IV Ноно 4 страница

Повисла еще более тяжелая пауза. Она почти слышала, как вращаются шестеренки у них в мозгу. У них не было ни единой причины ей верить. Но в тюрьме поневоле живешь надеждой. Четыре женщины, засунув руки в карманы, кутались в дрянные куртки. Под одеждой угадывались дрожащие от холода тела.

Анаис настаивала:

– Всего одна эсэмэска. Это займет пару секунд. Клянусь, я за вас похлопочу.

Они снова переглянулись. Обменялись какими-то знаками. Трое из них столпились вокруг Анаис. Она было решила, что сейчас ее отметелят. Но амазонки просто загородили ее.

И тут драконша выступила вперед. Разгоряченное пресмыкающееся распласталось по ее смуглой коже. Анаис опустила глаза: к ладони зечки скотчем был прикреплен мобильный.

Анаис схватила телефон. Быстро набрала эсэмэску. Кроме рассекреченного номера, она написала: «Париж 75009, Неаполитанская улица, 64, Медина Малауи». Поколебавшись, добавила: «удачи».

Набрала номер Фрера и нажала на «отправить».

Какая же она дура.

* * *

Эсэмэску Анаис Шаплен получил у Порт-д’Орлеан. Она зря времени не теряла. Это сообщение скрепило их союз. Если, конечно, в доме номер 64 по Неаполитанской улице его не ждет целая армия полицейских… Он тут же назвал шоферу адрес Медины Малауи и набрал номер, полученный от Анаис. Сработал автоответчик. Тот же строгий голос, что и 29 августа. Сообщения он не оставил. Лучше внезапно нагрянуть к ней на квартиру. Или даже обыскать ее в отсутствие хозяйки.

Машина ехала по бульвару Распай. Шаплен еще раз перебрал в памяти все, что узнал сегодня утром. Анаис, тридцати лет от роду, находящаяся в следственном изоляторе Флери-Мерожис, раскрыла тайну его судьбы: он стал частью эксперимента. С одной стороны, эта мысль пугала его. С другой – она давала ему надежду. Он не псих. Его просто отравили. Но если есть яд, найдется и противоядие. Коль скоро синдром вызван искусственно, его можно остановить. А что, если теперь, когда он избавился от таинственной капсулы, выздоровление уже не за горами? Он снова взглянул на капсулу у себя на ладони. Вот бы ее открыть, просканировать, исследовать…

Такси добралось до улицы Сен-Лазар, обогнуло площадь Этьен-д’Орв, осененную церковью Святой Троицы, и выехало на Лондонскую улицу. Шаплену это что-то смутно напоминало. Он на дух не переносил Девятый округ. В этом уголке Парижа улицы названы в честь европейских городов, но застроены мрачными, холодными, неприступными зданиями. Над козырьками подъездов атланты и кариатиды поедают вас глазами, словно часовые, вытянувшиеся по стойке «смирно». Прохожих здесь не видно: это царство страховых компаний, нотариальных и адвокатских контор…

Ему вспомнилась Анаис. Приятно было увидеть ее снова. Ее молочно-белую кожу, жгучий темный взгляд. Ее поразительная внутренняя сила кажется враждебной, а на самом деле перетекает в него, оставляя свой огненный след. Любит ли он ее? Для таких вопросов ни в его голове, ни в его сердце не осталось места. Все вытеснила пустота. Или, точнее, все вытеснило чужое присутствие. Но эта союзница горячила его кровь.

Таксист остановился у дома номер 64 по Неаполитанской улице. Шаплен расплатился и вышел из машины. Перед ним было типичное для этого квартала здание, настоящая крепость, вся изрытая швами каменной кладки, с эркерами на четвертом и пятом этаже. Он не знает кода. На улице ни души. Он принялся расхаживать взад-вперед перед подъездом.

Наконец минут через десять из подъезда вышли двое хорошо одетых мужчин. Окоченевший Шаплен проскользнул внутрь. За аркой слева и справа виднелись две лестницы. В глубине – внутренний дворик с деревьями и фонтаном. Укромный уголок в самом сердце дома. Он увидел почтовые ящики.

Медина Малауи жила на четвертом этаже по левую сторону от дворика. Домофона не было. Он поднялся пешком. На лестничную площадку выходили две двери. Квартира Медины Малауи – та, что справа: на дверном косяке карточка с ее именем. Он позвонил. Один раз. Два раза. Никто не ответил. Медины не было дома. Если только с ней ничего не случилось… Эта мысль, которую он до этой минуты гнал от себя прочь, здесь, перед дверью, завладела им полностью.

Он обернулся и взглянул на дверь напротив. Представил себе, как через глазок за ним наблюдает любопытный сосед. Подошел поближе, прислушался. Но и здесь ни звука.

Справа и слева ни души.

Решение посередине.

Он открыл окно. Вдоль всего этажа тянулся карниз. Чтобы пробираться боком, лучше и не придумаешь. Позавчера в Отель-Дьё ему довелось в этом поупражняться. Он отступил и несколько минут незаметно наблюдал за двумя фасадами, замыкавшими двор. Ни малейшего движения за окнами. Ни единого звука за стенами. В 11.30 утра дом номер 64 по Неаполитанской улице превращался в оплот тишины.

Он перешагнул раму и встал на карниз. Чтобы не видеть сад тремя этажами ниже, повернулся спиной к провалу, цепляясь за выступы в стене. Всего за несколько секунд он добрался до первого окна квартиры Медины. Балансируя на карнизе, резко ударил локтем в окно. Стекло раскололось пополам, но замазка пока удерживала его на месте. Шаплен все еще опасался, что вот-вот во дворе раздастся крик случайного свидетеля: «Держи вора!»

Просунув в щель руку, он повернул ручку изнутри. Проскользнул между тюлевыми занавесками, закрыл окно, оглядел фасады. Все тихо. Одним движением он задернул двойные шторы. Представление окончено.

Он сразу ощутил запах пыли. Дурной знак. Через несколько шагов перед ним открылась богатая холостяцкая квартира. Большая гостиная. Справа коридор, в который, видимо, выходят одна-две спальни. Кухня в стиле хай-тек. Просторная, полная воздуха, уютная планировка.

Шаплен обогнул угловой диван перед настенной плазмой. Он не всматривался в интерьер. Все шикарное, дорогое, стильное. И покрыто толстым слоем пыли – слишком толстым, чтобы не забеспокоиться. «Обстановка накаляется. Мне страшно». Неужели 29 августа стало для Медины роковым?

Его взгляд упал на женский портрет. И на этот раз лицо никого ему не напомнило. Лет тридцати. Легкие светлые волосы. В овальном лице с высокими скулами чудилось что-то русское. Огромные глаза, черные и томные. Губы красные, полные, сочные. Шаплену вспомнилось отравленное яблоко Белоснежки. Все вместе буквально напоено чувственностью, словно Медина только что окунулась в источник чистейшего желания.

Совсем не то, чего он ждал. Ее голос наводил на мысль о холодной элегантности, властной красоте, тогда как имя скорее подошло бы смуглой пышнотелой магрибианке. А перед ним предстал цветок с колхозных полей. Быть может, в ней текла кабильская кровь… Снимок был сделан на борту какого-то судна. Шаплену пришло в голову, не сфотографировал ли ее он сам на взятом в аренду паруснике…

Он вытащил фото из рамки, засунул его в карман и обошел квартиру. Ничего неожиданного он не обнаружил. Это было жилище современной парижанки, обеспеченной интеллектуалки. И ни единого намека на профессиональные интересы, на какие-либо служебные обязанности. Он бы скорее подумал, что здесь живет студентка. В гостиной, коридоре, спальне полно книг, расставленных в алфавитном порядке. Философия. Литературоведение. Этнология. Филология… Веселого мало.

Роясь в ящиках, он наконец наткнулся на студенческий билет. Медина Малауи, 28 лет, числится в аспирантуре Сорбонны по специальности «философия». Он поискал еще и нашел полное досье о ее обучении. Она с севера Франции. Степень бакалавра получила в Сент-Омере. Сдала экзамены на бакалавра и магистра философии в Лилле. В Париже она писала докторскую диссертацию о трудах Мориса Мерло-Понти – одно только ее название занимало три строчки. Уму непостижимо!

Шаплен задумался. Чем Медина зарабатывала на жизнь? Папенькина дочка? Подрабатывала на стороне? Ответа не было, но гардероб девушки наводил на определенные мысли. «Прада», «Шанель», «Гуччи», «Барбара Буи»… На верхней полке свалены сумки. На нижней – груда обуви. На какие деньги Медина все это покупала? И с каких пор философия стала прибыльным делом? Не была ли она его подельницей? «Обстановка накаляется. Мне страшно».

Он продолжил поиски, но ничего личного так и не нашел. Ни мобильного, ни записной книжки, ни ноута. Ни квитанций, ни официальных бумаг. Перед входной дверью скопилась почта. Как и у него дома, в основном это была реклама. Но ни счетов, ни банковских выписок здесь не оказалось. Видно, она все оплачивала через Интернет. Куда же запропастилась Медина? Неужели ее нет в живых? И еще куча вопросов. Где они познакомились: на сайте знакомств, через Sasha.com? Он вообразил девушку с фотографии на вечеринке с тибетским колоколом. Она бы произвела там фурор.

Напоследок он обошел квартиру в поисках признаков поспешного отъезда. Или чего-то более непоправимого… Протухшие продукты в холодильнике. Беспорядок в ванной. Полные шкафы доказывали, что у Медины не хватило времени собрать чемоданы.

Шаплен вышел так же, как и вошел. Его добыча поместилась во внутреннем кармане пиджака: фотография красивой славянской куколки с арабским именем. Все остальное – у него в голове. А точнее, в горле. Зловещее предчувствие, что Медины уже нет в живых.

Он проходил под аркой на первом этаже, когда перед ним возникла шестидесятилетняя дама в боевом костюме: синий халат, половая щетка, ведро с моющим раствором.

– Кого-то ищете?

Шаплен хотел было солгать, но передумал. Консьержка могла рассказать ему что-нибудь полезное.

– Я приходил к Медине Малауи.

– Ее нет.

– Она отлучилась?

– Да уж.

– Давно?

Женщина бросила на него подозрительный взгляд. Проход не был освещен. В полутьме витали запахи сада.

– Вы ее друг? – спросила она наконец.

– Преподаватель, – нашелся он. – Когда же она уехала?

– Вот уже несколько месяцев. Но за квартиру заплачено. Так что никаких проблем.

– Она вам ничего не говорила?

– Эта девочка никогда ничего не говорит. – В ее голосе послышалось презрение. – Такая скрытная. Очень… независимая. Сама убирает. Сама ходит за покупками. Всегда все сама.

Шаплен прикинулся встревоженным:

– Странно, что она вот так исчезла… На факультете никто ничего не знает.

– Да вы не беспокойтесь. С такими, как она, ничего не случается.

– Что вы имеете в виду?

Консьержка оперлась о щетку. По стойке «вольно».

– Раз вы препод, послушайте моего совета.

Шаплен натянуто улыбнулся.

– Всегда смотрите, какая у студентки сумка. Если она носит простую сумку через плечо, рюкзак или там сумку из джинсы, все в порядке. Но если она ходит на занятия с сумочкой от «Шанель», «Гуччи» или «Баленсиага» – тогда, уж поверьте, она подрабатывает на стороне… По ночам, если вы понимаете, о чем я.

А тетка, похоже, неплохо разбирается в шикарных брендах и новых веяниях в жизни студентов. Но она права. Квартира Медины прямо-таки кричит о легких деньгах. Показная элегантность парижских ночей. Медина – эскорт-девушка? Может, он был одним из ее клиентов?

Он изобразил негодование:

– Медина очень серьезная, и…

– Одно другому не мешает. Днем она серьезная, зато ночью…

– А доказательства у вас есть?

– Что ни вечер, ее где-то носит, а домой заявляется под утро. Думаете, она ночным сторожем подрабатывала?

Шаплен вспомнил фотографию – ту, что лежала в кармане его пиджака. И не нашелся что сказать. Он обошел консьержку. Та перегородила ему путь щеткой.

– Если она объявится, сказать ей, что вы заходили?

Он рассеянно кивнул.

– А звать-то вас как?

– Забудьте.

Секунду спустя он жал на кнопку, чтобы открыть дверь в подъезде. Вышел и едва успел отклониться влево. Во втором ряду только что припарковалась машина без опознавательных знаков. Из нее вышли двое. Наверняка из полиции.

Он ускорил шаг, услышав, как за спиной открылась дверь подъезда. Очевидно, у полицейских был мастер-ключ. В голове вихрем закружились мысли – сумбурные, лихорадочные, панические. Неужели Анаис его сдала? Быть того не может. Полицию вдруг обеспокоила судьба Медины Малауи? Столь же невероятно. Единственное возможное объяснение: в следственном изоляторе за Анаис ведется наблюдение. Когда она просила пробить защищенный номер, телефонный разговор записывали. Видно, хотели выяснить, с чего вдруг она заинтересовалась этим номером.

Почти бегом он спускался по бульвару Малерб в поисках станции метро или такси. Перед глазами стояла смазливая мордашка с высокими скулами. Сомнений нет: Медина мертва. Что же произошло 29 августа? Он пришел слишком поздно? А может, он сам ее и убил?

Существует один способ все узнать.

Отыскать ее коллег.

Погрузиться в мир дорогих девочек.

Что ж, у него есть прекрасный проводник.

* * *

Новенькие хрустящие паспорта шлепнулись на приборную доску.

– Здесь двадцать. Остальные десять будут завтра к утру.

Всю ночь напролет он вкалывал над этими документами, чувствуя, как руки обретают прежнюю ловкость, как возвращаются к нему былые навыки и умения. Он снова стал Ноно-профи, Ноно золотые руки. Юсеф, сидя за рулем своего «мерседеса» S-класса, осторожно подхватил документы. Он листал их, рассматривал, сортировал. Шаплен сидел рядом с ним. Амар расположился на заднем сиденье, расслабленный и одновременно настороженный.

Юсеф кивнул и передал паспорта напарнику, чтобы тот пропустил их через прибор – наверняка какой-то детектор. Секунды падали, будто капли расплавленной стали. Шаплен попытался сосредоточиться на великолепной отделке салона: вставки из тигрового клена, черные кожаные сиденья, над приборной доской – широкий экран навигатора…

За затемненным ветровым стеклом виднелся центр приема беженцев Святого Маврикия на бульваре Шапель, рядом с линией легкого метро. Какой разительный контраст между этим роскошным салоном и толпой нелегалов, пропитанных страхом, нищетой и забвением!

Он позвонил Юсефу в час дня, и тот назначил встречу перед этим центром, куда стекались мужчины, женщины и целые семьи без крова и документов. Клиенты босняка.

Амар просунул руку в проем между сиденьями и вернул паспорта Юсефу.

– Все чисто, – признал он.

Словно прорезанные лезвием губы Юсефа растянулись в улыбке.

– Сноровку ты не терять.

– Остальное завтра утром.

– На этот раз никаких денег, идет?

– Все пальцы целы, и на том спасибо.

Юсеф тасовал паспорта, словно карточную колоду.

– Ты всегда самый хитрый, Ноно.

Этот тощий парень, властный, как полководец, завораживал Шаплена. Оливковый свитер британского десантника со вставками на локтях и плечах болтался на нем как на вешалке. «Мерседес» был его танком.

– И все-таки сделай мне одно одолжение.

– Без проблем, – сказал тот, не сводя глаз с призраков за ветровым стеклом.

– Мне нужен ствол.

– Тебе это дорого встать.

– Виды на жительство для целого трюма, если пожелаешь.

– Зачем ствол?

– По личным причинам.

Юсеф промолчал. Он все так же смотрел на длинную очередь нелегалов, облепившую обшарпанный фасад. Наконец знаком что-то приказал Амару, и тот вышел из машины. Первое впечатление не обмануло Шаплена: босняк питал к нему слабость – и так было всегда.

Багажник открылся. Во всей сцене было что-то сюрреалистическое. Этот бункер, отделанный черной кожей и лакированным деревом, толпившиеся снаружи нелегалы, неисчерпаемые сокровища в недрах «мерса», служившего и паспортным столом, и арсеналом, и банком, и сейфом.

– Я ведь уже говорил, у меня что-то с памятью?

– Пробки повышибало, ага.

– Я не помню, как мы с тобой познакомились.

Юсеф покивал в ответ. Смущение Ноно его забавляло.

– Встретил тебя прошлый марта у метро «Сталинград». Ты рисовал мелом на асфальт. Жил гроши, которые кидать прохожие. Голова пустая. Не знать свое имя, откуда.

– Почему ты мне помог?

– Из-за рисунки. Похоже стечки, древние могилы в наши края.

Амар вернулся. В его ладони возник пистолет, который он рукоятью вперед просунул под переключателем скоростей.

– «CZ 75». Чехи, поганцы, хорошо работать.

Ствол отличался от «глока». Шаплен, не разглядывая, сунул его в карман. Амар неохотно вручил ему три магазина.

Он собирался поблагодарить, но Юсеф продолжал, не сводя глаз с нелегалов:

– Мы тебя подобрать, приятель. Помыть, накормить. Поселить. Голова все равно пустая, но ты уметь рисовать. Я отдал тебя учиться поддельщики.

– У тебя есть другие?

– А ты что думать? Я ждать тебя, чтобы торговать французский гражданство?

– Я согласился?

– Ты взяться за работу, glup. За полмесяц ты все переплюнул. Дар, нюх. Тушь, печать, штампы… – Он загибал пальцы. – Все хватать на лету. Через месяц ты уже заработать. Сам завел свой лаборатория. Другой я бы яйца повырывал. А тебе доверять. Всегда работа вовремя.

Выходит, Ноно продержался дольше других. С марта по сентябрь 2009 года. Успел обустроиться на легальном положении, добиться официального статуса – арендовать студию, открыть счет в банке, платить по счетам. И все по липовым документам.

– Я так и не сказал тебе, как меня зовут?

– Спустя время ты говорить, тебя звать Ноно. Приехать из Гавр. Там быть типография. Чепуха. Главное, ты хорошо работать. Никаких проблем. Пока ты не пропал.

Он хохотнул и взял Шаплена за загривок:

– Засранец ты этакий!

Теперь Шаплену легче было понять чудо Матиаса Фрера. Надо думать, он давно сфабриковал бумаги на это имя… Неужели он так и разгуливал с этими документами со времен Нарцисса? Виктора Януша? Нет. Скорее, дар вернулся к нему, когда у него снова случился провал. И он выдумал Матиаса Фрера. Сделал себе документы и нашел работу в медицинском центре Пьера Жане.

Юсеф прищелкнул пальцами. На разделявшем их подлокотнике возникли два стаканчика, крошечные, как ружейные пули.

Амар склонился над ними с бутылкой. Юсеф поднял свою стопку:

– Zxivjeli! ^[50]

Шаплен выпил водку залпом. Она показалась ему густой, как лак. Он зашелся кашлем. Выпивка обожгла ему горло, огнем разлилась в груди, растеклась по рукам и ногам.

Юсеф издал свой короткий смешок, тут же утонувший в улыбке Джокера.

– Polako, ^[51] Ноно. Это надо смаковать… – Он знаком приказал Амару налить еще.

У Шаплена на глаза навернулись слезы. Сквозь их пелену он различал копошение снаружи. Поникшие плечи и сгорбленные спины нелегалов окружало облако пара. Негры, арабы, узкоглазые, индусы, славяне… Они жались друг к другу, топтались на тротуаре, ожидая неизвестно чего.

– Как им удается?

– Выживать?

– Платить тебе за паспорта.

Юсеф засмеялся:

– Ты их рожи видеть? Эти все больше покупать вид на жительство.

– Это не ответ. Как им удается?

– Скидываются. Залезают в долги. Как-то выкручиваться.

Шаплена замутило. Он участвовал в этой торговле. Был причастен к этому рабству. Как он скатился так низко? Его личности – будто ступеньки, по которым наверх не выберешься.

– И больше я тебе ничего не рассказывал? – настаивал он. – О своем прошлом, о своей жизни?

– Ничего. Ты получать заказ и исчезать. Когда возвращаться – бумаги готовы. Всегда dakă ko.^[52]

– И все?

– Могу сказать, ты измениться.

– В смысле?

Тот поддел пальцем отворот его бархатного пиджака от Нола Смита.

– Прикид все круче. Стрижка. Парфюм. По мне, чертов бабник.

Нельзя упускать такой случай. Он выпил водку и сыграл ва-банк:

– Мне нужны девочки.

– Девочки?

– Профи.

Юсеф откровенно расхохотался:

– А твои бабы, братан?

– Я даже их номеров не помню.

– Могу тебя знакомить. Наши девочки. Самые лучшие.

– Нет. Мне нужны девочки… с юга. Магрибианки.

Похоже, Юсеф обиделся. В его змеиных глазах вспыхнул огонек. Пламя, напоминавшее плотный и опасный жар водки в его руке. Шаплен испугался худшего, но губы босняка дрогнули, глаза сморгнули.

– Ступай к Софи Барак.

– Кто это?

– Через нее проходить все арабки.

– Где ее искать?

– Отель «Теодор». Там ее штаб этот год. Тупик улица Артуа. Скажи, я послал. Я продавать ей бумаги для девочек.

– Она меня не пошлет?

– Нет проблем. Она обожать гаденышей вроде тебя. Но говори громко. Она из Ливан. В детстве почти оглохнуть от бомбежек.

– А если не через нее? Вдруг я сам захочу поохотиться?

Юсеф взглянул на Амара. Впервые на губах великана промелькнула улыбка.

– Ищешь цыпочку, иди в курятник. Ступай к «Джонни» улица Клеман-Маро. Сам договориться. Встретиться завтра. Тогда ты получать свое. Должок там посмотрим.

– Должок?

– Целый трюм, glup. Твои слова. Ну пока.

Он сунул ему в карман пиджака две бумажки по пятьсот евро.

– Одну выпей мое здоровье.

* * *

– Что это еще за глупости?

Снова комната свиданий. Снова Солина. В бешенстве прокручивает картинки на своем ноуте. Ее свидание с Янушем, записанное камерой слежения.

– Я тут ни при чем, – ответила Анаис. – Я…

– Заткнись. Ты хоть соображаешь, во что вляпалась?

– Говорю тебе…

Солина поднял очки на лоб и нервно задвигал желваками.

– Когда мне это показали, – произнес он подавленно, – я думал, мне это мерещится. Этот тип – псих.

– Он запаниковал.

– Запаниковал? – Обоповец зловеще усмехнулся. – А по мне, так он самый наглый сукин сын, какого я только видел. Чего ему от тебя понадобилось?

– Пробить телефонный номер.

– И все?

– Почти. Скажи я тебе, что он невиновен и продолжает вести собственное расследование, я знаю, что ты ответишь.

– Если он чист, пусть сдастся и даст нам сделать свою работу.

В изоляторе только что закончился обед. Отовсюду несло жратвой. Запах лип к коже, забивался в ноздри. Анаис, с тех пор как оказалась в тюрьме, не притрагивалась к еде. Она бросила взгляд на экран компьютера. Януш держал ее за руки. Он как раз совал ей в ладонь записку. Но на видео ничего не заметно.

– Он вам не доверяет, – прошептала она.

– Вот, значит, как? – Солина резко захлопнул ноут. – Я тоже ему не доверяю. И уж теперь нам известно, на чьей ты стороне.

– Неужели?

– Говорили мне, что ты с ним спишь. А я не верил. И напрасно.

– Ты что, дурак? Он так рисковал, чтобы…

– Вот я и говорю. В моем мире так рискуют только по двум причинам: или ради бабок, или ради бабы.

Анаис покраснела, но не сдержала улыбки. На похабном языке Солина это был комплимент.

– Что он тебе сказал об этой девке?

– Ничего.

– И он не знал, что она шлюха?

– Медина Малауи?

– С две тысячи восьмого года зарегистрирована в полиции. Испарилась в сентябре две тысячи девятого.

– Ты уже затребовал ее досье?

– А ты как думала? Здесь отслеживают любые связи. Мои ребята побывали у нее дома. Но их кто-то опередил. Консьержка говорит, сегодня утром. По описанию, твой дружок. Выходит, мы с ним ищем одно и то же.

– Что?

– Может, вот это.

Солина выложил на стол папку. Анаис с первого взгляда поняла, что это такое. Отчет о нераскрытом деле. Она посмотрела первую страницу и увидела жуткие фотографии. Утопленница, голая, лицо разбито, челюсти вырваны, пальцы отрезаны.

– Труп, возможно той девки. Смотри, как ее отделали. Тебе объяснять не надо.

– С чего ты взял, что это Медина?

– Потому что ее выловили в Сене седьмого сентября. Рост, цвет волос и глаз подходят под описание. Этого маловато, но ребята сказали, что, судя по квартире, она мертва. А по нашим сведениям, она пропала в конце августа. Мы проверили список всех неопознанных трупов с того момента. И вот что нашли. По мне, так это она.

Анаис заставила себя рассмотреть покойницу. Нанесенные ей увечья и оставленные водой разрушения сделали ее неузнаваемой. Лицо превратилось в кровавое месиво, разбухшее от воды, словно губка, изъеденное рыбами и червями. Глазницы походили на чумные бубоны. Вместо рта – зияющая рана.

Живот, руки и ноги также раздулись от воды. Кожа, покрытая трупными пятнами, порезами и гематомами, напоминала шкуру леопарда, цвет которой колебался между желтым и сине-фиолетовым. Казалось, труп вот-вот лопнет – или, наоборот, осядет, как суфле.

– А причина смерти?

– Уж точно не утопление. Ее бросили в реку уже мертвую. По словам патологоанатома, в воде она пробыла около недели. Тело несло течением, оно то и дело обо что-нибудь ударялось. Теперь уже невозможно определить, какие травмы нанесены при жизни, а какие после смерти. Но можно не сомневаться, что челюсти и фаланги удалили, чтобы затруднить опознание.

– Есть связь с нашими убийствами? Я имею в виду модус операнди.

– На первый взгляд нет. Никаких следов какого-то ритуала. Героина в крови не обнаружено. Но ее слишком поздно нашли.

– Раны на носу не было?

Солина явно удивился. Он не слышал о посмертном увечье, нанесенном Патрику Бонфису. Так что лучше не настаивать.

– Врач говорит, лицо разбито чем-то тяжелым.

– Вы добрались до ее клиентов?

– Следствие только началось. Да и вряд ли спустя полгода хоть что-нибудь удастся нарыть.

– А в квартире?

– Говорю тебе, там все прочесали. Твой хахаль постарался. А может, и кто другой. Да и не думаю, что там что-то было. Девчонка прикрывала свои тылы.

Анаис закрыла папку.

– По-твоему, кто это сделал?

– Чокнутый клиент, который знал, что творит. Или профи, выполнявший приказ.

– Чей приказ? И почему?

Солина только рукой махнул. Он, как обычно, крутил обручальное кольцо на пальце.

– Шлюха, которая слишком много знает, – классика жанра. Госбез всегда использовал девочек по вызову в качестве осведомителей.

Может, и так. Но Анаис не сомневалась, что убийство совершили люди из «Метиса» или их союзники-военные. Те же, что устранили Бонфиса и его жену. Те же, что извлекли имплантат в Институте судебной медицины. Они же пытали Жан-Пьера Корто. Была ли Медина Малауи в курсе их опытов? И если да, то почему? Что могло связывать девушку из эскорта и клинические испытания имплантата?

– Есть и другая гипотеза, – продолжал обоповец.

Она бросила на него вопросительный взгляд.

– Твой дружок ее и убил.

– Не может быть.

– Его подозревают в том, что он завалил бродяг. Почему бы не девку?

Она хлопнула ладонью по столу.

– Все это – сплошная ложь!

Солина улыбнулся. Садистской улыбкой палача, который растравливает рану. Анаис почувствовала, как у нее дрожит подбородок. Она стиснула кулаки. Только не плакать. Не перед этим ублюдком. Адреналин подстегивал ее волю, как горючее.

– Он сказал тебе, что он, собственно, разыскивает?

– Нет.

– А где он скрывается?

– Сам как думаешь?

Легавый передернул плечами под дешевым пиджаком.

– Он дал тебе свой телефон? Контакт?

– Нет, конечно.

– Как тебе удалось передать ему сведения о Малауи?

Она прикусила губу.

– Забудь. Ничего я не скажу.

Слабая защита. Она сознавала, что воображения у нее не больше, чем у отморозков, чередовавшихся в ее кабинете на улице Франсуа-де-Сурди в Бордо. Солина растирал себе затылок, словно ответ его нисколько не интересовал.

– По-любому, меня это уже не касается, – признал он. – Этим занимается розыск.

Он прекратил массаж и обеими руками схватился за край стола.

– А я хочу одного: схватить психованного убийцу, кто бы он ни был: Януш или кто другой. Ты продвинулась в том, о чем мы договорились?

– В чем?

Он вытащил из портфеля еще одну фотографию: труп Уга Ферне, гиганта из-под Йенского моста.

– На каком мифе основано это убийство?

Анаис была не в том положении, чтобы хитрить.

– На мифе об Уране, одном из изначальных богов. Его сын Крон оскопил его, чтобы захватить власть.

Полицейский наклонился вперед. Лоб под поднятыми очками прорезали морщины. Анаис подлила масла в огонь – в этом состояла ее единственная надежда выбраться отсюда:

– Серийный убийца, Солина. В августе две тысячи девятого он убил в Париже Уга Ферне, инсценировав миф об Уране. В декабре того же года он убил Цветана Сокова в Марселе, преобразив его в Икара. В феврале две тысячи десятого он убил Филиппа Дюрюи, превратив его в Минотавра. Это мифологический убийца. Единственный в истории криминологии. Но чтобы его взять, тебе нужна я.

Солина не шелохнулся. Не двигалось даже его обручальное кольцо. Он не сводил с Анаис глаз, словно она была Дельфийским оракулом и только что предрекла ему будущее легендарного героя.

– После мифов об Икаре и Минотавре, – заговорила она снова, – миф об Уране – еще одна история противостояния отца и сына. Это немного, но копать надо именно в этом направлении. Убийца – или разочарованный отец, или разгневанный сын. Бога ради, вытащи меня отсюда! Только я смогу помочь тебе прижать этого урода!

Полицейский ее уже не видел, но она все прочитала в его глазах: дело, которое станет его звездным часом, карьерный взлет, лифт, возносящий его к вершинам власти.

Солина встал и постучал по застекленной двери.

– Я оставляю тебе папку. Готовь уроки и жди добрых вестей.

Через секунду он вышел из отсека. Анаис провела руками по лицу, словно пытаясь его разгладить. Она сама не знала, в какую игру ввязалась. Но этот раунд остался за ней.

* * *

Шаплен приготовился увидеть дворец, высеченный из камня и мрамора. Но «Теодор» оказался небольшим домом в стиле ар-деко, стоявшим на отшибе, в тупике, перпендикулярном улице Артуа. Подойдя поближе, он понял, что скромные размеры здания, его местоположение и показная непритязательность были признаками еще большей роскоши, чем шик знаменитых отелей вроде «Георга V» или «Плаза Атеней».