ГЛАВА 10. От толчка я сама отлетела назад и чуть не упала, а оба мужчины с тошнотворным стуком грохнулись на асфальт

От толчка я сама отлетела назад и чуть не упала, а оба мужчины с тошнотворным стуком грохнулись на асфальт. Кто‑ то крикнул. Заголосила женщина. А вот я ничего не могла сделать: стояла застывшая, онемевшая, эмоции скрутились во мне в безумный клубок.

Гидеон, схватив Бретта за горло одной рукой, другой наносил мощные удары по ребрам. Молча, непрерывно, как боевая машина. Бретт хрипел, дергался и пытался вырваться.

– Кросс! Dio mio.

Я разрыдалась, когда появился Арнольдо. Он метнулся вперед и потянулся к Гидеону, но отшатнулся, когда Бретт резко вывернулся и сцепившиеся мужчины покатились по асфальту.

Парни из группы Бретта, выскочив наружу, пробрались сквозь быстро растущую толпу зевак и были уже готовы вступить в драку… но тут увидели, что Бретт схватился с главным акционером их звукозаписывающей компании.

– Клайн, долбаная башка! – заорал барабанщик Даррин, вцепившись обеими руками в свои длинные волосы. – Какого черта ты делаешь?

Бретт тем временам высвободился, встал на полусогнутые и припечатал Гидеона к борту автобуса. Гидеон, сцепив руки, вмазал ими Бретгу по спине, как дубинкой, и, развивая успех, добавил два стремительных удара ногами, один боковой, наотмашь, а следом резкий прямой, в живот.

Бретт качнулся, но устоял, его мощные бицепсы вздулись, когда он нанес удар, однако Гидеон нырком ушел от него и сам влепил апперкот, от которого у Бретта резко дернулась голова.

Господи!

Гидеон не издал ни звука ни когда наносил удары, ни когда Бретт угодил ему прямо в челюсть. От его безмолвной ярости меня пробирал холод. Я чувствовала пульсировавший в нем гнев, видела, как он полыхает в глазах, однако это не мешало ему сохранять самоконтроль и действовать с ужасающей методичностью. Каким‑ то образом ему удалось разорвать контакт и отступить так, чтобы у него оказалось больше пространства для маневра, что позволяло надежнее держать оборону, а также нанести максимальный урон противнику.

И все из‑ за меня. Это я превратила этого веселого, сексуально озабоченного мужчину, очаровывавшего меня весь вечер, в исполненного холодной убийственной злобы бойца.

– Мисс Трэмелл. – Энгус взял меня под локоть.

Я с отчаянием посмотрела на него:

– Его необходимо остановить.

– Прошу вернуться в лимузин.

– Что? – (У Бретта из носа текла кровь, но никто не вмешивался.) – Вы с ума сошли?

– Нужно отвести мисс Эллисон домой. Она ваша гостья. Вы должны позаботиться о ней.

Бретт наметил очередной удар, а когда Гидеон уклонился в сторону, стремительно выбросил вперед другой кулак и, вмазав Гидеону в плечо, заставил его отшатнуться на несколько шагов.

Я схватила Энгуса за руки:

– Да что с вами такое? Остановите их!

Его бледно‑ голубые глаза потеплели.

– Ева, он сам знает, когда остановиться. – Энгус взглянул за мое плечо. – Мистер Риччи, прошу вас…

Короче говоря, Арнольдо попросту, причем довольно бесцеремонно, оттащил меня к автомобилю. Оглянувшись, я увидела лишь заслонявшие обзор спины зевак. Негодующе вскрикнув, я попыталась вырваться, но на Арнольдо мои потуги не произвели ни малейшего впечатления: он затащил меня в салон, сел сам, а когда спустя момент туда запрыгнула Шауна, Энгус закрыл дверь, как будто все было до обалдения нормально.

– Что вы все, черт возьми, делаете? – спросила я Арнольдо, дергая за дверную ручку, хотя лимузин уже плавно пришел в движение. От моих усилий не было никакого проку, открыть не удавалось. – Он же ваш друг. Разве можно бросать друга в таком положении!

– Он ваш возлюбленный, – с пробравшей меня до мозга костей холодной бесстрастностью отозвался Риччи. – И это из‑ за вас он оказался в таком положении.

Я откинулась на сиденье. Ладони мои взмокли, в живот будто кол всадили.

«Гидеон…»

– Это ведь ты Ева из песни «Золотая девочка», а? – тихонько спросила Шауна со своего места на противоположном сиденье.

Интересно, а Гидеон… – начал было Арнольло, явно удивленный этой связью, но тут вздохнул и добавил: – Да уж конечно, он знает.

– Это было давным‑ давно, – выдала я в свою защиту.

– Видать, недостаточно давно, – отозвался он.

Отчаянное желание объясниться с Гидеоном не давало мне покоя, не позволяло спокойно сидеть на месте, изводя и мучая. Я причинила боль любимому мужчине. Из‑ за меня досталось и другому, который всего‑ навсего оставался самим собой. И при этом у меня не было вразумительного объяснения случившемуся. Оглядываясь назад, я в толк не могла взять, что это на меня накатило. Почему я не вырвалась раньше? Почему ответила на поцелуй Бретта?

И что, спрашивается, должен был Гидеон со всем этим делать?

От мысли, что он может порвать со мной, я запаниковала. Как он сейчас? Может быть, пострадал? А может, ему грозит иск, ведь это он напал на Бретта? Я похолодела, вспомнив рассказ Кэри о том, как собирался вчинить иск получивший взбучку участник групповухи.

Жизнь Гидеона уже давно текла по накатанному руслу, но теперь его заносило из стороны в сторону – и все из‑ за меня.

Я взглянула на Шауну. Та задумчиво смотрела в окно. И Арнольдо тоже. Я испортила им незабываемый вечер.

– Мне очень жаль. – У меня вырвался сокрушенный вздох. – Надо же мне было все испоганить.

Повернувшись ко мне, Шауна пожала плечами и сочувственно улыбнулась, отчего у меня запершило в горле.

– Ну так уж и «все»? Вечерок удался на славу. Да и у тебя, надеюсь, все обернется к лучшему.

Лучшим для меня был Гидеон. Неужели я потеряю его? Неужели я лишила себя самого главного в своей жизни из‑ за какого‑ то нелепого, необъяснимого поступка?

До сих пор чувствуя губы Бретта на своих, я потерла рот, отчаянно желая, чтобы так же легко можно было бы стереть последние полчаса моей жизни.

Из‑ за расстройства мне показалось, будто путь до дома Шауны растянулся на целую вечность. Когда машина остановилась, я вышла с ней и обняла ее.

– Мне очень жаль, – снова сказала я, умирая от желания добраться, где бы он ни был, до Гидеона, но боясь выказать свое нетерпение. Кроме того, я не была уверена, что смогу простить Энгусу или Арнольдо то, что они забрали меня оттуда, и то, как они это сделали.

Арнольдо тоже обнял Шауну и заверил, что теперь для них с Дугом столик в его заведении будет зарезервирован постоянно. Это чуточку смягчило меня по от‑ ношению к нему: уж Шауну‑ то он весь вечер опекал от души.

Мы забрались обратно в лимузин и поехали к ресторану. Я свернулась клубком в темном углу и беззвучно рыдала, не в силах сдержать переполнявшее меня отчаяние. Когда мы подъехали к ресторану, я вытерла лицо собственной майкой и собралась выйти, но Арнольдо задержал меня.

– Будьте с ним помягче, – строго произнес он, глядя мне в лицо. – В жизни не видел, чтобы он с кем‑ нибудь был таким, как с вами. Не мне судить, стоите ли вы его, но вы точно можете сделать его счастливым. Тут сомнений нет. Сделайте это или отойдите в сторону. Не морочьте ему голову.

Не в силах говорить из‑ за застрявшего в горле кома, я лишь кивнула, надеясь, что он по моему взгляду поймет, что значит для меня Гидеон. Все!

Арнольдо исчез за дверями ресторана. Прежде чем Энгус закрыл дверь, я скользнула по сиденью к нему.

– Где он? Мне необходимо его увидеть. Пожалуйста.

– Он звонил. – Лицо Энгуса было доброжелательным, отчего у меня опять полились слезы. – Сейчас отвезу вас к нему.

– С ним все в порядке?

– Не знаю.

Я снова отодвинулась на сиденье, чувствуя себя физически больной, и едва ли заметила, куда именно мы направились, поскольку думала лишь о предстоящем объяснении. Мне нужно было сказать Гидеону, что люблю его, что никогда не покину его, если он останется со мной, что он единственный мужчина, которого я хочу, единственный, способный воспламенять мою кровь.

Когда машина замедлила движение, я выглянула в окно и увидела, что мы вернулись к амфитеатру. Пока я глазами искала Гидеона, задняя дверь, испугав меня, открылась. Развернувшись, я увидела, как Гидеон нырнул внутрь и сел на сиденье напротив.

– Гидеон… – подалась я к нему.

– Не надо! – Его хлещущий гневом голос заставил меня отпрянуть и шлепнуться на задницу. Меня встряхнуло, потому что лимузин тронулся с места.

Всхлипывая, я смотрела, как он достал из бара бутылку с золотистым напитком, налил себе бокал, опустошил в один прием и наполнил во второй раз, прежде чем закрыл бар и снова упал на сиденье. Я разрывалась на части от печали и страха. Мне хотелось спросить, как там Бретт, не слишком ли ему досталось. Спросить, как он сам, не получил ли повреждений. Но я не могла. Вдруг он истолковал бы мои вопросы неправильно и вообразил, будто за беспокойством о Бретте скрывается нечто большее, чем на самом деле.

Его лицо было бесстрастным, а глаза сверкали, как сапфиры.

– Что он для тебя?

Я утерла струившиеся по лицу слезы:

– Ошибка.

– Раньше? Или сейчас?

– И тогда, и теперь.

Его губы скривились в усмешке.

– Ты всегда целуешь свои ошибки таким манером?

Грудь моя всколыхнулась при попытке сдержать рыдания. Я отчаянно затрясла головой.

– Ты хочешь его? – резко спросил он, прежде снова отпить из бокала.

– Нет, – прошептала я. – Я хочу только тебя. Я люблю тебя, Гидеон. Так сильно, что становится больно.

Его глаза закрылись, голова откинулась. Воспользовавшись этим, я переместилась ближе, надеясь таким образом уменьшить хотя бы физический разрыв между нами.

– Ева, ты кончила из‑ за моих пальцев? Или из‑ за этой чертовой песни?

О господи. Да как он мог сомневаться?.. Нет, это я дала ему повод для сомнений. Я.

– Конечно из‑ за тебя. Только ты способен довести меня до этого вот так. Заставить забыть, где я нахожусь. Из‑ за твоих прикосновений наплевать на всех и все происходящее вокруг.

– А разве не это произошло, когда он тебя поцеловал? – Глаза Гидеона открылись и сфокусировались на мне. – Он засаживал в тебя. Трахал тебя. Спускал в тебя.

От горечи и злобного отвращения, звучавших в его голосе, я в испуге съежилась. Я прекрасно понимала, что он чувствует. Мне было известно, до какого безумного состояния способно довести ревнивое воображение. Мне самой, исходившей от ревнивой ярости, по много раз рисовало картины того, как он трахается с Коринн.

Неожиданно Гидеон резко выпрямился, подался ко мне и грубо потер мои губы большим пальцем.

– Он прикасался к твоему рту.

Схватив его бокал, я допила остатки. Напиток был крепким. жгучим, показался мне противным, но я заставила себя проглотить его. Желудок протестующе заурчал, но потом по жилам стало растекаться алкогольное тепло.

Гидеон снова обмяк на сиденье, прикрыв лицо рукой, и я знала, что перед его мысленным взором снова прокручивалась картина того, как я целую Бретта. Образ, проедавший дыру в его сознании.

Выронив бокал на пол, я просунула руку между его ног и схватилась за пуговицу брюк.

Не убирая руки от лица, он перехватил мои пальцы железной хваткой:

– Какого хрена ты делаешь?

– Кончи мне в рот! – взмолилась я. – Смой это прочь!

Последовала долгая пауза. Он сидел совершенно неподвижно, если не считать вздымавшейся и опадавшей груди.

– Пожалуйста, Гидеон.

С приглушенным ругательством, он отпустил меня и уронил руку:

– Валяй.

Я бросилась к нему, сердце мое бешено колотилось от страха, а вдруг он передумает и откажет мне… решит, что со мной все кончено?

Единственное, в чем он пошел мне навстречу, – это чуть приподнялся над сиденьем, так что я смогла стянуть джинсы и трусы, а потом его огромный прекрасный член оказался в моих руках. У меня во рту. Я застонала, ощутив его вкус, запах, тепло его шелковистой кожи, и потерлась щекой о его промежность и яйца, желая впитать этот аромат. Мой язык, гуляя по длине члена, вылизывал вздувшиеся вены.

Его зубы заскрежетали, когда я со стонами и дрожью наслаждения в горле стала совершать долгие сосущие движения. Сердце мое разрывалось оттого, что он, всегда такой невоздержанный на язык во время секса, сейчас хранил молчание. Отказывал мне в признаний того, что я доставляла ему удовольствие.

Водя туда‑ сюда рукой по члену, я обсасывала и вылизывала набухшую, затвердевшую головку, втягивая в себя первые капельки спермы. Его бедра напряглись, дыхание участилось. Почувствовав его возбуждение, я принялась отсасывать с удвоенной силой, так энергично, что у меня даже заболела челюсть. Его спина затвердела, голова оторвалась от сиденья, но тут же откинулась обратно, как только мне в рот ударила первая струя семени.

Я заскулила, еще сильнее возбужденная этим вкусом и ароматом, и принялась конвульсивно сглатывать, усиленно растирая руками его вибрирующий пенис, чтобы получить на язык как можно больше густой, насыщенной спермы. Кончал он, содрогаясь всем телом, так долго, что я не успевала сглатывать: семя переполнило мой рот и стало сочиться наружу в уголках губ. И все это время он сохранял противоестественное молчание, точно так же, как и в ходе драки.

Я отсасывала бы у него часами. Мне хотелось этого, но он взял меня обеими руками за плечи и отстранил. Я подняла взгляд к его убийственно прекрасному лицу и увидела поблескивающие в полутьме глаза.

Он коснулся моих распухших губ большим пальцем, размазывая по ним свое семя.

– Ну‑ ка, насади на него свою тугую щелку, – хрипло распорядился он. – У меня еще есть что в тебя спустить.

Дрожащая, испуганная его суровой отстраненностью, я, извиваясь, стянула с себя трусики.

– Сними все. Все, кроме сапог.

Я так и сделала: дрожа всем телом, выполнила приказ. Я сделала бы все, что только ему заблагорассудится, лишь бы доказать, что принадлежу ему, и только ему. Лишь бы загладить свою вину, чтобы он знал, что люблю его. Юбка моя полетела прочь, майка, снятая через голову, отправилась на противоположное сиденье. Лифчик последовал за ней.

Когда я предстала перед ним голая, Гидеон схватил меня за бедра и спросил:

– Уже мокрая?

– Да.

– Заводишься, когда сосешь мою шишку?

Мои соски затвердели еще больше. Его грубый, резкий тон тоже меня заводил.

– Всегда.

– Почему ты поцеловала его?

Резкая смена темы застала меня врасплох. Моя нижняя губа задрожала.

– Не знаю.

Он отпустил меня и обеими руками взялся за изголовье сиденья. Его бицепсы напряглись, и это усугубило мое возбуждение, так как все в нем возбуждало меня. Я хотела увидеть его блестящую от пота голую грудь, рельефные мышцы, напрягающиеся и расслабляющиеся, когда он вводит и выводит свой член.

Я облизала губы, чувствуя его вкус:

– Сними футболку.

Его глаза сузились.

– Это не для тебя.

Я замерла с неистово стучащим сердцем. Он использовал секс против меня. В том самом лимузине, где мы впервые занялись любовью и где в тот раз инициатива принадлежала мне…

– Ты наказываешь меня.

– Ты это заслужила.

То, что он был прав, не имело значения. Если я это заслужила, то и он тоже. Держась одной рукой за спинку сиденья для равновесия, другой я взяла его все еще не опавший подрагивающий член. Мускул на его шее дернулся, когда я поводила рукой туда‑ сюда, восстанавливая эрекцию, а потом поместила широкую головку между моих половых губ, начав потирать их ею, давая ощутить жар моего желания.

При этом я смотрела ему в глаза. Дразнила нас обоих, желая увидеть перед собой хоть какой‑ нибудь признак того страстного любовника, который так меня восхищал. Как бы не так. На меня взирал разгневанный незнакомец, бросавший мне вызов своей насмешливой отстраненностью.

Раздвинув промежность, я ввела в себя первый дюйм твердой плоти, а потом свела бедра и вскрикнула, когда он, надавив, глубоко засадил член, почти невыносимо растянув влагалище.

– Господи, так! – содрогаясь, прохрипел он. – Черт побери!

Этот неконтролируемый порыв пришпорил меня. Упершись коленями в сиденье, а руками по обе стороны от него, я сдвинулась назад, а потом снова насадила себя на него. На этот раз скольжение далось легче, потому что его член увлажнился в моем лоне. Когда мои ягодицы ударились о его ляжки, я ощутила напряжение его мышц. Как бы ни прикидывался Гидеон, тело выдавало его – он не был равнодушен.

Я приподнялась снова, но теперь медленно, давая каждому из нас возможность прочувствовать все нюансы восхитительного трения. При этом я изо всех сил старалась изобразить то же стоическое равнодушие, что и он, однако это жаркое, полноценное слияние порождало ощущения, скрыть которые было выше моих сил. Я застонала, а его бедра задергались, и ему не сразу удалось совладать с собой.

– Как ты хорош, – прошептала я, наглаживая его потрясающий член своей жадной, алчущей половой щелью. Вверх‑ вниз, вверх‑ вниз. – Ты все, что мне нужно, Гидеон. Ты создан для меня.

– Ты забыла об этом, – буркнул он, вцепившись в спинку сиденья так, что побелели костяшки пальцев.

Я могла лишь гадать, просто ли он держится за нее или таким образом помогает себе справиться с желанием схватить меня в объятия.

– Никогда. Как бы я могла забыть? Ты часть меня.

– Тогда скажи, почему ты целовала его.

– Не знаю. – Я прислонила свой взмокший лоб к его лбу, чувствуя, как глаза мои щиплют слезы. – Господи, Гидеон, клянусь тебе, я не знаю.

– Тогда заткнись и дай мне кончить.

Если бы он врезал мне оплеуху, это не так бы меня задело. Напрягшись, я отдернулась от него.

– Пошел на хрен!

– Как ты только до этого додумалась.

Горючие слезы покатились по моим щекам.

– Не смей обращаться со мной как со шлюхой.

– Ева. – Его голос был низким и хриплым, предостерегающим, но глаза, темные и отрешенные, полны боли, под стать моей собственной. – Ты ведь знаешь, что нужно сказать.

«Кроссфайр». Одним этим словом я могла разом покончить с этим мучением. Но прибегнуть к нему сейчас не имела права. Уже само напоминание о «стоп‑ слове» указывало на то, что он меня испытывал. Подначивал. У него имелся замысел, и, поддавшись сейчас, я никогда не узнаю, в чем его суть.

Я оперлась руками о его колени, выгнула спину, подняла свое мокрое влагалище вверх по всей длине его члена и опять насадила себя на него. Выбрав угол, я повторяла это снова и снова, каждый раз охая от наслаждения. Мое тело было без ума от него, боготворило его.

Меня приводила в восторг возможность чувствовать его, ощущение того, что все это правильно, невзирая на гнев и боль.

За каждым движением моих бедер следовал его хриплый выдох. Его тело было горячим, раскаленным, око испускало жар, словно очаг. Я работала бедрами. Вверх.

Вниз. Получая наслаждение, он не желал дарить его мне. Мои ляжки, ягодицы, живот и промежность напрягались при каждом подъеме, сжимая его член от основания до головки, и расслаблялись, когда я оседала, давая ему проникнуть вглубь.

Я трахала его, как только могла, насаживая себя на его член, и воздух со свистом вырывался сквозь его стиснутые зубы. А кончил он так яростно, что каждый опаляющий выброс семени тоже воспринимался как отдельный толчок. Я закричала в восторге от этого ощущения, стремясь к оргазму, который потряс бы меня. Мое тело, ублажившее его дважды, отчаянно жаждало разрядки. Однако он вдруг схватил меня за талию и остановил мои движения, задержав свой член глубоко во мне. Мой крик оборвался, я вдруг поняла, что он намеренно не дает мне кончить.

– Ева, скажи почему, – прорычал Гидеон. – Почему?

– Не знаю! – выкрикнула я в ответ, пытаясь пошевелить бедрами, чтобы потереться о его член, а когда он не дал мне этого сделать, ударила его кулаками в плечи. Удерживая меня насаженной на свой член, Гидеон встал, и тут все изменилось. Он вышел из меня, развернул к себе задом, затем заставил встать на колени перед сиденьем, разложил на нем мое тело и, придерживая меня одной рукой пониже спины, другой принялся массировать половую щель, растирая по промежности свою сперму. Я завертела бедрами, надеясь, что это давление доведет меня до оргазма…

И он прекратил его. Намеренно.

Напряжение моего клитора и опустевшего влагалища достигло предела, потребность разрядить его сводила меня с ума. Когда он запустил в меня два пальца, я впилась ногтями в кожаную обивку сиденья. Он трахал меня пальцами неспешно, медленно вводил и выводил их, умело удерживая меня на грани.

– Гидеон, – всхлипнула я, содрогаясь от достигшего крайней степени неудовлетворенного возбуждения.

Все тело покрылось потом, мне было трудно дышать. Я молилась о том, чтобы машина остановилась, чтобы мы прибыли к месту назначения и эта пытка прервалась хотя бы таким образом. Но лимузин продолжал движение, а я находилась в таком беспомощном положении, что даже не могла выглянуть и посмотреть, где мы находимся.

Гидеон склонился над моей спиной, так что его член лег прямо на стык между моими ягодицами.

– Ева, скажи почему, – прозвучал в моем ухе его низкий голос. – Ты же знала, что я иду за тобой следом… что я все увижу…

Мои глаза зажмурились, руки сжались в кулаки.

– Я. Не. Знаю. Черт тебя возьми! Я, на хрен, не знаю.

Его пальцы скользнули наружу, и вместо них в меня вошел его член. Влагалище тут же сжалось вокруг этого великолепного стержня, втягивая его глубже. Я услышала его подавленный резким вздохом стон, и он овладел мною.

Я закричала от наслаждения, все мое тело содрогалось, когда он самозабвенно трахал меня, надавливая и растирая огромным великолепным пенисом сверх‑ чувствительные ткани моего влагалища. Давление усиливалось и ускорялось, нарастая, словно шторм…

– Да! – выдохнула я, напрягшись от предвкушения.

Но едва моя щель сжалась в предчувствии спазмов, он резко отпрянул. Мое влагалище опустело. Вскричав от разочарования и злости, я попыталась вскочить, вырваться от любовника, ухитрившегося превратить секс с ним в невыносимую пытку.

– Ева, скажи почему, – послышался в моем ухе дьявольский шепот. – Ты хотела, чтобы это его член оказался в тебе? Чтобы это его член трахал твою чудную маленькую щелку?

– Ненавижу тебя! – в отчаянии заорала я. – Ты эгоистичный садист, сукин…

Миг – и его член снова оказался во мне, ритмично двигаясь в моей дрожащей щели.

Неспособная больше терпеть, я потянулась пальцами к клитору, зная, что уж сейчас‑ то мне хватит одного лишь касания, чтобы неистово кончить.

– Нет.

Схватив меня за запястья, Гидеон припечатал мои руки к сиденью, тогда как его бедра находились между моих ног, широко раздвинув их, что давало ему возможность совать глубже. Снова и снова. В безжалостном ритме, не меняя скорости.

Я дергалась, кричала, исходила на нет, теряя разум. Ему ничего не стоило дать мне кончить в любой момент, довести до яростного вагинального оргазма, лишь совершая свои толчки под правильным углом, так, чтобы толстый, твердый конец снова и снова надавливал на особо чувствительную точку, которую он инстинктивно находил всякий раз, когда овладевал мною.

– Ненавижу! – выдавила я сквозь рыдания. Лицо мое и сиденье под щекой были мокрыми от слез.

– Ева, скажи почему, – выдохнул он мне в ухо, склонившись надо мной, и тут наконец ярость переполнила меня и выплеснулась наружу.

– Потому что ты заслужил этого! Потому что тебе не вредно знать, что чувствуют в такие моменты другие. Как больно это ранит, ты, эгоистичный придурок!

Он замер. Я услышала его резкий выдох. Кровь ревела в моих ушах так громко, что сначала мне показалось, что его исполненный нежности голос мне просто почудился.

– Ангел. – Его губы шевелились у моей лопатки, а руки отпустили запястья и, скользнув под меня, сжали набухшие груди. – Мой упрямый прекрасный ангел. Наконец‑ то мы добрались до правды.

Гидеон поднял меня и выпрямил. Измученная, я уронила голову на его плечо, слезы капали мне на грудь. Сопротивляться не было сил: я и заскулить‑ то едва смогла, когда он, покрутив между пальцами болезненно напряженный сосок, потянулся к моей промежности. Его бедра пришли в движение, член снова вошел во влагалище, а пальцы сдвинули вместе половые губы и, зажав между ними клитор, стали растирать его. Я кончила, хрипло выкрикнув его имя. Все мое тело содрогалось в немыслимых конвульсиях, избавляясь от мучительного напряжения.

Оргазм продолжался целую вечность, и Гидеон был неутомим, продлевая мое удовольствие великолепными толчками, до которых я была так отчаянно охоча ранее. Наконец, когда я вся изошла в спазмах блаженства и обмякла в его объятиях, задыхающаяся и взмокшая, он разложил меня на сиденье. Вздрагивая, я закрыла лицо руками, неспособная остановить его, когда он раздвинул мои ноги и, не обращая внимания на то, что я вся пропиталась его семенем, сосал и лизал мой клитор до тех пор, пока оргазм не наступил снова. И снова.

Каждый раз спина моя выгибалась дугой, из легких выходил весь воздух. Я кончала опять и опять, потеряв счет этим волнам наслаждения, набегавшим и откатывавшимся, словно прибой. Моя слабая попытка вывернуться привела лишь к тому, что он выпрямился, стянув футболку, перебросил одну ногу через меня, упершись коленом в сиденье, а ладонями в окно над моей головой, выставив, в чем отказывал мне прежде, напоказ свое великолепное тело.

Я уперлась в него:

– Хватит. Я больше не выдержу.

– Знаю. – Его пресс напрягся, когда он скользнул в меня, осторожно вводя член в набухшую промежность и не сводя с меня глаз. – Я просто хочу быть в тебе.

Его член скользнул глубже, и шея моя выгнулась, я издала низкий звук – слишком уж это было хорошо. Даже вконец утомленная, после множества оргазмов, я все равно оставалась одержимой желанием обладать им и принадлежать ему. И знала, что так будет всегда.

Склонив голову, он припал губами к моему лбу:

– Ты – это все, чего я хочу, Ева. Никого больше нет. Никого больше никогда не будет.

– Гидеон.

Он, в отличие от меня, понял, что причиной всего случившегося была моя ревность и глубоко засевшее в подсознании стремление заставить его почувствовать то же самое.

Он поцеловал меня нежно, бережно, стирая всякую память о прикосновении к моим губам чьих‑ то еще.

***

– Ангел, – прозвучал в моем ухе теплый шероховатый голос Гидеона. – Просыпайся.

Я застонала, еще плотнее закрыв глаза и зарывшись лицом в выемку его шеи.

– Оставь меня в покое, сексуальный маньяк.

Я ощутила, как он затрясся от беззвучного смеха, после чего поцеловал меня в лоб.

– Пора вставать.

Приоткрыв один глаз, я наблюдала, как он натягивает футболку. Джинсы так и оставались на нем. Поняв, что снаружи светит солнце, я села, выглянула в окно и ахнула, увидев океан.

По дороге мы один раз останавливались для заправки, но я была не в том состоянии, чтобы следить за дорогой и врубиться, куда нас несет, а Гидеон на мои вопросы отвечать отказывался, говоря, что это будет сюрпризом.

– Где мы? – выдохнула я, захваченная видом встающего над морем солнца.

Судя по его высоте, после рассвета уже миновало некоторое время. Возможно, дело близилось к середине утра.

– В Северной Калифорнии. Подними руки.

Я автоматически повиновалась, и он надел мне через голову майку.

– А где мой лифчик? – пробормотала я.

– Никто, кроме меня, тебя не увидит. Мы прямиком отправимся в ванную.

Я снова присмотрелась к выветренному, с односкатной крышей дому, возле которого мы припарковались. По меньшей мере трехэтажный, с огражденными галереями и балконами по фасаду и огромным одностворчатым входом, он стоит на высоких сваях у самой береговой линии, так близко к воде, что, наверное, в час прилива оказывался над ней.

– Сколько времени мы сюда катили?

– Почти десять часов. – Гидеон через ноги надел мне юбку, и я встала, чтобы он мог застегнуть молнию. – Пошли.

Он вылез первым и протянул руку мне. Снаружи лицо мое обдуло свежим соленым бризом, согнавшим остатки сна. Энгуса нигде не было видно, и я вздохнула с облегчением, поскольку без нижнего белья чувствовала себя раздетой.

– Неужели Энгус гнал машину всю ночь?

– Мы сменили водителя, когда остановились на заправке.

Я взглянула на Гидеона, и сердце мое сбилось с ритма от того, с какой нежностью и тревогой он на меня смотрел. Увидев на его челюсти кровоподтек, я машинально потянулась к нему, и грудь моя сжалась, когда он уткнулся носом в мою ладонь.

– Еще где‑ нибудь болит? – спросила я, ощущая после трудной ночи особую эмоциональную ранимость.

Он поймал меня за запястье и прижал мою руку к своей груди напротив сердца:

– Здесь.

«Любимый…» Должно быть, ему все это тоже далось непросто.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Он поцеловал кончики моих пальцев, а потом, взяв за руку, повел меня к дому.

Дверь была не заперта, и мы вошли внутрь. Сразу за входом на консоли находилась проволочная корзина с бутылкой вина и двумя перевязанными лентой бокалами. В то время как Гидеон с жестким щелчком задвинул открываемый ключом засов, я вскрыла конверт с надписью «Добро пожаловать», и в мою ладонь упал ключ.

– Он нам не понадобится. – Гидеон забрал у меня ключ и пристроил на консоли. – Ближайшие два дня мы проведем здесь в качестве отшельников.

Меня согрело приятное чувство, усилившееся гордостью за то, что такой человек, как Гидеон Кросс, довольствуется лишь моим обществом и никого больше видеть не желает.

– Пошли, – сказал он, подталкивая меня к лестнице. – Вина потом выпьем.

– Правильно. Сначала кофе.

Дом производил сильное впечатление: грубоватая рустовка снаружи и отделка в стиле модерн внутри. По ослепительной белизны стенам были развешены большие черно‑ белые фотографии морских раковин. Вся мебель была белой, а отделка и аксессуары по большей части из стекла и металла. Это могло показаться избыточно строгим, но впечатление смягчалось роскошным видом на океан, разноцветьем ковров, устилавших деревянные полы, и множеством книг в твердых переплетах, заполнявших встроенные книжные шкафы.

Когда мы поднялись на верхний этаж, на меня накатила волна счастья. Практически весь он представлял собой единое просторное помещение, разделенное лишь парой опорных колонн. Почти все плоские поверхности были уставлены букетами белых роз, белых тюльпанов или белых лилий, такие же букеты в определенных местах стояли и на полу. Огромная кровать была застлана покрывалом из белоснежного атласа, что невольно наводило на мысль о свадебном наряде. Это впечатление усиливал повешенный над ее изголовьем черно‑ белый снимок развевающейся на ветру то ли полупрозрачной вуали, то ли фаты.

Я взглянула на Гидеона:

– Ты бывал здесь раньше?

Он потянулся и распустил мой сбившийся на сторону конский хвост.

– Нет. А с чего бы это меня вдруг сюда занесло?

И то сказать. Он не брал с собой женщин никуда, кроме собственного «сексодрома» в отеле, который, очевидно, сохранил за собой и сейчас. Мои глаза устало закрылись, когда он подправил пальцами мои выбившиеся пряди. Расстраиваться из‑ за гостиничного номера у меня сейчас просто не было сил.

– Раздевайся, ангел. Я пущу воду в ванне.

Он попятился, но я ухватила его за футболку. Сказать мне было нечего, просто не хотелось его отпускать. Он, видимо, понял, потому вопросов задавать не стал.

– Ева, я никуда не иду. – Взяв меня за подбородок, Гидеон взглянул мне в глаза тем пронизывающим и опаляющим взглядом, что пленил меня еще при первой встрече. – Пожелай ты его, этого все равно было бы недостаточно, чтобы я смог тебя отпустить. Слишком ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты была со мной, в моей жизни, в моей постели. Без этого все остальное не имеет значения. Я не слишком горд и готов довольствоваться тем, что могу получить.

Я качнулась к нему, тронутая его маниакальной, болезненной тягой ко мне, отражавшей глубину моей потребности в нем. Моя рука скомкала его футболку.

– Ангел, – выдохнул он, опуская голову, чтобы прижаться своей щекой к моей. – Да ты и сама не сможешь меня отпустить. – Он подхватил меня на руки и понес в ванную.