И проклясть человека может только ведьма?

Иногда бывает, что человек не поладит с феей или эльфом. С кем-нибудь из сидхи Даоина, но для этого надо находиться в Европе. Англия, Ирландия, некоторые места в Шотландии. А в этой стране – только ведьмы.

Значит, оборотень, но мы не знаем, какого рода и даже как он стал оборотнем.

По отметинам и следам – нет.

Если бы ты его увидела лицом к лицу, могла бы сказать, какого он рода?

То есть какое животное?

Да.

Нет.

А сказать, проклятие это или болезнь?

Нет.

Дольф посмотрел на меня вопросительно:

Обычно ты лучше работаешь.

Я лучше работаю с мертвецами, Дольф. Дай мне вампа или зомби, и я тебе скажу его номер карточки социального страхования. Что-то в этом от природных способностей, но больше от практики. С оборотнями у меня опыта куда меньше.

– А на какие вопросы ты можешь ответить?

Спроси и узнаешь.

Ты думаешь, это новенький оборотень? – спросил Дольф.

Нет.

Почему?

Впервые новичок перекидывается в ночь полнолуния. Сейчас для него слишком рано. Это мог быть второй или третий месяц, но...

Но что “но”?

Если это все еще ликантроп, который собой не владеет, который убивает без разбора, то он должен быть еще здесь. И охотиться за нами.

Дольф огляделся, перехватив блокнот и ручку левой рукой, а правой потянулся к пистолету. Автоматическим движением.

Не дрейфь, Дольф. Если он собирается еще кого-то съесть, это будет Уильямс или помощники шерифа.

Он еще раз оглядел темный лес, потом снова посмотрел на меня.

Значит, этот оборотень собой владеет?

Я так думаю.

Тогда зачем было убивать вот этого?

Я пожала плечами:

Зачем вообще убивают? Вожделение, жадность, гнев.

Значит, животная форма используется как оружие, – сказал Дольф.

Ага.

Он все еще в животной форме?

Это вот сделано в форме половина на половину, что-то вроде человека-волка.

Вервольфа.

Я покачала головой:

Я не знаю, что это за зверь. Человек-волк – это всего лишь пример. Это может быть любое млекопитающее.

Только млекопитающее?

Судя по этим ранам. Я знаю, что здесь есть и птицы-оборотни, но они оставляют не такие раны.

Птицы?

Да, но это не их работа.

Предположения есть?

Я присела возле трупа, присмотрелась. Будто заставляла его рассказать мне свои тайны. Через три ночи эта душа отлетит, и я могла бы поднять этого человека и спросить. Но у него не было глотки. Даже мертвый не сможет говорить без нужных органов.

А почему Титус думает, что это работа медведя? – спросила я.

Не знаю, – ответил Дольф, минуту подумав.

Давай его спросим.

С нашим удовольствием, – кивнул головой Дольф. В его голосе звучал легкий сарказм. Если бы я спорила с этим шерифом долгие часы, у меня этого сарказма было бы хоть лопатой греби.