Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Лекция 3. «Век джаза» и творчество Ф. С. Фицджеральда.
|
|
«Это был век чудес, это был век искусства, это был век крайностей и век сатиры»
Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Отзвуки Века Джаза»
Понятие «век джаза»
«Век джаза», или «Roaring Twenties» («ревущие двадцатые») – это десятилетие между окончанием Первой мировой войны (1919) и началом Великой депрессии в США (1929). «Век джаза» глубоко связан с событиями и последствиями Первой мировой войны. Отношение к войне в США было особое, отличное от Европы. Если в странах Европы участие в военных действиях было напрямую связано с необходимостью защищать свою территорию, свой дом, свою жизнь, то для США, отделенных от театра военных действий Атлантическим океаном, вступление в войну было скорее неким символическим актом. Как видно из речи президента Вудро Вильсона (Thomas Woodrow Wilson) перед Конгрессом 6 апреля 1917 г., Америка ставила перед собой задачу не меньше, чем «спасти мир для демократии»:
«Наш мотив – это не месть и не победоносное утверждение физической мощи нашей нации, но лишь защита человеческих прав, борцами за которые мы являемся». В своей речи об объявлении войны он заявил, что если бы США не включились в войну, вся западная цивилизация могла бы быть разрушена.
Хотя участие США в первой мировой войне продолжалось всего 18 месяцев (апрель 1917 г.– июнь 1919 г.), факт этого участия оказал глубокое воздействие на национальное сознание и культуру.
После окончания войны, заключения Версальского мира и основания Лиги наций (по предложению президента В. Вильсона) у граждан США окрепло чувство собственной значимости как нации среди других наций мира. Даже если этого не признавали европейцы, многие американцы свято верили, что именно их вступление в войну, их технологии и их человеческие ресурсы положили конец Первой мировой войне. Одно из последствий этой веры – это возросшее чувство гордости всем американским. Например, после Первой мировой войны в колледжах и университетах США стало престижно изучать американскую культуру и литературу. В 1929 был основан журнал «Американская литература» («American Literature»).
На послевоенный период приходится большое количество публикаций об особенностях американского менталитета, специфике американского варианта английского языка. Вот лишь несколько фактов:
В 1919 г. Генри Л. Менкен (Henry Louis Mencken) публикует книгу «Американский язык»(«The American Language»);
В 1926 г. Стэнли Т. Уильямс (Stanley T. Williams) издает «Американский дух в письмах» («The American Spirit in Letters»); он же в 1931 г. начинает читать в Йельском университете курс «Американская мысль и цивилизация» («American Thought and Civilization»);
В 1928–1930 печатается трехтомный труд Вернона Л. Паррингтона (Vernon Louis Parrington) «Основные течения американской мысли» («Main Currents in American Thought»).
Таким образом, в первое послевоенное десятилетие, с одной стороны, очевидно присутствует стремление американцев убедиться в преимуществе своего образа мысли и жизни, найти подтверждение истинности своих исконных национальных ценностей
В то же время, со стороны менее конформистски настроенных молодых американцев, вслед за представителями «потерянного поколения», настойчиво раздаются высказывания о том, что эти самые исконные американские ценности не выдержали проверки реалиями ХХ века. Эти противоборствующие тенденции и создали особую атмосферу того отрезка национальной истории, который принято именовать «веком джаза».
Название «век джаза» было придумано, по его собственному утверждению, Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом (Francis Scott Key Fitzgerald, 1896–1940). Он в своих рассказах, романах, эссе дал достоверное описание настроения, общей атмосферы, царившей тогда в США. Его эссе «Отзвуки Века Джаза» («Echoes of the Jazz Age», 1931) – это попытка проанализировать истоки и результаты этого короткого, но бурного периода американской истории. Неспроста этот период был назван именно «jazz age» – не просто определенный период времени, но, скорее, определенное состояние сознания, определенный эмоциональный настрой. «Век джаза» – всего десять лет, но таких, которые по эмоциональному накалу, по насыщенности событиями и переживаниями стоят нескольких десятков лет иных, более спокойных периодов истории.
В своем эссе Ф. С. Фицджеральд устанавливает «нижнюю» хронологическую границу «века джаза» – 1 мая 1919 г. В этот день демонстрации демобилизованных с фронта Первой мировой войны солдат в Нью-Йорке и Кливленде закончились вмешательством полиции и разгромом офисов и редакций газет (рассказ об этом дне Ф. С. Фицджеральда называется «Первое мая» («May Day», 1920).
«Когда полиция силой разгоняла толпу демобилизованных парней из провинции, разглядывавших ораторов на Мэдисон-сквер, более интеллигентная молодежь не могла не проникнуться отвращением к нашим порядкам. Мы и не вспоминали про Билль о правах, пока о нем не начал твердить Менкен, но и без того хорошо знали, что подобной тирании место разве что в крошечных нервозных государствах на юге Европы. А раз правительство до такой степени подчинилось заевшимся бизнесменам, нас, похоже, и впрямь погнали на войну ради займов Дж. П. Моргана… Но мы уже успели устать от Великих начинаний, поэтому взрыв морального негодования… оказался недолгим. События 1919 г. внушили нам скорее цинизм, чем революционные стремления… Век Джаза отличался тем, что не испытывал решительно никакого интереса к политике».Лозунгом того десятилетия, по свидетельству Ф. С. Фицджеральда, было «спеши взять свое, все равно завтра умрем».
Формирование джазового стиля в музыке начинается в более раннее время, в 1900-х гг., и в другом месте – в Новом Орлеане. Именно с 1900-х гг. происходит постепенное проникновение афро-американской культуры в культуру «белых» американцев. См. об этом, например, книгу С. Финкельштейна «Джаз» (Sidney Walter Finkelstein, «Jazz, a People’s Music», 1948). В нашу задачу здесь не входит рассмотрение особенностей джаза как музыкального стиля; нас в большей степени интересует атмосфера, некая аура джазовой культуры, повлекшая за собой феномен «века джаза» и оказавшая несомненное воздействие на дальнейшее развитие культуры США и Европы. Именно в 1920-е гг. афро-американцы заявили о себе не только как музыканты, но и как художники, поэты, писатели, философы, – как представители мощной уникальной культуры, противопоставившей себя рафинированной, угасающей культуре «белых», которая на тот момент уже «выдохлась», исчерпав возможности для дальнейшего развития.
Некоторые представители культуры «белых» восприняли наступление джаза как катастрофу. Реакция на «вторжение» джаза наблюдается не только в Америке. Например, в романе немецкого писателя Г. Гессе «Степной волк» (1927) противопоставлены два персонажа: некий Гарри Галлер, депрессивный интеллектуал, типичный «ботаник» – носитель западной книжной учености, оказавшийся на грани самоубийства, – и джазмен Пабло, красавец, любимец женщин, воплощение свободы, энергии и жажды жизни. В романе Г. Гессе джаз и сопутствующая джазу атмосфера – танцы, веселье, ничем не сдерживаемая физическая любовь – предлагаются как «лекарство» для умирающей западной культуры.
Афро-американская культура, давшая жизнь джазу, в 1920-е гг. проявляет себя не только в музыке. Вот некоторые имена эпохи «Гарлемского Ренессанса»: поэт и прозаик Джин Тумер (Jean Toomer) – в 1923 вышла его знаменитая книга «Тростник» («Cane»); поэт Лэнгстон Хьюз (Langston Hughes); поэт Клод МакКей (Claude McKay); антрополог, писатель, сценарист Зора Нил Херстон (Zora Neale Hurston) и другие. В 1925 г. была опубликована антология Алана Локка (Alain LeRoy Locke) «Новый негр» («The New Negro»); за ней последовали «The Negro in America» (1933), «Negro Art – Past and Present» (1936), «The Negro and His Music» (1936) и другие работы, посвященные африканскому культурному наследию. Алана Локка справедливо считают «отцом» «Гарлемского Ренессанса». Само слово «негр» в те годы из уничижительного превратилось в гордое самоназвание народа, который впервые в истории пытался познать себя и свои возможности и исторические перспективы.
К сожалению, здесь мы не имеем возможности более подробно исследовать афро-американскую культуру; мы лишь попытаемся показать, что эта смена культурной парадигмы была воспринята носителями традиций «белой» культуры, т.е. культуры европейского типа, как разрешение ранее недозволенного, недоступного (в частности, секс и другие «примитивные» удовольствия):
«Было время, когда нелегально продававшиеся пластинки с негритянскими песенками, полными эвфемизмов во избежание откровенно фаллической лексики, побудили подозревать такого рода символы повсюду» (Ф. С. Фицджеральд, «Отзвуки Века Джаза»). Эпоха модернизма, как мы помним, отворачивается от классических культурных форм и пытается самоопределиться без опоры на традицию. Культура модернизма – это культура «наоборот», «некультурная» культурность. «Это – дионисийски-биологически-карнавальное понимание классики, выстраивающее все явления бытия в одной плоскости, плоскости Примитива» (В. М. Толмачев, «Типология модернизма в западной Европе и США: культурологический аспект»). В этой перспективе объясним широкий интерес тогдашней публики к антропологии (труды Фрейзера), учению Фрейда (о сексуальной подоснове человеческого поведения), негритянской скульптуре и музыке, наскальной живописи, кубизму и т.д. и т.п. – словом, к «примитиву» или «нерефлективным» способам самовыражения. Для обывателя подобный виток культурного процесса мог означать две вещи: во-первых, крах всех привычных представлений о «правильном» и «неправильном» и, как следствие, полную утрату нравственных ориентиров (Ф. С. Фицджеральд, «Отзвуки века джаза»: «Поначалу ласки в автомобилях… казались чем-то отчаянно рискованным, но скоро стало ясно, что «все так делают», – и прощай, древняя заповедь! Уже к 1917 году в любом номере «Йель рекорд» или «Принстон тайгер» можно было прочитать рассказы о таком приятном и ни к чему не обязывающем времяпрепровождении»). Во-вторых, как следствие, – стремление «взять свое», жизнь по принципу carpe diem с явным привкусом «запретного плода» и неясным ощущением грядущего наказания. Атмосфера «века джаза» в какой-то мере сродни «пиру во время чумы»; тем более, что, пока американцы предавались безудержным удовольствиям («…даже разорившись в прах, не надо было беспокоиться о деньгах – их всюду валялось великое множество. Их даже трудно было тратить…»), Европа только-только приходила в себя и пыталась подняться из руин и пепла Первой мировой войны. Вот несколько характерных примет стиля жизни в «век джаза», отмеченных Ф. С. Фицджеральдом: 1. Свобода передвижения и поведения, которую давал автомобиль. К 1920-м гг. автомобиль действительно превратился из предмета роскоши в средство передвижения (В 1922 г. вышла из печати автобиография отца автомобильной промышленности США Г. Форда «Моя жизнь и работа» (Henry Ford, «My life and work»). Автомобиль, который к тому времени стал популярным подарком подростку на 16-летие, давал молодым людям возможность уединяться парочками и компаниями без контроля со стороны взрослых и, по мнению Ф. С. Фицджеральда, послужил одной из основных причин раннего приобщения американских подростков к плотским радостям и общего морального развращения. 2. Ряд книг, опубликованных в 1920-е гг. и являющихся отчасти причиной, отчасти свидетельством разрушения прежних табу. В их числе собственный роман Ф. С. Фицджеральда «По эту сторону рая» («This Side of Paradise», 1920); «Улисс» Дж. Джойса (James Joyce, «Ulysses», 1921); «Любовник леди Чаттерлей» Д. Г. Лоуренса (David Herbert Lawrence, «Lady Chatterley’s Lover», 1928) и некоторые другие. Кстати, в 1920 г. XIX Поправка к Конституции США признала за женщинами право участвовать в выборах и других политических событиях страны. Таким образом, более независимое, раскрепощенное поведение женщин было узаконено. А ведь именно женщина в прежние времена служила воплощением и носительницей традиционных ценностей. Теперь женщины начали борьбу не только за равноправие с мужчинами в сфере политики и экономики, но также настаивали на своем праве носить брюки, курить, контролировать рождение детей… Подобные тенденции также воспринимались как уничтожение привычного мира и привычной морали.3. «Вечеринки с коктейлями». Необходимо помнить, что «самая дорогостоящая оргия в истории человечества», как назвал «век джаза» Фицджеральд, происходила на фоне действовавшего в те годы в США абсолютного запрета на производство, ввоз, продажу и потребление спиртных напитков, включая пиво, – в эпоху «сухого закона». В 1919 г. была принята XVIII Поправка к Конституции, согласно которой «производство, продажа, транспортировка опьяняющих жидкостей с целью их потребления, импорт или экспорт в пределах США и на всей территории, подчиненной юрисдикции США, полностью запрещается». «Сухой закон» будет отменен только в 1933 г. XXI Поправкой. «Всеобщее стремление наполнить жизнь вечеринками с коктейлями» явилось, на наш взгляд, своеобразной контрреакцией, чем-то сродни подростковому бунту против «строгого родителя», которым в данном случае выступало государство. «Сухой закон» дал обратный эффект: расцветает нелегальное производство алкоголя в кустарных условиях («bathtub gin»). Доходным бизнесом становится подпольная торговля спиртным – «бутлеггерство». Для добропорядочного обывателя средних лет в те годы было вполне нормальным сообщить коллегам по работе или членам семьи о том, что, скажем, в 21-00 у него встреча с «его» бутлеггером – так, как будто речь идет о записи к «своему» дантисту или парикмахеру! Процветает тайная торговля алкоголем через сеть аптек. Возникают подпольные клубы – «speakeasy» – вход в которые был строго засекречен и осуществлялся через заднюю дверь после многократных проверок посетителя на лояльность… Все это придавало жизни романтический привкус. Такого рода романтика привлекала даже немолодых солидных буржуа, таких, например, как Джордж Бэббит, герой романа Синклера Льюиса «Бэббит» (Sinclair Lewis, «Babbit», 1922). Джордж Бэббит – преуспевающий американец сорока шести лет, удачливый делец, примерный семьянин, обладатель стандартного дома, стандартного автомобиля. В его доме – только «самые лучшие» вещи серийного выпуска: «его идолом было новейшее оборудование». Он уважаемый член городского сообщества, принадлежит «к лучшему обществу Цветущих Холмов» – словом, Джордж Бэббит на доступном каждому среднему американцу уровне воплотил американскую мечту о благосостоянии и счастье. И вдруг в одно прекрасное утро он осознает, «что ему противна семья, и он сам себе противен». Бэббит начинает бояться, что его жизнь так и пройдет в соответствии со стандартом, и он не успеет, не сумеет уловить что-то большее, чем обладание новейшим автомобилем и комфортабельным домом. Но что же это – нечто большее? И вот в 46 лет, как подросток, впервые вырвавшийся из-под суровой опеки родителей, мистер Бэббит пускается «во все тяжкие»: заводит молодую любовницу, начинает брать уроки танцев под джазовую музыку. Как-то поздним вечером он, как романтический разбойник, крадется под покровом ночи, чтобы раздобыть где-то в районе пристани самодельный алкоголь сомнительного качества, разлитый в пластиковые бутылки, и чувствует себя при этом не то Робин Гудом, не то Аль Капоне… Вот в самых общих чертах очерк того бурного времени, которое вошло в историю под названием «век джаза». Наиболее известным представителем литературы «века джаза» считается Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Творчество Фрэнсиса Скотта Фицджеральда Фицджеральд утверждал и гордился тем, что именно он придумал название «век джаза». И он сам, и герои его рассказов и романов – типичные представители «века джаза»: «…Я пишу об этом времени и вспоминаю о нем с грустью. Меня вынесло в те годы на поверхность, меня осыпали похвалами и заваливали деньгами, о каких я не смел и мечтать, и все по одной-единственной причине; я говорил людям о том, что испытываю такие же чувства, как они сами, и что надо найти какое-то применение всей этой нервной энергии, скопившейся и оставшейся не израсходованной в годы войны». Известно его высказывание о нем самом и его жене Зельде Сэйр (Zelda Sayre): «Иногда я не понимаю, являемся ли мы с Зельдой реальными людьми или мы персонажи одного из моих романов». Ф. С. Фицджеральд родился в довольно благополучной (хотя и обедневшей по сравнению с несколькими поколениями предков) семье в Сент-Поле (Миннесота). Учился в Принстонском университете; покинул университет, не получив степени. В юности часто влюблялся в девушек, стоявших выше него на социальной лестнице. Фицджеральда всю жизнь преследовало что-то вроде навязчивой идеи во что бы то ни стало разбогатеть, воплотить «американскую мечту». К слову сказать, 1920-е гг. действительно являются периодом особой всеобщей одержимости жаждой успеха и богатства. Как следствие, в 1933 г. в Йельском университете была присуждена первая в истории степень Ph.D. в дисциплине «американистика» (American Studies) некоему А. Уитни Грисволду за диссертацию «Американский культ успеха» («The American Cult of Success»). «…В те дни жизнь уподобилась состязанию в беге из “Алисы в стране чудес”: какое бы ты место ни занял, приз все равно был тебе обеспечен». В 1925 г. выходит в свет роман Т. Драйзера (Theodore Dreiser) «Американская трагедия» («An American Tragedy»), герой которого Клайд Гриффитс заканчивает свою жизнь на электрическом стуле из-за преступления, которое он совершил в погоне за богатством и успехом. Из записок самого Ф. С. Фицджеральда становится ясно, что он часто ощущает некоторую неполноценность, зависть к более удачливым и успешным людям. Например, записи, свидетельствующие о его зависти к Э. Хемингуэю (хотя самому Фицджеральду вполне хватало прижизненной популярности; он в буквальном смысле «проснулся знаменитым» после публикации в 1920 г. романа «По эту сторону рая»): «Мои суждения весомы, потому что подкреплены опытом неудачника, суждения Эрнеста – потому что подкреплены опытом любимца судьбы. Нам с ним не о чем больше говорить» («Из записных книжек»). Для Фицджеральда богатые – это «особая раса»; богатство – это не только экономическая категория, это свидетельство своего рода «избранничества». Всю свою жизнь Фицджеральд стремился разгадать загадку «богатых и знаменитых». Об этом иронически упоминает Э. Хемингуэй в рассказе «Снега Килиманджаро»: «…Богатые – скучный народ, все они слишком много пьют или слишком много играют в триктрак. Скучные и все на один лад. Он вспомнил беднягу Скотта Фицджеральда, и его восторженное благоговение перед ними, и как он написал однажды рассказ, который начинался так: «Богатые не похожи на нас с вами». И кто-то сказал Фицджеральду: «Правильно, у них денег больше». Но Фицджеральд не понял шутки. Он считал их особой расой, окутанной дымкой таинственности, и когда он убедился, что они совсем не такие, это согнуло его не меньше, чем что-то другое». Ухаживание, а потом женитьба на признанной красавице, девушке из богатой семьи Зельде Сэйр, вероятно, были для Фицджеральда своеобразным призом в погоне за успехом и богатством. В романе Фицджеральда «Великий Гэтсби» («The Great Gatsby», 1925) отношения между главным героем Джем Гэтсби и его возлюбленной Дэзи Бьюкенен напоминают ситуацию в жизни Фицджеральда накануне его женитьбы на Зельде. Гэтсби стремится к Дэзи Бьюкенен не только потому, что любит ее. Да, его любовь к Дэзи несомненна; Гэтсби – «последний романтик» прагматичного ХХ века (символ его романтический любви – зеленый огонек на причале усадьбы Бьюкененов). Но Дэзи для него не просто любимая женщина, она также выступает как некий символ победы в социальной конкуренции с Томом Бьюкененом и другими богачами: «Его волновало и то, что немало мужчин любили Дэзи до него — это еще повышало ей цену в его глазах». «Она была первой «девушкой из общества» на его пути. То есть ему и прежде при разных обстоятельствах случалось иметь дело с подобными людьми, но всегда он общался с ними как бы через невидимое проволочное заграждение. С первого раза она показалась ему головокружительно желанной». Дэзи – дорогая и красивая «вещь», символ счастья, сопряженного с материальным благополучием. Загадка ее очарования в том, что в ее завораживающем голосе слышен «звон денег»: «Деньги звенели в этом голосе — вот что так пленяло в его бесконечных переливах, звон металла, победная песнь кимвал… Во дворце высоком, беломраморном, королевна, дева золотая…» В рассказе Фицджеральда «Молодой богач («The Rich Boy») в самом начале говорится: «В глубине души они считают себя лучше нас, оттого что мы вынужденысобственными силами добиваться справедливости и спасения от жизненных
невзгод. Даже когда им случится нырнуть в самую гущу нашего мира, а то и
пасть еще ниже, они все равно продолжают считать себя лучше нас. Они из
другого теста». С одной стороны, жизненная философия многих героев Фицджеральда сводится к следующей формуле: «Лучше быть развращенным и богатым, чем невинным и бедным». «Я не люблю бедных людей… Я ненавижу их за то, что они бедные. Бедность… самая отвратительная вещь в мире» («По эту сторону рая»). С другой стороны, писателя не покидает ощущение ненадежности, иллюзорности такой версии счастья и успеха. «Все истории, приходящие мне в голову, имели оттенок катастрофы», – признавался писатель, а английский критик Кресс отмечал: «Ощущение катастрофы – в самом центре работы Фицджеральда».
За блестящим фасадом скрывается гнилая изнанка – «обратная сторона рая»: «Это была жизнь взаймы… Одна десятая часть общества вела жизнь, беззаботную, как у герцогов, и ненадежную, как у хористок». Неслучайны названия некоторых произведений Фицджеральда: «По эту сторону рая» (подразумевается, что существует и «та» сторона), «Прекрасные и проклятые» («The Beautiful and Damned», 1922).
В итоге Фицджеральда постигло разочарование в кумирах и идеалах. В «Записных книжках» он вспоминает о той цене, которую пришлось заплатить, чтобы проникнуть в мир Зельды и подобных ей:
«Наша любовь была несчастной – из тех, что завершаются драматически, потому что нет денег. – и пришел день, когда девушка, руководствуясь здравым смыслом, объявила, что между нами все кончено. Все лето я был в отчаянии и… писал роман, и все получилось хорошо, только хорошо получилось для другого человека, каким я тогда стал. Этот другой человек, с чековой книжкой в кармане, год спустя женился на той самой девушке, но в нем уже затаилось недоверие и враждебность к богатым бездельникам… тайная, незатухающая ненависть крестьянина… Этим другим человеком я… оставался шестнадцать лет, не доверяя богатым, однако работая ради денег, чтобы вести такой же вольный образ жизни, … как умели некоторые из них» («Крушение»).
Для Фицджеральда, как для многих американцев того времени, разочарование в идеале богатства – это не просто переоценка личных ценностей. Это – крах привычных представлений о мире, утрата веры в типично американскую систему ценностей, на которую опирается национальное самосознание.Еще в колониальный период, когда только формировалась американская нация, в текстах основателей американской культуры (например, в «Автобиографии» Б. Франклина) были сформулированы положения т.н. «американской мечты»: 1. Америка – страна великих и равных для всех возможностей.2. Очевидным свидетельством реализации «американской мечты» является достижение материального благополучия. 3. Финансовое благосостояние мыслится как знак некоего «избранничества свыше» – эта идея восходит к пуританской вере. Богатство выступает в качестве косвенного признака твоей принадлежности к клану «избранников Божьих»; с другой стороны, постоянно преследующие неудачи можно расценивать как симптом «Божьего гнева». Следовательно, богатый человек – это человек, на котором лежит благодать.4. Помимо «избранничества», финансовое благополучие есть результат нескольких составляющих, которые легко вычисляются и которые легко воспроизвести. В конце XIX – начале ХХ вв. в США получает распространение тип литературы, которое условно можно назвать «Евангелие богатства» (Gospel of Wealth). Американские финансовые магнаты (такие, как А. Карнеги, П. Т. Барнум, Г. Форд и др.) публикуют автобиографии, наглядно демонстрирующие их «путь наверх», с многочисленными живыми примерами и советами для читателей, как достичь вожделенного богатства. У читателей таких книг действительно могло сложиться впечатление, что в такой стране, как Америка, при достаточной целеустремленности и упорном труде можно добиться таких же блестящих результатов. Символ успешной реализации «американской мечты» – Бенджамин Франклин (Benjamin Franklin, 1706–1790). Его «Автобиография» (1771–1790) – это не только документальное свидетельство его пути к успеху, но и «пошаговая» инструкция для потенциальных подражателей. См., например, страницы с подробным расписанием дня или список «13 добродетелей». В романе Ф. С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» уже после смерти главного героя рассказчик Ник Каррауэй находит в доме Гэтсби дневник, который Гэтсби вел еще в юности. Страница из дневника Гэтсби словно скопирована со страниц «Автобиографии» Франклина:«– Вот, смотрите, это сохранилось с тех пор, как он был еще мальчишкой. Оно о многом говорит.
Он раскрыл книжку с конца и повернул так, чтобы мне было видно. На последнем чистом листе было выведено печатными буквами: «РАСПИСАНИЕ» и рядом число: «12 сентября 1906 года». Под этим стояло:
Подъем.............................................6.00 утра
Упражнения с гантелями и перелезанье через стену...6.15 - 6.30
Изучение электричества и пр........................7.15 - 8.15
Работа............................................ 8.30 - 4.30
Бейсбол и спорт................................... 4.30 - 5.00
Упражнения в красноречии и выработка осанки....... 5.00 - 6.00
Обдумывание нужных изобретений.................... 7.00 - 9.00
ОБЩИЕ РЕШЕНИЯ
Не тратить время на Штефтерса и (имя неразборчиво)
Бросить курить и жевать резинку
Через день принимать ванну
Каждую неделю прочитывать одну книгу или журнал для общего развития
Каждую неделю откладывать 5 дол (зачеркнуто) 3 дол.
Лучше относиться к родителям.
– Мне это попалось на глаза случайно, - сказал старик. - Но это о многом говорит, верно?».
История Джея Гэтсби – это история развенчания как «американской мечты», так и способов ее достижения. Когда читатель знакомится с Гэтсби в начале романа, тот уже владелец миллионов и роскошной виллы в престижном пригороде Нью-Йорка. Каждую неделю на вилле проходят грандиозные вечеринки, почти оргии в духе «века джаза». Большинство гостей, которые едят, пьют, купаются в бассейне и злословят на счет хозяина этих несметных богатств, незнакомы ни с самом хозяином, ни с его способом зарабатывать деньги. Предположения строятся самые разные: «когда-то он убил человека»; «он – незаконный торговец спиртным» и пр.: «Он не то племянник, не то двоюродный брат кайзера Вильгельма. Вот откуда у него столько денег». «Во время войны он был немецким шпионом». «Он бутлегер, — шептались дамы, попивая его коктейли и нюхая его цветы. — Он племянник фон Гинденбурга и троюродный брат дьявола, и он убил человека, который об этом проведал. Сорви мне розу, душенька, и налей, кстати, еще глоточек вон в тот хрустальный бокал». Эти домыслы ничуть не мешают гостям развлекаться за счет Гэтсби, ведь в те годы было неважно, откуда взялись деньги, главное – насколько шикарно ты их потратишь. Впоследствии мы узнаем, что у Гэтсби действительно какие-то грязные бутлегерские делишки с неприятным типом по имени мистер Вулфшим. Трагический конец истории Гэтсби, казалось бы, является подтверждением нехитрой морали: нечестно нажитое богатство не может принести счастье и не доводит до добра. Но возникает вопрос: а возможно ли в принципе честно нажитое богатство? Можно ли воплотить в реальной практике формулу успеха Б. Франклина? Возможно, когда-то, на заре американской цивилизации, Америка действительно была страной великих и равных возможностей. Но те времена безвозвратно прошли. Как мы убеждаемся из романа, в юности Гэтсби свято верил в достижимость «американской мечты» легальными средствами (подтверждение тому – страничка из его дневника). Но американская действительность 1920-х гг. расставила все по местам (история с наследством мистера Коди; замужество Дэзи). Путь Франклина – не для современного американца. Оказывается, что в современных условиях «американская мечта» – лишь утопия, прекрасная легенда. Вся история США, по сути, представляет собой последовательные попытки реализовать утопию Нового Света. Одно за другим устраняются препятствия на пути к идеальному государству: освобождение от колониальной зависимости от Великобритании (1775–1783; 1776 – год подписания «Декларации Независимости»); отмена рабства (1861–1865); победа в Первой мировой войне. И вот, наконец, когда ничто не может помешать наслаждаться плодами побед, оказывается, что «американская мечта» – фикция, мираж. «Земля обетованная ускользает о нас, подобно миражу», – писал в 1879 г. американский политик и экономист Генри Джордж в знаменитом труде «Прогресс и бедность» (Henry George, «Progress and Poverty»). «Декларация Независимости» – основополагающий документ американского государства и квинтэссенция американского кредо – гласит: «Все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Ф. С. Фицджеральд в своем романе пытается ответить на вопрос, возможна ли реализация этих принципов в Америке «века джаза». Свобода? Но в условиях американской действительности ты не свободен от давления социальных стереотипов, которые побуждают тебя во что бы то ни стало стать успешным, богатым, популярным – а иначе какой ты американец? Равенство? Но Фицджеральд убедился в том, что в мире есть «богатые» – и все остальные. «…Богатые люди не похожи на нас с вами. С самого детства они владеют и пользуются всяческими благами, а это не проходит даром, и потому они безвольны в тех случаях, когда мы тверды, и циничны, когда мы доверчивы, так что человеку, который не родился в богатой семье, очень трудно это понять. В глубине души они считают себя лучше нас, оттого что мы вынуждены собственными силами добиваться справедливости и спасения от жизненных невзгод. Даже когда им случится нырнуть в самую гущу нашего мира, а то и пасть еще ниже, они все равно продолжают считать себя лучше нас. Они из другого теста» («Молодой богач»). «Американская мечта» предполагает, что в Америке для всех существуют равные возможности в достижении богатства и успеха. Но следует принять во внимание разницу в стартовых условиях. Есть такие люди, как Гэтсби, как сам Ф. С. Фицджеральд – им всего приходится добиваться самим; благодаря своей неимоверной работоспособности и упорству такие люди рано или поздно выкарабкиваются «из грязи в князи», но в глубине души так и остаются трудягами, «рабочей скотинкой». Джей Гэтсби, миллионер, на вершине своего материального успеха оставался застенчивым, немногословным, стеснялся общаться с гостями собственных вечеринок и как будто не верил до конца, что он достоин любви Дэзи Бьюкенен. И есть такие, как Дэзи и Том Бьюкенены. Там, где рядовому американцу приходится потратить полжизни на достижение той или иной цели, им не приходится пошевелить пальцем. Все, что может стать целью всей жизни какого-нибудь Гэтсби, им дано с самого рождения. Предположительно, такое преимущество должно открывать огромные возможности для саморазвития и самосовершенствования. А на самом деле оказывается, что отсутствие проблем материального характера действует на личность развращающее: «Том, наделенный множеством физических совершенств — нью-хейвенские любители футбола не запомнят другого такого левого крайнего, — был фигурой, в своем роде характерной для Америки, одним из тех молодых людей, которые к двадцати одному году достигают в чем-то самых вершин, и потом, что бы они ни делали, все кажется спадом. Родители его были баснословно богаты, — уже в университете его манера сорить деньгами вызывала нарекания». Бьюкенены ведут себя, как избалованные дети: «Они были беспечными существами, Том и Дэзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними». «Стремление к счастью» в формате «американской мечты» оборачивается для Гэтсби полным крахом всех надежд и иллюзий. «Американская мечта» не обманула Гэтсби: он действительно стал миллионером, и Дэзи Бьюкенен стала его любовницей. Очень показательна сцена, после которой сердце Дэзи наконец тает: Гэтсби приглашает Дэзи к себе в роскошную виллу, водит ее по анфиладам комнат, демонстрируя свое богатство, а в спальне открывает платяной шкаф и начинает выбрасывать на кровать дорогие рубашки из роскошных тканей: «Он распахнул перед нами два огромных шкафа, в которых висели его бесчисленные костюмы, халаты, галстуки, а на полках высились штабеля уложенных дюжинами сорочек. – У меня в Англии есть человек, который мне закупает одежду и белье. Весной и осенью я получаю оттуда все, что нужно к сезону. Он вытащил стопку сорочек и стал метать их перед нами одну за другой; сорочки плотного шелка, льняного полотна, тончайшей фланели, развертываясь на лету, заваливали стол многоцветным хаосом. Видя наше восхищение, он схватил новую стопку, и пышный ворох на столе стал еще разрастаться – сорочки в клетку, в полоску, в крапинку, цвета лаванды, коралловые, салатные, нежно-оранжевые, с монограммами, вышитыми темно-синим шелком. У Дэзи вдруг вырвался сдавленный стон, и, уронив голову на сорочки, она разрыдалась. – Такие красивые сорочки, – плакала она, и мягкие складки ткани глушили ее голос. – Мне так грустно, ведь я никогда… никогда не видала таких красивых сорочек». Гэтсби наивно полагает, что купить можно все, что угодно; даже повернуть время вспять возможно, если у тебя достаточно денег: «– Нельзя вернуть прошлое? – недоверчиво воскликнул он. – Почему нельзя? Можно! Он тревожно оглянулся по сторонам, как будто прошлое пряталось где-то здесь, в тени его дома, и чтобы его вернуть, достаточно было протянуть руку. – Я устрою так, что все будет в точности, как было, – сказал он и решительно мотнул головой». Верность романтической мечте и вера в «американскую мечту» в итоге приводит Гэтсби к катастрофе. Роскошь, которую он смог купить на свои миллионы, не смогла дать ему той радости, что могла бы дать настоящая любовь или подлинная дружба: «Он чувствовал, что старый уютный мир навсегда для него потерян, что он дорогой ценой заплатил за слишком долгую верность единственной мечте». Помимо романа «Великий Гэтсби», несколько рассказов Фицджеральда посвящены «очень богатым» людям и теме разлагающего воздействия богатства на их души. Один из таких рассказов носит название «Алмаз величиной с отель Ритц» («The Diamond as Big as the Ritz»; в русском переводе «Алмазная гора», 1922), и там тоже идет речь о попытке повернуть время вспять и вообще изменить судьбу мира при помощи… нет, не денег, но очень дорогостоящей вещи. Рассказ повествует о семействе Вашингтонов (прямые потомки первого президента США), которые живут в каком-то подобии сказки «Тысячи и одной ночи» в горах Монтаны: «Осиянный звездным светом, на берегу озера стоял дивный дворец, в полвысоты горы, к которой он прильнул во всей своей мраморной прелести, ровно и мягко врисовываясь в густой нагорный сосняк. Бесчисленные башенки, ажурные кружева косых балюстрад, узорная прорезь тысячи треугольных, квадратных, шестиугольных окон, излучавших золотистый свет, зыбкое смешенье синих теневых полос со звездными струями». «Потом они как-то вдруг оказались за столом – и тарелки были цельнобриллиантовые, в два тончайших слоя с прокладкой изумрудной филиграни, будто вырезанные из воздуха. Коридоры источали тихую тягучую музыку - и пуховое кресло, слитое с его спиной, нежило и дурманило его». Главный герой рассказа Джон Ангер, который, как когда-то сам Фицджеральд, восхищается «очень богатыми людьми» («Я как раз люблю очень богатых. Чем богаче, тем лучше - по-моему, так»), вскоре узнает страшную тайну семьи Вашингтонов. Чтобы не скучать в горах Монтаны, Вашингтоны периодически приглашают к себе погостить друзей. А чтобы те, вернувшись домой, не выдали миру тайну богатства Вашингтонов, гостей «усыпляют» после того, как хозяева вполне насладятся общением, «наиграются» с живыми людьми, как с куклами: «Какая разница, все равно ведь им когда-нибудь умирать, а нам уж, значит, никакой радости в жизни. Ты подумай, как бы здесь скучно было, если б никто никогда не приезжал. Папа с мамой даже своих лучших друзей не пожалели», – говорит Джону прелестная Кисмина Вашингтон. «– Я в тебя влюбилась –- и мне теперь, правда, так жалко, что тебе... что тебя придется усыпить, хотя лучше пусть усыпят, чем ты будешь целоваться с другой». Самая потрясающая сцена в рассказе – когда глава семейства мистер Брэддок Вашингтон предлагает взятку Богу, чтобы тот вернул ему, Вашингтону, его рабов и его сокровища: «Он напомнил богу о дарах, на которые призревали небеса, - о храмах, воздвигнутых ради спасения городов от моровой язвы, о приношениях миром и золотом, о человеческих жертвах – о прекрасных женщинах, плененных армиях, о детях и царицах, о зверях лесных и полевых, об овцах и козах, о градах и жатвах, о тех окоренных землях, которые предавались огню и мечу, дабы умилостивить его, умягчить и отвратить гнев господень - и вот теперь он, Брэддок Вашингтон, Владыка Бриллиантов, царь и жрец нового золотого века, законодатель великолепия и роскоши, предлагает ему сокровище, о каком и не грезили былые властители, и предлагает не смиренно, а горделиво. Богу причитается от него, продолжал он, переходя к деталям, несравненный бриллиант. А взамен требуются сущие пустяки, для бога ничуть не затруднительные, - чтобы все стало так, как было вчера в тот же час, и чтобы все так и оставалось. Совершеннейшие пустяки. Надо всего-навсего, чтобы небеса разверзлись, поглотили этих людей с их аэропланами и снова сомкнулись. И рабы его пусть будут снова живы и здоровы. Ему еще никогда и ни с кем не приходилось ни торговаться, ни договариваться. Он только сомневался, сходную ли цену он предложил. У бога, конечно, на все своя цена». Проза Фицджеральда действительно выражает самый дух «века джаза» – десятилетия, «которое… сознательно противилось тихому угасанию в собственной постели и предпочло эффектную смерть на глазах у всех в октябре 1929 года». Его романы и новеллы, как и вся атмосфера «века джаза», бросают циничный вызов «американской мечте», вера в которую воспитала целые поколения его соотечественников. Как вспоминал сам писатель в эссе «Отзвуки века Джаза», он ни о чем не жалеет: «Мы пили спирт, и с каждым днем нам становилось все лучше и лучше… и казалось, что пройдет всего год-другой, и старики уйдут наконец с дороги, предоставив вершить судьбы мира тем, кто видел вещи как они есть.… Как хорошо было, что наши двадцать лет пришлись на такой уверенный в себе и не знавший тревог период истории». Литература Фицджеральд Ф. С. Великий Гэтсби / Фицджеральд Ф. С. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1996.
|
|