книжный, достала со своими книжками, – недовольно забурчал Пэш, направляясь к айподу.

Музыка – грохочущее пульсирующее техно – звучала так, будто ее сочинили компьютеры и ударные установки, хоть в ней и проскальзывали живые карибские ритмы. Все почему‑ то считали, что Уинсом обожает регги и калипсо, а она эти жанры просто ненавидела. Ее отец, тот действительно любил регги, а дед и бабушка предпочитали африканский фолк. Уинсом вообще редко слушала музыку и предпочитала всякие сборники, в основном «лучшее из лучшего», какие крутили на радио «Классик‑ ФМ». Самые лакомые мелодии в одном альбоме. Зачем мучить себя скучной второй частью симфонии, если хочется послушать самую знаменитую тему из третьей части?

Энди Пэш, помрачнев, выключил блестящий черный айпод, стоявший в такой же черной и блестящей док‑ станции. Потом уселся на край кровати. Стульев в комнатушке не было, и Уинсом с Дагом подпирали спинами стену у входной двери. Уинсом сразу бросился в глаза книжный шкаф – точнее, парковочные конусы, выкрашенные в разные цвета и рядком выстроившиеся на полках.

– Да ты художник, как я посмотрю, – заметила Уинсом.

– А, это… ну да, типа того…

– Ты, наверное, знаешь, что то, что ты сделал, называется кражей?

– Да это же всего лишь гребаные конусы!

– Парковочные конусы Иствейлского управления дорожной полиции. И не ругайся в моем присутствии, я это не люблю.

– Да забирайте свои конусы. Я же просто по приколу их подтибрил.

– Рада, что они тебя повеселили.

Пэш посмотрел на Уинсом:

– А вам никто не говорил, что вы похожи…

– Заткнись, – сказал Уилсон, ткнув в него пальцем. – Заткнись, маленький мерзкий ублюдок.

– Ладно, ладно, – поднял руки вверх Энди. – Чего такое‑ то?

– Энди, – продолжила Уинсом, – ты когда‑ нибудь слышал о парне, которого тут у вас называют Быком?

– Конечно. Клевый чувачок.

Американское телевидение здорово испоганило английский язык, долгие старания не прошли даром, с грустью подумала Уинсом. Сама она окончила деревенскую школу, где ее обучала местная жительница с дипломом Оксфорда. Прожив много лет в Англии, учительница вернулась на родину, чтобы хоть чем‑ то помочь своим односельчанам. Это она привила Уинсом любовь к английскому языку и литературе, это благодаря ей Уинсом решила, что когда‑ нибудь будет жить в Англии. В стране Джейн Остен, Шекспира, Диккенса и сестер Бронте. А страсть к полицейской работе Уинсом унаследовала от отца, сержанта местной полиции.

– Знаешь, как его зовут на самом деле? – поинтересовалась она.

– Нет. По‑ моему, Торджи или Тори. Что‑ то в таком духе. Не английское имя. Арабское или турецкое. Но вообще‑ то все его зовут Быком – больно уж здоровый.

– А куртка с капюшоном у него есть?

– Конечно.

– А ты знаешь, где он живет?

– Возможно, – осторожно ответил Энди.

– Не скажешь нам?

– А на фига мне, чтобы Бык подумал, будто я натравил на него копов?

– Энди, да мы ведь просто хотим с ним поболтать. По‑ дружески. Ну, вот как сейчас с тобой.

– Бык не любит свиней.[14]

– Не сомневаюсь, – сказала Уинсом. – Мы очень постараемся громко не хрюкать.

– Чего?

Вздохнув, Уинсом сложила на груди руки. Противный малый, да еще и тупица. Впрочем, это даже неплохо – будь он поумнее, не стал бы с ними разговаривать.

– Энди, это ты сказал Быку, что Донни Мур, правая рука Ники Хаскелла, обозвал его арабским жирным ублюдком?

– Дэнни Мур – придурок. Вот и получил по заслугам.

– По‑ твоему, его нужно было зарезать?

– Ну, не знаю.

– А кто на него напал, знаешь?

– Без понятиев. Но кто‑ то не из наших.

– А что тебе пришлось сделать, чтобы попасть в банду Джеки?

– Чего это вы, а?

– Не финти. Чтобы стать членом банды, полагается выполнить какое‑ то задание. Доказать, что ты не трус. Кое‑ где приходится даже идти на убийство, но у нас в Иствейле еще вроде бы живы остатки цивилизации.

– Я чего‑ то не пойму, о чем вы говорите. Ни про какую цивизацию я ничего не знаю.

– Ладно, попробую выразиться проще. Что тебе велел сделать Джеки Биннс?

– Ничего он мне не велел.

– Энди, хватит врать.

– Я не…

– Энди!

Пэш отвернулся и угрюмо уставился на стенку Под всей его напускной бравадой скрывался перепуганный и растерянный мальчишка. Но Уинсом понимала: это еще не значит, что он не может натворить пакостей. Но настоящий бандюга из него вряд ли получится. Так, глупый жалкий воришка. Из тех, что всегда попадаются.

– Ладно, – буркнул он. – Ладно. Не надо на меня орать. Ники с Джеки никогда особо не дружили. А тут приехал Бык, он по‑ любому сильнее и круче их обоих. Вот Джеки и подумал, что хорошо бы натравить его на Ники. Потому и велел мне передать Быку, будто Донни его по‑ всякому обзывал. Но я ничего не видел. Честно. Я не знаю, кто порезал Донни, я ничего не видел.