Глава 18

Когда я вышла из кабины на двадцатом этаже, глаза мои были сухими, а настроение решительным. Пропустив меня внутрь, Мегуми встала из‑ за стола:

– Все в порядке?

Я задержалась возле нее:

– Сама ни хрена не врубаюсь. Это не мужчина, а какой‑ то сплошной дурман.

У нее поднялись брови.

– Держи меня в курсе.

– Может, мне пора книгу написать, – пробормотала я по пути к своему рабочему месту, гадая, с какого перепугу всем так интересна моя личная жизнь.

Добравшись до своего рабочего стола, я бросила сумочку в ящик и позвонила Кэри.

– Привет, – сказала я, когда он ответил, – если ты мучаешься бездельем…

– Если? – фыркнул он.

– Помнишь, сколько информации ты в свое время накопал насчет Гидеона? Можешь организовать мне такую же подборку про доктора Терренса Лукаса?

– Сделаю. А я знаю этого малого?

– Нет. Он педиатр.

– Последовала пауза, а за ней вопрос:

– Ты что, залетела?

– Господи, нет! А если бы да, то мне потребовался бы акушер,

– Врубился, ладно продиктуй мне его имя по буквам

Сообщив Кэри все, что его интересовало, я связалась с офисом доктора Лукаса и записалась на прием, сказав секретарше, что мне нужна лишь разовая консультация, так что заводить на меня карточку не стоит.

После чего позвонила в «Видал рекорде» и оставила сообщение для Кристофера, чтобы он со мной связался.

Когда Марк вернулся с ланча, я отправилась к нему и, постучав в открытую дверь, с порога сказала:

– Тут такое дело: у меня назначена важная встреча. Ничего, если я завтра приду к десяти, но задержусь до шести?

– Приходи к десяти, а задерживаться не стоит. – Он внимательно посмотрела на меня. – Все в порядке, Ева?

– С каждым днем все лучше.

– Вот и хорошо, – улыбнулся он. – Я действительно рад это слышать.

Мы погрузились в работу, но мысли о Гидеоне продолжали давить на мое сознание. Я снова и снова смотрела на кольцо, вспоминая слова, сказанные, когда он мне его преподнес: «Крест символизирует то, как я за тебя держусь».

Ждать. Его? Его возвращения? Но почему? Я не понимала, что могло побудить его оттолкнуть меня так, как это было сделано, но при этом рассчитывать, что я приму его обратно. Особенно если учесть, что в этой истории была замешана еще и Коринн.

Остаток дня я вновь и вновь прокручивала в памяти события последних недель, все наши беседы с Гидеоном, все его слова и поступки, пытаясь найти ответ. Когда в конце рабочего дня я вышла из Кроссфайра и увидела поджидавший «бентли», то помахала Энгусу, который улыбнулся в ответ. Какие бы трения ни возникли у меня с его боссом, винить Эмгуса было не в чем.

Снаружи царила влажная жара. Я завернула за угол и зашла в «Дьюэн рид», чтобы купить бутылку холодной воды и упаковку маленьких шоколадок, которые помогли бы мне выдержать тренировку по крав‑ мага. Выйдя из аптеки, я направилась обратно в сторону Кроссфайра, чтобы пойти домой. Машина Энгуса все так же стояла у тротуара, но я вдруг увидела Гидеона, вышедшего из здания вместе с Коринн. Обняв за талию, он подвел ее к обтекаемому черному «мерседесу», одному из его автомобилей. Она улыбалась. Выражение его лица было непроницаемым.

Ошеломленная, я застыла на месте, прямо посреди заполненного пешеходами тротуара. Мой желудок скрутило от горя, злости и ужасного чувства, что меня предали.

Гидеон тоже заметил меня и, как и я, замер. Шофер – латиноамериканец, которого я видела в день прибытия отца, открыл заднюю дверь, и Коринн села в седан. Гидеон остался на месте, и его взгляд встретился с моим. И уж конечно, он не мог не заметить, как я подняла руку и показала ему средний палец.

И тут меня поразила одна мысль.

Отвернувшись от Гидеона, я отошла в сторону, достала из сумочки телефон, набрала номер и, когда мама ответила, с ходу заявила:

– В тот день, когда мы обедали с Мегуми, а тебе потом стало не по себе возле Кроссфайра, – это ведь потому, что ты увидела его, да? Натана. Ты видела Натана возле Кроссфайра?

– Да, – призналась она. – Поэтому Ричард решил, что лучше откупиться от него деньгами. Натан сказал, что, как только у него будут деньги, он покинет страну и больше тебя не потревожит. А почему ты спрашиваешь?

– До меня только сейчас дошло, что причиной твоей тогдашней реакции был Натан.

Я снова посмотрела вперед и быстро зашагала по направлению к дому. «Мерседес» исчез, но настроение мое улучшилось.

– Мне надо идти, мама. Перезвоню позже.

– У тебя все нормально? – обеспокоенно спросила она.

– Пока нет, но я над этим работаю.

– Если понадоблюсь, всегда в твоем распоряжении.

– Знаю, – вздохнула я. – Я в норме. Я люблю тебя.

Дома я застала Кэри, сидевшего на диване с ноутбуком на коленях, босые ноги он забросил на кофейный столик.

– Привет, – буркнул он, не отрываясь от экрана.

Я бросила пакет и скинула туфли.

– Знаешь что?

– Что? – Он взглянул на меня из‑ под упавшей на глаза челки.

– Мне казалось, что все эти закидоны Гидеона связаны с Натаном. Все было прекрасно, потом вдруг случился облом. Почти сразу же явилась полиция, и мы узнали про Натана. Поневоле подумаешь, что одно с другим связано.

– Ну да, – нахмурился он. – Пожалуй, это имеет смысл.

– Слушай дальше. В понедельник, до того как на тебя напали, Натан наведывался в Кроссфайр. Полагаю, чтобы увидеться с Гидеоном. Больше незачем. Не стал бы он соваться ко мне в таком месте, где есть охрана и полно знакомых мне людей.

Кэри сбросил ноги со столика и выпрямился:

– Ладно. И что из этого следует?

– Да то, что с Гидеоном все было тип‑ топ и после появления Натана. – Я развела руками. – Целую неделю. Мы с ним провели выходные, да так, что лучше не бывает, и в понедельник с утра с ним все было в порядке. А потом – бам! – он словно умом тронулся, и все пошло прахом. В понедельник вечером.

– Я внимательно слушаю.

– Итак, что случилось в понедельник.

– Ты меня спрашиваешь? – поднял брови Кэри.

– Брр… – Я схватилась руками за волосы. – Я спрашиваю весь долбаный мир. Бога. Кого угодно. Что за хрень произошла с моим парнем?

– А мы вроде как сошлись на том, что надо спросить его.

– Спрашивала. И получила от него два ответа: «Верь мне» и «Жди». – Я показала Кэри свой палец. – И он до сих пор носит кольцо, которое я ему подарила. Ты хоть понимаешь, насколько это сбивает с толку? Это ведь не просто колечки, это обещания. Символы притязаний и обязанностей. Почему он носит свое? Почему для него так важно, чтобы я носила свое? Он что, всерьез полагает, что я буду ждать до тех пор, пока он не натрахается с Коринн и не пошлет ее подальше?

– А ты всерьез считаешь, что он это делает?

Я закрыла глаза и откинула голову:

– Нет. Хотя сама не знаю, то ли тут дело в моей наивности, то ли я сознательно себя морочу.

– Тяжелый случай, детка, когда я сам без понятия, что ищу.

– Да просто подозрения… – Я взглянула на его экран. – А это что?

– Текст интервью, данного вчера Бреттом радиостанции во Флориде.

– Надо же. А с чего это вдруг?

– Послушал «Золотую девочку», решил пошарить на этот счет в Сети и вот наткнулся.

Я присмотрелась, но под моим углом зрения разобрать текст было трудно.

– О чем там речь?

– Ну, его спрашивают, реально ли существует такая Ева, и он отвечает, что да, вполне, что он недавно встречался с ней и рассчитывает на возобновление отношений.

– Что? Невозможно!

– Возможно, – ухмыльнулся Кэри. – Почему бы тебе не подхватить этого малого, ежели твой Гидеон так и не разгребет свое дерьмо?

Я вскочила на ноги:

– Потому! Ладно, я с голоду умираю. Хочешь чего‑ нибудь?

– Ну, если к тебе вернулся аппетит, это добрый знак.

– Все возвращается, – заметила я. – С воздаянием.

На следующее утро я подождала Энгуса у крыльца Он сдал назад, и Пол, наш швейцар, открыл для меня заднюю дверь.

– Доброе утро, Энгус, – приветствовала я его.

– Доброе утро, мисс Трэмелл. – Он поймал мой взгляд в зеркале заднего вида и улыбнулся.

Когда он начал отъезжать, я подалась между двумя передними сиденьями и спросила:

– Вы знаете, где живет Коринн Жиро?

– Да, – посмотрев на меня, ответил он.

Я села на место:

– Туда мне и надо.

Коринн жила недалеко от Гидеона, за углом. У меня не было сомнений в том, что это не случайное совпадение.

Назвав себя консьержу, я прождала добрых двадцать минут, прежде чем получила разрешение подняться на десятый этаж, позвонила в ее квартиру и, когда распахнулась, увидела раскрасневшуюся, растрепанную Коринн в длинном, до полу, черном шелковом халате. С ее шелковистыми черными волосами, аквамариновыми глазами и восхитительной грацией движений, она была воистину великолепна. Я порадовалась тому, что догадалась надеть свое любимое серое платье без рукавов. Оно заставило меня почувствовать себя прямо‑ таки непринужденно.

– Ева, – едва выдохнула она. – Какая неожиданность.

– Прошу прощения, что нагрянула без приглашения. Но я ненадолго, у меня просто возникло несколько вопросов.

– О? – Она придерживала дверь полузакрытой и стояла, прислонившись к косяку.

– Можно войти? – натянуто спросила я.

– Э… – Она машинально оглянулась. – Лучше бы не надо.

– Меня совершенно не волнует, кто там еще, и я обещаю, что мой визит не затянется больше чем на минуту.

– Ева… – Она облизала губы. – Как бы это лучше сказать…

Руки мои тряслись, желудок превратился в дрожащую массу, перед мысленным взором возник образ Гидеона, голого, негодующего из‑ за того, что его бывшая любовница, завалившись нежданно‑ негаданно, прервала их утренний секс. Уж мне ли было не знать, как он любит секс по утрам. Но с другой стороны, я вообще его хорошо знала. Достаточно хорошо, чтобы сказать:

– Коринн, кончай выделываться.

Ее глаза расширились.

Мой рот насмешливо скривился.

– Гидеон влюблен в меня. А ты ему на хрен не нужна.

Оправилась она фактически мгновенно:

– Ты ему тоже на хрен не нужна. Во всяком случае, судя по тому, что все свое свободное время он проводит со мной.

Прекрасно. Поговорим в коридоре.

– Я его знаю. Может быть, не всегда понимаю, но это уже другая история. Я знаю, что он заранее честно предупредил тебя, что вы с ним ни к чему не придете, потому что он не хочет тебя обманывать. Один раз ты уже пострадала, и повторения он не желает.

– Все это просто занимательно. А он знает, что ты здесь?

– Нет, но ты ему непременно расскажешь. И это хорошо. Мне же просто хочется выяснить, что ты делала в Кроссфайре, когда вывалилась оттуда в таком виде, словно тебя только что поимели, – вот как сейчас?

Ее улыбка была как лезвие бритвы.

– А как ты думаешь, что я там делала?

– Во всяком случае, ты не трахалась с Гидеоном, – решительно заявила я, хотя внутренне молилась о том, чтобы не выставить себя в результате полнейшей идиоткой. – Ты увидела меня, так ведь? Из холла хорошо видно улицу, и ты заметила, что я подхожу к зданию. На банкете в «Уолдорфе» Гидеон рассказал тебе, что я по натуре ревнива. Интересно, ты правда перепихнулась там с кем‑ то другим? Или просто привела себя в беспорядок, перед тем как выйти наружу, чтобы позлить меня?

Ответ я увидела на ее лице. Он промелькнул стремительно, как молния, но я успела заметить.

– Оба эти предположения абсурдны, – заявила она.

Я кивнула, смакуя свое глубочайшее облегчение и удовлетворение.

– Послушай. Ты никогда не получишь его в том смысле, в каком того желаешь. И мне хорошо известно, как это больно. Сама прожила с этим последние две недели. Мне жаль тебя, искренне жаль.

– Да пошла ты вместе со своим сочувствием! – ругалась она. – Прибереги их для себя. Потому что время он проводит со мной.

– И это, Коринн, дает тебе возможность помочь ему. Если ты вообще обращаешь на это внимание, то должна знать, как он страдает. Будь ему другом. – Я повернулась, направляясь к лифту, и уже через плечо бросила: – Желаю приятно провести день.

Она захлопнула дверь.

Вернувшись в «бентли», я велела Энгусу отвезти меня к доктору Терренсу Лукасу. Выслушав меня, он помедлил и, перед тем как закрыть дверь, предостерег:

– Ева, Гидеон будет страшно рассержен.

Я кивнула, понимая предостережение:

– С этим я разберусь, когда придет время.

Дом, где располагалась частная клиника, выглядел непритязательно, но внутренние помещения были привлекательны и уютны. Комната ожидания была отделана панелями из темного дерева и украшена множеством изображений младенцев и детей. На столах и полках лежали журналы для родителей, а предназначенная для детей игровая зона была чистой и находилась под наблюдением.

Я отметилась в регистратуре и села, но почти сразу же меня вызвали. Медсестра провела меня не в смотровую, а в кабинет доктора Лукаса. При моем появлении он встал и быстро обогнул стол.

– Ева, – подал он мне руку. – Вы могли бы и не договариваться о приеме.

Я изобразила улыбку:

– Не знала, как еще до вас добраться.

– Прошу садиться.

Я села, а вот он остался стоять, прислонясь к письменному столу и взявшись обеими руками за его край. Это была оборонительная позиция, и мне оставалось лишь гадать, почему он счел нужным занять ее по отношению ко мне.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался доктор Лукас.

Держался он спокойно, уверенно, на лице широкая, открытая улыбка. Было очевидно, что внешность и манеры врача внушат молодым мамам уверенность в его познаниях и умениях.

– Гидеон Кросс был вашим пациентом, так ведь?

Его лицо мгновенно замкнулось, он выпрямился:

– Я не вправе рассказывать о своих пациентах.

– Когда вы сказали мне то же самое в больнице, я не сопоставила одно с другим, а должна бы. – Я постучала ногтями по подлокотнику. – Вы солгали его матери. Почему?

Он вернулся за стол, отгородившись таким образом от меня.

– Это он вам сказал?

– Нет. Это все мои догадки. Чисто гипотетически: с чего бы вам лгать о результатах проверки?

– Я и не стал бы. А вам лучше уйти,

– О, не так быстро. – Я откинулась на стуле и закинула ногу на ногу. – Я жду от вас большего. Почему бы вам не сказать, что Гидеон – бездушный монстр, патологически склонный портить жизнь женщинам?

– Я лишь исполнил свой долг и предостерег вас. – Взгляд его был тяжелым, губы скривились в презрительной усмешке. Столь привлекательным, как совсем недавно, он больше не выглядел. – Но если вы сами, несмотря ни на что, намерены загубить свою жизнь, туг уж я ничего поделать не могу.

– Об этом я подумаю сама. Мне просто нужно было увидеть ваше лицо. Чтобы убедиться, что я права.

– Вы не правы. Кросс никогда не был моим пациентом.

– Это словесные отговорки. Его мать консультировалась у вас. А потому, прежде чем негодовать по поводу того, что ваша жена влюбилась в него, подумайте о том, что вы сделали с ребенком, нуждавшимся в помощи.

Голос мой наполнился гневом. Памятуя о том, какую страшную, незаживающую травму получил Гидеон, мне было трудно удержаться от желания посчитаться со всеми, так или иначе причастными к этому горю.

Я встала:

– То, что произошло между ним и вашей женой, случилось по обоюдному согласию двух взрослых людей. То, что произошло в детстве с ним, являлось преступлением, а вы, в определенном смысле, его соучастник.

– Убирайтесь!

– С превеликим удовольствием.

Я рывком распахнула дверь и чуть не налетела на Гидеона, который стоял, прислонившись к стене, напротив кабинета. Он схватил меня за руку, но его взгляд, полный гнева и ненависти, был сосредоточен на докторе Лукасе.

– Прочь от нее, – хрипло произнес он.

На лице Лукаса появилась злобная усмешка.

– Она сама ко мне пришла.

Ответная улыбка Гидеона повергла меня в дрожь.

– При виде ее вам стоило бы рвануть бегом подальше.

– Забавно. Тот же самый совет я дал ей в отношении вас.

Я показала доктору средний палец.

Фыркнув, Гидеон потащил меня через холл к выходу.

– Ну что это за манера – людям пальцы показывать?

– А что? Это же классический жест!

– Здесь не место для скандалов, – сердито заявила секретарша, когда мы поравнялись с регистратурой.

Он посмотрел на нее:

– Можете отменить вызов охраны. Мы уходим.

Это Энгус тебе настучал? – спросила я, когда мы выходили на площадку

– Ничего подобного. Кончай выделываться. На всех машинах стоят GPS‑ навигаторы.

– Ты чертов придурок. Знаешь ты это?

Нажав кнопку вызова лифта, Гидеон повернулся ко мне:

– Я? А как насчет тебя? Ты мечешься, ко всем цепляешься. Моя мать. Коринн. Это долбаный Лукас. Что это все, на хрен, значит, Ева?

– Не твое дело! – отрезала я, вздернув подбородок. – Мы с тобой разбежались, не забыл?

Гидеон сжал челюсти. В деловом костюме он выглядел цивилизованным, ухоженным горожанином, но при этом испускал дикую, яростную энергию. Контраст между тем, что я видела и что чувствовала, обострял мое желание. Меня возбуждал неукротимый мужчина, скрывавшийся под этим костюмом. Так бы и съела его, смакуя каждый восхитительный дюйм.

Подошел лифт, мы вошли внутрь, и меня охватило возбуждение, а когда он приблизился, то и вовсе бросило в жар. Гидеон достал ключи, вставил в панель управления, и я застонала:

– Есть в Нью‑ Йорке хоть что‑ нибудь, чем ты не владеешь?

Но он уже схватил меня одной рукой за волосы, а другой за зад и начал страстно целовать. Язык его туг же с силой протиснулся глубоко мне в рот. Застонав, я обхватила его за талию и приподнялась на цыпочки, чтобы усилить контакт.

Его зубы прихватили мою нижнюю губу с достаточной силой, чтобы причинить боль.

– Думаешь, можно сказать несколько слов – и между нами все конечно? Нет, Ева, это так закончиться не может.

Он прижал меня к стенке лифта. Я оказалась придавлена к ней шестью футами двумя дюймами возбуужденного мужского тела.

– Мне не хватает тебя, – прошептала я, схватив его за ягодицы, и плотнее притянула к себе.

– Ангел! – простонал Гидеон.

Его поцелуи были такими жадными, похотливыми, неистовыми, что мои пальцы на ногах судорожно сжимались.

– Что ты делаешь? – выдохнул он. – Зачем повсюду суешься, все ворошишь?

– Я сама распоряжаюсь своим временем, – так же задыхаясь, отозвалась я, – с тех пор как рассталась со своим долбаным любовником.

Он зарычал, яростно и страстно, рука сжала мои волосы так, что стало больно.

– Поцелуем или трахом всего не исправить, Гидеон. На сей раз не получится.

Отпустить его казалось немыслимо трудно, после всех этих недель, когда мне было отказано в праве прикасаться к нему, почти невозможно. Я нуждалась в нем.

Его лоб прижался к моему.

– Ты должна верить мне.

Я уперлась ладонями ему в грудь, отстраняя его. Он отпустил меня и уперся взглядом в мое лицо.

– Не должна, если ты мне ничего не говоришь.

Протянув руку, я извлекла ключ из панели управления и протянула ему. Кабина пошла на спуск.

– Ты заставил меня пройти через ад. Намеренно. Причинил страдания. И этому не видно конца. Уж не знаю, какой чертовщиной ты занимаешься, Ас, но эта дерьмовая игра в доктора Джекила и мистера Хайда не для меня.

Его рука потянулась в карман в неспешном контролируемом движении. Такие движения он совершал, будучи особенно опасным.

– Ты совершенно неуправляема.

– Когда одета, да. Привыкай к этому.

Двери лифта открылись, и я вышла наружу. Его рука коснулась меня пониже спины, и по моему телу пробежала дрожь. Безобидное прикосновение сквозь несколько слоев ткани мгновенно всколыхнуло страстное вожделение.

– Еще раз положишь таким манером ладошку на зад Коринн – и я тебе пальцы обломаю.

– Сама знаешь, что я никого, кроме тебя, не хочу, – отозвался он. – И хотеть‑ то не могу. Я поглощен влечением к тебе.

У тротуара стояли и «бентли», и «мерседес». Пока я находилась у доктора Лукаса, небо потемнело, словно погрузившись в раздумья, как и мужчина со мной рядом. В воздухе разлилось ощутимое напряжение – верный предвестник собирающейся летней грозы.

Остановившись под козырьком, я посмотрела на Гидеона:

– Скажи, чтобы ехали вместе. Нам надо поговорить наедине.

– Сам об этом думал.

Энгус коснулся края фуражки и скользнул за руль. Второй водитель подошел к Гидеону и вручил ему ключи от машины.

– Мисс Трэмелл, – вроде как приветствовал он меня.

– Ева, это Рауль.

– Уже встречались, – отозвалась я. – Рауль вы в тот раз передали мое послание?

Пальцы Гидеона шевельнулись на моей спине.

– Передал.

Я расплылась в улыбке:

– Спасибо, Рауль.

Payль направился к переднему пассажирскому сиденью «бентли», а Гидеон повел меня к «мерседесу» и открыл для меня дверь. Я ощутила некоторое волнение, когда он уселся за руль и поерзал на сиденье, пристраивая свои длинные ноги. Запустив двигатель, Гидеон влился в безумный нью‑ йоркский транспортный поток, умело и уверенно управляя мощным автомобилем.

– То, как ты ведешь машину, усиливает мое желание, – сказала я, и от меня не укрылось, как напряглись его до сего момента легко державшие руль руки.

– Боже мой! – Он взглянул на меня. – Неужели ты привержена водительскому фетишизму.

– Мой фетиш – это некто Гидеон, – понизила голос я. – А я уже которую неделю вынуждена обходиться без него.

– Ева, мне каждая секунда без тебя ненавистна. Это сущая пытка. Я сосредоточиться не могу, спать не могу. Теряю самообладание по пустякам. Без тебя я в аду.

Мне вовсе не хотелось заставлять его мучиться, но сказать, будто мне не стало легче оттого, что он переживал разлуку со мной так же, как и я с ним, было бы неправдой.

Я развернулась на сиденье к нему лицом:

– Почему ты так с нами поступаешь?

– Я использую те возможности, которые имеются. – У него на скулах вздулись желваки. – Наша разлука – это цена. И она не вечна. Мне нужно, чтобы ты проявила терпение.

– Нет, Гидеон, – покачала я головой. – Не могу. Больше не могу.

– Ты не покинешь меня. Я тебя не отпущу.

– Да мы уже расстались. Ты что, не видишь? Я живу своей жизнью, и тебя в ней нет.

– Я присутствую там настолько, насколько это возможно сейчас.

– Заставляя Энгуса следовать за мной? Ну, продолжай в том же духе. Только ведь это никакие не отношения. – Я прислонилась щекой к спинке сиденья. – Во всяком случае, не те, которых хочу я.

– Ева, – хрипло выдохнул он. – Мое молчание – это меньшее из зол. У меня такое ощущение, что объясню я все или нет, это все равно отдаляет тебя, но объяснение таит в себе больший риск. Тебе кажется, будто ты хочешь все знать, но на самом деле ты бы об этом пожалела. Просто, когда я говорю тебе, что во мне есть нечто, чего тебе не захотелось бы видеть, поверь мне на слово.

– Ты должен дать мне что‑ то, с чем можно работать. – Я положила руку ему на бедро и ощутила, как тугие мышцы дернулись при моем прикосновении. – Сейчас у меня нет ничего. Я пуста.

Его рука легла поверх моей.

– Ты веришь мне. Пусть увиденное подталкивает к иному, ты веришь в то, что знаешь. Это главное, Ева. Для нас обоих. Для нас, и точка.

– Да нет уже никаких «нас».

– Прекрати так говорить.

– Ты хотел, чтобы я слепо верила тебе, и добился своего, но это все, что я могу тебе дать. Ты почти не раскрывался передо мной, но я мирилась с этим, потому что имела тебя. Но теперь этого нет…

. – Я по‑ прежнему твой, – возразил он.

– Не в том смысле, в каком мне нужно. – Я приподняла одно плечо в неуклюжем пожатии. – Ты давал мне свое тело, и я упивалась им, потому что это был единственный способ, каким ты передо мной раскрывался. Но теперь у меня нет и этого, а когда я пытаюсь понять, что же у меня имеется, то вижу одни лишь обещания. Мне этого недостаточно. В отсутствие тебя у меня остается лишь груда недомолвок, и ничего больше

Он смотрел прямо перед собой, профиль его напрягся. Я вытащила свою руку из‑ под его ладони и погнулась к нему спиной, глядя в окно на многолюдный суетливый город.

– Если я лишусь тебя, Ева, – прошептал он, – у меня не останется ничего. Суть всего, что я сделал, в том, чтобы не потерять тебя.

– Мне нужно больше, – откликнулась я, прижимаясь лицом к стеклу. – Если я не могу получить тебя снаружи, то мне нужно сделать это изнутри, но внутрь ты меня не пускаешь.

Некоторое время мы молча двигались в плотном потоке машин. Крупная капля дождя упала на ветровое стекло, за ней другая.

– После смерти отца, – негромко произнес он, – мне пришлось несладко. Я помнил, как люди любили его, как ценили его общество. Он ведь делал людей богатыми. И когда внезапно мир перевернулся и обрушился ему на голову, все возненавидели его. Мою мать, до того времени такую счастливую, словно подменили. Она без конца рыдала, и они с отцом все время ругались. Именно этим мне больше всего запомнилось то время – крики, брань и слезы. – (Я смотрела на него, изучая его каменный профиль, но молчала, боясь сбить настрой.) – Она сразу же снова выскочила замуж. Мы уехали из города. Она забеременела. То и дело я нарывался на ненавистников моего отца, и на меня вываливали кучи дерьма. Все подряд. Дети. Их родители. Учителя. Его продолжали поносить распоследними словами. Я чертовски злился. На всех. У меня случались приступы злобы. Я вещи ломал. – Тяжело дыша, Гидеон остановился на красный свет. – Когда родился Кристофер, я начал вести себя еще хуже, а лет с пяти он стал подражать мне, устраивая за обедом припадки, стал тарелки об пол швырять и все такое. Мать тогда была беременна Айерленд, и они с Видалом решили, что дальше так продолжаться не может и мне необходима психотерапия.

– Его рассказ о несчастном, обиженном, обозленным ребенке, чувствовавшем себя чужим в новой жизни родной матери, вызвал у меня слезы.

– Они пришли на дом – женщина‑ психотерапевт и соискатель, проходивший практику под ее руководством. Оба были доброжелательны, приятны в общении, терпеливы. Но вскоре психотерапевт стала уделять большую часть времени консультированию моей матери, у которой, в дополнение к двум плохо контролируемым мальчишкам, имелась еще и тяжело протекающая беременность. И я все чаще и чаще оставался с ассистентом один на один.

Гидеон сбавил скорость и остановил машину. Его руки сжимали руль так, что побелели костяшки пальцев, кадык ходил ходуном. Дождь продолжал непрестанно барабанить, но стук его смягчился, оставляя нас наедине с нашими горькими истинами.

– Можешь мне больше ничего не рассказывать, – прошептала я, отстегивая ремень, потянулась к нему и мокрыми от слез пальцами коснулась его лица.

Ноздри Гидеона расширились в резком вдохе.

– Он делал так, что я кончал. Всякий, черт побери, раз он не останавливался, пока я не кончал, поэтому он мог сказать, что мне это нравится.

Сбросив туфли, я оторвала его руку от руля, так что смогла забраться к нему на колени и обнять его. Он сдавил меня так, что было больно, но я не жаловалась. Мы находились на оживленной улице, с одной стороны от нас непрерывным потоком двигались машины, с другой – плотная толпа пешеходов, но нам не было дела ни до тех ни до других. Он отчаянно содрогался, словно от неконтролируемых рыданий, но не издавал ни звука, и глаза его оставались сухими.

А вот небеса над нами исходили плачем, дождь хлестал мостовую яростными струями.

Обхватив его голову обеими руками и прижимаясь лицом к его лицу, я сбивчиво бормотала:

– Ш‑ ш‑ ш, малыш. Я все понимаю. Я знаю, т воспринимается и как они потом злорадствуют

знакомо все, что ты испытал: стыд, смятение, чувство вины. Но ты не был ни в чем виноват. Ты не хотел этого. Не наслаждался этим.

– Но я подпустил его к себе, не воспротивился его прикосновениям. Он уверял, что вся проблема в моем возрасте… в гормонах… чтобы успокоиться, мне приходилось мастурбировать. А прикасался он ко мне под тем предлогом, что хочет показать, как это делать правильно, а то от неумелых действий пользы мало…

– Гидеон, хватит.

Я чуть подалась назад, чтобы взглянуть на него, в то время как воображение уже подсказывало мне дальнейшее развитие событий и все то, что было сказано, чтобы внушить Гидеону, будто он сам и был инициатором собственного изнасилования.

– Ты был ребенком и угодил в руки взрослого, прекрасно знавшего, на какие кнопки нажимать. Все они хотят свалить вину на нас и прикинуться неповинными в собственных преступлениях, но это неправда. – Я нежно его поцеловала, чувствуя вкус собственных слез. – Я люблю тебя. И верю тебе. Ни в чем из этого не было твоей вины.

Гидеон запустил пальцы мне в волосы, удерживая мою голову и неистово целуя в губы.

– Не покидай меня.

– Покидать? Я собираюсь с тобой обручиться.

Он резко набрал воздуха и прижал еще крепче. Его руки жадно шарили по моему телу.

Громкий стук по стеклу заставил меня удивленно дернуться. Женщина‑ полицейский в накидке от дождя и бронежилете, хмуро смотревшая на нас сквозь нетонированное переднее стекло из‑ под козырька фуражки, проворчала:

– Даю вам тридцать секунд, чтобы отвалить, иначе привлеку обоих за непристойное поведение в общественном месте.

Побагровев от смущения, и неловко перебралась обратно на свое сиденье, Дождавшись, когда я пристегну ремень безопасности, Гидеон тронул машину с места, прикоснулся колбу, салютуй служительнице правопорядка, и снова влился в поток.

Потянувшись к моей руке, он поднес ее к губам и поцеловал конники пальцев.

– Я люблю тебя.

Я застыла с колотящимся сердцем.

Сжав еще крепче наши пальцы, он пристроил их на колене. «Дворники» скользили туда‑ сюда по ветровому стеклу в ритме, словно передразнивавшем мой пульс.

– Повтори, – тяжело сглотнув, прошептала я.

Сбавив скорость перед светофором, Гидеон взглянул на меня. Вид у него был усталый, словно его обычно бешено пульсирующая энергия оказалась израсходованной и на месте костра образовалось дымящееся пепелище. Однако глаза были теплыми и ясными, изгиб губ – нежным и внушавшим надежду.

– Я люблю тебя. Мне это слово по‑ прежнему кажется неточным, но я знаю, что ты хочешь его услышать.

– Мне необходимо его услышать, – тихо подтвердила я.

– Если ты понимаешь разницу. – Зажегся зеленый, и он тронулся с места. – Люди способны пережить любовь. Могут жить без нее, могут двигаться дальше. Любовь можно утратить и обрести снова. Но со мной этого случиться не может. Я бы не пережил тебя, Ева. – Он взглянул на меня, и при виде его лица у меня перехватило дыхание. – Я одержим тобой, ангел мой. Ты для меня как наркотик. Ты все, чего я когда‑ либо желал, что когда‑ либо было мне нужно, все, о чем я мечтал. Ты – всё. Я живу и дышу ради тебя. Для тебя.

Я положила вторую ладонь поверх наших соединенных рук.

– В жизни для тебя еще много чего найдется. Ты просто пока этого не знаешь.

– Больше мне ничего не надо. Каждое утро я встаю с постели в готовности встретиться с миром, потому что в нем есть ты.

Он повернул за угол, подкатил позади «бентли» к Кроссфайру, заглушил двигатель, отстегнул ремень безопасности и глубоко вздохнул:

– Благодаря тебе мир обрел для меня смысл, которого не было раньше. Теперь в нем есть для меня место, с тобой.

Неожиданно мне стало понятно, почему он без устали работал и добился в столь молодые года такого безумного, ошеломляющего успеха. Его подгоняло стремление обрести свое место в мире, перестать чувствовать себя изгоем.

Кончики его пальцев прошлись по моей щеке. Я так истосковалась по подобным прикосновениям, что почувствовала, как мое сердце обливается кровью.

– Когда ты вернешься ко мне? – прозвучал мой тихий вопрос.

– Как только смогу. – Подавшись вперед, он поцеловал меня в губы. – Жди.