Глава 12. – Звонит мистер Стимпл, – объявила Ренира.

– Звонит мистер Стимпл, – объявила Ренира.

Банион нахмурился. Он как раз в этот момент трудился над колонкой, посвященной фотографиям, только что полученным с космической научно-исследовательской станции. Выйдя на орбиту планеты Нептун, исследователям удалось сделать сенсационные снимки. На одном были изображены загадочные каменные образования в горах, которые с высоты двухсот семидесяти миль отдаленно напоминали человеческие лица. Доктор Фалопьян, ухватившись за снимок как за свидетельство внеземной жизни, объявил, что это нептунианский Маунт-Рашмор.[48]

На этот раз Билл Стимпл ни словом не обмолвился о гольфе.

– Большой босс недоволен. Очень, очень недоволен.

– Неужели? А что такое? – Банион продолжал печатать:

«Отмечается значительный рост числа похищенных, которые потом, находясь в состоянии гипноза на сеансах доктора Хапкина, утверждали, что их захватчики якобы телепатировали им, что именно на Нептуне расположены научные лаборатории по изучению Земли…»

– Твое шоу, посвященное уфологическому конгрессу… Господи, почему ты мне ничего не сказал?

– Не знал, что обязан согласовывать с тобой свои планы.

«Эти впечатляющие данные, а также снимки, полученные с космической станции, запечатлевшей нептунианский Маунт-Рашмор, позволяют предположить, что колонизация Солнечной системы существами с далеких планет начинает приобретать опасный характер…»

– «Воскресенье» – это политическая программа, а не психованное шоу для идиотов.

– А почему ты решил, что мое шоу – психованное?

– Ну ты даешь! Да у тебя там был хоть один нормальный? Фалопьян, твой так называемый физик-ядерщик! Да я бы ему не доверил и кофемолку включить! А этот безумный полковничек, который якобы видел тела пришельцев в Росвелле? Господи! Он что, с луны свалился? А эти русские? Где ты их откопал, черт побери? В интернете, что ли, в чате для чокнутых? Секретное оружие «Плазменный луч»? Сбитые истребителями летающие тарелки? Дочка говорит, что видела этого полоумного полковника в «Жутких историях» пару недель назад. Джек, твое шоу было похоже на очередной эпизод «Звездных войн».

«Информированные источники в уфо-центре утверждают, что в НАСА должно сосредоточиться на участке, расположенном в семистах пятидесяти километрах к юго-западу от вышеупомянутых образований…»

– Джек?

– Я тебя внимательно слушаю.

– Ты слушаешь, о чем я говорю?

– Билл, ты смотрел Нильсена? [49]

– Да, смотрел.

– Тогда ты наверняка видел, что наш рейтинг вырос на пять пунктов. У нас не было таких высоких показателей со времен программы с участием Сьюзан Муссон.[50]

– Ну надо же, – едко процедил Билл, – мы пользуемся огромной популярностью среди тех, чей средний доход не превышает трех тысяч долларов. Именно о таких зрителях мы и мечтали…

– У тебя устаревшие взгляды на социальный статус приверженцев НЛО. Мы сейчас на гребне волны. Взгляни на меня…

– Джек, ни один из твоих зрителей никогда не станет покупать наши холодильники.

– Ты хочешь сказать, что «Эмпл Ампер» не волнует, что мы находимся в эпицентре событий мирового значения?

– Джек, меня волнует только то, что из-за тебя Эл Уайли злой как черт. Ты его знаешь. Он шутить не любит. Он мне яйца оторвет.

– Сочувствую.

– Черт побери, Джек, я серьезно. Нам ведь не нужны неприятности, правда?

– Он хочет закрыть шоу?

– Нет, он хочет избавиться от тебя.

– Билл, не хочу показаться нескромным, но я и есть шоу.

– Ну, если на то пошло, в Вашингтоне полно таких, как ты.

– Ты имеешь в виду Эвана Томаса?

– Не мое это дело. Как бы то ни было, пока до этого не дошло. Слушай, мы, как-никак, солидная компания. Большой босс, мягко говоря, не в восторге от того, что на него все показывают пальцем, когда он пытается загнать мяч в лунку. Мой тебе совет – оставь эту уфологическую чушь.

– Значит, по-твоему, то, чем я занимаюсь, – чушь?

– Джек, я не собираюсь препираться с тобой по этому поводу…

– Предпочитаешь закрывать глаза на то, что пришельцы похищают американских граждан?

– Все, с меня довольно. Оставим этот разговор. Пока, Джек.

Билл повесил трубку. Его звонок раздосадовал Баниона. Он попытался сосредоточиться на нептунианских каменных образованиях. Конечно, не хотелось бы терять шоу, но, с другой стороны, какой во всем этом смысл, если тебе то и дело затыкают рот? Может, все же удастся найти компромиссное решение…

Он решил позвонить своему продюсеру, Чипу, чтобы тот получил согласие госсекретаря Слипперсена прийти на воскресную передачу. Это придется по вкусу ублюдкам из «Эмпл Ампер». Пусть поговорят о России, о Северной Корее, о Саддаме Хусейне. А если разговор ненароком зайдет о пришельцах… Что ж, чему быть, того не миновать. Эх, была не была, он сам позвонит Слипперсену. Ведь они, как-никак, друзья.

– Это Джон Оливер Банион. Будьте добры госсекретаря Слипперсена.

– О, – протянула секретарша с плохо скрытым разочарованием, – вы не могли бы подождать минуту? – спустя некоторое время она сообщила: – Простите, мистер Банион, но госсекретарь Слипперсен сейчас занят.

Занят? Раньше, стоило Баниону позвонить, эти вертихвостки пулей неслись звать начальника к телефону, пусть даже у того в кабинете сидит сам премьер-министр.

– Понятно.

– Могу я вам чем-то помочь?

Нахалка! Не стоило самому звонить. Кой черт его дернул?

– Хочу узнать, придет ли он на мою воскресную программу.

– Я обязательно у него спрошу.

В мрачном настроении Банион вернулся к колонке о Нептуне. Закончив, передал текст Ренире, чтобы та отредактировала его и отправила в Сент-Луис.

Через полчаса позвонил Боб Ньюкомб, глава синдиката.

– Ты, чертов сукин сын, – добродушно прогудел он, – ну и насмешил же ты нас!

– О чем это ты?

– Эта твоя колонка насчет Нептуна. Нептунианский Маунт-Рашмор! Это надо же! Я чуть со стула не упал.

– Да?

– Мы поместим ее в «Вырезках». Это газета для наших сотрудников. Давненько я так не смеялся. Обязательно напиши что-нибудь еще в таком стиле. У тебя отлично получается. Вот уж не думал, что у тебя есть чувство юмора.

– Чувство юмора?

– Ну да, чтобы сочинить такое…

– Боб, это моя обычная колонка. И там нет ничего смешного. Моя деятельность не имеет никакого отношения к юмору.

После длительной паузы Ньюкомб проговорил:

– Джек, мы не сможем это напечатать.

– Почему?

– Я давно собирался с тобой это обсудить. За последние три недели – восемь колонок об НЛО. Это уже чересчур. Тебе не кажется, что пора образумиться? Ради бога, пиши о том, кто станет следующим президентом, будем ли мы воевать с Россией… такого плана вещи. Только не об инопланетянах. Пожалуйста. Ну ладно, мне надо бежать. Вышли нам через час новую колонку. Привет Битси.

Надо бежать? С каких это пор у Боба Ньюкомба появились дела более важные, чем разговор с его ведущим обозревателем? Банион, вцепившись в трубку, завороженно слушал монотонные гудки. Выслать новую колонку?

Успокоившись, Банион на скорую руку набросал несколько абзацев о своем последнем опыте общения с гражданской авиацией. Ему пришлось немного схитрить, мысленно пересев из первого класса в экономический, «поближе к народу». Он исходил из того, что и в первом-то классе еда настолько отвратительна, что и свинья подавилась бы, – иногда даже виски с содовой подают в пластиковых стаканчиках. Разумеется, подобные откровения вряд ли довели бы до слез тех, кто, читая эту колонку, едет на работу в переполненном вагоне метро, лицом к лицу с заядлым курильщиком или человеком, который неделю не мылся.

«Ко всему прочему, телефоны, которыми они сегодня обеспечивают пассажиров, будто нарочно запрограммированы на то, чтобы разъединить вас в самый ответственный момент разговора…»

Банион вычеркнул пару параграфов этой белиберды и начал сызнова, обрушившись с яростной критикой на Федеральное управление гражданской авиации за то, что оно тянет с установкой приборов, определяющих скорость и направление ветра в региональных аэропортах. Вполне разумно, если не учитывать того, что это самая скучная колонка, написанная им за последние десять лет.

Ньюкомб перезвонил по сотовому телефону через пятнадцать минут. Банион отказался с ним разговаривать. Ренира передала сообщение: «Молодчина! Так держать!»

Невероятно. Он, Джон Банион, познал Великую Истину, а они беспокоятся о какой-то ерунде. Но ничего не поделаешь. Ведь когда Льюис и Кларк[51] вернулись с Тихого океана с рассказами о новых, неизведанных землях, что они услышали? Да ну их в болото, ваши неизведанные земли! Расскажите-ка лучше об уличных фонарях в Сент-Луисе! Жалкие обыватели! Филистеры!

– Вам звонит мистер Барнет из Си-эн-эн.

Банион взял трубку. Тон его репортажа об уфологической конференции был достаточно скептическим, но, по крайней мере, не издевательским. И на том спасибо.

Вопрос Барнета прозвучал как гром среди ясного неба. Но в Вашингтоне так случается сплошь и рядом: даже работая в Белом доме, можно узнать о собственном увольнении из выпуска новостей. Только что из Лиги голубых избирателей сообщили, что Банион не устраивает их как ведущий на грядущих президентских дебатах.

– Извини, – вздохнул Барнет, – я думал, ты уже знаешь.

– Конечно, мне уже сообщили.

– Мне вправду очень жаль. Хочешь как-нибудь это прокомментировать?

– Само собой. Откровенно говоря, я очень расстроен. Я так ждал этих дебатов. Но, как бы то ни было, я уважаю их решение, и… ладно, черт с ними. А ты что по этому поводу слышал?

– Они забеспокоились, что ты снова начнешь всех доставать своими инопланетянами. Они ведь впервые спонсируют президентские дебаты. Я думаю, они рассчитывали на… Скажем так, на более серьезного ведущего.

– Но я очень серьезный!

– Ничего, если я пошлю к тебе своих ребят? Это не займет много времени, обещаю.

Банион увлеченно репетировал свою гневную отповедь:

«Мне горько, что люди, похищенные инопланетянами и представители секс-меньшинств имеют так много общего – и тем, и другим приходится бороться с ханжеством и предрассудками»,

когда в кабинет вошла Ренира с похоронным видом.

– В чем дело? – осторожно осведомился Банион.

– Звонит мистер Минт.

– Привет, Сид.

– Джек! – Добрый старина Сид был искренне огорчен. – Как поживаешь?

– Лучше не бывает.

– Мне очень жаль, что так получилось с дебатами…

– Как-нибудь переживу.

– Да… Это бы не помешало с точки зрения ангажементов. Представляю, как это досадно: упустить такой шанс… Ну ладно, не переживай. Помни, ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, Сид.

– По поводу твоего выступления в Ай-ти-ти…

– Что там?

– У меня плохие новости. Они только что отказались. Это из-за… ладно, что я буду тебе врать! – из-за твоих уфологических штучек. Понимаешь, это отпугивает некоторые… Словом, некоторые крупные страховые компании. Банки. Фирмы на Уолл-Стрит. Корпорации, входящие в «Форбс-500»…[52]

– Короче говоря, твоих самых важных клиентов.

– Да, в общем… Но послушай, у меня для тебя кое-что есть. Причем даже не придется далеко ехать. Это в Пенсильвании.

– Да?

– Это что-то вроде ежегодной конференции, посвященной концентрическим кругам. Я… достаточно ясно выразился? Ты понял, о чем речь?

– На данный момент доподлинно неизвестно, но предположительно это тайные знаки пришельцев: огромные письмена, оставленные на полях. Очерчены предельно аккуратно. Кукуруза, пшеница, соя, – Банион вздохнул, – сорго.

– Они очень хотят, чтобы ты у них выступил.

– Сколько?

– Сейчас я пытаюсь поднять ставки. Их начальное предложение было абсолютно неприемлемым.

– Насколько неприемлемым?

– Даже не буду тебе говорить. Ничего, мы еще поторгуемся. Не беспокойся. Но я никак не могу взять в толк…

– Что?

– Тебе известно об этом больше, чем мне. Если инопланетяне и вправду существуют, на кой черт им понадобилось оставлять какие-то круги на пшеничных полях? Им что, нечем больше заняться?

Однако Банион, чтобы не расстраивать Сида, решил не пускаться в туманные рассуждения о доказательствах существования внеземных цивилизаций.

Через час позвонил пресс-секретарь Слипперсена и сообщил извиняющимся тоном, что у госсекретаря уже есть «договоренность» на воскресное утро. Банион открыл было рот, чтобы спросить, что это за договоренность, но потом решил промолчать, испугавшись, что тот брякнет в ответ: дескать, госсекретарь будет сидеть в сортире!

Еще не было и четырех, а Банион уже был готов выпить бочку мартини.

Позвонил Берт Галилей.

– В чем разница между бабой и компьютером? – прогудел он глубоким басом. – Первая нипочем не согласится на девятисантиметровый флоппи, – и оглушительно захохотал над собственной шуткой.

Берт, который всегда держал нос по ветру, услышал от одного лоббиста из «Эмпл Ампер», что Большой Босс Эл Уайли «рвет и мечет» по поводу шоу об НЛО и грозится прижать «Воскресенье» к ногтю. Банион рассказал Берту о своем разговоре со Стимплом. Галилей успокоил: Стимпл всего лишь прихвостень Уайли. Старый добрый Берт. Никогда не унывает. Берт сказал, что они с Уайли будут играть в гольф на будущей неделе, и тогда он обязательно замолвит словечко за Баниона. Расслабься, приятель. Все будет отлично.

– Почему бы тебе не прийти ко мне на обед в субботу? – Банион почувствовал, что у него отлегло от сердца. – Мы бы славно провели время…

– Я бы с удовольствием, но в эту субботу Эрхардт устраивает прием в честь принца Бландара.

Эрхардт Виллигер, бывший посол США в Советском Союзе, бывший глава американской делегации в ООН, бывший министр обороны, – словом, «бывший», причем кем угодно, но ни в коей мере не самим собой, теперь занимался стратегическим планированием, или проталкиванием идей, как говаривали в предыдущем правительстве, которое, кстати сказать, заключило немало выгодных торговых сделок. За пределами Вашингтона Виллигера почитали весьма спорной фигурой – его сочный венгерский акцент делал Эрхардта легкой мишенью для насмешек, – но в столице он заработал себе репутацию Мудрейшего из Мудрых. Безусловно, Виллигер был самым высокооплачиваемым Мудрецом. Но он не всегда был таковым. В те времена, когда он определял внешнюю политику США, он умудрялся постоянно держать весь мир на грани катастрофы. И поскольку былые его подвиги пресса считала очень лакомыми, он служил отличной приманкой для читателей.

Все это ему удавалось потому, что Виллигер вовремя сумел сориентироваться и наладить отношения с самыми выдающимися представителями средств массовой информации, то бишь с владельцами газет и телевизионных каналов (не опускаясь до контактов с работниками радио). В этих кругах его авторитет был непререкаем, во многом благодаря безупречной репутации его супруги. Виллигер был донельзя придирчив и очень немногих допускал до своей драгоценной персоны. Долгое время Банион и Битси благополучно удерживались в этом круге избранных. Услышав слова Берта, Банион понял, что благодаря его нынешним устремлениям они наверняка из него вылетели. Причем с оглушительным треском. И лучше, не теряя времени, поехать домой, чтобы Битси, чего доброго, не наглоталась таблеток от моли.

– В субботу… – протянул Банион. – Ах да, конечно… Как насчет следующей субботы?

В трубке раздался шелест страниц ежедневника.

– Боюсь, следующая суббота тоже занята.

– Да? Так-так… – Банион уныло пролистал пустые страницы собственного ежедневника.

– А что ты будешь делать сегодня вечером? – неожиданно спросил Берт.

– Сегодня?

– Сегодня, после заката солнца. Это такое явление природы, к твоему сведению.

– Ничего особенного, насколько я знаю. Битси будет смотреть очередную серию фильма об Элеонор Рузвельт. Я планировал поработать над своей книгой о Франклине.

– Я заеду за тобой где-нибудь в половине седьмого, и мы пропустим по стаканчику у тебя дома.

– Ты не обязан это делать, Берт.

– Но я так хочу!

Банион повесил трубку. Настроение было отличное. Даже в Вашингтоне чудеса случаются. И плевать на этого чертового мадьяра Виллигера, если у него есть такой друг, как Берт Галилей.

Ровно в шесть тридцать Берт подъехал на своем «Мерсе» и посигналил под окнами. Шутки ради он заменил фирменную эмблему «Мерседеса» на смешного пупсика-негритенка – не иначе, чтобы подразнить напыщенный вашингтонский истеблишмент. Подпрыгивая на ухабистых, мощеных булыжником дорогах, они поехали к дому Баниона на Думбартон-стрит – бывшей резиденции одного известного, хотя и никудышного военного министра.

Банион почуял неладное еще в вестибюле, когда горничная шепотом сообщила ему, что «инвитадос» (гости) уже собрались в гостиной.

Какие, к черту, «инвитадос»?

Войдя в комнату, он увидел застывших в гробовом молчании Тайлера Пинча, Билла Стимпла, Боба Ньюкомба (теперь понятно, куда тому надо было бежать), Вэл Далхаузи, Карла Кантмора (автора популярных научно-фантастических рассказов), Сида Минта и какого-то незнакомого субъекта. У всех на лицах была написана вселенская скорбь. Банион почувствовал, как на его плечо опустилась тяжелая ладонь Берта Галилея и бархатный голос над его ухом пробасил:

– Джек, мы собрались здесь, потому что мы все тебя очень любим.

* * *

Существует только один достойный способ борьбы с интервенцией – стакан в руке. Провожаемый похоронными взглядами гостей, Банион прошел к бару, не спеша сделал себе коктейль с мартини. Никто не проронил ни слова, пока он наливал ледяной напиток в стакан, а потом с вызывающим видом бросил туда три оливки. Банион отпил глоток, чувствуя, как ароматная жидкость разливается по желудку. Он подозревал, что этот коктейль будет единственной радостью за весь день, в течение которого на него, словно из рога изобилия, сыпались разочарования и неудачи.

– Итак – сказал он, не отходя от бара, – чем обязан такому вниманию к моей скромной персоне?

– Джек, – взволнованно начала Битси, – пожалуйста, не сердись. Берт прав. Мы собрались здесь, потому что мы тебя очень любим.

– Весьма тронут. Не знал, что являюсь объектом массового поклонения. А что, этот джентльмен, – Банион махнул стаканом в сторону незнакомца, притулившегося на обитом ситцем кресле, – тоже меня любит?

– Это доктор Блотт, – поспешно отвечала Битси, – из клиники «Велл Хейвен».

– Ах, да. Конечно. С веселенького ранчо.

– Что?

– Из психбольницы. Как поживаете, доктор? Ваши люди со стальными сетями уже спрятались за коврами? Или у вас за пазухой пистолет, заряженный ампулой со снотворным?

Доктор Блотт, робкий лысеющий человечек, скроил участливую гримасу и пролепетал успокаивающим тоном, будто хотел утихомирить взбесившегося Кинг-Конга:

– Миссис Банион попросила меня приехать, потому что она очень обеспокоена.

– Еще бы. С нами расплевался Эрхардт Виллигер. Хм… Вот это я понимаю, мартини. Мой папаша, стоило ему учуять запах вермута, говорил, что это ангел пролетел. Кто еще желает выразить обеспокоенность?

– Джек, – резко проговорила Битси, – это очень важно.

Банион подумал, что Тайлер Пинч, куратор галереи «Фриппс», сидит слишком близко к его жене.

– Уютно устроился, а, Тайлер? – осведомился Банион.

– Битси попросила меня приехать, Джек. Существует дюжина мест, куда я бы мог сегодня отправиться.

– В Филадельфию, например?

– Джек, не будь грубым, – урезонила Битси.

– Cet animal est tres mé chant, – продекламировал Банион, – quand on l'attaque, il se dé fend.[53]

Эта реплика привела аудиторию в замешательство.

– Однако я что-то увлекся. По-французски заговорил… Ладно, хватит на сегодня искрометного юмора. Вы пришли, чтобы сообщить мне, что, по вашему мнению, я окончательно спятил и выставил себя полным кретином. И тем самым поставил вас в неловкое положение.

– Никто не сомневается в том, что вы пережили серьезное нервное потрясение.

– Вы имеете в виду похищение пришельцами?

– Хорошо, давайте поговорим об этом.

– Не пытайтесь научить осла читать. Вы только зря потратите время, а осел устанет. Не хотел обидеть вас, доктор.

– Почему бы нам не поговорить о твоих делах? – вмешалась Битси.

– Битс, я тебя умоляю.

– Всякий раз, когда я звоню в твой гостиничный номер и не застаю тебя, у тебя наготове какая-нибудь нелепая история! Надо же, всю ночь проторчать с швейцарами в вестибюле, чтобы тебя не достали инопланетяне! И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Учти, Джек, я не хочу подцепить ничего такого…

– Я же не сплю с ними, – у Баниона не хватило духу добавить при всех, что такая опасность ей не грозит, потому что они не спали вместе уже бог знает сколько времени.

Воспользовавшись минутным замешательством, в разговор вмешался энергичный Карл Кантмор, корифей жанра научной фантастики. Несмотря на все свои миллионные гонорары, он по-прежнему выглядел так, словно только что обнаружил в своем бассейне дохлого скунса.

– На сегодняшний день не существует каких-либо веских доказательств того, что инопланетяне высаживались на Землю. В НОРАД[54] засекают все объекты больше футбольного мяча. Я лично знаком с Бадом Волпом. Он там всем заправляет. Будьте спокойны, как только они прилетят, Бад тут же даст нам знать. Я разговаривал с ним по телефону сегодня утром, и он сказал, что у этих ребят нет никаких шансов проскользнуть незамеченными. Их тут же подстрелят как куропаток.

– Тогда, Карл, ты и твой НОРАД крупно облажались. Этот космический корабль был намно-ого больше футбольного мяча. Хотя ненамного меньше твоего самомнения.

– Эй, что такое? Отставить! – рявкнул Кантмор.

– Ой, только не надо строить тут из себя бравого генерала. Держу пари, в последний раз ты надевал форму, когда был скаутом. Наверняка тебя наградили почетной грамотой за успехи в расчленении насекомых.

Да, именно в такие моменты познаешь, кто твой настоящий друг. Настала очередь Вэл. Бедная старушка Вэл, наверняка им пришлось тащить ее сюда на аркане.

– Джек, дорогой, я вся извелась, думая о том, что с тобой случилось на поле для гольфа. Помнится, Джеймисон всегда возвращался из «Неопалимой Купины» с жуткими историями.

– О том, как его похитили инопланетяне?

– О, нет-нет. О своих потрясающих достижениях. Я не верила ни единому слову. Он был никудышным игроком. Мужчины лгут о гольфе, женщины – о возрасте. Это естественно…

– Вэл, я ценю твое участие, правда, но не думаю, что байки покойного Джеймисона о гольфе имеют какое-то отношение к тому, что случилось со мной. Или я опять сморозил глупость?

– Дело в том, дорогой мой… милый, бесценный Джек, что ты стал таким… таким занудой.

– Ты абсолютно права. Не в бровь, а в глаз. Но о чем я, по-твоему, должен рассуждать? О медицинских страховках? О расширении НАТО? О мирных переговорах на Ближнем Востоке? – Банион окинул взглядом напряженные лица. – Не напоминает ли это вам сцену из «Гамлета»? Ну-с, так кто же хочет спрятаться за ковром и разделить участь Полония?

Молчание нарушил Сид Минт.

– Хочешь знать мое мнение? Лично мне наплевать на то, что произошло на поле для гольфа. Но мы теряем деньги! У нас отказов больше, чем новых приглашений! Знаешь, что мне сказал вице-президент Ай-ти-ти? «Мы слышали, что Банион сбрендил! На этой конференции будут присутствовать важные люди. Нам бы не хотелось, чтобы он слопал собственный галстук, стоя на трибуне».

– Мои галстуки слишком дорого стоят, чтобы их лопать, – Банион обернулся к Стимплу. – Билл? Держу пари, ты тоже припас для меня приятный сюрприз.

– Мы забираем у тебя шоу, Джек. Час назад мне звонил Эл Уайли. Не могу выразить, как мне жаль.

– Знаю. Ты боролся за меня не на жизнь, а на смерть. Даже подал прошение об отставке. Отдал себя на заклание прямо в кабинете Большого Босса.

– Джек…

– Как это мило с твоей стороны.

Банион повернулся к Берту:

– Берт? Хочешь что-нибудь добавить? Президент мне ничего не передавал? Может, ультиматум? Секретное послание? Ладан и смирну?

– Нет, Джек. Просто мне очень грустно. Это все, что я могу сказать.

– Что ж, по крайней мере, честно. Поверю тебе на слово.

– Предположим… – начал Берт, – все произошло именно так, как ты говоришь…

– Предположим, ради смеха.

– И вот ты стоишь на перепутье… В общем, земную жизнь пройдя до половины, ты очутился в сумрачном лесу. Ну, ты и сам читал Данте. Ты уже не мальчик, Джек. Я просто хочу, чтобы ты спросил себя: готов ли я к тому, чтобы из-за этого вся моя жизнь полетела к черту?

Банион медленно обвел взглядом комнату.

– Полагаю, это побочный эффект действия какого-то лекарства?

Они были похожи на толпу зевак, собравшуюся у небоскреба, чтобы поглазеть на бедолагу, который вздумал прыгнуть с последнего этажа. А он, как назло, все медлит…

Следующий шаг, очевидно, был тщательно отрепетирован.

– Джек, – решительно проговорила Битси, – если ты не согласишься лечиться у доктора Блотта, я от тебя уйду.

Супруги обменялись многозначительными взглядами.

– Знаешь, я никогда не верил в богоявление, [55] – сказал Банион. – Я никогда не верил в то, что кому-то там явился Бог. Случись такое перед моим носом пару тысяч лет назад, я бы сел на коня и рванул в Дамаск, и повесил бы еще несколько христиан, чтобы ничего не мерещилось. Что толку в богоявлении, если оно происходит где-нибудь в пустыне или на поле для гольфа? Все равно тебя никто не видит… – он вздохнул, – но приходится принимать вещи такими, как они есть, даже когда они являются в виде зеленых человечков. Я не знаю, что именно там произошло. Но это произошло. А когда я пытаюсь рассказать тебе об этом, ты предлагаешь мне отправиться в «Велл Хейвен» и вышивать там крестиком. Неужели ты не видишь? Это же поворотный момент в истории земной цивилизации! А ты, вместо того, чтобы помочь мне во всем разобраться, только и думаешь о том, как это отразится на наших отношениях с Эрхардтом Виллигером.

И с этими словами Банион гордо удалился. Выйдя на улицу, он шарахнулся от проезжавшей машины, испугавшись, что оттуда выскочат люди в черном, – пардон, в белом, и запихнут его в багажник.