Действие 3. На этой неделе синоптики вновь не обещают осадков, что говорит о затяжном характере нынешнего «бабьего лета»

Сцена 1.

[ЗАТЕМНЕНИЕ]

[ЗВУКОВАЯ ВРЕЗКА]

Голос диктора:

На этой неделе синоптики вновь не обещают осадков, что говорит о затяжном характере нынешнего «бабьего лета». Как заявил представитель мэрии города, начало отопительного сезона будет задержано в этом году как минимум на две недели, так как даже ночная температура в последние дни составляет в среднем около тринадцати-пятнадцати градусов. Слушайте погоду на «Радио-Дача»!

Сцена показывают сцену школьного актового зала (декорации те же, как и в сцене репетиции). У парт сидит на полу, разбросав босые ноги с нашлепками пластыря, Ковригина и пришивает к шутовскому колпаку бубенчики (остатки короны Гертруды); девушка в майке с грязным пятном и в камуфляжных штанах, заляпанных краской. Входит Литвиненко с пачкой тетрадей в руках. На ногах Литвиненко – открытые сандалии.

Л и т в и н е н к о: О, привет, Вика! А ты что тут делаешь? Репетиция аж через час…

К о в р и г и н а: (не хмуро, но нехотя) Драсьте… Да я че, я вон бубенчики пришиваю. (показывает колпак на руке) Колпачок делаю. Шута.

Л и т в и н е н к о: (с легким удивлением) Так тебя тоже играть взяли, да?

К о в р и г и н а: (с паузой) Ну… ну да. Типа шутом буду, вот.

Л и т в и н е н к о: (усмехаясь, сгружая тетради на парту, отряхиваясь от пыли) Королевская роль, между прочим! В том смысле, что шут был главным советником… ему можно было говорить королю любую правду. Безнаказанно… Только шуту!

К о в р и г и н а: (с интересом) А-а… а это че вы притащили?

Л и т в и н е н к о: Да, господи, это ваши сочинения старые. И ваши, и других… Пылятся у меня.

К о в р и г и н а: А зачем принесли?

Л и т в и н е н к о: (улыбаясь) Ну, у вас сценарист – Игорь. Пусть почитает, там фразы интересные есть, метафоры…

К о в р и г и н а: (понимающе) А-а…

Литвиненко замечает пластырь на голых подошвах Ковригиной, присматривается, но не подходит.

Л и т в и н е н к о: А ты где это ноги поранила? Неужели в школе?!

К о в р и г и н а: (поспешно) Нет! Это я на кухне вазу разгрохала… То есть не вазу, нет, тарелку… и стакан, вот. Ну, дома, короче.

Л и т в и н е н к о: (рассеянно, останавливаясь у вешалки, на которой висят платья придворных) Да-а, бывает… А ты слышала, вчера ночью ворье какое-то в кабинет к Виктории Марковне забралось. И ключ ведь подобрали, от запасного выхода, и от ее кабинета. Чуть вам все декорации не попортили…

К о в р и г и н а: (сжимаясь и не смотря на Литвиненко) Да. Ваще… я в шоке была!

Л и т в и н е н к о: (усмехаясь) Я в шоке… как вы это выражение любите! Ладно. Они там еще что-то с краской натворили, по всей школе утром следы черные были…

Ковригина вздрагивает, роняет бубенчик и судорожно начинает поправлять штанины брюк, закрывая щиколотки. Литвиненко не обращает на это внимания, достает из кармашка юбки сотовый и смотрит на экран.

Л и т в и н е н к о: (усмехаясь по-прежнему) Вика, кстати, а у тебя номер не на три семерки заканчивается?

К о в р и г и н а: (машинально) Да… (поспешно) То есть нет… Да у меня ваще симки уже с лета нет. Я телефон потеряла. И новую купила, вот! А чего вы спрашиваете?

Л и т в и н е н к о: (задумчиво) Да нет, я тут спутала… Ну, ладно, я пошла. Удачной вам репетиции!

К о в р и г и н а: (не решаясь сказать, и мотая головой) Тамарсеменна!!!

Л и т в и н е н к о: (останавливается у двери) А?

К о в р и г и н а: (не поднимаясь) А эта… я хотела у вас спросить… вот…

Л и т в и н е н к о: Ну, спроси.

К о в р и г и н а: А если эта… ну, типа там пацан в девку влюбился, и эта… ну, не то чтобы пристает… а ну, как? Ну, типа поцеловать ее хочет… знаете такое?

Л и т в и н е н к о: (чуть отворачивается, чтоб не показать улыбку) Знаю, Вика… Так что спросить хочешь?

К о в р и г и н а: (выпаливает) Она ему в первый день давать должна?! Ну, в смысле поцеловать…

Литвиненко молчит. Медленно проходит обратно и снова перебирает рукава костюмов, нюхает.

Л и т в и н е н к о: Нафталин… Нет, это я про себя. Видишь ли, Вика… у вас сейчас все как-то быстро… Ты слушаешь меня?

К о в р и г и н а: Ага!

Л и т в и н е н к о: Вот, все быстро. Дала, не дала, потом другому дала, поцеловать и не только. Это, конечно, хорошо… Опыта больше. Но… но не всегда хорошо, понимаешь? Это как, знаешь, придти в роскошный ресторан, на банкет и… и наесться до отвала одним салатом. И ничего другого не попробовать.

К о в р и г и н а: (тихо) А че нужно… попробовать?

Л и т в и н е н к о: (грустно) Любовь… любовь, Вика! Самый вкусный напиток, самое крутое лакомство на земле. Все эти страдания, мысли, мечты о дорогом человеке, прогулки за ручку, посиделки у костра, или в кино, я не знаю… И только тогда поцелуй, и может, попозже, что-то большее. Но не наоборот.

К о в р и г и н а: (тихо) Я, кажется, поняла…

Л и т в и н е н к о: (весело) Вот и славно! А иначе будет невкусно, Вика. И много пропустишь. И жалеть будешь потом, а поздно. А что, ты у нас влюблена?

К о в р и г и н а: (испуганно и возмущенно) Да вы чо? Я ни в кого не влюбилася, че за фигня…

Л и т в и н е н к о: (качает головой укоризненно) Влюби-ЛАСЬ, Вика. Только так! Говори хоть немного по-русски. Ну, ладно… счастливо!

К о в р и г и н а: Спасибо вам, Тамарсемённа!

Когда Литвиненко уходит, Ковригина бросает колпак и подбегает к парте с тетрадями, она лихорадочно перебирает их, смотря на обложки, на подписи, шевелит губами. Потом находит какую-то. Замирает. Начинает читать. Садится за стол, обхватывает голову руками и погружается в чтение…

[ЗАТЕМНЕНИЕ]

[ЗВУКОВАЯ ВРЕЗКА]

Голос диктора:

Как заявила в прямом эфире телевизионного ток-шоу психолог Ильмира Гаджиева, принятое за норму табуирование темы секса и любви в российской школе вызывает гораздо больше негативных последствий, чем широко обсуждаемый курс «Основ полового воспитания». В результате эмоции и переживания старшеклассников вытесняются в заведомо негативную область, которая неподвластна даже школьному психологу, а педагоги эти вопросы подчеркнуто игнорируют. Это приводит не только к беспорядочном интимным связям, но и к девальвации этой важной сферы человеческих отношений в сознании юношей и девушек…

Сцена 2.

Очередная репетиция. В зале Юлия Чичуа, Виктория Глинская, ученики Ксения Аязян, Юлия Презе, Ильнур Нуметов, Галина Мухаметова, Игорь Иванов, Наталья Михайловская, Наталья Петрова, Максим Коровин, Татьяна Арнольди, Вера Шиверских (из девятого класса), а также Вадим Липперт. На сцене все босиком. Софьи Барбаш – нет.

К ним также присоединилась, стоя у дверей, Литвиненко (стоит, сложив руки, наблюдает).

Основные герои расположены так: на пьедестале из парт сидит высокомерная Глинская-Гертруда в короне и своем балахоне-«ночнушке» с кружевами, фрейлины Мухаметова и Аязян подле ее ног, также там развалился Шут-Ковригина в колпаке. Чичуа накладывает грим Офелии-Арнольди в другом конце, там же стоит стражник в латах (теперь это Петрова), «нищенки» Презе и Шиверских (Липперт и Михайловская за кулисами). Иванов на стульчике с микрофоном – читает текст за отсутствующих.

Ч и ч у а: (размахивая листочками) Ребята, последние прогоны остались! Давайте не халявить… Играем по полной! Так! Сейчас у нас (заглядывает в текст) Сейчас нищенка идет просить у Гертруды дозволения собрать в королевском лесу хворост. Юля, пошла, пошла!

Презе падает на колени и ползет на коленках к трону.

И в а но в: (заунывно) «И вдруг седая – косматая ты Боже сохрани! Сверкая патлами, тут ко двору явилась! О милости просить, чтоб ей, презренной…»

П р е з е: (улучив момент-паузу в речи Иванова, беззлобно) Иди в попу, я блондинка натуральная!

И в а н о в: «…позволили собрать сухие ветви, что меж дубов лежат повсюду в изабиль… изобель…»

П р е з е: (останавливаясь) Блин, ну че ты? Я себе все коленки уже стерла! Мне че, дальше ползти или как?

И в а н о в: (с искренним возмущением) Да погоди! Не могу понять, что я тут написал… исправил…

Презе всплескивает руками и беззвучно потрясает кулаками в воздухе, пока Иванов шуршит листами. В это время за спиной у Литвиненко появляется Шиллер с каменным лицом и папкой в руках. Она с некоторым изумлением смотрит на все, а Литвиненко – на нее, искоса.

Ш и л л е р: (громким шепотом) Вот, посмотреть пришла…

Л и т в и н е н к о: (ехидно) Молодцом, Елена Владимировна!

Ш и л л е р: Господи, а что же это они босые все… (смотрит на ноги Литвиненко) И вы?

Л и т в и н е н к о: И я. Обязательный сценический прием. Знак открытости душ, искренности… Ар нуво. Я вам тоже советую, а то перед ребятами неудобно…

И в а н о в: (вопит в микрофон) Изо-билье! Кто мне тут «оливье» написал?!

Ч и ч у а: Игорь, дальше, дальше!

И в а н о в: «…что меж дубов повсюду в изобильи!!! И вот речет ей королева…»

Презе подползает к престолу и начинает бить поклоны, при этом ойкая.

Ч и ч у а: Да господи! Юля! Остановите ее кто-нибудь… лоб же разобьет… Нельзя же так. Виктория, говори быстрей свой текст!

Г л и н с к а я: Строга я и мудра; добра при этом – я безмерно. Все же есть порядок! И он – сей час так будет соблюден: моя раба ты… и рабами будут дети. Твои! Учить я буду вас смиренью тут – и ангельской любви! Поэтому…

Ч и ч у а: Ладно, хорошо, стоп! Юленька, ну ты даешь! Как так можно…

П р е з е: (потирая лоб) Так я стараюсь, Юлия Фирузовна!

Ч и ч у а: Хорошо! Сцена объяснения Полония и Гертруды. Заняли свои места, нашли слова! Быстро.

Начинается легкая неразбериха. Пока она продолжается, Шиллер с гримасой отвращения снимает туфли; потом проходит к Офелии-Арнольди, которую Чичуа уже накрасила и дала кисточку для того, чтобы та доделала сама пятна на ногах. Останавливается, поправляет очки на носу.

Ш и л л е р: (сухо) Татьяна! Я смотрю, ты такая э-э… красивая… А это что у тебя на ногах, экзема, что ли?

А р н о л ь д и: (скучающим тоном) Это язвы от кандалов. Прикольно, да?

Ш и л л е р: (еще более сухо) Отвратительно… выглядит! У нас сегодня шестым уроком контрольная четвертная. А если ты грим не успеешь смыть?!

А р н о л ь д и: (пожимает плечами) Буду в гриме писать… а что, он думать мешает?

Ш и л л е р: (возмущенно и растерянно) Ну, это как-то дико, честное слово…

А р н о л ь д и: (холодно, поднимая на нее глаза) Дико будет, если вы мне опять тройбан поставите, Елена Владимировна… За грязь в тетради. Это точно.

Шиллер взмахивает папкой, срывает с носа очки; фыркает, отходит к Литвиненко. Тем временем Гертруда-Глинская переместилась на что-то вроде кушетки, возлежа в ленивой позе, сложив длинные голые ноги, а Полоний-Коровин расхаживает вокруг нее в костюме (похожем на костюм Деда Мороза). Чичуа хлопочет там, поправляя декор.

Ш и л л е р: (приглядывается, пораженно) Боже… Это кто, Виктория Марковна?!

Л и т в и н е н к о: Она самая. Стопроцентное попадание в образ.

Ш и л л е р: (не веряще) Да вы с ума сошли! Она же почти голая! Перед… юношами! Разве так можно?!

Л и т в и н е н к о: (холодно) Сейчас все можно… кроме курения в общественных местах. Расслабьтесь и получайте удовольствие.

Ч и ч у а: Мотор! Поехали!

К о р о в и н: (расхаживает вокруг Гертруды кругами, говорит заученно и монотонно, без выражения) «Ума коварного заложницей ты будешь своего, до гробовой доски! Меня ты впутала в злодейство… у реки, придется грех мне совершить, чтобы уста Офелии печатью смертной…

Г л и н с к а я: Максим! Ну как ты это говоришь-то, а? Ну, черт подери! Родную дочь ты на смерть обрекаешь, а ведь я же тебя совратила, я, понимаешь? (садится на кушетке, бурно жестикулирует).

К о р о в и н: (опешив) Ой… ну вы, то есть ты… того, еще не совратила ничего…

Г л и н с к а я: (трагически) Нет, ну я умираю, что за дела! Таня! Таня, ну покажи ты ему! Как надо!

Офелия-Арнольди, срывается с места, подбегает к Коровину-Полонию.

А р н о л ь д и: «Уста Офелии печатью смертной запечатать! Она безумна, но умна! И слово каждое ее, как яд, той истины зловещей – что связала – меня и блудницу на троне королевском!» (выкидывает в лицо Полонию-Коровину растопыренную руку, тот шарахается, падает на кого-то).

Г л и н с к а я: (с удовлетворением) Вот ТАК надо! Макс, а то ты бубнишь, ну ни о чем! Никакой страсти! Ну, что все сначала? (оборачивается на Чичуа).

Ч и ч у а: Так, народ! Давайте сейчас прогоним сцену вывода Офелии на казнь, а потом эти все камерные объяснения…

Офелия-Арнольди быстро возвращается на солому, Стражник-Петрова берет веревку и меч, идет к Офелии и трескает ее по плечу изо всех сил – Офелия-Арнольди охает.

Ч и ч у а: (с ужасом) На-та-ша!!! Ну полегче надо! Это хоть картонный, но все-таки меч!

П е т р о в а: (из-под шлема глухо) А чо, так всегда лупили, в Интернете читала… Я ж плашмя.

Ч и ч у а: Дальше!

П е т р о в а: (обращаясь к сидящей Офелии-Арнольди) Ну, ты че, ты блин, поднимайся!

Ч и ч у а: (возмущенно) Да Наташа же!!!!

П е т р о в а: Да я текст не помню…

И в а н о в: (грозно) Офелия, вставай! Тебя я поведу к последнему порогу… и коль угодна будет эта жертва Богу, поймет он все и снимет грех с души.

Стражник-Петрова накидывает на шею Офелии-Арнольди лохматую веревку, дергает; ведет к краю сцены, вглубь. За ним следуют почти все артисты.

И в а н о в: (трагически) Тебя приказано вести мне по колючкам злым… Чтоб ноги твои грызли тернии и камни. Но я не в силах… Может сократим, мы путь дорогой краткой, побережьем? Я слышу отказалась ты – ужели то гордыня?

На дальнем углу сцены разговаривают, доигрывают сцену. На переднем плане Литвиненко и Шиллер.

Л и т в и н е н к о: (саркастически) По-моему, Елена Владимировна, вы увлеклись… Через пять минут к вам мой седьмой «А» придет.

Ш и л л е р: (наблюдая за уходящими затуманенным взглядом, спохватывается) Ой… Да! Слушаете, а в этом вашем Шекспире никак Таню… Офелию, нельзя спасти?

Л и т в и н е н к о: (резковато) Увы, нет. Трагедия есть трагедия. Как у Тарковского «Понапрасну ни Зло, ни Добро не пропало!» Добро побеждает, но ценой огромных жертв. Всегда.

Ш и л л е р: (задумчиво) Жалко это… грустно!

Л и т в и н е н к о: (ехидно) Ну а вам самой понравилось?

Ш и л л е р: (конфузясь и вспыхивая) Ну, вообще... Нет, ну знаете! Я еще не составила мнения!

Шиллер уходит с туфлями в руках. Литвиненко с усмешкой смотрит ей вслед, приложив руку к глазам «козырьком». Тем временем, проводя по всему периметру сцены, Офелию-Арнольди подводят к началу к переднему краю сцены: тут уже убрали солому и поставили большой таз с водой, задекорированный цветами – водоем. Плещется вода. Впереди Офелии бегут две нищенки (Презе и Шиверских), дерутся из-за монет, которые бросает стражник и кошеля на поясе, к водоему подходит безумная монашка – Михайловская.

И в а н о в: И вот она в предсмертный час в глаза воды взглянула без сомненья… Что проку в жизни есть, коль всюду в ней вокруг сплошной обман и подлость?

Из-за кулис выскакивает богато разряженный Лаэрт-Липперт со шпагой, упирает кончик ее в грудь Стражника-Петровой.

Л и п п е р т: Остановись, мерзавец! Остановись, коль жизнью дорожишь! Кто дал тебе, презренный, принцессы жизнью право управлять?! Ну, отвечай, пока не пал пронзенный…

Лаэрт-Липперт «перерубает» шпагой веревку, и в азарте хлещет Стражника-Петрову шпагой по голым икрам. На сцене к этому моменту собрались почти все участники действа.

П е т р о в а: (визжит, отбивается мечом) Ты дурак, кончай, больно же!!!

В этот момент Офелия-Арнольди снимает с шеи веревку. Лаэрт-Липперт прямо перед ней со шпагой.

А р н о л ь д и: (встревожено) Осторожно ты, сейчас мне платье…

Машущий шпагой Лаэрт-Липперт неудачно задевает его (то самое платье, которое было порвано Раевских и потом наспех зашито) и платье расходится по шву, опадает вниз. Офелия-Татьяна стоит совершенно голая (спиной к зрителям), но перед группой.

Немая сцена. Кто-то ахает, кто-то зажмуривается, Чичуа роняет листы, Литвиненко в ужасе закрывает рукой рот. Это длится несколько секунд.

А р н о л ь д и: (глядя на Липперта, спокойно) Ну что, спаситель, доигрался? Наслаждайся…

Арнольди подбирает платье и спокойно – сквозь молчащих и расступившихся ребят, уходит за кулисы. В этой тишине вдруг вперед выскакивает бледная Глинская:

Г л и н с к а я: (хрипло, прерывающимся голосом) Ну, народ… если до спектакля кто-нибудь… кому-нибудь об этом… (показывает костлявый кулак) Я своими руками, поняли?!

Ч и ч у а: (вставая рядом с ней) Да! Это будет, так и знайте – ПОДЛОСТЬ! Всё, репетиция закончена. Все свободны…

[ЗАТЕМНЕНИЕ]

[ЗВУКОВАЯ ВРЕЗКА]

Телефонный разговор. Разговаривают Михайловская и Презе.

Звонок (рингтон)

Михайловская: (торопливо, запыхавшись) Привет, это я!

Презе: (весело, беззаботно, мурлыкая) А, Наташ, привет!

Михайловская: (озабоченно) Завтра, ты эта, после уроков не срывайся, никуда, поняла?

Презе: (игриво) А че будет?

Михайловская: (сурово) Совет старшеклассников будет…

Презе: (удивленно) Оба-на! А я при чем?

Михайловская: (ехидно) Тебя туда выбрали год назад, между прочим.

Презе: (ошарашено) Меня?! Нефига… А я даже не знала!

Михайловская: (жестко) Так ты придешь?!

Презе: (неуверенно) Ну-у… ну да! Интересно! А что делать будем?!

Михайловская: (сухо) Устав школы писать.

Презе: (удивленно) Да ну… Зачем? У нас же типа директор есть и завучи.

Михайловская: (жестко) Потому, что жить надо по законам, а не по понятиям!

Презе: (растерянно) А это как? Я не знаю…

Михайловская: (грустно) Я пока тоже… Ну, че-нибудь придумаем. Ну все, давай! Меня зовут…

Презе: (растерянно) Пока…

Связь отключена (гудки)