Глава 20. «Мне нужен собственный дом», — подумал Майлс, охваченный внезапной и беспричинной неприязнью к этой комнате

«Мне нужен собственный дом», — подумал Майлс, охваченный внезапной и беспричинной неприязнью к этой комнате. Он так много путешествовал, что не обзавелся своим жильем, не считая квартиры в Лондоне.

Интересно, удастся ли Аргоси найти секундантов среди гостей? Майлс не имел понятия о процедуре вызова хозяина дома на дуэль, но не сомневался, что прецедент имеется. Если он что и вынес из книг, окружавших его в данный момент, то лишь уверенность: каким бы ужасным ни был поступок, какой-то бедолага уже совершал нечто подобное.

Эта мысль странным образом приободрила его.

То, что он собирался сделать, было самым трудным решением в его жизни. «Гудкайнд, наверное, счел бы, что такая жертва очистит его душу», — подумал Майлс с мрачной иронией.

Но как быть с Джорджиной?..

Он даже не вспомнил о ней и не ее глаза искал в толпе.

Да, натворил он дел...

Резкий стук в дверь прервал его мысли.

Майлс вскочил на ноги, но Аргоси не стал ждать разрешения войти. Он распахнул дверь, словно она была поставлена, чтобы досадить ему, и захлопнул ее за собой со всем драматизмом оскорбленной гордости.

— Редмонд, назовите своих секун...

— Аргоси, примите мои извинения, — перебил Майлс. — Я вел себя как осел.

Аргоси опешил.

— Прошу прощения, вы...

— Я извиняюсь перед вами. То, что я сделал, — непростительно. Но надеюсь, вы хотя бы поймете, почему я это сделал, если я объясню свое отвратительное поведение.

Слово «отвратительное» явно пролило бальзам на раны Аргоси, и его взъерошенные перышки заметно улеглись.

— Во-первых, Кейвил не прав. Ему повезло, что его нет здесь. Иначе я, наверное, не устоял бы перед соблазном вызвать его на дуэль. Уверяю вас, слухи насчет мисс Брайтли порождены завистью, вызванной ее появлением в светском обществе, — и ничем более. Мне чрезвычайно неприятно слышать, когда о ней отзываются пренебрежительно, тем более в моем доме. Поскольку характер мисс Брайтли, вне всякого сомнения... — Майлс прочистил горло, — выше всяких похвал.

Он умолк, собираясь с мыслями. Аргоси тоже молчал, озадаченный его словами.

И тут Майлсу снова пришло в голову, что Аргоси искренне привязан к Синтии. Что ж, если так, — очень хорошо.

— Конечно, Синтия, как и Вайолет, несколько взбалмошная, но она... дорога нам, — продолжал Майлс.

— Дорога? — Аргоси совсем растерялся. Судя по всему, он решил, что Синтия дорого им обходится.

— Она близкий друг нашей семьи, поэтому находится под нашей защитой. Впрочем, я уверен, что вы не знали об этом, иначе, как джентльмен, вы бы никогда не стали порочить ее имя. — Тут Аргоси встрепенулся, словно протестуя. — Мы весьма озабочены ее благополучием и воспринимаем попытки запятнать ее репутацию как вызов. Я переживаю за нее не меньше, чем за Вайолет.

Аргоси улыбнулся, когда он упомянул Вайолет. Ее имя всегда вызывало у мужчин снисходительные улыбки.

— Но Синтия, несмотря на свое легкомыслие, обладает здравым умом и твердым характером, что очевидно для каждого, кто хорошо ее знает. А мой поступок... он был спонтанным, из ряда вон выходящим. Однако я не сожалею, что защитил ее честь, так как уверен: вы поступили бы так же, коснись дело любой из ваших пяти сестер... — Майлс помедлил, чтобы позволить Аргоси мужественно кивнуть. — И все же мне не следовало защищать ее таким образом. Надеюсь, вы достаточно великодушны, чтобы простить меня, и не станете думать хуже о мисс Брайтли из-за поступка, который, уверен, она никогда бы не одобрила.

Аргоси молчал. Струйка крови в уголке его рта начала подсыхать.

— Ясно, что мисс Брайтли вызывает сильные эмоции у тех, кто ее знает, — ответил он наконец. Его речь стала несколько невнятной из-за распухающей губы. — Если бы я не испытывал к ней... определенные чувства, я бы так не расстроился из-за ее предательства. То есть мне так показалось, — добавил он поспешно.

Майлс кивнул, ощутив укол вины за то, что ввел беднягу в заблуждение. Но независимо от того, что Синтия сделала или не сделала, Аргоси явно больше выгадывал от их союза.

— Видите ли... Я собирался сделать ей предложение, — нерешительно признался Аргоси. — Вчера. Вы, должно быть, знаете, что между нами возникла привязанность. Боюсь, мы особенно не таились в последнее время. Мои чувства глубоки и... — Это сообщение заинтересовало Майлса, и оно, как строчка из стихотворения, видимо, где-то прочитанного Аргоси. — И похоже, что сама судьба благоволит нашему браку. Не могу представить, чтобы я получал большее удовольствие от общения с какой-либо другой женщиной. Признаться, я влюблен. Полагаю, я был очень серьезно огорчен тем, что услышал от Кейвила. Меня не слишком волнует ее происхождение. Но я точно знаю, что мой отец предпочел бы, чтобы я привел в дом жену с безупречной...

Майлс выпрямился во весь свой внушительный рост, готовясь солгать.

— Мисс Брайтли — прекрасная молодая женщина, — заявил он. — И уверяю вас, она пользуется неизменной дружбой и уважением нашей семьи. Поэтому каждый, кто усомнится в ее порядочности, усомнится в суждении семьи Редмондов. — Майлс помедлил, дабы эта завуалированная угроза дошла до сознания собеседника. — И мы убеждены, что она окажет честь любой семье — даже самой благородной и старинной, — если войдет в нее. Любой мужчина, который женится на ней... — Майлс почувствовал, что его сердце сжалось в кулак — словно пыталось помешать ему сказать то, что он собирался сказать. Отвернувшись к окну, он заявил: — Любой мужчина будет счастлив, если мисс Брайтли примет его предложение. Включая вас, Аргоси.

Последние слова Майлс произнес сквозь зубы, однако эта его тирада произвела на Аргоси должное впечатление.

— Мой отец, конечно, предпочел бы невесту из высшего общества, — сказал он со спокойным достоинством. — Но я — его единственный сын, и ему трудно отказывать мне. А я действительно чувствую: судьба распорядилась, чтобы мы с мисс Брайтли вместе строили свое будущее. В конце концов, миссис Эрон предсказала это.

— Вот именно.

— Ну а в свете того, что вы сказали о ней, я могу только поздравить себя с тем, что мое первоначальное суждение оказалось правильным. Именно поэтому я на ней и женюсь.

Это были слова человека, которому никогда ни в чем не отказывали. И они были так прямолинейны, что просто захватывало дух.

Майлс обнаружил, что не может сердиться на Аргоси. Но этот факт не мог служить достаточным основанием для того, чтобы испытывать к нему симпатию. Парень так и не повзрослел. И возможно, никогда не повзрослеет. Ведь характер, как Майлс давно усвоил, формируется через сопротивление и испытания.

Впрочем, Синтия Брайтли в качестве жены может оказаться достаточным испытанием для любого мужчины.

И тут, поняв, что его силы иссякают, Майлс решил, что нельзя столько от него требовать. Из всех мучений, что он вынес за нынешний день, этот разговор был самым невыносимым мучением.

Но разговор с Аргоси почти закончился. Собственно, все закончилось, весь этот эпизод его жизни.

То же самое он говорил себе, сбежав от каннибалов. А также в то время, когда к нему возвращались силы после приступа лихорадки.

— Что ж, Майлс, — произнес Аргоси с очаровательной серьезностью, — вы прощены. Пожалуйста, примите мои извинения за мои необдуманные и несправедливые слова, сказанные о мисс Брайтли. — Ему было довольно трудно говорить из-за распухшей губы. — Поверьте, впредь я постараюсь вести себя так, как обязывает меня мое воспитание...

В его голосе прозвучало раскаяние, и это понравилось Майлсу. Впрочем, его собственное поведение едва ли соответствовало его воспитанию.

— Мне было неприятно чувствовать себя одураченным, — продолжил Аргоси. — И как я уже сказал, я был ужасно огорчен. Однако мне следовало знать, что Редмонды никогда не пригласили бы в свой дом мисс Брайтли, если бы все то, что рассказывают о ней, было правдой.

«Но это не значит, что все рассказы о ней — неправда», — подумал Майлс.

— Я рад, что мы с вами снова друзья, Аргоси, — сказал он с улыбкой.

— Я тоже. — Аргоси попытался улыбнуться, но его распухшая губа не позволила это сделать.

Майлс по-прежнему не чувствовал вины за эту губу. Возможно, чувство вины придет позже.

Он протянул Аргоси руку, и они обменялись рукопожатиями.

А затем воцарилось молчание.

Какое-то время Аргоси смотрел в окно, потом повернулся к Майлсу и пробормотал:

— Черт, я ужасно нервничаю... — Он снова попытался улыбнуться, но улыбка его превратилась в болезненную гримасу. Майлс протянул ему платок, и Аргоси взял его с рассеянным видом. — Я знал, что когда-нибудь женюсь, но никогда не думал, что это случится так скоро. А сейчас вдруг обнаружил, что вполне созрел для этого. Завтра я попрошу ее руки, и если фортуна будет благосклонна ко мне, то она станет моей женой через две недели. Не могу представить, что мне придется ждать дольше, чтобы заполучить ее в свою... — Аргоси осекся, увидев выражение лица Майлса. — Могу я рассчитывать на ваше благословение как члена семьи Редмондов, а также ваше одобрение, когда я попрошу ее руки? — в смущении спросил он.

«Что ж, дело сделано», — подумал Майлс. Он не мог не оценить иронии происходящего, хотя и сделал именно то, что пообещал Синтии сделать.

Тут Майлс вдруг осознал, что испытывал это странное чувство и раньше, когда впервые услышал о помолвке Синтии Брайтли с графом Кортлендом. Но тогда Синтия не имела к нему никакого отношения, если не считать жуткого момента на балу, когда она задела его гордость. И уже тогда он был озадачен своей болезненной реакцией.

И только сейчас Майлс понял: он тогда почувствовал горе. В глубине души он даже тогда понимал, что Синтия значит для него.

Поэтому то место в его груди, где должно было биться сердце, казалось пустым. И слова Аргоси звенели в этой пустоте как колокол.

— Вы получите мое благословение, Аргоси. Желаю вам счастья в браке.

Лицо Аргоси просияло, словно собеседник передал ему свое собственное счастье.

— Сходите на кухню. Пусть там займутся вашей губой, — посоветовал Майлс.

Аргоси кивнул и вышел.

А Майлс отправился на поиски Синтии.

Оказалось, что салон давно уже опустел, и в этом не было ничего удивительного. «Нет лучшего способа испортить праздничное настроение, чем врезать в челюсть одному из гостей», — предположил Майлс.

— Все разъехались? — спросил он у слуги в голубой с золотом ливрее, на которую его мать истратила уйму денег.

— Да, сэр, — ответил слуга с невозмутимым видом. Как будто ему задали разумный вопрос, и как будто Майлс не вел себя в высшей степени неразумно.

— Вы видели Синтию Брайтли?

— Кажется, она вышла в сад, сэр. Во всяком случае, некоторые молодые люди поступили именно так.

Синтия сидела в саду около изувеченной статуи Давида, среди розовых кустов. Она потихоньку сбежала из дома, пока Майлс и Аргоси за закрытыми дверями разрушали остаток ее жизни, гадая, кто из них будет убит. Она смотрела на облака, вдыхая густой аромат цветов и стараясь держаться очень тихо — словно надеялась, что прошлое не набросится на нее и не разорвет на части, если она не будет делать ложных движений.

За ее спиной послышались шаги, но Синтия не стала оборачиваться. Она видела, как Майлс ударил Аргоси, проделав это так же легко, как он делал все остальное. И если кто-нибудь умрет, то определенно Аргоси.

О Боже! Он сбил Аргоси с ног одним ударом!

К ногам Синтии упала тень, заставившая девушку поднять глаза. Должно быть, выражение ее лица испугало Майлса, потому что он уселся рядом и начал без всякой преамбулы:

— Я не собираюсь ни с кем стреляться на рассвете. Собственно, я произнес впечатляющую речь, вознося вашу репутацию и характер на недосягаемую высоту. И я извинился за свое поведение, что нанесло некоторый урон моей гордости, но обеспечило вам предложение руки и сердца.

Он умолк, глядя на нее.

Синтия перевела дыхание, которое задержала при его появлении, и на секунду прикрыла глаза.

— Ваша гордость и его подбородок — в задумчивости произнесла она. И тут же добавила: — Пострадали гордость и подбородок...

Майлс невольно улыбнулся.

— Думаю, вы убедитесь, что его внешний вид не пострадал, когда... когда опухоль пройдет. Хотя грохнулся он впечатляюще. Но клянусь, вмятина на подбородке у него уже была. — Он коснулся своего подбородка.

— Вообще-то это называется ямочка.

— Ах, вот как? — Майлс снова улыбнулся.

Последовала пауза.

— Мне очень жаль, — сказал он, смутившись. Словно не имел ни малейшего понятия, что это на него нашло.

— Майлс... — Синтия запнулась. — Тот факт, что вам пришлось поднимать мою репутацию на недосягаемую высоту, видимо, означает, что вы защищали мою честь, когда... ударили его в лицо.

— Защищал, но довольно неуклюже, как выяснилось, — подтвердил он с покаянным видом.

Она тоже улыбнулась:

— Что он сказал?

— В числе прочего он сказал, что вы перецеловались с дюжиной джентльменов.

— С дюжиной?! — ужаснулась Синтия. — Кто, скажите на милость, мог сказать такое? Не думаю, что я целовалась более чем с двумя, максимум тремя мужчинами. Я всего лишь...

— Синтия. Не вижу никакой необходимости перечислять. Считайте, что вашего прошлого никогда не было. Я сказал Аргоси, что все это ложь.

Упитанная птаха плюхнулась в птичью поилку рядом с ними и начала шумно плескаться.

— Спасибо, — прошептала Синтия.

Они ненадолго задумались. После чего Майлс сказал:

— Теперь я понимаю, что вам в нем нравится. Ямочка. Видит Бог, что не его интеллект.

Он что, поддразнивает ее? Если так, то довольно вяло, судя по его тону.

— Говорите, ямочка? — Синтия изобразила удивление. — Что ж, возможно. Вообще-то у него три ямочки. Одна — на подбородке, другая — в уголке рта и еще одна...

— Синтия!.. — перебил Майлс с неожиданной силой в голосе.

Он явно не слушал ее — смотрел куда-то вдаль.

— Что? — Ее сердце учащенно забилось.

Но Майлс молчал. Очевидно, решал, что именно сказать. И Синтия знала: когда он наконец заговорит, его решение будет окончательным и бесповоротным.

— Синтия, он вам нравится?

Вопрос застал ее врасплох.

— Аргоси? — спросила она с глупейшим видом. И тут же решительно заявила: — Конечно. — Если Аргоси готов сделать ей предложение, она готова быть благодарной ему до конца его дней. Одного этого достаточно, чтобы она любила его. Он может рассчитывать на ее верность. Она питает к нему достаточно теплые чувства, чтобы сделать его счастливым. Но он не...

— Видите ли, Синтия... — Майлс снова умолк и сделал глубокий вдох; казалось, он черпал мужество из воздуха Суссекса, пропитанного духом его саксонских предков. — Видите ли, мне невыносима мысль, что вы проведете остаток ваших дней с тем, кто вам даже не нравится. Потому что ваше счастье — это мое счастье.

Синтия закрыла глаза, не в силах вынести его взгляд. Ее переполняли эмоции такие сильные, что она не могла даже заговорить.

Внезапно из горла ее вырвался короткий смешок. Похоже, судьба зло подшутила над ней.

Почувствовав, что в глазах защипало от слез, Синтия тихо сказала:

— Поверьте, он мне нравится. — Слова давались ей с огромным трудом, но она знала, как важно для Майлса услышать ее ответ — пусть даже не очень искренний. — Но... Спасибо вам, Майлс. — Последние слова она произнесла едва слышно, но от всего сердца, включив в них все, что произошло за эту неделю.

Довольно долго они сидели в безмолвном удивлении; еще совсем недавно оба были уверены, что любовь им не нужна, и вот сейчас они вдруг осознали, что счастье без любви неотличимо от боли.

Рискнув наконец открыть глаза, Синтия обнаружила, что полосатый муслин платья, прикрывающий ее колени, расплывается перед ее взором. Чертовы слезы! Она ведь никогда не плакала! Слезы давно превратились в роскошь, которую она не могла себе позволить. Все равно рядом никого никогда не было, то есть не было того, кто мог бы увидеть ее слезы и посочувствовать. Но сейчас...

Сейчас рядом находился человек, которому она небезразлична, который сделает для нее все, что в его силах.

Сквозь влажную пелену она заметила крохотное бледно-зеленое насекомое, сидевшее у нее на колене. Солнце превратило его крылья в миниатюрные радуги. Синтия замерла, боясь спугнуть насекомое. Забавно, что ее колено стало местом отдыха между двумя перелетами в его короткой жизни.

Черт бы побрал Майлса Редмонда! Она будет вспоминать его всю оставшуюся жизнь, увидев какое-нибудь летающее или ползающее создание, — а они встречаются повсюду. Не говоря уже о котенке по кличке Паук...

Из глаз Синтии выкатилась слеза и шлепнулась на платье, что удивило как ее саму, так и насекомое. Крохотные крылышки незримо завибрировали, и насекомое улетело.

Синтия уставилась на влажное пятнышко, темневшее на ее колене. Ей хотелось, чтобы оно осталось навсегда — как память об этом моменте. Она сделала глубокий вдох и расправила плечи.

Этот эпизод в ее жизни был таким же коротким и ярким, как только что улетевшее маленькое крылатое создание. И можно было только позавидовать скорости, с которой оно исчезло.

Впрочем, она никогда не спасалась бегством. И сейчас не будет.

Где-то неподалеку послышались голоса и смех. Синтия различила голоса Вайолет, Аргоси и Джонатана, занятых оживленным разговором, и вежливый голос садовника, отвечавшего на их шутливые вопросы. В любой момент вся компания могла набрести на них с Майлсом, нарушив их мучительное уединение, поскольку их скрывал лишь небольшой фонтан, где беспечно плескались птицы. Впрочем, имелась еще живая изгородь.

Синтия подняла голову, сознавая, что ее глаза и кончик носа покраснели от усилий сдержать слезы. Она никогда не умела изящно плакать и теперь чувствовала себя словно обнаженной. Хотя... Пусть Майлс смотрит!

Она вызывающе выпрямилась, смахнув пальцами с ресниц сверкающие капли.

И Майлс смотрел. Он смотрел на нее так, словно хотел запечатлеть этот миг в памяти на всю оставшуюся жизнь.

А затем отвернулся, устремив взгляд на лужайки, простиравшиеся до самого моря. И невзирая на тот факт, что на них могли наткнуться в любую минуту, он нашел ее руку и медленно переплел ее пальцы со своими.

В этом его жесте, ошеломившем Синтию, были благодарность и извинение. А также признание всего, что возникло между ними. Кроме того, это было утешение и прощание.

И — с учетом приближавшихся голосов — это было рискованно.

Синтия крепко обхватила его пальцы. Они не смотрели друг на друга. Ей казалось, что она чувствует биение его сердца через его ладонь, но скорее всего она просто пыталась запечатлеть навеки свои ощущения и биение собственного сердца, отдававшееся пульсацией у нее в венах. А если бы она закрыла глаза, то могла бы представить, что длинные пальцы Майлса — это его ноги и руки, переплетающиеся с ее руками и ногами. Увы, ей оставалось лишь мечтать об этом, и ее воображение было ненасытным.

Они сидели, глядя на расстилавшийся перед ними пейзаж, но ничего перед собой не видели.

Голос Вайолет, раздавшийся совсем рядом, заставил их встрепенуться.

Майлс разжал пальцы и медленно вытащил свою руку из ее ладони. Затем встал и, не сказав ни слова, не поклонившись, лишь бросив на нее загадочный взгляд, скрылся за живой изгородью.

Спустя несколько секунд на дорожке появилась Вайолет, громко проговорившая:

— Джонатан, тебе не надоело вести себя как ос... — Она осеклась, уставившись на Синтию, одиноко сидевшую на скамейке с покрасневшими глазами.

К счастью, Вайолет ошибочно истолковала ее слезы. Кинувшись к Синтии, она схватила подругу за руку. Синтия чуть не отдернула руку — ей хотелось сохранить тепло Майлса как можно дольше.

Но Вайолет вцепилась в нее мертвой хваткой.

— О, Синтия, — взволнованно прошептала она, — осуши слезы, глупышка! Все в порядке. Майлс принес свои извинения, и Аргоси больше не чувствует себя обиженным. Он влюблен по уши и намерен завтра сделать тебе предложение! Наверняка он хочет сделать тебе сюрприз, но я подумала, что тебе следует знать об этом.

— Завтра?.. — переспросила Синтия.

— Да, завтра! Он попросит тебя прогуляться в саду и попросит твоей руки.

— Но... почему завтра?

— Вайолет! — раздался мужской голос, в котором слышались нотки раздражения.

Явно озадаченная реакцией Синтии, Вайолет, понизив голос, объяснила:

— Сегодня он не может. Ему трудно говорить из-за распухшей губы. Все-таки Майлс сильно его ударил. Интересно, что на него нашло? Ему следует показаться доктору, если кого-нибудь интересует мое мнение. Как бы то ни было, Аргоси надеется, что одного дня достаточно, чтобы опухоль немного спала. К тому же ему потребуется время, чтобы правильно сформулировать свое предложение. Фраза «прошу вас стать моей супругой» слишком трудна для человека с распухшими губами. «Вы окажете мне честь, если проведете со мной остаток жизни» — звучит еще хуже. Мы пытались помочь ему подобрать что-нибудь подходящее. «Будьте моей женой» — такое было бы легче произнести, но это скорее в духе Майлса.

Синтия молчала. Ужасно взволнованная, она не могла найти слов, чтобы выразить нахлынувшие на нее противоречивые чувства.

На лице Вайолет отразилось беспокойство.

— Я подумала, что будет лучше, если я расскажу тебе все это прямо сейчас. Ты выглядела такой несчастной, словно... у тебя разбито сердце. — Последние слова она произнесла с благоговением.

Синтия сделала глубокий, полный смирения вдох. Что ж, ей придется жить и дальше, что бы ни готовило ей будущее. Собственно, ей еще повезло, что у нее вообще есть будущее.

«А пока мне нужен платок», — подумала Синтия, похлопывая прохладными пальцами по припухшим векам. Вайолет тут же протянула ей свой платок — он поражал чистотой и был украшен инициалами, вышитыми в уголке голубым шелком.

Синтия промокнула уголки глаз, а затем деликатно высморкалась.

— О Боже, дорогая! Какая чудесная погода, для прогулки, ты не находишь?! — воскликнула вдруг Вайолет нарочито громко.

Синтия подпрыгнула от неожиданности. А Вайолет склонилась к ней и прошептала:

— Это чтобы отпугнуть Аргоси. Уверена, ты не хочешь, чтобы он застал тебя в таком виде. И я точно знаю, что он не хочет, чтобы ты видела его с распухшей губой. Аргоси очень надеется, что опухоль скоро спадет, поскольку он наверняка захочет поцеловать тебя после того, как сделает предложение. Так полагается, знаешь ли... — глубокомысленно добавила Вайолет, как будто была экспертом в подобных делах.

Почему-то Синтия никогда не задавалась вопросом, сколько предложений получила сама Вайолет. Но можно было не сомневаться, что она отклонила их со свойственной ей беспечностью.

Синтия попыталась вернуть подруге платок, но та только отмахнулась.

На горизонте начали сгущаться облака, обещавшие к концу дня пролить свое содержимое над Суссексом.

— У тебя доброе сердце, Вайолет, — сказала Синтия после долгой паузы.

Вайолет, которую никогда прежде не обвиняли в подобных прегрешениях, вначале опешила, затем с улыбкой кивнула. Синтия поняла, что ее подруга добавила доброту к мысленному списку своих достоинств.

Внезапно Вайолет опустила глаза и застыла, уставившись на что-то с настороженным видом. Затем нагнулась и подняла какой-то предмет.

Синтия заметила блеск серебра, прежде чем предмет этот исчез в кармане подруги. Монета? Вряд ли Вайолет нуждалась в деньгах.

— Может, я зря рассказала тебе о предложении Аргоси заранее? — поинтересовалась подруга.

Синтии понадобилось титаническое усилие, чтобы приподнять уголки губ в подобии улыбки.

— Нет-нет. Ты поступила правильно, — сказала она, наконец-то высвободив свою руку из руки Вайолет. — Это самое лучшее, что ты могла сделать.