Глава 17. День проходил за днем, племя становилось все ближе к летним пастбищам

День проходил за днем, племя становилось все ближе к летним пастбищам. Вместе с людьми следовали огромные стада овец. Становилось теплее, и косматые лошади начали терять свою густую шерсть. Даже раскачивающиеся бактрианские верблюды принимали поклажу, не огрызаясь на погонщиков; их двойные горбы, которые за зиму покосились и уменьшились – признак лишений и голода, – снова начали расти. На весенних пастбищах все ярче становилась молодая трава.

Весенние пастбища тянулись на много дней пути – огромное расстояние, даже по меркам шунг-ню. Но протяженность дневного перехода не была строго обязательной, не нужно было двигаться от рассвета до захода и покрывать такое-то расстояние; все зависело от состояния животных и всадников. И шунг-ню никогда не передвигались целый день; они могли задержаться на особо подходящем месте, известном многим поколениям, где особенно хороши водопой или охота.

Жизнь нелегкая – езда верхом, на повозках, перегон тысячных стад по степи, которая, казалось, тянется до края мира. Но когда дул ветер и солнце отражалось в конской упряжи, в металлических украшениях одежды, на сияющих смазанных жиром лицах детей, которые быстро поправлялись, и в бронзе огромных котлов, которые перевозили на верблюдах, – это была хорошая жизнь, утомительная, возбуждающая и богато окрашенная. По сравнению с пастельной, застывшей жизнью внутреннего двора Сына Неба… Серебряная Снежинка даже не могла сравнивать эти два образа жизни. И если здесь воздух обжигает холодом легкие, то им по крайней мере свободно дышится.

Поглощенная новой жизнью, девушка перестала даже тосковать по своему дому на севере; постепенно сны о его осторожной бедности тускнели; и Серебряная Снежинка вспоминала о нем только когда под благожелательное кивание мужа писала письма. Находились один-два воина шунг-ню, которые соглашались совершить небольшую, всего в две-три недели, поездку до ближайшего ханьского гарнизона. Там воины проверяли, держится ли еще непрочный мир, и убеждали гарнизон принять тщательно запечатанный писчий шелк, на котором знак принцессы Шаньаня и королевы шунг-ню. Девушка думала, что некоторые из самых опытных офицеров могут еще помнить ее отца и Ли Лина и передадут письма из верности своим бывшим военачальникам.

Два обстоятельства продолжали тревожить ее: Вугтурой почти не разговаривал с ней, а когда разговаривал, то всегда как подданный с королевой; и брат Соболя Басич не вернулся из своей поездки со срочным тайным посланием, которое доверила ему Серебряная Снежинка. Девушка опасалась, что письмо попало в руки врага. Из всех ее писем это для нее самое опасное.

Однако жизнь она вела занятую, слишком заполненную, чтобы много думать о том, что может оказаться вымыслом. Когда ярко светило солнце и воздух казался слаще, чем даже вино Турфана, которое, как говорят, загадочные жители этого края делают не из риса, а из винограда, – девушка забывала о своих тревогах и восхищалась окружающими просторами.

Многого не ожидала Серебряная Снежинка, но больше всего такой изобильной, буйной жизни. Каждый день приносил с собой новые виды, звуки и запахи, и это полностью занимало ее. Каждый вечер звезды казались все ближе, и когда лагерь наконец устраивался, степь была такой тихой, что становился слышен каждый удар копыта, каждый плач ребенка и порыв ветра. По ночам Ива уходила и возвращалась с новостями: юе чи на западе, фу ю на севере, они движутся на летние пастбища параллельным курсом.

Тадикан по-прежнему наблюдает за фу ю, думала Серебряная Снежинка. Его отсутствие укрепляло ее удовлетворенность. «Духи говорят, он заблудился», – сказала как-то Ива, когда, измученная сменой внешности, лежала, тяжело дыша, перед рассветом. Серебряная Снежинка вытерла ей лоб, укрыла и попросила замолчать, потом сама легла на постель из мехов и шелка; однако должна была самой себе признаться, что была бы довольна, если бы грубый сын Острого Языка никогда не нашел обратного пути к юрте своей матери.

Однако такой удачи не случилось. На следующий день пронзительный крик, за которым последовал свист множества стрел, пронзивших жирного барана, возвестил триумфальное возвращение Тадикана и его людей из похода против фу ю. В этот вечер у шан-ю был более роскошный, чем всегда, пир; старший сын сидел по правую руку отца; его мать гордо улыбалась и все время что-то шептала ему на ухо.

В этот вечер шан-ю казался слабее, чем обычно.

– Ива! – шепотом подозвала Серебряная Снежинка служанку. Обычно она старалась, чтобы та не попадалась на глаза женщине шаману. – В шкатулке, которую тебе дал Ли Лин, возьми настойку в нефритовой бутылочке. – Она подбородком показала в сторону шан-ю, который тяжелее опирался на руку старшего сына, чем в тот гораздо более счастливый вечер на руку Вугтуроя. Да он едва не падает!

– Принеси быстрее!.. – прошептала она, и Ива исчезла и тут же вернулась с нефритовым подносом, бутылочкой и двумя тонкими чашками с эликсиром, от которого шел сильный сладкий запах. Серебряная Снежинка встала и поднесла чашку мужу. Выхода у нее не было, и вторую чашку она предложила Тадикану, который посмотрел на мать и нетерпеливо оттолкнул чашку.

– Пей сама, госпожа, – сказал старший принц, как будто испытывал девушку. Как ее учили. Серебряная Снежинка вежливо возразила. Краем глаза она заметила, как Острый Язык делает повелительный жест сыну.

– Я сказал, пей! – выпалил Тадикан.

– Прости говорящей ее глупость, о принц воинов, – сказала Серебряная Снежинка самым сладким волнующим голосом. Ей было очень трудно переводить полагающиеся по обычаю ее народа вежливые формулы на грубый язык шунг-ню.

– Она всего лишь хочет, чтобы ты воспользовался благами ее напитка, в котором только лечебные травы и вино. – Она поднесла чашку к губам и осушила; шан-ю сделал то же и столь же осторожно поставил чашку на поднос.

– Сын, ты не должен так разговаривать с моей старшей женой, – упрекнул шан-ю. Голос его прозвучал громче, на впалых щеках появилась краска. Он повелительно указал на ковер у ног Серебряной Снежинки. Тадикан униженно склонился, а старый вождь благожелательно улыбался и жене, и своему рослому рассерженному сыну.

В замешательстве от неожиданного нападения Тадикана Серебряная Снежинка перебирала край рукава. Если стрелы Тадикана умеют находить цель, то заклинания матери помогли ему найти путь домой.

Может, заклинание привязывает сейчас Куджангу к сыну? И еще более сильное – к Острому Языку?

Если так, то, вероятно, снадобье ослабило эти заклинания. И хоть Серебряная Снежинка испытывала сомнения, думать об этом было приятно. Вскоре Острый Язык подозвала сына, а шан-ю повернулся и заговорил с пожилым воином.

Тень за плечом заставила Серебряную Снежинку повернуться со скоростью, которую ей, несомненно, придал эликсир.

– Ты удивляешься, госпожа, как мой старший брат нашел дорогу домой? – К ее удивлению, Вугтурой после долгого молчания обратился непосредственно к ней. Она пробормотала что-то насчет «силы Эрлика».

– Теперь ты говоришь как подлинная дочь степей, – улыбнулся младший принц. – Говорят… – он заговорил тише, – в этом, как и во многом другом, моему брату помогает его мать. Но говорят также – и это справедливо, – что мы, шунг-ню, находим в степях, которые наш дом, путь с такой же легкостью, с какой житель города передвигается по тесной тюрьме, которую называет своим домом.

Это предостережение или одобрение? Серебряная Снежинка не могла решить. Но одно она знала: сила шунг-ню – не благотворное целительное воздействие снадобий Ивы и не наука Ли Лина. Эти знания ей знакомы, она в них разбирается и знает, что они предназначены для добра. Но волшебство шунг-ню, напротив, смертоносно и непредсказуемо; и те, кто искусно им владеет, ее смертельные враги.

Как только это позволило приличие. Серебряная Снежинка ушла.

***

Когда она вернулась в свою юрту. Ива внимательно посмотрела на нее.

– Я думала, ты уже убежала, – сказала Серебряная Снежинка служанке, удивленная тем, что слова ее звучат почти как обвинение.

С удивительной покорностью служанка только покачала головой и принялась раздевать госпожу. А когда помогала расплести длинные волосы, положила девушке на лоб узкую ладонь.

– У тебя как будто жар, старшая сестра. Выпьешь настойки? У меня есть ивовые ветви, они помогут от головной боли и лихорадки, – предложила Ива.

– Нет! – резко ответила Серебряная Снежинка и сразу покраснела. – Нет, – повторила она мягче. – Просто в большой юрте слишком жарко. Мне нужно отдохнуть.

– Правда? – Ива подняла свои ровные брови и больше ничего не сказала. Только достала свое зеркало и показала в нем напряженное бледное лицо хозяйки.

– Было слишком жарко, – снова сказала Серебряная Снежинка. – И Острый Язык сожгла на костре какие-то свои ужасные травы. Ты чувствовала их запах? Должно быть, тебе заложило нос. Я хочу спать. – Даже в собственных ушах ее голос показался ей мрачным. Ива помогла Серебряной Снежинке лечь. К удивлению девушки, служанка не выскользнула из юрты, чтобы сменить внешность и провести ночь с братьями в меху. Снаружи послышался лисий лай, Ива подошла к выходу, постояла там, и лай удалился.., и девушка уснула беспокойным сном.

Вокруг нее закружился туман, который постепенно все уплотнялся. Снова стояла она у входа в большую юрту шан-ю. Чувствовала она себя очень одинокой. Ей холодно. Вугтурой… Ива… Соболь… Бронзовое Зеркало.., где все ее друзья и защитники? Она открыла рот, чтобы позвать их, но ветер унес ее слова.

Снова заклубился туман. Она увидела отца, молодого и не хромающего; двигался он крадучись; она никогда не видела, чтобы он так двигался; отец направлялся к табуну лошадей, поймал сильную лошадь и вскочил на нее так, как это делают шунг-ню.

Но он оставил сына, юного сына. Ясно, словно он лежит рядом с ней. Серебряная Снежинка увидела мальчика, увидела его удивленные, печальные глаза. У нее на глазах мальчик пожал плечами, словно забывая об утрате отца, о перемене всей свой жизни. Каково это, думала Серебряная Снежинка во сне: быть сыном плененного врага, верить ему, уважать его? Каково потерять его?

Она застонала во сне. И тут громко, заглушая даже горе, которое она разделила с этим незнакомым мальчиком, загремел барабан духов, призывая ее, призывая их обоих туда, где ждет враг с острым ножом и жестоким смехом.

Серебряная Снежинка проснулась с криком, и потребовалось все искусство Ивы, чтобы успокоить ее.

Весь следующий день она чувствовала себя усталой и слабой. Острый Язык выглядела довольной, как ребенок шунг-ню, которого накормили вареной бараниной так, что он едва не лопается.., довольной она казалась до тех пор, пока Куджанга, заметив, как обвисла его молодая жена в седле, не приказал привести карету и сам заботливо усадил ее.

– Она не рожала; она не пасет стада и не бьет войлок; не охотится и не готовит пищу, – передала Соболь насмешливые слова Острого Языка.., сказанные, впрочем, подальше от Куджанги. – Такая забота о бесполезной разукрашенной неженке.

Дети цеплялись за Соболя – дети Басича и ее собственные.

– Пусть едут со мной, – попросила Серебряная Снежинка, и дети радостно завопили.

Радость детям, отдых от них на день – хоть это она может дать Соболю, которая всегда ей верна. А вот возвращение брата – этого она не может пообещать. Даже Ива не могла узнать ничего о Басиче: братья в меху ничего не говорят об этом. Слишком они молчаливы.

Ночной отдых восстановил ее силы, и на следующий день Серебряная Снежинка попросила свой лук. Одобрительные крики людей Вугтуроя подсказали ей, что она поступила правильно. Прежде чем охотники повернули назад, она подстрелила несколько птиц.

Ива подъехала и взяла у Серебряной Снежинки добычу, прежде чем кто-нибудь успел вмешаться. Она понимающе посмотрела в глаза хозяйке.

– Ощипай и очисть, Ива, – приказала Серебряная Снежинка. – Может, тебе помогут Соболь и Бронзовое Зеркало. Сегодня вечером, супруг, – впервые она так назвала шан-ю без его приказа, – ничтожная униженно приглашает тебя поужинать в своей юрте.

Воины одобрительными криками приветствовали близость своего вождя и его жены. Но присутствовавший здесь же Тадикан не радовался. Зато, к удивлению Серебряной Снежинки, это делал Вугтурой.

А вечером шан-ю с почти детской жадностью ел приправленные пряностями блюда, которые были приготовлены из добычи его молодой прекрасной жены.

Однако после этого по его настоянию они перешли в большую юрту, где были встречены громкими криками и грубыми шутками. Когда крики кончились, старый вождь провозгласил большую охоту, которую возглавит его верный сын Вугтурой.

Неужели только Серебряная Снежинка слышала резкий треск, когда лопнула кость, сжатая в кулаке Тадикана?

– Возьмем с собой маленькую королеву, которая принесла нам мир! – закричал воин, выпивший слишком много кобыльего молока. – Пусть приносит и добычу для наших луков!

Это вызвало взрыв одобрительных криков и сердитый взгляд Острого Языка. Вугтурой сразу отвернулся, а Серебряная Снежинка покраснела. Она радовалась, что эта краска останется незамеченной в тени и неверном свете костра. От дыма, поднимавшегося к отверстию в потолке, у нее сжимало грудь; она положила руку на сердце. Не подобает королеве, чтобы ее имя выкрикивали в палатке мужа; она была пристыжена. Может, Куджанга рассердится?

Но нет, Куджанга улыбался. Наклонившись вперед, он потрепал девушку по руке, как это делал Ли Лин.

– Не могу избавить тебя от этого, маленькая королева, – сказал он. Хотя от него пахло кобыльим молоком, дышал он сильно и ровно, как уже не было несколько недель. На глазах у Серебряной Снежинки он посмотрел на кубок, сделанный из черепа врага, поморщился и отодвинул его. Серебряная Снежинка радостно улыбнулась.

– Доброй охоты, старшая сестра! – сказала Ива, раздевая хозяйку на ночь. Она гибко потянулась, с изяществом, которое так не соответствовало хромой ноге. – И умных мыслей!

Серебряная Снежинка приподнялась на локте.

– О какой охоте ты говоришь, Ива? – спросила она. – И о каких мыслях?

– Умно было успешно поохотиться, умнее даже, чем приготовить ужин для старика, – ответила Ива. – Этот его кубок. – Она поморщилась. – Нехорошо пить из чаши, связанной с такой жестокостью. – Она захромала к своему маленькому сундуку, открыла его и достала тщательно увязанные мешочки с травами. Многие из них – прощальный подарок Ли Лина.

Серебряная Снежинка посмотрела на служанку. Ива взглянула на нее и покачала головой, как будто удивлялась тому, как медленно доходит до хозяйки то, что ей самой уже давно ясно. Серебряная Снежинка вздрогнула, хотя покрывала у нее теплые и она ими хорошо укрыта Все ее воспитание, которое было основано на уважении к отцу, Сыну Неба и вообще ко всем, кто справедливо стоит выше ее, не давало понять то, что Иве, выросшей в жестоком и аморальном мире рабских рынков, тайных колдунов и смены облика, кажется совершенно естественным и очевидным Сегодня Вугтурой на охоте весь день был рядом с отцом Сегодня шан-ю не ел приготовленную Острым Языком пищу и потому стал крепче и сильнее.

Неужели женщина шаман сознательно использовала свои средства против мужа и вождя племени? Серебряная Снежинка знала, что существуют травы, которые дают коварному и нещепетильному человеку власть над другим, поевшим этих трав. Представив себе Острый Язык, Серебряная Снежинка почувствовала уверенность. Нужно было только вспомнить высокомерные злые глаза этой женщины, чтобы поверить, что она способна опоить Куджангу, чтобы подчинить его своей воле. Когда появилась Серебряная Снежинка и заменила одно волшебство другим, более первичным и колдовским, Куджанга оказался между двух огней – и слабел в этой борьбе.

Острый Язык тоже это понимает, подумала Серебряная Снежинка.

Может, это и так. Может, она устала от борьбы, – услышала Серебряная Снежинка внутренний голос. Острый Язык, которая так долго и напряженно пыталась захватить власть и на пути которой неожиданно возникло препятствие, противник нетерпеливый и неблагородный. Вугтурой находился рядом с отцом, а Тадикан отсутствовал. Если бы не это, поняла Серебряная Снежинка, она была бы уже вдовой.., вдовой, которая вынуждена опять стать женой. Уже сейчас ей пришлось бы спать с…

В ужасе от этого нового мрачного подозрения она подавилась, но отослала подскочившую к ней Иву.

– Опусти голову, – сказала служанка голосом, который не допускал возражений. – Теперь дыши глубоко. Я опасалась, что правда так на тебя подействует.

Серебряная Снежинка дышала глубоко и ровно, пока тошнота и головокружение не отступили. Потом укуталась в одежду, благодарная тому, что можно стереть холодный пот.

– Шан-ю сегодня крепче, – сказала она. – Если он так окреп после одной еды…

– Значит, старшая сестра, отныне.., ты должна для него готовить. Балуй его так, словно он твой единственный внук, подхвативший простуду. Я позабочусь, чтобы еда была не только вкусной, но и содержала в себе только полезное.

– А если Острый Язык обвинит нас в колдовстве? – спросила Серебряная Снежинка.

– Тогда, – ответила Ива, – пусть на себя посмотрит. Ах, старшая сестра, если бы я могла пробраться к ней в юрту! Я бы обязательно нашла там такое, что привело бы ее к быстрой и болезненной смерти!

Отныне Серебряная Снежинка и ее служанка готовили для шан-ю. Заинтересованный необычными вкусными блюдами и разнообразными приправами, он благожелательно улыбался жене и служанке и ел с удовольствием. И Серебряная Снежинка не ошиблась: в последующие дни передвигался он уверенней, говорил не тем дрожащим голосом, что в последние недели, особенно после еды, и способен был садиться верхом без посторонней помощи. В этом новом возвращении здоровья сердце его смягчилось, Вугтурой каждый вечер сидел рядом с отцом, который не отрывал взгляда – Серебряная Снежинка была в этом уверена – от нее.

Она играла и пела, хорошо понимая, что на ставке ее жизнь. Впервые поняла она пожелания Соболя и Бронзового Зеркала. Если бы у нее был сын! Будь шан-ю моложе, думала она, никаких вопросов не возникло бы. Сейчас она, несомненно, кормила бы ребенка. Да, если бы шан-ю был молод, ни ему, ни ей не грозила бы опасность от Острого Языка.

Однажды вечером Серебряная Снежинка со страхом принялась рыться в запасах Ивы. Шан-ю стар. Но ведь известно, что старики женились и становились отцами (или признавали ребенка своим). Это случалось тысячи раз. Серебряная Снежинка перебирала травы, способствующие зачатию, укрепляющие тело и ослабляющие волю. Если слегка подпоить шан-ю, потом соблазнить его.., и у нее будет наследник и безопасность.

Столько времени, сколько позволят ему жить Острый Язык и Тадикан! Вполне обычно, если ребенок степей умрет в первые три года жизни; если он переживет эти первые годы, потом потребуется много стрел, чтобы его убить. Рождение мальчика ничего не решит. И его еще нужно заиметь. Женщина постарше и небрезгливая могла бы воспользоваться иными методами, чтобы иметь ребенка. Но как может Серебряная Снежинка, еще не знавшая мужчину, разработать план, требующий участия любовника? Если бы не шан-ю должен был стать его отцом… Она покачала головой и, хотя свидетелем ее мыслей был только костер, густо покраснела от стыда. Такие мысли ведут не только к смерти, но и к бесчестью. Серебряная Снежинка убрала травы и закрыла шкатулку. Наклонилась, по звуку проверяя тетиву лука. Потом открыла сундук и рылась в нем, пока не отыскала нож и не спрятала его на теле.

И поклялась, что теперь шагу без него не сделает.

***

– Госпожа, – разбудила ее в предрассветных сумерках Ива. Служанка была бледна и казалась измученной, ее рыжие волосы утратили блеск, и хромала она сильней обычного.

Серебряная Снежинка выпустила рукоять кинжала, которую сжимала под подушкой.

– Ты всю ночь пробегала, – сказала она с улыбкой, хотя старалась говорить строго. – Наверно, теперь целый день от тебя не будет толку. Острый Язык сказала бы, что тебя нужно побить.

Ива раздраженным шипением заставила хозяйку замолчать.

– Время от времени я доказываю, что чего-то стою. И никогда не делала этого лучше, чем сейчас. Посмотри, старшая сестра, что принесли мне братья в меху.

Она неловко присела и протянула то, что держит, так, чтобы хозяйка могла рассмотреть.

– Что это за грязь? – воскликнула Серебряная Снежинка и попыталась отбросить добычу Ивы. – С каких пор тебе приносят падаль? Не знала, что лисы и коршуны родственники.

– Посмотри внимательней. – Голос Ивы звучал мягче, но настойчиво, так она никогда не разговаривала с хозяйкой. Казалось, у нее есть та же сила, что у Острого Языка: в этот момент Ива была шаманом, а не служанкой.

Серебряная Снежинка всмотрелась. Ива держала путаницу кожаных ремней, грязный и покрытых засохшей кровью. На мгновение рука ее дрогнула, но потом застыла как у статуи.

– Похоже на ремни упряжи, – задумчиво сказала Серебряная Снежинка. –., но вот медальон, он прикреплен к ремню. Постой! – выдохнула она. – Эта узда, медальон, эти нагубники…

Невозможно не узнать рисунок на бронзе: приземистая толстая женщина или богиня. Она видела такой рисунок на упряжи коня Басича.

Серебряная Снежинка села, спустив до пояса спальные меха.

– Откуда это? – спросила она. Девушка схватила платье, которое Ива уложила в ногах постели, и начала одеваться, не дожидаясь помощи служанки.

– Братья в меху ждали, пока белый тигр не наестся, – ответила Ива, – а потом принесли мне это.

Серебряная Снежинка вспомнила холодную ясную ночь, тишину, нарушаемую только частым испуганным дыханием, редкими шагами и биением огромного враждебного сердца. Тогда белый тигр подходил к ее палатке, охотился на нее, а она на него. Басичу не повезло. Соболь будет плакать и как Серебряной Снежинке ее утешить? Как потребовать возмездия? У нее нет даже доказательств смерти Басича.

А что с письмом или ответом на него? – послышался внутренний голос, который постоянно упрекал Серебряную Снежинку в том, что она политику поставила выше своих личных проблем. Она гневно покачала головой. Здесь не Чина; это степи – и государственные дела зависят не только от законов и обычаев, но и от личных отношений и связей.

– Нашли… – голос девушки дрогнул. – Нашли твои родичи следы самого всадника?

Ива покачала головой, но глаза ее под ровными бровями были печальны. Под взглядом Серебряной Снежинки она завернула свою страшную находку в шелк и упрятала в сундук, в котором держала принадлежности своего колдовства. Выдумала это Серебряная Снежинка или рука служанки действительно задержалась на крышке сундука?

– Он мог остаться жив, принес в жертву лошадь, а сам ушел. – Однако ни она сама, ни Ива не очень в это верили. Степи бесконечно широки. Сможет ли человек, возможно, раненый, уставший и смертельно боящийся белого тигра, человек, который много дней провел в седле, сможет ли такой человек добраться до своего племени?

– Может быть, – медленно сказала Ива. – Может быть.

– Ива, попроси своих родичей поискать его. – Серебряная Снежинка быстро взглянула на служанку. Та, казалось, опечалена исчезновением Басича.

Ива улыбнулась.

– Они уже знают это и предупредят его; я им сказала, что он был ко мне добр. Поверь, старшая сестра, они не меньше нас ненавидят белого тигра и боятся его. Узнаем, кто его высылает против нас, и тогда увидим охоту получше забавы этого твоего шан-ю?