Некоторые формулы вертепной драмы

Смеховые формулы вертепной драмы чаще всего применяются для (само)харак-теристики персонажа и его ближайших атрибутов (товара, жены) Товар или жена делаются главными признаками героя потому, что ситуация торговли и брачных отношений являются лейтмотивами второй части драмы, подобно тому как это бывает при святочном ряженье Стихия народного святочного ряженья легко входит в вертепное представление и парадоксально сосуществует в нем с миром сурового христианского идеала Вертепные сцены с Цыганом и Лошадью, Антоном и козой, вожаком медведя, эпизодом похорон Ирода или Пора Индийского, видимо, появились в драме не без влияния игр ряженых [Гусев 1974]

На основании обычая рядиться на Святки покойником и представлять кощунственные похороны возникла такая святочная народная драма живых актеров, как «Мав-рух» Завязка драмы бывает представлена песней «Маврух (то есть Мальбрук — М Д) в поход уехал» [Народный театр 1991, 57] Умершему Мавруху участники пародийных похорон, ряженые священнослужителями, задают различные нелепые вопросы, на ко-

торые тот отвечает в ходе представляемого
здесь же «отпевания» Игра в покойника
отличается от драмы «Маврух» тем, что
цель ряженых — произвести устрашающий
эффект, а не просто посмешить присутству
ющих²² «Покойник» покрывался просты- ^с
ней, изо рта у него торчали огромные жел- ¹
тые зубы, выточенные из брюквы В разгар (
«оплакивания» он вскакивал, смущая при- ^г
сутствующих девушек ^с

В вертепе похороны никогда не пароди- < руют церковной службы, в отличие от си- ч туации ряженья Более того, погребальные i сцены в кукольном театре зачастую быва- i ют пронизаны глубокой серьезностью Комический элемент вносится лишь мотивом i легкомысленного поведения родственников умершего после погребения Прием контрастной рядоположенности трагического или возвышенного с низменным и комическим — один из характерных приемов народной драматургии вообще [Савушкина 1988, 174 —175] и вертепа в частности

Другое святочное увеселение, вождение ряжеными Кобылы, в Белоруссии и на Украине не обходилось без Цыгана «Войдя в избу, цыган предлагает деду купить кобылу Начинается строго деловой торг Дед находит запрашиваемую цену высокой, цыган расхваливает свою кобылу, дед отыскивает в ней разные пороки Начинается ссора Затем цыган бьет деда Наконец дерущиеся мирятся, бьют по рукам и кончают торг Затем хозяин их угощает или дает что-либо съестного» [Романов 1912, 109]

Святочное хождение Деда с Козой обыгрывало сюжет пляски, убийства и воскресения последней Появление ряженой Козы в доме сулило хозяевам плодородие Таково же было значение ряженого Медведя [Романов 1912, 107—108] Коза и Медведь функционально близки не только как персонажи святочного ряженья, но и как герои лубка В подписи к народной гравюре первой половины XIX в «Медведь с козой прохлаждается», говорится

Ты, мой любезный медведь, заиграй

в балалайку,

А я, молода коза, попляшу теперь За то нас станут благодарить, Другой вздумает подарить,

²² Действия кукол комической части вертепной драмы внешне напоминают поступки святочных ряженых — ритуальных хулиганов чья связь с дохристианскими пластами культуры не нуждается в особых доказательствах (о ряженье см [Ивлева 1994, Виноградова 1982])

Но и мы за оное зрителям отдадим почтение На сырной неделе в Воскресение [Народный театр 1991, 494].

На Сырной неделе перед Великим Постом (то есть на масленицу) в воскресенье в церковном богослужении возникает тема Страшного суда. Картинки с танцующими парами, как уже говорилось, часто в качестве подтекста или даже прямого текста содержат указание на загробное воздаяние тем, кто легкомысленно танцует и мало думает о своей душе. Таким образом, Медведь и Коза — в качестве лубочных персонажей — участники масленичного веселья, предшествующего Великому Посту. Они же, как герои ряженья, связываются с народным празднеством Рождества. Одни и те же герои оказываются вписанными в родственные временные циклы года — Рождественский и Пасхальный, но в совершенно разном качестве. В первом случае они предстают как некие безличные реликты архаической аграрной культуры (ряженье), а во втором — как смеховые персонажи христианского празднования масленицы в ее ярма-рочно-фольклорной ипостаси (лубок).

В вертепной драме могла происходить встреча Цыгана с Дедом, взаимно предлагающих друг другу купить соответственно Лошадь и Козу.

Цыган: Д1ду Антоне, didy Антоне! Купи в мене добру лощцю. Будешь не базар возити свою дгвицю... Дщ: Краще (лучше. — М.Д.), цыгане

Герасиме,

Купи у мене козу рогату, Буде чим dimeu годувати (кормить. — М.Д.) (Из вертепа живых актеров [Волошин 1960, 218—219]).

Отличие вертепных сцен со скотом от вождения Козы, Кобылы и Медведя в ряженье состоит в том, что скот в вертепе почти совсем лишен антропоморфное™". Вертепные звери являются зверями по существу. Святочная Кобыла как маска ряженых несет иную функцию²⁴. Надевающий традиционную маску тем самым «надевает» вместе с ней и определенный тип поведения [Ивлева 1990, 36—38]. Оставаясь отчасти

²³ В некоторых вертепных текстах животные могут очеловечиваться. Например, в Сокирен-ском вертепе Коза танцует.

²⁴ О смысле и качестве перевоплощения в традиционной игре и ритуале см.: [Ивлева 1974; Ивлева 1985].

самим собой, отчасти воображая себя неким персонажем, ряженый действует согласно традиционной модели. При этом Кобыла характеризуется только действиями с эротической семантикой, образ же Цыгана обладает некоторыми стандартными характеристиками и помимо святочного поведения, так как данный герой имеет широкий общекультурный контекст (с ним связаны мотивы лубочных картин и рождественских коляд, интермедии любительских и школьных представлений, кукольный театр Петрушки, вертепная драма).

Главное отличие вертепного Цыгана от ряженого выражается в том, что в первом случае приходится говорить о литературно-ярмарочном²⁵ образе, а во втором — о личине и примыкающем к ней комплексе ритуального поведения. Цыган в вертепе с точки зрения его литературной характеристики — всегда шарлатан и обманщик, не лишенный позитивной окраски; а с точки зрения его принадлежности к ярмарочной культуре это смеховой персонаж, который иногда может выполнять функцию балагура, что характерно далеко не для всех комических героев вертепа.

Вертепный эпизод с Козой в большинстве случаев сопровождается теми же словами, что и представление ряженых, но качественно он иной. Дед Антон из вертепа более «литературен», чем абстрактный святочный Дед ряженья: у Антона есть жена, которая доит Козу; продажа скотины в некоторых текстах имеет бытовую мотивировку (отдать долг евреям), что не характерно для игровых текстов о Козе и т.д. Кроме того, в структуре драмы сцена с Антоном и Козой чаще всего стоит рядом с эпизодом взбивания масла Антонихой (знахаркой). В последнем случае два потенциально возможных мотива сливаются в один. Таким образом Антониха, как и Дед Антон, обретает конкретность, ассоциируясь с темой знахарства (Западнобелорусская традиция (см. таблицу 3)).

Интересно, что герои ряженья могут конкретизироваться в зависимости от вертепной традиции. Например, вожак Козы из района Новгород-Северска (Украина) на вопрос о том, кто скрывается под видом Козы, не задумываясь выдает своего напарника за собственную жену [Чалый 1889, 26]. Поскольку в вертепной традиции Антон

²⁵ О ярмарке как особом понятии русской фольклорной культуры XVII — XIX вв. см.: [Не-крылова 1988].

имеет и Козу, и жену, такая шуточная конкретизация святочного образа вполне закономерна

Во второй части вертепного действа номинально встречаются все главные персонажи ряженья Купец, Доктор, Барин, Еврей, Поп, Нищий, Иностранец, Военный и т д Это сходство персонажей вертепа и ряженья сразу бросается в глаза О нем упоминает И Ю Федас в своей книге о вертепе [Федас 1987, 103] Однако не только смысл действий кукольных героев отличается от смысла поведения ряженых, но и пространственно-временные системы, в которые включены те и другие персонажи, принципиально различны Герои вертепа помещены в сферу христианского космоса, в пространство Рождества как Страшного суда, ряженые действуют в циклическом времени аграрного круговорота, в игровом пространстве святочного народного обряда

Подводя итоги, можно сказать, что в восточнославянском кукольном рождественском театре совмещается несовместимое Вертепная драма — это и фольклор с его безавторским творчеством, опирающимся на канон, и традиции христианской литературы, преломленные через дидакти-ческую лубочную гравюру, это и театр, на-поминающий религиозные мистерии про-шлога, и не-театр, но нечто, являющееся частью народного святочного ритуала Здесь идеи затяжного русского средневеко-вья, переходящего непосредственно в барок-ко, сливаются с идеями этого барокко, а мировоззренческие рецидивы архаической культуры оказываются рядом с возвышен-ной православной богослужебной поэзией Умилительно-игривый рождественский праздник кукольного спектакля странству-ет путями Страшного суда, святочное Вре-мя наряжается в великопостные одежды, но пока Адам плачет у врат затворенного рая, уже идут персидские цари к новорожденно-му Христу, имея при себе злато, ливан и смирну

Литература

Архимович 1976 — Архимович Л Б Старинный музыкальный театр Украины // Новые черты в русской литературе и искусстве XVII — начала XVIII в М, 1976

Белорусский фольклор 1970 — Беларусю фальклор Хрэстаматыя Мшск, 1970

Богатырев 1971 — Богатырев П Г Вопросы теории народного искусства М, 1971

Бусева-Давыдова 1994 — Бусева-Давыдова

И Л Толкование на Литургию и представления о символике храма в Древней Руси // Восточно-христианский храм Литургия и искусство СПб, 1994 С 197—203

Бядуля 1922 — Бядуля 3 Бэтлейка // Вестник Народного комиссариата просвещения № 3—4 Минск, 1922 С 5— 8 (в «Белорусском отделе»)

Виноградов 1906 — Виноградов ПН Великорусский вертеп СПб, 1906

Виноградов 1908 — Виноградов Н Н Белорусский вертеп СПб, 1908

Виноградова 1982 — Виноградова Л Н Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян Генезис и типология колядования М, 1982

Волошин 1960 — Волошт I О Джерела народного театру на Украшг Кит, 1960

Всеволодский-Гернгросс 1959 — Всеволод-ский-Гернгросс В Н Русская устная народная драма М, 1959

Гусев 1972 — Гусев В Е Взаимосвязь русской вертепной драмы с белорусской и украинской // Славянский фольклор М, 1972 С 303—311

Гусев 1974 — Гусев В Е От обряда к народному театру (Эволюция святочных игр в покойника) // Фольклор и этнография (Обряды и обрядовый фольклор) Л, 1974 С 49—59

Ивлева 1974 — Ивлева Л М Обряд Игра Театр (К проблеме типологии игровых явлений) //Народныйтеатр/Подред В Е Гусева Л, 1974

Ивлева 1985 — Ивлева Л М Дотеатрально-игровой язык русского фольклора проблемы теории и типологии Автореф дис канд искусствовед Л, 1985

Ивлева 1990 — Ивлева Л М Маска в системе ряженья игровой и мифологический аспекты // Зрелищно-игровые формы народной культуры Сб науч статей Л, 1990 (Сер «Фольклор и фольклористика»)

Ивлева 1994 — Ивлева Л М Ряженье в русской традиционной культуре СПб, 1994

Икона 1993 — Икона Секреты ремесла М, 1993

Козлов, Цитов 1993 — Казлов Л, Ципоу А Беларусь на сям! рубяжах Мшск, 1993

Копаневич 1896 — Копаневич И К Рождественские Святки и сопровождающие их народные игры и развлечения в Псковской губернии Псков, 1896

Крашенинников 1966 — СП Крашенинни-ков в Сибири Неопубликованные материалы М, Л, 1966

Кулжинский 1873 — Кулжинский Г Бетлей-ки//Душеполезное чтение 1873 Декабрь Т 3 С 442—450

Лихачев и др 1984 — Лихачев Д С, Панчен-ко А М, Понырко И В Смех в Древней Руси Л, 1984

Лорд 1994 — Лорд А Б Сказитель М, 1994

Мальцев 1989 — Мальцев Г И Традиционные формулы русской необрядовой лирики (Исследование по эстетике устно-поэтического канона) Л, 1989

Марковский 1929 — Марковсъкий Е Укра-шський вертеп Кит, 1929

Народный театр 1991 — Народный театр / Сост, вступ ст, подгот текстов и коммент А Ф Некрыловой, Н И Савушкиной М, 1991

Некрылова 1988 — Некрылова А Ф Русские народные праздники, увеселения и зрелища конца XVIII — начала XIX в М, 1988

Ошуркевич 1996 — ОшуркевтО Ркздвяний вертеп на Болит Луцьк, 1996

Петров 1882 — Петров Н И Старинный южнорусский театр и в частности вертеп // Киевская старина 1862 № 12 С 438—480

Путилов 1988 — Путилов Б Н Героический эпос и действительность Л, 1988

Путилов 1997 — Путилов Б Н Эпическое сказительство Типология и этническая специфика М, 1997

Ранняя драматургия 1975 — Ранняя русская драматургия XVII — первой половины XVIII в Пьесы столичных и провинциальных театров первой половины XVIII в М, 1975

Ровинский 1881 — Ровинский Д А Русские народные картинки Кн 3 Притчи и духовные листы СПб, 1881

Романов 1891 — Романов Е Р Белорусский сборник Вып 5 Заговоры, апокрифы и духовные стихи Витебск, 1891

Романов 1912 — Романов Е Р Белорусский сборник Вып 8 Быт белоруса Вильна, 1912

Савельева 1985 — Савельева О А «Плач Адама» Круг источников и литературная семья памятника // Памятники литературы и общественной мысли эпохи феодализма Новосибирск, 1985 С 164—182

Савушкина 1988 — Савушкина Н И Русская народная драма Художественное своеобразие М, 1988

Селиванов 1884 — Селиванов А Вертеп в Ку-пянском уезде Харьковской губернии // Киевская старина 1884 №3 С 512—515

Федас 1987 — Федас И Ю Украшський на-родний вертеп (У дослйдженнях XIX — XX ст) Киш, 1987

Франко 1906 — Франко I До 1стори Украшського вертепа XVIII в Львш, 1906 С 133—140

Фрейденберг 1978 — Фрейденберг О М Семантика архитектуры вертепного театра // Декоративное искусство 1978 № 2 С 41—44

Чалый 1889 — Чалый М К Воспоминания // Киевская старина 1889 Январь С 26—40

Шейн 1902 — Шейн П В Материалы для изучения быта и языка русского населения северозападного края Т 3 СПб, 1902

Щукин 1860 — Щукин Н Вертеп // Вести Имп РГО СПб, 1860 Ч 29 Кн 7 Разн 5 С 25-35

Юрковский 1997 — Юрковский X Рождественская тема в театре кукол Доклад на симпозиуме в Луцке // Кук Арт 1997 №6 С 9—13

Izopolski 1843 — Izopolski E Dramat wertepowy о Smierci // Atheneum Wilno, 1843 № 3 С 65—66