Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 10. Через два дня после дня рождения Никиты Макарова я поняла, что вовсе не ненавидела общественную деятельность — разумеется






Через два дня после дня рождения Никиты Макарова я поняла, что вовсе не ненавидела общественную деятельность — разумеется, я бы предпочла гореть в Аду после уроков в период с трёх до пяти вечера вместо того, чтобы получать приказы от педагога—организатора или Зои, но я её не ненавидела. За это мне, наверное, стоило сказать спасибо Никите — каждый раз, когда я была готова сорваться с места и пулей вылететь прочь из актового зала, он успевал схватить меня за плечи и, как он сам это называл, " перевести мою энергию в более мирное русло", а затем усаживал меня за компьютер рядом с собой, открывал папку со списком песен, количество которых уходило за тысячу, и просил выбрать десять медленных песен и пятьдесят быстрых для дискотеки в честь выбора номинантов на короля и королеву выпуска. Правда после того, как я сделала плейлист из одних только композиций, содержащих ненормативную лексику, я была разжалована и с этой должности. Теперь всё, что мне доверяли — это придерживать стремянку вместе или вместо Яна, который, как оказалось, тоже был записан в добровольцы далеко не добровольно.
— Если ты назовёшь мне занятие хуже, чем это, я дам тебе сто рублей, — произнесла я в пятницу вечером, когда мы с Яном в очередной раз контролировали устойчивость лестницы, на которой стоял Сёма. Бедный парень перевешивал изображения звёзд и планет по всему залу уже раз в пятидесятый, и это только за сегодня.
Ян молча сунул руку в задний карман джинсов, вытащил оттуда сложенные деньги и, выудив из всей довольно увесистой пачки одну купюру, протянул её мне.
— Такого занятия не существует, — сказал он.
Несмотря на то, что я шутила, лицо Яна не выдавало никаких эмоций радости. Я взяла деньги, но лишь для вида, планируя вернуть их ему под конец рабочих часов.
— Провести всё лето, вспахивая огород, или один только час, но настраивая аппаратуру один на один с Тимофеевой?
— Первый вариант. Даже в сорокаградусную жару в забытом Богом месте и под надзором только что отсидевшего срок за убийство алкоголика с педофилическими наклонностями.
Я рассмеялась, как оказалось, слишком громко — не прошло и секунды, как на меня со всех сторон посыпались просьбы не отвлекать тех, кто работает.
— Эй, Белый, глянь—ка, ровно висит? — я подняла глаза наверх и увидела, как Сёма, отклонившись назад, указывает Яну на только что повешенное изображение Юпитера.
— Ага, — даже не посмотрев на друга, буркнул Ян.
Я хмыкнула. Ян перевёл взгляд со своих ботинок на меня и еле заметно дёрнул бровью. Левый уголок его губ пополз вверх.
— Почему я провожу здесь своё свободное время в пятницу, мать его, вечером? — спросил он, и я не была уверена, что вопрос был адресован именно мне, но всё равно пожала плечами.
— Потому что ты отличный друг! — голос Никиты прозвучал неожиданно близко.
Он подошёл к Яну и хлопнул его по спине. Тот лишь закатил глаза. Слезший со стремянки Сёма выглядел чересчур радостным и взволнованным, словно он был единственным, кому это занятие доставляло удовольствие.
— Я всё! — сообщил он и вытер ладони о свой свитер.
Он, этот свитер, уже давно не имел товарный вид — на отрезке, где располагались локти, рукава были растянуты и потёрты, а на вороте отчётливо виднелся шов, скрывающий за собой разрыв ткани не по ворсу.
— Чудненько, — Никита продемонстрировал Сёме оттопыренный в кулаке большой палец, а затем неожиданно повернулся ко мне. — Рит?
Я уставилась на него, ожидая продолжения, но, похоже, не собирался говорить до тех пор, пока я не спросила бы " Что? ".
— Ммм?
— Какие у тебя планы на вечер?
Как правило, на вопросы о своих планах на вечер, выходные или каникулы я всегда отвечала, что не собираюсь раскрывать информацию данного типа без моего адвоката, но это же был Никита Макаров, и меня посетило искушение проверить, что же будет, если я скажу, что для него я всегда свободна.
Но всё же я сказала другое:
— Смотря, с какой целью интересуешься.
— Ну, — протянул Никита, покосившись на Сёму и Яна. На их лицах непонимание сменилось негодованием буквально за долю секунды.
— Ты сдурел? — Сёма всплеснул руками. — Это наша мужская фишка!
— Ой, брось, — отмахнулся Никита и снова обратился ко мне. — У нас сегодня пятничный отрыв. Присоединишься?
— Чего? — непонимающе переспросила я.
— Пятничный отрыв, — повторил Никита.
Он широко улыбнулся, словно не понимал сути моего негодования.
— Нет, мы не набираем полный дом женщин и дорогого алкоголя, мы просто играем в " Революцию", — пояснил Ян. — Каждую пятницу. У Китосины собираемся, пока его брат занимается тем, чем занимается обычно.
— То есть, игнорирует меня, — сказал Никита.
— Китосина? — переспросила я. — Какое ужасное прозвище.
Я смеялась над Никитой. Он цокнул языком и шутливо толкнул меня кулаком в плечо.
— Это ещё что, — согласился Семён. — У нас есть кое—что похлеще.
— Но это не для дамских ушей, Сёма, блин! — возмутился Никита. Его щёки вспыхнули красным. Он запустил пальцы в свои волосы и взъерошил их так, что теперь они торчали во все стороны.
Затем Ян сказал мне, что, в основном, все прозвища в их компании одобрены и согласованы на общем собрании, которое они проводят сразу после того, как наиграются в " Революцию", и я почти ему поверила, но потом в разговор встрял Сёма, пытающийся выдать ещё несколько мудрёно срифмованных с различными формами Никитиного имени словечек, на что Никита чуть не заехал ему попавшейся под руку картонной копией полумесяца, и я не успела заметить, как про меня медленно, но верно, позабыли.
Ровно до тех пор, пока Никита, чьи щёки снова стали естественно бледными, спросил:
— Ну так что, идёшь? — я медлила с ответом, и тогда он добавил: — Мне нужно, чтобы ты надрала им задницы как тогда, в воскресенье.
Я помолчала секунду, решая, как ответить Никите: так, чтобы выглядеть круче или так, чтобы ему понравиться?
— Ладно, — произнесла я наконец. — Только предупреди своих друзей, что я на мужские слёзы и мольбы о помиловании не поведусь.

Спустя два часа, один литр вишнёвого лимонада и полторы пачки чипсов с противным вкусом копчёного бекона, я поняла, что даже если бы сам терминатор встал на мою сторону, я бы не смогла сократить разрыв между собой и Сёмой, который, как оказалось, играл в " Революцию" хуже всех из парней. На первом месте был Ян, поражающий противников чуть ли не одной силой мысли, на втором — Никита. Я оказалась в самом конце турнирной таблицы.
Мы играли попарно, всё время меняясь между собой. Больше всего, несмотря на то, что я даже и в подмётки не годилась ему в соперники, мне нравилось играть с Яном. Во—первых, он играл молча, тогда, как Никита с Сёмой предпочитали ругаться и пихаться, а во—вторых, он был единственным, кто не поддавался мне, несмотря на то, что даже если бы он отложил свой джойстик и вышел из комнаты минут на пятнадцать, я бы всё равно и близко не смогла бы подойти к его текущему счёту.
— Я слышал, что ты, Рит, хорошо играешь, — произнёс Ян, когда мне снова представился случай составить ему пару. — Но пока я вижу только то, что ты хорошо проигрываешь.
— Да я клянусь тебе! — воскликнул Никита. Они с Сёмой сидели на диване, пока мы с Яном расположились на полу у них в ногах, потому что оттуда было удобнее управлять своим игроком (в моём случае это был один из революционеров, в случае Яна — один из военных).
Пытаясь показаться лучшим игроком, чем есть, я, прикусив язык, с силой принялась давить по кнопкам на джойстике. Только по тяжелым вздохам Никиты и смешкам Яна я поняла, что стреляла по своим же союзникам.
— О, Господи, — я взглянула на Яна, он качал головой и укоризненно косился на меня. — Мне тебя так жалко, что я даже не могу порадоваться своей победе.
— Жалко, знаешь, где? У пчёлки в одном месте, — прыснула я.
Сёма за моей спиной довольно заулюлюкал.
— Теперь я понимаю, почему ты её позвал, — сказал он, вероятно, Никите.
И я не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться. А затем услышала, как в коридоре скрипнула входная дверь.
— Блин, — я обернулась и увидела, как Никита сжал челюсть. — Женя пришёл. Сидите, я сейчас.
Он резко поднялся с дивана и вышел из комнаты. Я притворилась, будто бы меня очень интересовали плакаты, развешенные на стенах, но сама раз за разом скользила взглядом в сторону двери, которую Никита оставил приоткрытой. Я видела тени, мелькающие в коридоре, и слышала голоса, хоть и не старалась прислушиваться.
Никита:
Я не собираюсь выгонять друзей из квартиры, которая, если ты не забыл, принадлежит не только тебе.
Женя:
Если ты не забыл, я пока единственный в этой квартире, кто зарабатывает деньги. И до тех пор, пока ты сидишь на моей шее, я буду распоряжаться тем, где ты спишь, тем, что ты ешь и тем, когда твои друзья могут приходить, а когда не могут.
Никита:
Ты знаешь, что мы с парнями собираемся у меня каждую пятницу.
Женя:
А меня это не особо волнует.
Никита:
А меня не особо волнует твоё мнение.
Женя:
Послушай сюда, ты...
Ян и Сёма подскочили на месте, словно ошпаренные, и я поднялась вместе с ними. Они выглянули из комнаты, замерев в дверном проёме, и натянули на лица едва ли искренние улыбки. Когда в борьбе между любопытством и разумом победило первое, я протиснулась между Яном и Сёмой, вытянув шею, чтобы хотя бы краем глаза глянуть на Никитиного брата.
— Парни! — произнёс Женя и кивнул каждому из них. — Мне очень неудобно, но ваши сегодняшние посиделки придётся отменить, я...
Но он не договорил, потому что тут же умолк, как только его взгляд пересёкся с моим. Несколько долгих мгновений мы изучающе разглядывали друг друга, и я успела заметить, что а)он был совершенно не похож на Никиту и б)всё равно был довольно красив.
— Привет, — Женя оказался первым, кто нарушил молчание.
— Привет, — сказала я.
— Это Рита, — представил меня Никита. Он почесал подбородок ногтем указательного пальца.
— Маргарита, значит? — уточнил Женя. — Марго?
— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Рита.
— Ну как скажешь, Рита. Я Женя, брат этого болвана.
— Я знаю, — коротко кивнула я.
Женя улыбнулся мне, а затем снова повернулся к Никите и сказал:
— Ладно, у вас есть ещё один час.
С этими словами он проскочил мимо нас прямо по коридору и исчез за первой дверью направо. Никита шумно выдохнул и потёр переносицу большим и указательным пальцами.
— Играем дальше? — спросил он уже без особого энтузиазма.
— Пожалуй, я домой, — поднял руку Сёма. — Всё равно мама сегодня в ночную смену работает, а мне с малышнёй сидеть.
— Я тоже пойду, — согласился Ян.
Они оба прошли в коридор, быстро обулись, попрощались со мной (Сёма помахал рукой, Ян обошёлся лишь коротким кивком), обменялись рукопожатиями с Никитой и выскочили за дверь. Я продолжала топтаться в дверном проходе между комнатой и коридором, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты можешь остаться, если хочешь. И, кстати, он, — Никита махнул головой в сторону двери, за которой минутой ранее исчез Женя, — не всегда такая сволочь, просто на сегодня у него наметились внезапные планы.
— Наверное, я тоже пойду домой, — сказала я.
— Ты не обязана...
— Брось, — я махнула рукой. — К тому же всё равно, кажется, я растеряла последние капли своего игрового таланта!
— И то верно, — пробормотал Никита, улыбнувшись.
Я мотнула головой, словно разочаровавшись в самой себе, и прошла в прихожую. Присев на специальный пуфик, служивший ещё и скрытым шкафчиком для обуви (я знала это, потому что дома у меня стоял похожий), я притянула к себе туфли, подцепив их пальцами за задник. Мне не надо было поднимать голову, чтобы увидеть, что Никита вперил в меня свои васильковые глаза. Я чувствовала это. Быстро расправившись с обувью, я встала, отдёрнула юбку и взглянула на Никиту в ответ.
— Я провожу? — спросил он.
Я покачала головой, но Никита продолжал смотреть на меня и улыбаться, и я поняла, что это был не вопрос вовсе. Скажу честно — спорить с ним я не стала потому, что была не против ещё немного времени побыть в его компании.
Наручные часы Никиты показывали пять минут девятого, когда мы вышли из подъезда и оказались на улице, где наступающий закат начал обозначаться бледно—оранжевыми красками неба. Я вжала голову в плечи и сложила руки на груди в попытке укрыться от прохлады весеннего ветра, пытающегося забраться за ворот моей светло—розовой рубашки поло.
— Прохладненько, — констатировал Никита, засовывая руки в карманы джинсов.
Он был в одной зелёной футболке с изображением неизвестной мне музыкальной группы, чей плакат я видела на стене его комнаты, потому что, как и я, был нагло обманут чересчур жарким утром. Я хотела сказать, что согласна, но прикусила язык, когда дрогнула из—за резкого порыва ветра, и потому лишь кивнула.
— Я могу объяснить дерзкое поведение моего брата, — сказал Никита спустя минут пять абсолютного молчания.
— Ты не обязан, — ответила я.
— Знаю. Просто он не всегда был таким, и я не хочу, чтобы ты подумала, что я весь такой из себя бедный парень из неблагоприятной семьи.
— Я так и не подумала.
— Знаю, — снова повторил Никита.
Я не понимала, к чему он вёл, и почему вообще пытался как—то оправдаться передо мной, но, взглянув на него краем глаза, я заметила, что его голова была опущена вниз, словно ему было стыдно.
— Мои родители очень хотели детей, — начал он, пиная на ходу каждый попадающийся под ноги крупный камень. — По крайней мере, мама так рассказывала. У них ушло около трёх лет на то, чтобы пытаться, и ещё полгода на то, чтобы окончательно принять решение взять ребёнка из дома малютки.
Никита умолк. Я не знала, что ему ответить.
— Когда Жене исполнилось семь, произошло чудо — мама забеременела мной. А когда мне исполнилось двенадцать, Женя стал задавать слишком много вопросов по поводу того, что он не похож ни на папу, ни на маму... Он уже учился на юридическом и подрабатывал помощником адвоката в одной конторе, и ему не составило труда узнать правду. Я всё думал: неужели Женька будет теперь меня ненавидеть? Но он купил мне крутой мобильный телефон с первой зарплаты и сказал, что, хочу я этого или нет, я — его младший брат, и родители у нас одни на двоих. Я был так рад, и мама пустила слезу от счастья, а отец назвал нас своими мальчишками... И, вроде, всё было так идеально, что даже казалось странным.
Никита снова замолчал. Я хотела подогнать его к кульминации монолога, но вовремя прикусила язык, подумав о том, что пора бы научиться слушать людей.
Мимо нас проехали несколько ребят на велосипедах, и я слышала, как они окликнули Никиту, но он даже не повернулся в их сторону, продолжая сверлить глазами землю, проплывающую под его ногами. Мне уже начало казаться, что Никита передумал откровенничать со мной, и сейчас решает, как бы тактичнее сменить тему, когда он наконец произнёс:
— Он винит меня в их смерти.
Я нахмурилась, потому что знала — не наверняка, но догадывалась. Мне казалось, что единственной причиной, вставшей огромным злым бульдогом недопонимания между двумя братьями, могла быть смерть их родителей, и теперь я жалела, что оказалась права.
Мне искренне хотелось что—то сказать, чтобы не дать Никите возможности продолжить: я представляла, как тяжело ему даются эти слова, и боялась, что они вместе с воспоминаниями могут накрыть его с головой. Но на языке не вертелось ничего стоящего.
— Надеюсь, ты сам себя в этом не винишь?
Я не смогла произнести вслух слово " смерть". Никита пожал плечами: мол, сложно объяснить.
— Я уверена, что он не сможет обвинять тебя вечно, — я понизила голос, потому что не была уверена в том, что произносила правильные слова.
Никита ухмыльнулся и наконец поднял глаза на меня.
— Ты плохо знаешь моего брата.
Я сделала шаг в сторону, сокращая итак небольшое расстояние между собой и Никитой — теперь если бы он слегка качнул рукой в сторону, то тут же наткнулся бы на мою руку.
Но Никитины ладони грелись в карманах джинсов.
— Ты прав, — согласилась я. — Я плохо знаю твоего брата. Но я кое—что знаю о тебе... Например, то, что я ещё никогда в жизни не встречала настолько доброго и бескорыстного человека. Поверь мне, обижаться на таких людей, как ты, как минимум незаконно!
Я хотела, чтобы Никита приободрился, и у меня получилось — уголки его губ медленно поползли вверх. И тогда я, воодушевлённая своей маленькой победой, обогнула его и принялась двигаться лицом к нему, а спиной вперёд, чтобы подольше насладиться его улыбкой. Ветер злостно хлестал меня со всех сторон, а ещё я несколько раз налетела на прохожих, но мне было всё равно.
— Что ты делаешь? — рассмеялся Никита.
Я пожала плечами и улыбнулась.
— Ты можешь упасть, — добавил он.
Никита смотрел на меня так, словно пытался понять, что у меня на уме, но я и сама не могла бы ответить на этот вопрос. Мне пришлось снова выровняться с ним и идти рядом спустя около сотни метров, когда мы остановились на перекрёстке, пропуская машину.
До моего дома оставалось совсем немного — перейти дорогу, обогнуть овощной магазин и, если хочется сократить путь, пробраться через сломанный забор спортивной школы. Я сказала Никите, что дальше перекрёстка меня можно не провожать, но он настаивал на своём до тех пор, пока я не сказала, что если он не согласиться, я закричу, и все вокруг будут думать, что он до меня домогается.
Никита вздохнул:
— Если ты хочешь, чтобы во—о—он в той, — он вытянул руку вперёд и указал пальцев на что—то неопределённое, — подворотне тебя изнасиловали и убили, то пожалуйста!
— Ха—ха, — закатила глаза я.
А потом я сказала " пока", и он сказал " пока", но в этот раз я развернулась на каблуках и стремительным шагом направилась в сторону своего дома, и не потому, что было очень холодно, а потому, что было очень странно — смотреть на кого—то и думать о том, как же не хочется уходить.

 

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.