Глава 19. – Вы только что прослушали доклад мистера Джона Оливера Баниона, лидера многомиллионного марша протеста «Человек двадцать первого века»

– Вы только что прослушали доклад мистера Джона Оливера Баниона, лидера многомиллионного марша протеста «Человек двадцать первого века». А теперь перенесемся в Молл, чтобы послушать репортаж нашего корреспондента Анны Комптон. Анна, каковы новости на этот час? Какова реакция людей на выступление их лидера?

– Питер, у меня создалось впечатление, что, в общем и целом, люди довольны сегодняшним выступлением Джона Оливера Баниона. Однако мне оно показалось слегка вялым, почти безжизненным. Собравшиеся настроены очень решительно – если бы он приказал им отправляться пешком в Калифорнию, они двинули бы туда, ни секунды не раздумывая. Банион, напротив, говорил очень взвешенно. Временами казалось, что на него находила какая-то оторопь. Но это, что ни говорите, самое массовое выступление за всю историю США, так что, вполне возможно, Банион и сам слегка ошарашен его масштабами. Он то и дело повторял: «Это великолепно». Безусловно, в этом есть какое-то великолепие – все эти люди, которые съехались из самых отдаленных уголков нашей страны… Мы надеемся, что позже нам удастся взять у Баниона интервью. А пока с нами будет говорить доктор Дантон Фалопьян, его ведущий научный консультант по вопросам уфологии…

* * *

Банион и Скраббс смотрели телевизор, сидя в НЛО-трейлере. Голова Баниона была обмотана мокрым полотенцем. В руке он сжимал большой стакан, до краев наполненный виски.

– Вы были бесподобны, – сказал Скраббс, – что, спрашивается, она от вас хотела? Чтобы вы сорвали с себя одежду и устроили публичное самосожжение? Чертовы телевизионщики! С ума от них можно сойти!

Из-под полотенца донесся жалобный стон.

– Но, как бы там ни было, она услышала наш завуалированный сигнал. А уж если она догадалась, то они и подавно, не сомневайтесь. Теперь им известно, что вы о них знаете. Это поможет нам выиграть время.

Дверь трейлера содрогнулась от яростного стука. Кто-то требовал, чтобы его немедленно впустили. Это была Элспет.

– Она говорит, что Том Брокау хочет взять у вас интервью, – сказал Скраббс. – Может, вам следует с ним побеседовать?

Банион отхлебнул глоток виски.

– Неужели вы собираетесь выпить все это в один присест?

– Да. А потом налью еще. А потом еще. А потом… я тебя убью. И суд меня оправдает, потому что я был пьян.

– Именно так у меня все и началось. В одно воскресное утро я методично накачивался «кровавой Мэри». Я был страшно зол из-за того, что они отклонили мое прошение о переводе из Отдела похищений. Так что не уверен, что спиртное – это оптимальный выход.

– Ты погубил мою жизнь потому, что напился одним воскресным утром?

– По-моему, вам уже пора идти к Тому Брокау. Эй, глядите, а вот и ваш приятель, сенатор Граклисен.

Банион приподнял полотенце. Граклисен давал интервью компании Си-эн-эн, стараясь изо всех сил демонстрировать энтузиазм по поводу того, что его комитет дал согласие провести слушания по вопросу похищений людей инопланетянами.

– Лично я не совсем уверен, что эти организмы… существа, или как вы их там называете, замешаны в действиях, которые им инкриминируют. Вместе с тем должен признать, я поражен энергией и неподдельным энтузиазмом людей, приехавших в Вашингтон для участия в этом марше. Спасибо, большое вам спасибо…

Банион сдвинул полотенце на глаза. Скраббс что-то протянул ему.

– Что это? Яд?

– Мятный холодок. От вас разит как от винной бочки. Что подумает Том Брокау? Ну же, соберитесь, настало время для второго броска.

* * *

– Здравствуйте, мистер Банион. Благодарю вас за то, что вы к нам присоединились.

– Искр-ренне р-рад, – икнул Банион.

– Сенатор Граклисен наконец согласился провести слушания по вопросу массовых похищений людей инопланетянами. Именно за этим пришли сюда все эти люди, не так ли? И вот вы этого добились. И сейчас, наверно, прекрасно себя чувствуете.

– Хм… сейчас гораздо лучше.

– Вас не удивила масштабность этого мероприятия?

– А? – переспросил Банион.

– Вас не удивило, что в столице собралось три миллиона людей?

– А, да. Конечно. Просто класс.

Режиссер шепнул ведущему:

– Боже, да он пьян как сапожник.

Откуда-то из дальнего угла Скраббс подавал Баниону тайные знаки. Ну же, соберись! Помни о главном!

– Вы, должно быть, сейчас очень взволнованы.

– Не то слово, Том, не то слово. Я сейчас просто вне себя от волнения. Это был очень… странный год. Но, тем не менее, мы здесь. Все три миллиона. Это велико… – Банион закашлялся, – просто великолепно.

– И каков же следующий пункт в планах Человека двадцать первого века?

– Выживание.

– Простите?

– Борьба за жизнь.

– В каком смысле?

– Борьба со смертью. Это значится первым пунктом в моих планах на данный момент.

– Вы хотите сказать, что вашей жизни угрожает опасность?

– Не хочу показаться вам параноиком, но когда ты суешь нос куда не следует, никогда не знаешь, что из этого получится.

– Точно, он нализался, – сказал режиссер в ухо Тома Брокау.

– Скажем так, – продолжал Банион, – в случае, если меня переедет машина, или я заболею какой-нибудь страшной неизлечимой болезнью, или поскользнусь и сломаю себе шею в ванной, или у меня произойдет запукорка… закупорка кровеносного сосуда, ваша журналистская братия наверняка захочет рассле… расследовать обстоятельства моей смерти.

– Почему вы решили, что правительство хочет от вас избавиться?

– Знаете, Том, я, равно как и еще восемьдесят процентов американцев, пришел к выводу, что наше правительство знает об НЛО больше, чем мы можем себе представить. Я убежден, что они великолепно осведомлены о летающих тарелках. Но возвращаясь к вопросу моей безопассости… безопасности, я уже предпринял кое-какие меры предосторожности. Спрятал в надежном месте кое-какие документы; если со мной что-нибудь случится – даже такая банальная вещь, как простуда, они будут тотчас же обнародованы. За моей спиной – три миллиона моих последователей. Они сильно огорчатся, если с их лидером случится что-нибудь нехорошее. Бог знает, на что они будут в таком случае способны.

– Вы хотите сказать, что они могут стать агрессивными?

– Ну, в общем и целом они достаточно разумные люди…

В этот момент оператор перевел камеру на одного из митингующих – на его плакате было написано:

«ДЖОНА ФИЦДЖЕРАЛЬДА КЕННЕДИ УБИЛИ ИНОПЛАНЕТЯНЕ».

– …и вам остается только гадать, будет ли следующее выступление таким же мирным…

– Джон Оливер Банион, спасибо за то, что вы были с нами.

– До встречи.

* * *

– Я боялся, вы свалитесь со стула, – сказал Скраббс, когда они, наконец, вернулись в «тарелку» Баниона. – Но думаю, у нас теперь есть страховка.

Банион осушил свой стакан с виски и легонько рыгнул.

– У меня – да. А у тебя нет ни черта. Так что не возникай. Думаешь, они пошли бы за тобой? Ха.

– Сейчас не время ссориться. Мы должны действовать сообща.

– Да-а? С какой это стати?

– Потому что мы нужны друг другу.

– У меня было все прекрасно, пока не появился ты. У меня была жена, карьера, синдицированная колонка, суперпопулярное ток-шоу. Ко мне на обед приходил сам президент США. Я вел теледебаты. У меня были миллионы добропорядочных читателей и зрителей по всей стране. А теперь? Посмотри на меня. Я – Моисей, предводитель племени свихнувшихся полудурков…

– Ну и что? Сколько из этих ваших так называемых добропорядочных читателей и зрителей пошли бы за вами в Вашингтон?

– Какое это имеет отношение к тому, что я сейчас сказал?

– Я уверен, что они почитали вас за ваши манеры, интеллект и остроумие. Но разве могли бы вы изменить их жизнь? Благодаря мне вы стали человеком-символом! Неужели вы снова хотите вести нудные разговоры о реформе системы социального страхования и расширении НАТО на восток?

– Дело не в этом. У меня была полнокровная жизнь…

– А у меня – нет.

– А мне что за печаль?

– Позвольте мне кое-что вам сказать. До вас мы в основном похищали домохозяек. Скукотища, да и только. А вот с вами все пошло по-другому; появился кураж.

– Весьма польщен. Отрадно, что мое похищение скрасило ваши, так сказать, трудовые будни.

– Если бы вы не раздули всю эту шумиху, в вашей жизни не произошло бы особых перемен. Мы, знаете ли, похищали сотни людей, и никто из них не трубил об этом на всю страну. Одна дама из Кентукки – так мы трижды ее похищали, прежде чем она заикнулась об этом, и то своему исповеднику. А вы… вы устроили черт знает что.

– Ну да, конечно. Какая несдержанность с моей стороны – упомянуть о том, что меня сцапали инопланетяне и, как бы между прочим, надругались надо мной. Что, кстати, тоже не в вашу пользу. Гнусные извращенцы!

– Эй, не надо на меня так смотреть. Зондирование – не моя идея.

– Но я-то точно об этом не просил!

– Между прочим, первыми о зондировании начали говорить сами жертвы.

– Господи, как же вы все отвратительны… – простонал Банион. – Как мне теперь вернуться обратно, в свой круг?

– Сейчас не время раскисать. Соберитесь.

– Ох, да заткнись же ты наконец! – Банион встал, подошел к окну и окинул взглядом стайку папарацци. – Роз… Она тоже из ваших?

– Не знаю. Возможно, она и работает в одном из наших отделов, в том, где занимаются порчей коров и прочей живности. Я как-то видел ее по телевизору. Ничего себе дамочка. Вы о ней что-нибудь слышали?

– Она мне звонила. Чтобы извиниться. Как и ты. Должен признать, для таких отъявленных мошенников, которых пригрела ваша организация, вы все чрезвычайно вежливы. Это что, входит в программу подготовки кадров?

В дверь постучали. На пороге, лучезарно улыбаясь, выросли доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит. Они недоуменно уставились на Скраббса. Тот по-прежнему был в серебристом костюме, правда, уже без маски.

Банион переглянулся со Скраббсом. Вот самый подходящий момент выдать его, отдать на растерзание толпе. Одно только слово – и на него набросится эскадрон полковника Мерфлетита, вооруженный дубинками.

– Это мистер Дик, – сказал Банион, – он будет нам помогать.

Оба представителя мозгового центра синхронно нахмурили брови. Не успели избавиться от одного помощника, как, откуда ни возьмись, появился другой. По крайней мере, этот был похож на человека, с которым можно вести дела, не то что та вертихвостка.

Они доложили о первых результатах опросов телезрителей. Поддерживают! В подавляющем большинстве! Более восьмидесяти процентов телезрителей одобряют марш протеста! Особенно меры, направленные на снижение налоговых ставок для жертв инопланетян.

Фалопьян и Мерфлетит удалились на интервью.

– Мистер Дик? – спросил Скраббс.

– Как раз для тебя.

* * *

– Я не собираюсь это читать, – раздраженно сказал президент. – Мне плевать, сколько телеграмм мы получаем в поддержку этих йо-йо.[88] Я на это ни за что не пойду.

– Там только и написано, что…

– Я прекрасно знаю, что там написано. Читал. Там написано, что я их поддерживаю. Ни черта подобного! Хэнк Граклисен будет выглядеть круглым идиотом, когда все это наконец закончится. Слушания о похищениях! Ему ни под каким видом не следовало это обещать! Лично я умываю руки. Я не собираюсь становиться первым президентом в истории, который публично высказывает свою позицию по вопросу о летающих тарелках.

– Вы ведь согласились поприветствовать их.

– Твоя гениальная идея. И что мы за это получили? Одни оскорбления.

– У людей возникло много вопросов.

– Я приветствую вопросы. Я отвечу им, что обеспокоен более важными проблемами, угрожающими Америке в грядущем тысячелетии, нежели летающие тарелки.

– Вы не можете сказать «более важными», – заявил руководитель кампании.

– Почему?

– Восемьдесят процентов американцев считает, что эта проблема и есть самая важная.

– У восьмидесяти процентов американцев тараканы в головах, – отозвался президент.

– И вы так прямо им и заявите накануне собственных выборов?

– Вчера вечером мне звонил Бледников. Пьяный в стельку, впрочем, трезвым он не бывает. Так вот, он жаловался, что больше не в состоянии контролировать собственную армию. Ничего удивительного, говорю я ему, ты уже год не платил им зарплату. А он отвечает, они, дескать, могут взбунтоваться и захватить власть в свои руки. Что ему тогда делать? И в такой взрывоопасной ситуации моего председателя Верховного Суда арестовывают за вождение в нетрезвом состоянии. Сукин сын! Бюджетное управление Конгресса обвиняет меня в экономическом спаде, Международный валютный фонд грозится, что если к следующему вторнику мы не вышлем в Мексику очередные сорок миллиардов долларов, эти придурки взорвут все к чертовой матери, Фликери пожинает плоды моих трудов в штатах, где я в поте лица готовил почву… У меня и так забот полон рот, не хватало только ваших летающих тарелок!

– Бледников верит в НЛО, – заметил глава президентского штаба. – Это сведения из его досье, составленного в ЦРУ.

– У вашего Бледникова тоже тараканы в голове.

Глава президентского штаба подмигнул руководителю избирательной кампании, который протянул президенту результаты опроса, проведенного среди еще не определившихся избирателей.

– Свыше семидесяти процентов избирателей уверены, что правительство – то есть мы – скрывает от них правду об НЛО, они поддерживают Баниона и участников его марша.

– И как мы только это допустили? – президент покачал головой. – Неужели среди них нет людей с воображением, способных не верить в эту дребедень?

– Никто не говорит, что нам надо бросаться к ним с распростертыми объятиями, – сказал глава президентского штаба. – Всего-то навсего коротенькое заявление в поддержку открытого правительства. Вы могли бы изложить его в контексте гражданских прав.

– Гражданских прав? Да их всех надо до конца жизни запереть в психушке. Нет, нет и нет. Поступим разумно, в кои-то веки раз – проигнорируем их, и точка. Что еще у вас есть для меня?

Когда совещание закончилось, пресс-секретарь прошептал на ухо руководителю президентской кампании:

– Позвольте, я этим займусь.

КАНДИДАТЫ В ПРЕЗИДЕНТЫ ИГРАЮТ ПО-КРУПНОМУ.

РОССИЯ, ЭКОНОМИКА, НЛО – ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ СЕГОДНЯШНИХ ТЕЛЕДЕБАТОВ.

* * *

– Спасибо, губернатор. Господин президент, у вас ровно одна минута на ответ.

– Благодарю, Джим. Мое беспокойство по поводу случаев массовых похищений американских граждан этими… как вы их там называете… связано с обнародованием данных об этом явлении. Учитывая то, что губернатор искажает факты, боюсь, вы не узнаете правды. Когда я был в Конгрессе, то неоднократно обращался к сенаторам с требованием обнародовать правительственные документы, те самые, о которых идет речь. А теперь, если губернатор желает поговорить со мной об освоении космоса, я с удовольствием предоставлю ему такую возможность. Я всегда поддерживал проект «Селесты» – с момента моего вступления на пост президента четыре года назад. Я горжусь тем, что это историческое событие произойдет до истечения срока моих полномочий, это свершится, невзирая на постоянную критику таких людей, как губернатор Фликери, который скорее потратит деньги на строительство никому не нужных автомагистралей, чем отважится вложить их в будущее страны. Тем не менее, к моему величайшему сожалению, я не смогу присутствовать при запуске, поскольку мой оппонент осмелился поставить под сомнение…

– Ваше время истекло, господин президент.

– …искренность моих намерений, обвиняя меня в том, что я якобы использую этот проект в личных политических целях. Мне искренне жаль, что у него хватило духу на подобное заявление.

* * *

Банион с измученным видом слушал, как доктор Фалопьян, полковник Мерфлетит, глава Международного конгресса жертв инопланетян, глава Мирового уфологического конгресса и председатель Ассоциации паранормальных организаций ожесточенно спорят о том, кому выпадет честь зачитать вступительный доклад на слушаниях в Сенате. На них расширенными глазами взирала слегка обалдевшая троица помощников Граклисена, изо всех сил пытаясь сохранять присутствие духа.

Банион тоже пытался делать вид, что ему интересно, но у него это плохо получалось. Он чувствовал, что вконец запутался. Назад пути не было, но что же делать дальше? Глава МУК и Фалопьян с пеной у рта что-то доказывали друг другу. Очевидно, внутри уфологического сообщества произошел раскол: самые упертые доказывали, что жертвы инопланетян – ненормальные, и что во время слушаний надо в первую очередь попытаться заставить правительство обнародовать данные об инопланетных технологиях. Банион с неудовольствием обнаружил, что вынужден изображать посредника между воинствующими маньяками. Он с трудом сдерживался, хотелось орать и топать ногами.

Мало-помалу спор приобретал уродливые формы. Ведущий группы психологической поддержки анонимных жертв инопланетян обозвал вице-президента исследовательской ассоциации «Зона 51» ослом. Это напомнило Баниону трибунал времен Великой французской революции. Не хватало только гильотины. Кто-то заявил, что за ними шпионят. В их ряды пробрались агенты правительства!

Глупые бараны, подумал Банион, жалкие ничтожные создания, томящиеся в Платоновой пещере и тупо бьющиеся лбом о стену… Если бы вы только знали… Когда разноголосый гул начал нарастать, ему захотелось крикнуть им: ребята, шли бы вы лучше по домам! Ступайте! Обнимите детей, пропустите стаканчик, перекиньтесь в картишки… Займитесь маркетри, вязанием, разгадыванием кроссвордов, нетрадиционным сексом, шахматами, чем угодно. Наслаждайтесь жизнью! Но шоу должно было продолжаться. Игра развивалась по правилам, которых никто толком не понимал. У Скраббса не было никаких идей. Голова Баниона гудела, как чугунный котел.

Никто не заметил, как он встал. Они были увлечены собственными разборками и воплями. Помощники Граклисена проводили его встревоженными взглядами: вы ведь не оставите нас одних… наедине с этими? Банион равнодушно пожал плечами: развлекайтесь, мол, ребята, – и ушел.

У дверей Джорджтаунского офиса его поджидали репортеры, алчущие интервью. Пусть с ними разбирается Элспет. В приемной Ренира болтала по телефону с мисс Делмар – бедняжка горько жаловалась на то, что ей приходится делить трейлер с Кэти Карр. Не переставая поддакивать в трубку, Ренира протянула ему толстую пачку записок с телефонными номерами. Банион, вяло, словно сомнамбула, побрел к себе в кабинет, проглядывая их на ходу и бросая одну за другой на пол, будто ромашковые лепестки.

Войдя в кабинет, он плотно затворил за собой дверь и собрался было плюхнуться на кушетку и, может быть, почему бы и нет, – дать волю слезам, – как вдруг увидел, что на ней разлегся Скраббс. Его лицо было накрыто газетой, напоминающей погребальный саван.

– В другой комнате тоже есть кушетка, знаешь ли, – раздраженно проговорил Банион. – Это мой кабинет, а не спальня.

Скраббс потянулся.

– Она не такая удобная. Ну, как прошло совещание?

– Жертвы перегрызлись с умниками. Так сказать, выясняли отношения. Ты бы хоть ботинки снял. Черт…

– От вашего полковника им никакого толку, – заметил Скраббс, снова утыкаясь в газету.

– То есть?

– Ему гораздо больше нравится рассуждать об обломках Росвеллской катастрофы, нежели о космических изнасилованиях.

– Боже мой, – вздохнул Банион, – еще совсем недавно я вел президентские дебаты, а теперь освещаю взаимные нападки параноиков и психопатов, – он взглянул на Скраббса. – Бог за что-то на меня прогневался. В этом все дело. Здесь задействованы высшие силы.

– А я-то думал, мы уже перестали себя жалеть.

Банион вздохнул.

– Я слишком устал, чтобы злиться. У меня хватает сил только на то, чтобы пожалеть себя.

Зазвонил телефон.

– Вэл Далхаузи, – объявила Ренира по коммутатору с такой помпой, словно представляла саму английскую королеву.

– Это еще кто? – спросил Скраббс.

Банион переключил телефон на громкую связь.

– Привет, Вэл.

– Дорогой мой мальчик, что же ты наделал? Мы все так переживаем. У меня просто нет слов. Как ты? Я знаю, у тебя полно работы, так что не буду задерживать. Какие планы на эту субботу? У меня намечается абсолютно неофициальный завтрак. Будут все твои старые знакомые: Генри и Нэнси, Полли и Ллойд, супруги Галилей, супруги Берт, Органгорферы, Хинда и Такер, Ила Доммаж, Нэтч и Пенни Вемисс, Николай и Света Романовы – я ее просто обожаю, один из ее предков описан в дантовом «Аду»: он вроде как совершил ужасный грех – съел кого-то из своих родственников… Но, согласись, это ведь шикарно – иметь предка, которого описал сам великий Данте…

– Что это за ерунда? – спросил Скраббс, когда Банион повесил трубку.

– Похоже, – Банион вздохнул, – меня снова готовы принять в круг избранных.

– Что-то незаметно, чтобы вас это сильно радовало.

Замечание Скраббса заставило Баниона задуматься. И правда, ему было абсолютно безразлично, что его опять допустили в высший свет. Еще несколько месяцев назад он чуть не заболел от расстройства по поводу своего изгнания. А теперь ему было наплевать…

Банион размышлял над произошедшими в нем переменами. Он даже и не заметил, как это случилось. А главное – почему? Ответа на этот вопрос он не знал. Сказалась ли обида на бывших друзей, вышвырнувших его из своего круга? Или просто то, что окружало его прежде – лавровые венки, похвалы и овации, приглашения на обед к монаршим персонам, – все казалось теперь пресным в сравнении с теми драматическими событиями, в которые он так неожиданно оказался вовлечен? Что за радость разглядывать напыщенных павлинов, когда стоишь во главе трехмиллионного войска?

Он разговаривал по телефону с редактором журнала «Ньюсуик», собиравшегося напечатать о нем статью, когда Скраббс вдруг вскочил с кушетки и протянул ему газету, тыча пальцем в заголовок:

«ПЕРЕСТРЕЛКА НА ЮГО-ВОСТОКЕ СТОЛИЦЫ ПОВЛЕКЛА ЗА СОБОЙ ДВЕ ЖЕРТВЫ».

– Извините, – Банион прикрыл ладонью трубку. – Что такое?

– Вот.

Банион пробежал глазами заметку.

– В Вашингтоне такое случается каждый день.

– Заканчивайте разговор. Настало время позвонить в контору.

* * *

Рассказ Скраббса о Брэдли поверг Баниона в уныние. Не хватало только этой напасти. Загадочные федералы, обозначенные в газете как сотрудники Администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках (Скраббс заверил его, что на самом деле эти ребята – самозванцы) выбрали неподходящее время, чтобы нанести визит наркоторговцу Бернарду, но, с другой стороны, какое время можно считать подходящим для того, чтобы стучаться в дверь к наркоторговцу? Офицер муниципальной полиции назвал встретившую их автоматную очередь «впечатляющей».

Скраббс набрал номер и включил громкую связь.

– Вы позвонили в компанию «Творческий подход». Чем могу вам помочь?

– Это Скраббс. – Он шепнул Баниону: – «Творческий подход»! Неплохо, а?

– Привет, Натан, – приветствовал его знакомый голос, как всегда мрачный, усталый и деловитый. – А я думал, когда же ты, наконец, позвонишь…

– Я был занят.

– Вижу, ты звонишь не из автомата, как обычно. Ты в кабинете, да? Мистер Банион с тобой?

– Он здесь.

– Можно, я с ним поговорю?

– Он не хочет с тобой разговаривать. Он, как бы это сказать… слегка расстроен.

– Ничего удивительного.

– Вы получили его послание? Из доклада?

– «Это великолепно»? Да, я все понял. Он повторил это раз двадцать. Передай ему, пусть больше не повторяет это в своих публичных выступлениях. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что происходит.

– Итак, мы квиты?

– Едва ли. Ты не выполнил своего обещания. Нынешняя ситуация для нас абсолютно неприемлема. Все зашло слишком далеко, одним словом, ситуация отнюдь не блестящая. Ты сам подписал себе смертный приговор.

– О чем ты болтаешь?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я болтаю. Убиты два офицера из службы контроля, еще один тяжело ранен.

– Офицеры из службы контроля? Иди ты к черту. Убийцы.

– Нам все известно о твоем дружке Брэдли. И мы его найдем.

Банион увидел, как Скраббс побледнел.

– Это я послал их в дом Бернарда, – сказал он.

– Не думаю. Ты не соответствуешь описанию, которое нам дал раненый офицер. Если ты, конечно, не шестидесятилетний афроамериканец.

– Что вам нужно?

– Сам знаешь. Нам нужен ты. А твой друг должен немедленно прекратить свою бурную деятельность. Он может сделать публичное заявление о том, что… ну, не мне его учить. Язык у него подвешен. Заблуждения могут быть результатом самых различных факторов: лекарства, алкоголь, нарушения мозговой деятельности. В этом нет ничего постыдного. Но он должен объявить об этом недвусмысленно и безотлагательно – признать свою неправоту и покончить со всем, чем он в последнее время занимался. Сейчас не время шутить. Слишком многое поставлено на карту. Если этого не произойдет, завтра, а может быть, и раньше мы разделаемся с твоим дружком Брэдли.

* * *

Теперь пришел черед Баниона поинтересоваться у Скраббса:

– Ты что, собираешься выпить все это за один присест?

Скраббс, сгорбившись, сидел на краю кушетки; он уже выпил столько, что даже любой русский давно бы отключился. Наконец он сказал:

– Черт.

– Чрезвычайно глубокомысленное заявление.

– Да пошел ты…

– Не надо на меня бросаться.

– Я должен сделать то, что он сказал.

– А я? Обо мне ты подумал?

– С тобой все будет в порядке.

– Спасибо. Ты меня утешил.

– Просто сделай то, что он сказал. Скажи, что свихнулся из-за лекарств или что-нибудь в этом роде. Распусти митингующих. Тут только одна проблема. Если ты их отпустишь, то лишишься своей основной поддержки. И они смогут сделать с тобой все, что захотят.

– В таком случае глупо объявлять о том, что это был результат кризиса среднего возраста.

– Ты прав. Думаю, я тоже держался бы за свою армию. О черт…

Скраббс потянулся к телефону.

– Что ты делаешь? – спросил Банион.

– Собираюсь позвонить ему и сказать, что сдаюсь.

– Но зачем?!

– Из-за Брэдли. Он спас мне жизнь. Дважды. Они его найдут. Не могу я этого допустить.

– Погоди, – сказал Банион.

– Но я должен…

– А мне что делать?

– С тобой все будет в порядке.

– До тех пор пока я остаюсь предводителем трехмиллионного войска свихнувшихся идиотов? И так до конца моих дней? Одинокий мессия? Нет уж, благодарю покорно.

– Да когда же ты, наконец, перестанешь себя жалеть? Я, между прочим, собираюсь отдать себя на заклание!

– И он еще рассуждает о жалости к себе! Слушай, приятель, здесь тебе не Франция, и ты не Жанна д`Арк, так что можешь взять свои причитания и засунуть их знаешь куда!..

– А у тебя есть идея получше? Придурок!

– Да, как это ни странно, – отозвался Банион и протянул руку к телефону.

– Кому ты собрался звонить?

– Правило номер один: начинай сверху, а оттуда поднимайся еще выше.

– Вы позвонили в Белый дом, – ответил голос оператора.