I Матиас Фрер 5 страница

Ле-Коз, как прилежный школьник, строчил в блокноте.

– Позвони в жандармерию межрегиональной группы Бордо-Аквитании. У них есть соответствующая база данных. С именами и адресами.

– Не думаю, что они встретят меня с распростертыми объятиями.

– С войной между полицейскими покончено. Объяснишь им, в чем дело, и они тебе помогут. Свяжись с тюрьмой в Бордо. Опроси каждого заключенного, отбывающего срок за наркоту.

– Так они же за решеткой! Что они могут знать?

– Не волнуйся, они всегда в курсе. И всем показывай фотографию.

Ле-Коз старательно записывал указания своей сверкающей ручкой «Монблан». У него была матовая кожа, длинные, как у женщины, загнутые кверху ресницы, тонкая шея и блестящие от геля волосы. Глядя на него, напомаженного как актер немого кино, Анаис засомневалась: стоит ли посылать его на такое опасное задание?

– Обойди еще и аптеки, – добавила она. – Наркоманы – их лучшая клиентура.

– Так воскресенье же!

– Начни с дежурных. А там узнай домашние адреса остальных аптекарей.

Анаис повернулась к Конанту. Тот поднял на нее покрасневшие глаза – всю ночь просматривал видеосъемку вокзальных камер наблюдения.

– Что-нибудь нашел?

– Черта с два. К тому же ремонтная яма вообще вне поля зрения камер.

– А на парковке?

– Ничего особенного. Поднял с постели двух стажеров, велел переписать номера всех автомобилей, стоявших там в последние двое суток, разыскать владельцев и вызвать для опроса.

– Очевидцы? Сотрудники вокзала? Сквоттеры из близлежащих домов?

– С ними говорили ребята из антикриминальной бригады. Но пока, судя по всему, по нулям. Никто ничего не видел.

Анаис и не рассчитывала на чудо.

– Возвращайся на вокзал. Покажи фотографию охранникам, ребятам из железнодорожной полиции и привокзальным нищим. Может, парень тусовался где-нибудь в том районе.

Конант кивнул из-под капюшона куртки. Анаис обернулась к Заку. Бывший хулиган, наркоман и угонщик, он пришел работать в полицию, как другие вступают в Иностранный легион. Перечеркнув прежнюю жизнь и начав ее с чистого листа. Ему она поручила исследовать «бычий» след.

Продолжая подпирать стену и не вынимая рук из карманов, Зак монотонным голосом отчитался:

– Я с утра пораньше обзвонил фермы. В районе Больших Ланд, Страны Басков и Гаскони их примерно десяток. Вместе с Камаргом и Альпиями – около сорока. Пока ничего не нарыл.

– С ветеринарами разговаривал?

Закрауи подмигнул ей, но она не обратила на фамильярность внимания.

– Перебудил всех до одного, шеф.

– Скотобойни? Крупные предприятия по переработке мяса?

– В процессе.

Он отлепился от стены:

– Шеф, можно вопрос? Чисто из любопытства.

– Давай.

– Откуда ты узнала, что эта башка от бойцового быка?

– Мой отец был помешан на корриде. Я все детство провела на аренах. У toro bravo рога не такие, как у обычных быков. Есть и другие признаки. Но читать тебе лекцию я сейчас не буду.

Анаис испытала мимолетное чувство удовлетворения. Она вслух сослалась на своего отца, и это нисколько ее не взволновало. Даже голос не дрогнул. Впрочем, она не собиралась поддаваться иллюзиям. В это утро сильной ее сделали возбуждение и адреналин.

– Мы вот все про жертву, – заговорил Джафар. – А убийца-то? Кого мы хоть ищем?

– Бездушного, жестокого манипулятора.

– Надеюсь, у моей бывшей твердое алиби, – тряхнул он головой.

Остальные засмеялись.

– Кончайте дурака валять, – одернула их Анаис. – Учитывая мизансцену, мы исключаем непредумышленное убийство, равно как и убийство в состоянии аффекта. Он все приготовил заранее. Продумал мельчайшие детали. Шансов на то, что это убийство из мести, тоже мало. Остается одно – чистое безумие. Расчетливое, холодное безумие на фоне помешательства на греческой мифологии.

Анаис встала, давая всем понять, что инструктаж окончен. Пора за работу. Офицеры потянулись к дверям.

На пороге Ле-Коз остановился и бросил через плечо:

– Чуть не забыл. Нашли этого мужика с вокзала. Ну, того, с потерей памяти.

– Где?

– Да здесь рядом. Клиника Пьера Жане. Он у них в дурке.

* * *

В полдень, завершив обход больных и отдав нужные распоряжения в отделении скорой, Матиас Фрер снова уселся перед компьютером. Ему не терпелось проверить сведения, полученные от Паскаля Мишелля.

Вначале он, как и накануне, просмотрел телефонный справочник. В Оданже, район Аркашона, никакого Паскаля Мишелля не значилось. Он зашел на сайт медицинской справочно-информационной системы. Человека с такими именем и фамилией никогда не лечили ни в одном из департаментов Аквитании, как, впрочем, и на остальной территории Франции. Фрер позвонил в секретариат больницы и попросил дежурного администратора проверить информацию по базе данных системы социального обеспечения. Ни следа Паскаля Мишелля.

Фрер повесил трубку. На улице шла баталия – пациенты устроили соревнование по игре в петанк. До Фрера доносился стук шаров и смешки. По звуку голосов он без труда определил, кто именно участвует в турнире.

Психиатр снова потянулся к телефону и позвонил в мэрию Оданжа. На том конце провода трубку никто не снимал. Воскресенье. Он набрал номер местной жандармерии. Объяснил – уверенным голосом, пересыпая речь медицинскими терминами, – что ему требуется, и без труда добился ответа. Оданж был маленьким городом, и всех сотрудников мэрии здесь знали наперечет. Женщина по имени Элен Офер никогда в ней не работала.

Фрер поблагодарил жандарма. Интуиция его не обманула. Подсознание ковбоя извратило его воспоминания или создало на месте провала памяти искусственные. Диагноз понемногу уточнялся.

Матиас снова подключился к Интернету и открыл кадастр Кап-Ферра. Со страницы, посвященной строящимся в городе и его окрестностях объектам, он выписал названия всех фирм, нашел в Сети имена их владельцев и начальников строек. Фамилия Тибодье не мелькнула ни разу.

За окном по-прежнему стучали шары, раздавались крики радости или огорчения, иногда сопровождаемые беспричинным смехом. Для проформы Фрер проверил последние признания Мишелля. Его отец родился в Марсаке, «деревне близ Аркашона», а мать держала на главной улице бар с табачной лавочкой. Тщательно изучив карту области, он не нашел деревни с таким названием.

Фрер еще раз пробежал глазами по испещренной географическими названиями карте. Аркашонский бассейн, Птичий остров, мыс Ферра, Пилатова дюна… Ковбой солгал, но ключ к его тайне следовало искать где-то здесь.

Зазвонил телефон. Медсестра из приемной отделения скорой помощи.

– Извините, что отрываю, доктор. Я пыталась дозвониться вам на мобильный, но…

Фрер покосился на наручные часы: 12.15.

– Мое дежурство начинается в час дня.

– Да, но к вам тут пришли.

– Где «тут»?

– Сюда. В отделение скорой.

– И кто же?

– Полиция, – после короткого замешательства ответила медсестра.

* * *

Женщина – офицер судебной полиции – мерила шагами холл приемной. Невысокого роста, коротко стриженная, в кожаной куртке, джинсах и мотоциклетных сапогах. Как в песне про девочку, которой следовало родиться мальчиком. При этом ее лицо, несмотря на мокрые пряди, черными водорослями прилипшие к щекам, поражало красотой. «Завлекалочки», пришло ему на ум полузабытое словечко.

Фрер представился. Женщина приветливо отозвалась:

– Здравствуйте. Я капитан Анаис Шатле.

Матиасу стоило немалого труда скрыть удивление. Девушка излучала непреодолимую, прямо-таки магнетическую притягательность. В ней чувствовался характер редкостной силы. Такие не подлаживаются под мир, они добиваются, чтобы мир подлаживался под них. Фрер несколько секунд разглядывал ее.

Лицо старинной фарфоровой куклы. Широкое и круглое, с очень белой кожей, словно вырезанное из бумаги, с чертами, нанесенными на нее решительной рукой. Маленький красный рот – словно ягодка в вазочке с мороженым. На ум пришли еще два слова, явно не связанные между собой: «крик» и «молоко».

– Пойдемте ко мне в кабинет, – тоном опытного соблазнителя предложил он. – Это в соседнем здании. Там нам никто не помешает.

Девушка молча шагнула к дверям. Скрипнула кожа ее куртки. Фрер заметил торчащую из кармана квадратную рукоять пистолета. И понял, что ошибся. Он настроился на беседу с хорошенькой женщиной, тогда как ему предстоял разговор с капитаном полиции.

Они направились в отделение Анри Эя. Женщина-полицейский покосилась на игроков в петанк. От психиатра не укрылась ее нервозность, хотя она постаралась ничем не выдать своего волнения. Вряд ли ее напугал вид психически больных людей. Скорее, эта картина пробудила в ней какие-то неприятные воспоминания…

Они вошли в здание, пересекли холл приемного покоя и направились к кабинету. Фрер запер за ними дверь и предложил:

– Может быть, чашку кофе? Или чаю?

– Нет, спасибо.

– Я могу поставить чайник.

– Спасибо, не надо, я же вам сказала.

– Присаживайтесь.

– Лучше вы присаживайтесь. А я постою.

Он улыбнулся. Засунув руки в карманы, она старательно напускала на себя грозный вид, но оставалась тем, кем была, – девчонкой. Выглядело это трогательно. Он обошел вокруг стола и сел. Она не двигалась с места. Его снова поразила ее молодость: больше двадцати он бы ей не дал. Наверняка она была старше, но всей своей повадкой напоминала студентку, в крайнем случае свежеиспеченную выпускницу университета. Крик. Молоко. Эти два слова по-прежнему вертелись у него в голове.

– Чем я могу вам помочь?

– Позавчера, в ночь с двенадцатого на тринадцатое, к вам поступил мужчина с потерей памяти. Его нашли на вокзале Сен-Жан, на железнодорожных путях.

– Совершенно верно.

– Вы с ним разговаривали? К нему вернулась память?

– Не совсем.

Девушка сделала несколько шагов по кабинету.

– Вчера вы звонили лейтенанту Пеласу на мобильный. Сообщили, что намерены провести сеанс гипноза. Вы его провели?

– Да. Сегодня утром.

– Что-нибудь удалось узнать?

– Пациент вспомнил некоторые подробности своего прошлого, но я их проверил и выяснил, что они не соответствуют действительности. Мне… – Он умолк и решительным жестом положил ладони на стол. – Капитан, я вас не вполне понимаю. Почему вы задаете все эти вопросы? Лейтенант Пелас сказал, что начиная с сегодняшнего дня он продолжит расследование этого случая. Вы работаете вместе с ним? Или, может, у вас появилось что-то новое?

Она проигнорировала его вопрос:

– Как по-вашему, у него на самом деле амнезия? Он ее не симулирует?

– Стопроцентной гарантии я вам не дам. Никто не даст. Но у меня впечатление, что он говорит правду.

– А не может его амнезия быть вызвана травмой? Или каким-то заболеванием?

– Он наотрез отказался пройти рентгенологическое обследование и сканирование мозга. Но все говорит за то, что синдром потери памяти возник в результате перенесенного эмоционального шока.

– Какого рода шока?

– Понятия не имею.

– А та информация, что он вам сообщил, о чем она?

– Я же вам уже сказал, она не соответствует действительности.

– У нас есть свои способы проверки.

– Он утверждает, что его зовут Паскаль Мишелль. С двумя «л».

Она вытащила блокнот и фломастер. Блокнот в обложке из «чертовой кожи». Точная копия знаменитых блокнотов Хемингуэя и Ван Гога. Жених подарил? Она писала, от усердия слегка высунув кончик розового, как у кошки, языка. Обручального кольца на пальце не было.

– Что еще?

– Он говорит, что он каменщик. Родом из Оданжа. Сейчас якобы работает на стройке в Кап-Ферра. Я, конечно, проверил…

– Дальше, пожалуйста.

– Еще он рассказал, что его родители жили в какой-то захолустной деревне в бассейне Аркашона, но населенного пункта с таким названием не существует.

– С каким названием?

Фрер устало вздохнул:

– Марсак.

– А что он говорит о случившемся с ним?

– Ничего. Он ничего об этом не помнит.

– Почему он ночью оказался на вокзале?

– Та же картина. Он не в состоянии ничего вспомнить.

Она по-прежнему смотрела в свой блокнот, но он чувствовал, что сквозь опущенные ресницы она украдкой разглядывает его.

– Каковы шансы, что в ближайшее время он хоть что-нибудь вспомнит об этой ночи?

– Именно эти воспоминания вернутся к нему последними. Любой шок в первую очередь поражает кратковременную память. Я абсолютно убежден в том, что сейчас он и о более давнем прошлом имеет искаженное представление. Все, что он якобы вспоминает, – сплошная выдумка. Имя, место рождения, профессия. А вы не могли бы сказать, что конкретно вас интересует?

– Извините, не могу.

Матиас Фрер скрестил руки на груди и с явным огорчением произнес:

– Полиция не слишком-то настроена на сотрудничество. Если бы вы сами сообщили мне что-нибудь новое, это очень помогло бы мне в дальнейшей работе, дало бы направление поиска…

Он замолчал, потому что Анаис Шатле, успевшая подойти к окну, громко засмеялась. Но вот она, все еще смеясь, повернулась к нему. Оказывается, ее лицо хранило еще один секрет. У нее были мелкие, покрытые сияющей эмалью зубы дикого зверька.

– Что это вас так развеселило?

– Мужчины, которые там играют. Когда одному из них приходит очередь кидать мяч, остальные прячутся за деревьями.

– Это Стен. Шизофрения. Он путает петанк с боулингом.

Анаис Шатле покачала головой:

– Не представляю, как вам удается.

– Что удается?

– Самому не спятить со всеми этими… сумасшедшими.

– Как и вам, наверное. Ко всему привыкаешь.

Офицер полиции опять принялась вышагивать по кабинету, постукивая фломастером по обложке блокнота. Было видно, что она изо всех сил старается казаться бывалым парнем, но все ее усилия производили обратный эффект, лишь подчеркивая ее поразительную женственность.

– Давайте так. Или вы рассказываете мне, что произошло, или я больше не отвечаю на ваши вопросы.

Она резко остановилась и уперлась взглядом в психиатра. У нее были большие карие глаза, в глубине которых светился золотистый огонек.

– Ночью обнаружен труп, – бесстрастным голосом произнесла она. – На вокзале Сен-Жан. В двухстах метрах от смазочной, где железнодорожники нашли вашего беспамятного. Что делает его идеальным подозреваемым.

Фрер поднялся. Если война, то равными силами.

– Прошлой ночью он спокойно спал у меня в отделении. И я могу это засвидетельствовать.

– Жертва была убита предыдущей ночью. Днем стоял туман, и тела никто не видел. То есть в то время, когда ваш пациент еще пользовался полной свободой передвижения. Мало того, он был на месте преступления.

– Где именно нашли тело? На рельсах?

Она улыбнулась ему – то ли сладко, то ли кисло:

– В ремонтной яме. Возле старых ремонтных мастерских.

В комнате повисла тишина. Фрера удивило собственное спокойствие. Сообщение об убийстве нисколько его не шокировало. В нем даже не проснулось обычное любопытство. Гораздо больше его занимал цвет лица офицера судебной полиции. Ему представилась перегородка из рисовой бумаги, из-за которой едва пробивается слабый огонек: наверное, за ней мелкими шажками осторожно передвигается японка в белых носках с лампой в руке…

Он потряс головой. Анаис Шатле стояла напротив его стола, словно давая ему негласное позволение разглядывать ее сколько душе угодно. Так женщины подставляют лицо и тело ласковым солнечным лучам.

И вдруг она тоже встрепенулась, сбрасывая наваждение:

– Жертва скончалась от передозировки героина.

– Значит, это не убийство?

– Убийство при помощи героина. У вас есть героин?

– Нет, и никогда не было. Мы используем опиаты. Морфин. Многие синтетические препараты. Но героин – нет, никогда. Героин не обладает лечебным действием. Кроме того, он ведь вне закона, разве не так?

Анаис вяло махнула рукой – при сильном желании этот жест мог сойти за ответ.

– Вы установили личность жертвы? – спросил Фрер.

– Нет.

– Это женщина?

– Мужчина. Вернее сказать, молодой парень.

– А на месте преступления… Ну, я имею в виду, в этой самой яме… Что-нибудь необычное там было?

– Убитый был обнажен. И убийца нахлобучил ему на череп бычью голову.

На сей раз Матиас не остался безучастным. Он вдруг как наяву увидел кошмарную картину. Рельсы. Туман. Голое тело на дне ямы. И черная бычья голова. Минотавр. Анаис искоса поглядывала на него, ловя каждое его движение.

Фрер почувствовал себя крайне неуютно. Когда он заговорил, голос его звучал громче обычного:

– Чего конкретно вы хотите от меня?

– Услышать ваше мнение об этом… пациенте.

Он представил себе утратившего память исполина. Ковбойская шляпа. Кожаные сапоги. Манеры мультяшного великана.

– Он абсолютно безобиден. За это я вам ручаюсь.

– Когда его нашли, он нес в руках окровавленные предметы.

– Насколько я понял, жертва была убита вовсе не разводным ключом, не так ли? И не телефонным справочником?

– Кровь на них совпадает с кровью жертвы.

– Первая группа, положительный резус. Это самая распространенная группа крови…

Фрер оборвал себя на полуслове. Он догадался, в какую ловушку заманивает его женщина-полицейский.

– Ладно, – сказал он. – Не надо меня подлавливать. Вы и сами знаете, что он не убийца. Что же тогда вас интересует?

– Я ничего не знаю наверняка. Кроме того, есть еще одна возможность. Он был на месте преступления в то время, когда убийца сбрасывал тело в яму. Он мог что-то видеть. – Она ненадолго замолчала, прежде чем продолжить: – Не исключено, что шок, вызвавший амнезию, наступил в результате того, что в ту ночь он стал свидетелем чего-то страшного.

Матиас осознал – на самом деле он с первой же минуты это предчувствовал, – что перед ним блестящий сыщик. Гораздо выше среднего уровня.

– Можно мне с ним поговорить? – спросила она.

– Нет, пока нельзя. Он еще не совсем пришел в себя.

Она кинула на него взгляд через плечо. Ну и девушка! Совершенно невозможно понять, в каком тоне с ней разговаривать. То грубит тебе, а то ведет себя как шаловливая девчонка!

– А почему бы вам не сказать мне правду?

Фрер нахмурил брови:

– Что вы имеете в виду?

– Вы ведь уже поставили этому человеку точный диагноз.

– Откуда вы знаете?

– Охотничий инстинкт.

Он расхохотался:

– Ваша взяла. Идемте со мной.

* * *

Архив располагался за шесть корпусов от отделения Анри Эя. Они шагали через залитый солнцем больничный двор. На улице подморозило. Серого цвета дорожки. Здания с выпуклыми кровлями. Пальмы. День был воскресный, и, несмотря на холод, им без конца встречались прогуливающиеся группки – несколько человек, тесной стайкой окружавшие одного, по поведению которого можно было сразу догадаться, что именно его и пришли навестить родственники. Попадались и одиночки. Пожилая женщина, баюкавшая куклу, которой ей служила бутылка из-под минеральной воды. Молодой парень, державший в когтистых пальцах сигарету и что-то громко доказывавший самому себе. Старик, молившийся под деревом, оглаживая ладонями бороду.

– На что только тут у вас не насмотришься…

Капитан не притворялась, что не обращает внимания на чудачества пациентов, и ему это понравилось. Обычно посетители считали своим долгом корчить здесь постную мину. Наверное, чтобы спрятать за ней собственный страх и неловкость. Анаис тоже боялась, но предпочитала встречать опасность лицом к лицу.

– У вас бывают побеги больных?

– Сейчас принято называть их клиентами.

– Как в такси?

– Примерно, – улыбнулся он. – Только отсюда далеко не уедешь.

– Так бывают у вас побеги или нет?

– Никогда. Специализированные клиники действуют по обратному принципу.

– Не врубаюсь.

Фрер указал ей на следующую тропинку, и они пошли дальше. Солнце уже поднялось высоко, заливая все вокруг ярким светом, гнавшим прочь черные мысли.

– На протяжении последних пятидесяти с лишним лет мировая психиатрия работает под лозунгом открытых дверей. Благодаря нейролептикам большинство пациентов получили возможность стать почти такими же, как все остальные люди. Во всяком случае, они могут вернуться в семью или жить отдельно под присмотром лечащего врача. Но многие из них предпочитают не покидать клиники, потому что здесь они чувствуют себя в безопасности. Они боятся внешнего мира.

– Те, кто остается, неизлечимы?

– Да. Хроники.

– И никакой надежды на исцеление?

– В психиатрии этот термин не в ходу. Иногда, скажем так, в состоянии человека, например шизофреника, наступает некоторое улучшение. Остальным необходимо постоянно принимать лекарства. За ними надо наблюдать, корректировать дозировку, не допуская резких отклонений…

– Короче, накачивать наркотиками.

Они дошли до архива. Кирпичное строение с трубой на крыше, в котором с тем же успехом мог располагаться паровой котел или храниться садовый инвентарь. Фрер поискал ключи. Беседа его развлекала.

– Почти все смотрят на наши методы лечения косо. Вроде как мы надеваем на пациентов химическую смирительную рубашку. Но самим-то пациентам это приносит облегчение. Если вы живете с убеждением, что крысы грызут вам мозг или что с вами днем и ночью говорят какие-то голоса, поверьте мне, некоторая вялость вовсе не так страшна.

Он отпер дверь. Сунул руку внутрь, нащупывая выключатель. Его охватил азарт – воскресенье, стоящий на отшибе домишко, обворожительная сыщица рядом… Он чувствовал себя мальчишкой, с гордостью демонстрирующим подружке свой заветный шалаш в глубине сада.

Анаис Шатле молча озирала убранство помещения. Заведующая архивом на протяжении долгих лет вела подпольную войну против ДСП, ламп дневного света и ковровых покрытий. И постепенно перетащила сюда всю больничную мебель из настоящего дерева – книжные и картотечные шкафы, полки и так далее. Поэтому здесь царила теплая, почти домашняя атмосфера, располагающая к медитации и насыщенная ароматами строгой чистоты.

– Подождите меня здесь.

Они стояли в читальном зале, среди школьных парт и стульев в стиле Жана Пруве. Фрер прошел непосредственно в библиотеку: длинные ряды полок, плотно заставленных специальной литературой, монографиями, вручную переплетенными томами диссертаций, медицинскими журналами за последнюю сотню лет. Матиас точно знал, где искать нужные ему книги.

Вернувшись в читальню, он застал Анаис сидящей за одним из столов и восхитился открывшейся его взору картиной. Фигурка затянутой в джинсы и кожу мотоциклистки резко контрастировала с мягким уютом комнаты. Фрер подвинул себе стул и устроился напротив Анаис, выложив перед ней отобранную литературу.

– Я думаю, что у Мишелля – или у человека, выдающего себя за Мишелля, – ярко выраженная реакция бегства.

Анаис широко распахнула свои темные глаза.

– Поначалу я решил было, что мы имеем дело с синдромом ретроградной амнезии. Это классический случай потери памяти, то есть личной, персональной памяти пациента. Уже на следующий день после поступления к нему начали возвращаться воспоминания. Прошлое вроде бы постепенно всплывало на поверхность. Но на самом деле происходило нечто прямо противоположное.

– Как это?

– Наш ковбой не вспоминает, а выдумывает. Создает себе новую личность. Мы называем это явление психотическим, или диссоциативным, бегством. В психиатрическом жаргоне есть и еще один термин – синдром пассажира без багажа. Это чрезвычайно редкая патология, хотя она известна науке с девятнадцатого века.

– Объясните, пожалуйста.

Фрер взял первую из принесенных книг, перелистал ее – книга была на английском – и открыл на нужной главе. Перевернул том, чтобы Анаис могла прочесть ее название: «The personality labyrinth».^[7] Автор – некий Макфилд из Университета Шарлотт, штат Северная Каролина.

– Иногда случается, что человек, перенесший сильнейший стресс или переживший шок, сворачивает за угол улицы и вдруг теряет память. Впоследствии ему начинает казаться, что он что-то такое вспоминает, но в действительности он создает себе новую личность и сочиняет новое прошлое, лишь бы не возвращаться мыслями к тому, что с ним произошло в реальности. Это своего рода бегство, но как бы бегство внутрь себя.

– А такой человек сознает, что он занимается самообманом?

– Нет, не сознает. Мишелль, например, искренне верит, что он вспоминает подробности своей жизни. Хотя он просто-напросто меняет кожу.

Анаис задумчиво листала книгу, не читая. Она размышляла. Матиас наблюдал за ней. Что-то подсказывало ему: ей не понаслышке известно, что такое психологические расстройства. Вдруг она подняла на него глаза, и Фрер от неожиданности вздрогнул.

– Как давно наука изучает подобные случаи?

– Первые случаи психогенной реакции бегства были отмечены в девятнадцатом веке в США. Как правило, причиной служили невыносимые условия жизни: долги, семейные раздоры, кошмарная работа. Беглец выходит на минутку в магазин и больше не возвращается домой. По пути он все забывает. А когда вспоминает, выясняется, что он – совершенно другой человек.

Фрер взял другую книгу и снова открыл ее перед сыщицей на нужной странице:

– Самую широкую известность получил случай Анселя Борна, евангелического проповедника, который перебрался в Пенсильванию и под именем А. Дж. Браун открыл писчебумажную лавочку.

– Борна? Как Джейсон Борн?

– Роберт Ладлем взял его имя для своего персонажа, страдающего амнезией. В Америке оно стало своего рода нарицательным.

– А это не то же самое, что так называемый синдром множественной личности?

– Нет. У тех, кто страдает этим синдромом, внутри сосуществует сразу несколько личностей. Но в случае, о котором я говорю, происходит обратное: человек как бы стирает свою предыдущую личность и превращается в другого. Никакого сосуществования не наблюдается.

Анаис рассеянно проглядывала статьи, посвященные феномену, даже не пытаясь читать текст. Ее больше устраивали живые объяснения доктора.

– И вы полагаете, что именно это и произошло с Мишеллем?

– Я в этом убежден.

– Почему?

– Во-первых, все его воспоминания ложны. Это вы и сами легко проверите. Во-вторых, в них чувствуется искусственность. Они сляпаны на скорую руку, но, разумеется, подсознательно.

– Например?

Матиас поднялся и прошел за массивную дубовую стойку, служившую заведующей штаб-квартирой. В одном из ящиков он нашел то, что искал, и выложил на парту перед Анаис коробку с игрой «Эрудит».

– Наш незнакомец утверждает, что его зовут Мишелль.

Он выложил с помощью пластмассовых фишек с буквами имя МИШЕЛЛЬ.

– Довольно часто имя, подсказанное подсознанием, представляет собой анаграмму другого имени.

Он перемешал фишки и сложил из них другое имя: ШЛЕМИЛЬ.

– И что все это значит?

– Вы никогда не слышали о Петере Шлемиле?

– Нет, – буркнула она.

– Это герой романа девятнадцатого века, написанного Адельбертом фон Шамиссо. Человек, потерявший свою тень. Очевидно, наш пациент, создавая себе новую личность, вспомнил об этой книге.

– А как это связано с ним?

– Возможно, под потерей тени подразумевается утрата своей прошлой личности. С тех пор как Мишелль поступил к нам, ему снится один и тот же сон. Он идет под палящим солнцем по безлюдной деревне. Вдруг происходит бесшумный взрыв ослепительно-белого света. Он убегает, но его тень остается на стене дома. Мишелль оставляет за собой своего двойника.

Сейчас, когда он излагал свою версию офицеру судебной полиции, она казалась ему еще более обоснованной. Наверняка сон Мишелля представлял собой символический образ его бегства.

– Вернемся к моему делу, – сказала Анаис и поднялась. Она так и не сняла своей кожаной куртки. – Кризис мог быть вызван шоком, верно? Чем-то, что он увидел?

– Убийство или труп? – улыбнулся Фрер. – Вы рассуждаете вполне логично. Да, такая вероятность существует.

Анаис подошла к парте, за которой сидел Матиас. Соотношение сил вернулось к первоначальному раскладу.

– Каковы шансы, что к нему вернется подлинная память?

– В настоящий момент минимальные. Мне необходимо установить, кто он такой на самом деле, после чего я шаг за шагом попытаюсь вернуть его самому себе. Только тогда он что-нибудь вспомнит.

Девушка отступила на шаг и замерла в решительной позе:

– Мы займемся этим вместе. Что конкретно можно извлечь из тех сведений, которые он вам сообщил?

– Немного. Он строит свою новую личность из элементов старой. Но все эти элементы искажены, затемнены, иногда вывернуты наизнанку.

– Я могу получить ваши записи?

– Об этом не может быть и речи.

Фрер тоже встал и слегка поклонился ей, стараясь смягчить категоричность отказа:

– Мне очень жаль, но это правда невозможно. Медицинская тайна.

– У нас на руках убийство, – с неожиданной властностью в голосе сказала она. – Я могу вызвать вас для дачи показаний как свидетеля.

Он обошел парту и встал лицом к лицу с Анаис. Фрер был выше ее на голову, но на девушку это, похоже, не произвело ровным счетом никакого впечатления.

– Разумеется, вы можете меня вызвать. Но прежде вам необходимо получить разрешение совета профессиональной медицинской ассоциации. Которая этого разрешения не даст. И вам это известно не хуже, чем мне.