Состояние материальной части 2-го механизированного корпуса на 20 июля 1941 г. 15 страница

В ночь на 30 июня хлынул дождь, словно занавес опустившись над драмой приграничного сражения Юго-Западного фронта. Дождь лил без остановки всю ночь, смывая пыль и копоть с одушевленных и неодушевленных участников боев. С «безлошадных» танкистов, сидящих в окопах в качестве пехотинцев с пулеметами ДТ в руках, последней памятью о боевой машине. С застывших, словно статуи диковинных птиц, самолетов на брошенных аэродромах. Ливень безучастно сыпал капли воды на проплешины сгоревшей травы с исковерканными крыльями и килями, отмечавшие место гибели «пешки», СБ или Хейнкеля. На неподвижные танки с распахнутыми люками и изъеденной снарядами броней. На опрокинутые в кювет «полуторки» и «сталинцы». На раздавленные гусеницами «оппели» и «бюссинги». Идущие пешком, сидящие в окопах и ехавшие на танках и автомашинах под дождем люди чувствовали себя попавшими в какой-то гигантский механизм, вместе с шестернями которого они перемещались с места на место. Марши, бои, отходы для солдат и командиров сливались в сплошную мешанину событий, непонятную и потому пугающую.

30 июня. Общий отход. Уже в течение трех дней между отброшенными к реке Горынь фронтом обороны 5-й армии и группы М.Ф. Лукина и дивизиями 36-го стрелкового корпуса южнее Дубно зияла пустота, которой не воспользовалась ни та ни другая сторона. Ни рейда кавалерийской дивизии по немецким тылам, ни поворота немецкой ударной группировки на юг не последовало. Почти полсотни километров от восточных окраин Дубно до позиций 11 танковой дивизии у Острога все еще не были заняты ни немецкими, ни советскими войсками. Конечно, часть этого промежутка представляли собой Кременецкие горы, малопригодные для боевых действий. Но к югу от Острога было «окно», которое, по мысли командования Юго-Западного фронта, могло заполниться колоннами немецких танков и артиллерии. Эта мысль висела как дамоклов меч и заставляла принижать другие опасности. [213]

Попытка вывести механизированные корпуса из боя в резерв командования фронта не соответствовала ни обстановке, ни реальным задачам отходящих на восток соединений 6-й армии. Если опорой дивизий 6-го стрелкового корпуса был 4-й механизированный корпус, то опорой отходящего 37-го стрелкового корпуса стали танки 15-го механизированного корпуса. Потрепанная в боях 37-я танковая дивизия корпуса 30 июня была втянута в арьергардные бои 141-й стрелковой дивизии. Контратаками танков дивизия ликвидировала все попытки немцев вклиниться на фланги дивизии и помешать ее планомерному отходу.

Еще более трудной задачей был выход в резерв для 4-го механизированного корпуса. Соединения корпуса в последние дни июня фактически имели свою полосу обороны в построении 6-й армии. Вывод корпуса из боя означал появление бреши во фронте обороны 6-й армии. Поэтому приказ на вывод в резерв фронта означал для 32-й танковой, 81-й моторизованной дивизий и 8-го мотострелкового полка 8-й танковой дивизии продолжение отхода на восток по Золочевскому шоссе. В районе Золочева в состав 6-й армии уже не номинально, а фактически входил 37-й стрелковый корпус, и у 4-го мехкор-пуса появилась возможность выйти из боя.

Эффективная помощь танкистов отходящим стрелковым дивизиям днем 30 июня в который раз получила высокую оценку противника:

«Темпы преследования в ходе наступления 17-й армии не оправдали ожидания командования группы армий, главным образом по причине продолжающихся упорных боев с арьергардами противника, поддерживаемых механизированными частями»{240}.

Но если танкисты и мотострелки 4-го и 15-го механизированных корпусов могли содействовать арьергардным боям отходящих стрелковых дивизий, то прикрыть отход эффективным воздушным «зонтиком» было очень трудно. Растянувшиеся на десятки километров колонны повозок и автомашин постоянно бомбардировались немецкой авиацией. Исполняющий обязанности командира 15-го механизированного корпуса полковник Ермолаев написал в своем отчете красноречивые слова: [214]

«Особенно жестоко бомбардировалось шоссе восточнее Золочева, которое все забито горящими автомашинами бесчисленных колонн»{241}.

Вторит ему и Ефим Пушкин, командир 32-й танковой дивизии:

«В самом Золочеве и на окраинах части дивизии подверглись интенсивной бомбардировке и обстрелу авиации противника»{242}.

Отходившие войска двигались через настоящий ад, через череду горящих, взрывающихся автомашин, взрывы бомб, леденящий душу рев двигателей «Хейнкелей» и «Юнкерсов». Нельзя сказать, что эти удары были совершенно безнаказанными, советским истребителем 30 июня был сбит над Золочевом Не-111 55 бомбардировочной эскадры. Но один сбитый при десятках налетов и тоннах сброшенных бомб был каплей в море. В центре огненного апокалипсиса работал переместившийся в Золочев штаб командующего 6-й армией И.Н. Музыченко. Оценивая работу командования армии, не нужно забывать, в какой обстановке принимались решения. Самому И.Н. Музыченко тоже пришлось проделать путь по огненной дороге смерти из Золочева в Тарнополь при перемещении штаба армии.

В поисках стержня, идеи дальнейшего ведения боевых действий командование Юго-Западного фронта обратилось к простому и понятному всем, от генерала и солдата, символу — «старая граница». Не добившись решительных результатов в контрударах механизированными корпусами, руководство фронта стало искать спасения в переходе к пассивной стратегии. В воздухе витала мысль об отходе на старую границу. Вечером 30 июня отход на старую границу был санкционирован из Москвы, и в штабе Юго-Западного фронта вздохнули с облегчением.

Директива Ставки Верховного Главнокомандования за подписями Сталина, Жукова и Тимошенко гласила: [215]

«1. Противник после упорных боев овладел подвижными частями районом Дубно и стремится развить успех в восточном направлении.

Одновременно крупные силы противника сосредоточились в северо-восточной части Румынии, угрожая флангу Юго-Западного фронта. До мехкорпуса противника прорвалось в район Бобруйска.

2. Армии Западного фронта организуют оборону на рубеже укрепленных районов Полоцка, Минска, Мозыря. Граница с ним прежняя.

3. Войскам Юго-Западного и Южного фронтов отойти к 9 июля на рубеж укрепленных районов: Коростенского, Но-воград-Волынского, Шепетовского, Старо-Константиновско-го, Проскуровского и Каменец-Подольского, где, опираясь на УРы, организовать упорную оборону полевыми войсками с выделением в первую очередь артиллерийских противотанковых средств»{243}.

В 23.00 командование Юго-Западного фронта направило подчиненным ему войскам боевой приказ за № 0027. Вводная часть приказа практически буквально повторяла директиву Ставки ВГК. Далее детализировались задачи армий:

«5-й армии, продолжая во взаимодействии с 6-й армией ликвидацию прорыва на ровенском направлении, прочно закрепиться на укрепленном рубеже первой линии Новоград-Волынского УР. Правым крылом армии начать отход; на рубеж р. Случь выйти к утру 5.7.

6-й армии с 24 механизированным** к*орпусом**, 2 и*ст-ребительно-** п*ротиво** т*анковой** артиллерийской** бригадой** к утру 5.7 отойти на рубеж Острог, Лановцы, Волочиск, отход начать с наступлением темноты 2.7; промежуточный рубеж Острог, Кременец, Заложце, Покропивна выйти к утру 3.7; промежуточный рубеж Острог, Кременец, Вишневец, Збараж выйти к утру 4.7»{244}.

5-я армия усиливалась 196-й стрелковой дивизией 7-го стрелкового корпуса, командование 6-й армии получало в свое распоряжение 24-й механизированный корпус и 2-ю противотанковую бригаду.

26-я и 12-я армии имели аналогичную по содержанию и рубежам задачу. Отход обеих армий был назначен в ночь с 1 на 2 июля.

Фронтовые резервы предполагалось сосредоточить:

а) 8-й механизированный корпус — Проскуров к утру 3.7;

б) 4-й механизированный корпус — Бабин (30 км восточнее Старо-Константинова) к утру 4.7; [216]

в) 15-й механизированный корпус — Старо-Константинов к утру 4.7;

г) 49-й стрелковый корпус (190-я и 197-я стрелковые дивизии) — к вечеру 1 июля «занять и прочно оборонять укрепления Изяславского и Старо-Константиновского укрепленных районов, расположенных в районе Ляховицы, Базалия, Шарлаевка»{245}.

Если посмотреть на разграничительные линии, которые были указаны в приказе № 0027, то первое, что следует заметить, — это отсутствие в замысле отхода идеи сосредоточения войск на главном, решающем направлении. Одним из механизмов, позволяющим командованию фронта на практике осуществлять эту концентрацию, является перераспределение полос между армиями в зависимости от важности стоящих перед ними задач. Количество войск, которыми может эффективно руководить армейское управление, ограниченно. Соответственно армия на важном направлении может получить более узкую полосу, в которой плотно построятся ее соединения и части. Но ничего этого мы не увидим в решении командования Юго-Западного фронта. Армии должны были совершить обычное прямолинейное отступление с запада на восток. О левой границе полосы 5-й армии в документе четко написано: «Граница слева — прежняя». Между тем у армии М.И. Потапова и так была достаточно широкая полоса. Сохранение разграничительных линий также означало, что главный удар немцев по-прежнему приходился против стыка 5-й и 6-й армий. Стыки сами по себе являются слабым местом, и смещение полосы 6-й армии на север, полностью против острия немецкого танкового клина, выглядит более логичным. Объяснение такому пренебрежению механизмом нарезки полос может быть только одно — над штабом Юго-Западного фронта по-прежнему довлела угроза борьбы с перевернутым фронтом. Поэтому главной своей задачей М.П. Кирпонос и М.А. Пуркаев видели быстрый отход на линию старой границы во избежание попадания в окружение перед «линией Сталина». [217]

Существенным минусом было также отсутствие внимания к стыку 5-й и 6-й армий. И.Н. Музыченко получал в свое распоряжение 24-й механизированный корпус и 2-ю противотанковую бригаду, но не задействовал их на стыке с армией М.И. Потапова. Не в последнюю очередь потому, что никто не обратил внимания командарма-6 на этот стык.

Растерянность в умах руководства фронта порождала видимая бесполезность контрударов. Немцы, казалось, безнаказанно перемалывали попадавшиеся им на пути соединения. Они, словно паровой каток, неслись вперед, сметая все на своем пути. Для того чтобы решиться не строить перед острием танкового клина «заборчик» из стрелковых соединений, а давить на фланги, требовалась определенная сила воли. Вполне естественным человеческим желанием было убежать, скрыться от противника в бетонных коробках, знакомых большинству участников событий по службе в мирное время в 30-х годах.

Однако на укрепленные районы уже было нацелено острие немецкого танкового клина. Против него еще достаточно эффективно оборонялись группа М.Ф. Лукина и 19-й механизированный корпус с примкнувшей к нему у Дубно 228-й стрелковой дивизией. Немецкое командование признавало, что решительного успеха на этом направлении достигнуть не удалось:

«Ввиду сильных контратак противника, проводившихся при поддержке механизированных частей, 1 танковой группе не удалось форсировать главными силами р. Горынь и расширить созданные там тактические плацдармы»{246}.

Но 11 и 13 танковым дивизиям оставалось сделать всего лишь шаг, чтобы столкнуться с укреплениями на старой границе. Сдержать наступление на Шепетовку и Житомир было просто нечем. Резервы Юго-Западного фронта были сосредоточены южнее направления главного удара немцев фронтом на север. В ожидании поворота острия танкового клина на юг простаивали 199-я стрелковая дивизия, 24-й механизированный корпус и три противотанковые бригады. Мехкорпус был не самым сильным в округе, но по сравнению с потрепанными недельными боями соединениями выглядел неплохо. На 30 июня он насчитывал 28 440 человек. Вооружение соединения составляли 10 танков БТ-7, 168 танков Т-26 (из них 3 огнеметных, 3 двух-башенных с 37-мм пушкой, 40 двухбашенных пулеметных), 14 бронемашин БА-10, 486 грузовых, легковых и специальных автомашин, 5 мотоциклов. Артиллерийское вооружение корпуса составляли двадцать пять 45-мм противотанковых пушек, шестнадцать 37-мм зенитных пушек, восемь 76-мм полковых пушек образца 1927 г., двадцать восемь 152-мм гаубиц, двенадцать 76-мм пушек, пятнадцать 76-мм зенитных пушек, 11 зенитных пулеметов{247}. 40 танков Т-26 требовали ремонта. [218] Вместе с тремя противотанковыми бригадами стрелковая дивизия и механизированный корпус составляли сравнительно сильную группу, способную если не остановить, то затруднить продвижение одной-двух танковых дивизий немцев. Но вследствие неверной оценки планов противника руководством фронта 24-й мехкорпус, 199-я стрелковая дивизия, противотанковые бригады простаивали в ожидании события, которое так и не последовало, — отсекающего от старой границы удара на юг.

1 июля. Последний контрудар. На фоне общего отхода войск фронта 5-я армия нанесла контрудар по северному флангу немецкого наступления.

20-я танковая дивизия 9-го механизированного корпуса с утра 1 июля перешла в наступление с рубежа Клевань, Оржев и, отбросив части противника, к 15 часам 1 июля продвинулась на 10–12 км, овладела рубежом Белюв, Бронники. Дивизией было заявлено об уничтожении в этом бою до 1 тыс. человек противника, 10 танков, 2 артбатарей. Собственные потери при этом достигали до 200 человек убитыми и ранеными. Под ударом дивизии М.Е. Катукова оказалась 25 моторизованная дивизия немцев. Согласно данным генерал-майора Гейнца Гудериана (сына широко известного немецкого военачальника, в то время офицера штаба III армейского моторизованного корпуса), 20-я танковая дивизия действительно добилась внушительного результата. 2 батальон 35 полка 25 моторизованной дивизии немцев был окружен в районе селения Бронники. Потери батальона только убитыми составили 153 человека. Но в связи с общим отходом успех 20-й дивизии не получил развития. К исходу дня 1 июля дивизия по приказу командира 9-го мехкорпуса К. К. Рокоссовского отошла в исходное положение.

35-я танковая дивизия 9-го механизированного корпуса, наступая с южной опушки леса западнее Клевани, к исходу 1 июля овладела лесом у Жуковщины, продвинувшись примерно на 7 км. В ночь на 2 июля 35-я танковая дивизия по приказу командира 9-го мехкорпуса отошла в исходное положение. [219]

Наиболее сильный удар по флангу немецкого наступления был нанесен частями 22-го механизированного корпуса. К началу наступления корпус насчитывал 13 040 человек, 149 орудий калибра 45-мм (противотанковых и танковых), 42 полевых орудия разных калибров, 125 танков Т-26 (из них 19 огнеметных), 17 танков БТ-5–7, 15 танков КВ-2 и 22 бронемашины. По количеству людей и танков это примерно соответствовало одной танковой дивизии. Удар 22-го механизированного корпуса пришелся по разрыву между подвижными частями III армейского моторизованного корпуса, вышедшими на рубеж Горыни, и 298 пехотной дивизией у Луцка. Предназначенные для прикрытия этого участка пехотные соединения были задействованы на южном фланге немецкого наступления. 44 пехотная дивизия была вовлечена в уничтожение группы Н.К. Попеля у Дубно, 299 пехотная дивизия также была направлена на юг, и северный фланг немецкого танкового клина был прикрыт довольно жидкой завесой. Это обусловило сравнительно большой успех слабого в целом соединения.

1 июля стало боевым крещением 41-й танковой дивизии Петра Петровича Павлова. До этого дивизия уныло продиралась через леса и болота в районе Ковеля и постепенно раздергивалась командирами стрелковых частей. В первый день июля дивизия стала лидером контрудара 22-го мехкорпуса. Задачей соединения было наступление в направлении Долгошеи, Дубно. Начальник штаба дивизии вспоминает:

«Танков у нас было около ста пятидесяти, спешенных танкистов менее ста человек, 24 гаубицы, мотострелковый полк оставался в подчинении командира 15-го стрелкового корпуса. Минометов и противотанковых пушек мы не имели, а прикрытие с воздуха вели единственная зенитная батарея и четыре зенитно-пулеметные установки»{248}.

В этом бою были, по всей видимости, вместе с танками Т-26 применены тяжелые танки КВ-2. Разреженное построение немцев на северном фланге наступления не стало препятствием на пути соединения, и 41-я танковая дивизия продвинулась почти на 20 км. [220] К 22.00 1 июля советские танкисты вышли к рубежу Городница — Мошков (15 км севернее Дубно). Однако успех стоил дивизии потери свыше 200 человек убитыми и ранеными. К вечеру произошло два события, которые свели на нет все успехи дня. Во-первых, 41-я танковая дивизия получила приказ командира 22-го механизированного корпуса на отход. Приказ этот соответствовал боевому приказу № 08 командующего 5-й армией на отвод войск армии на линию Новоград-Волынского укрепленного района. В нем, в частности, говорилось:

«22-му механизированному корпусу с 1 на 2.7.41 г. отойти в район Подлужное, Берестовец, Костополь»{249}.

Во-вторых, немцы отреагировали на кризисную обстановку ударами с воздуха. Бомбардировки уничтожили мосты севернее Олыко и в течение нескольких часов получили возможность молотить дивизию на открытом пространстве южнее шоссе Луцк — Ровно даже после того, как соединение П.П. Павлова получило формальную возможность отойти назад и тем самым выйти из-под удара.

215-я моторизованная дивизия, следуя во втором эшелоне за 41-й танковой дивизией, в 11 часов 2 июля вышла на рубеж реки Путиловка (севернее Долгошеи), где и закрепилась, обеспечивая левый фланг и тыл 22-го механизированного корпуса. Соединение повторило все приключения 41-й танковой дивизии — разрушение мостов и отход под ударами авиации немцев. Дивизия понесла значительные потери.

Ветеран сражения у Войницы, 19-я танковая дивизия, наступавшая в направлении Покошув — Млынув, к утру 2 июля вышла на рубеж Калинова — Маслянка — Каролина, где вступила в бой с пехотой противника. К 11 часам 2 июля 19-я танковая дивизия, отбрасывая противника, вышла к рубежу Млынув — Озлинов, где, встретив усилившееся сопротивление противника, вела бой до второй половины 2 июля. Но 2 июля вместо ушедшей к Дубно 44 пехотной дивизии на выручку III моторизованному армейскому корпусу выдвинулась моторизованная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». В 14 часов 2 июля 19-я танковая дивизия неожиданно подверглась сильному удару ее частей в правый фланг и тыл с направления Острожца и вынуждена была с большими потерями отходить в исходное положение. Успех контрудара 22-го механизированного корпуса имел ограниченное значение. [221] Разрыв между танковыми и пехотными дивизиями вскоре был закрыт подтянутыми вдоль северного маршрута наступления танковой группы эсэсовцами.

Третий запланированный участник контрудара, 19-й механизированный корпус, 1 июля был скован оборонительным сражением на реке Горынь. 40-я танковая дивизия, представлявшая собой к тому времени скорее стрелковое, чем танковое соединение успешно отбивалась от передовых частей 14 танковой дивизии немцев. Один из успехов наших танкистов описан в ее истории:

«Частям 13 и 14 танковых дивизий удалось образовать предмостное укрепление. При этом 7 рота 103 моторизованного пехотного полка была блокирована и должна была после израсходования боеприпасов пробиваться сквозь окружение саперными лопатами»{250}.

Не менее успешно действовала 43-я танковая дивизия, потерявшая с 29 июня по 1 июля всего 19 танков, одну бронемашину, 9 автомашин, 2 122-мм орудия и 190 человек убитыми и ранеными. Под вопросом было также и развитие наступления 11 танковой дивизии немцев из Острога. Густав Шродек вспоминает:

«Мост через Вилию в Остроге так разрушен, что о проезде на нем танков не могло быть и речи»{251}.

Но вместе с тем на острие немецкого наступления к началу июля стали выдвигаться новые дивизии, и сдерживание их натиска на реке Горынь было уже проблематичным. 16 моторизованная пехотная дивизия вышла к населенному пункту Кунев на реке Вилия, а одна из ее боевых групп попыталась взять железнодорожный мост в 12 км севернее Острога.

В журнале боевых действий группы армий «Юг» эти бои были отражены записью:

«1-я танковая группа встретила у реки Горынь упорную оборону противника и подверглась сильным контратакам его танковых частей. В течение сегодняшнего дня ей также не удалось овладеть свободой оперативного маневра»{252}.

Однако бесконечно это продолжаться не могло. Усиление острия немецкого танкового клина неизбежно вызвало бы прорыв обороны советских войск на этом направлении.

Задачей 6-й армии, поставленной И.Н. Музыченко 1 июля, был отход на рубеж Изяславского и Старо-Константиновкого укрепленных районов. К тому времени войска 6-й армии наконец соединились с «глубинными» 36-м и 37-м стрелковыми корпусами. [222] Дивизии, сражавшиеся с превосходящими силами немцев у границы, были уже измотаны и практически не представляли собой боевой силы. Начальник штаба армии комбриг Н. Иванов оценивал свои старые соединения так:

«41-я стрелковая дивизия понесла значительные потери, требует пополнения *...** 159-я стрелковая дивизия потеряла свое командование, была дезорганизована авиацией и совершенно небоеспособна, *...** 97-я стрелковая дивизия понесла значительные потери, потеряла руководящий командный состав»{253}.

Поэтому вместо уплотнения боевых порядков армии вследствие выхода на рубеж обороны «глубинных» стрелковых корпусов произошла своего рода передача эстафеты арьергардных боев от одних дивизий к другим. Задача была сведена к предыдущей, вместо северного фаса львовского выступа фронт 6-й армии представлял собой дугу фронтом на северо-запад от Дубно до Золочева. Соотношение сил 6-й армии и преследующих ее армейских корпусов немцев не изменилось в лучшую сторону. Помимо нажима с запада, отходящей 6-й армии угрожали наступающие с севера пехотные дивизии, двигавшиеся ранее по следам 1 танковой группы. К этому моменту 6-й армии подчинялись две дивизии (140-я и 146-я) 36-го стрелкового корпуса, три дивизии (80, 139 и 141-я) 37-го стрелкового корпуса, остатки трех дивизий (41, 97 и 159-й) 6-го стрелкового корпуса, 3-я и 14-я кавалерийские дивизии, остатки 4-го и 15-го механизированных корпусов (формально подчиненные фронту). Итого шесть стрелковых дивизий (если считать две кавалерийские за одну стрелковую) и три малобоеспособные стрелковые дивизии на 150-километровый фронт. На одну дивизию приходилось свыше 20 км. Им противостояли 9, 297, 24, 295, 125, 71, 75, 57 пехотные дивизии, 9 танковая дивизия, 1 и 4 горно-стрелковые дивизии, 97 легкопехотная дивизия. Итого девять расчетных пехотных дивизий. Построить устойчивую оборону при таком соотношении сил и на подобном фронте было затруднительно. Только поддержка танковых войск позволяла избежать превращения отхода на старую границу в бегство. Дивизии 4-го и 15-го механизированных корпусов вели вместе с пехотой 6-й армии сдерживающие бои в районе Золочева. [223] Несмотря на то что формально 15-й механизированный корпус находился в резерве фронта, командир корпуса принял решение 10, 37 и 8-й танковыми дивизиями прикрывать отход пехоты в восточном направлении. 141-я стрелковая дивизия совместно с 10-й и 37-й танковыми дивизиями защищали с севера Золочевское шоссе, не позволяя немцам перерезать магистраль Золочев — Тарнополь, по которой осуществлялся отход стрелковых и танковых соединений от Львова. Общим действием был отход по шоссе Сасов — Колтув, перемежавшийся контратаками наседавшего противника. 212-я моторизованная дивизия выполняла важнейшую задачу обороны с севера тылов корпуса в районе Олеюв, в 10–20 км восточнее главных сил корпуса. К концу дня танковые дивизии 15-го мехкорпуса благополучно соединились с моторизованной дивизией в районе Гукаловице — Олеюв. Но в аду отступающих колонн, пылающих автомашин и повозок 15-й механизированный корпус терял своих командиров. В бою с прорвавшейся пехотой и танками противника попал в плен командир 212-и моторизованной дивизии генерал-майор С.В. Баранов и пропал без вести начальник штаба дивизии полковник Першаков. Не возвратился также командир 74-го танкового полка 37-й танковой дивизии майор Гамбург с частью боевых машин полка. Но главная задача была выполнена, наседавшим с севера немцам не удалось перерезать забитое отходящими войсками шоссе на Тарнополь. Оно лежало в 10–15 км южнее занимаемого 15-м мехкорпусом рубежа. Фактически 15-й механизированный корпус занимал полосу обороны на северном фланге 6-й армии.

Получив у Золочева поддержку стрелковых и механизированных соединений, 6-я армия вместе с тем рассталась со старым знакомцем, 4-м механизированным корпусом A.A. Власова. 32-я и 8-я танковые дивизии корпуса 1 июля находились на марше в резерве фронта. Вместо танкистов этих двух дивизий командующий 6-й армией был вынужден использовать конников 3-й кавалерийской дивизии, которые с утра заняли место в центре построения армии. 37-й стрелковый корпус получил в качестве средства усиления 2-ю противотанковую артиллерийскую бригаду с 85-мм зенитными орудиями. Однако уход 4-го механизированного корпуса был замечен немцами не сразу:

«Темпы преследования войсками 17-й армии 1 июля также не полностью соответствовали планам командования группы армий. [224] В результате наблюдений командированных на фронт офицеров штаба группы армий и особенно бесед, проведенных начальником инженерных войск, генерал-майором фон Маевски с командирами частей, возникло мнение, что причиной замедления темпов преследования являлся недостаток тяжелых противотанковых средств, прежде всего 88-мм зенитных пушек для поражения тяжелых танков противника»{254}.

Как мы видим, постфактум командование группы армий отдавало должное роли 4-го механизированного корпуса в относительно успешном ведении боевых действий советской 6-й армией.

Пока вне жестоких боев оставались 26-я и 12-я армии, находившиеся на южном фланге Юго-Западного фронта. Оперативная сводка штаба 26-й армии от 1 июля оценивала происходящее во вполне спокойном тоне:

«Противник небольшими пешими и конными группами неотступно следует за нашими частями»{255}.

Противостояли двум стрелковым и одной горно-стрелковой дивизиям армии Ф.Я. Костенко части 257 пехотной дивизии, 100 и 101 легкопехотных дивизий немцев. 12-я армия также отходила без особых приключений, поскольку до 30 июня противник активности в полосе ее обороны не проявлял.

1 июля командование Юго-Западного фронта получило из Москвы еще одно неприятное известие. Директива Ставки ВГК № 00124 выводила с территории Украины 19-ю армию И.С. Конева, прибывшую с Северного Кавказа и из Харьковского военного округа. Она гласила:

«Войска 19-й армии подготовить и отправить по жел. дороге в новый район. Готовность погрузки 18.00 1.07.1941 г.»{256}.

До этого 19-я армия, подчиняясь директиве Ставки № 0060, занимала оборону в районе Киева. Вывод 19-й армии из Киевского укрепрайона означал, что М.П. Кмрпонос и М.А. Пуркаев лишались последней страховки, которая позволяла парировать возможные критические ситуации. Также были ослаблены силы 7-го стрелкового корпуса, который направлялся в Шепетовку. Согласно директиве Г.К. Жукова, 147-я и 227-я стрелковые дивизии, спланированные перевозкой до Шепетовки, были повернуты на станции Жмеринка и включены в состав Южного фронта. [225] Тем самым из состава Юго-Западного фронта изымалась 227-я стрелковая дивизия, направленная в распоряжение М.П. Кир-поноса из Харьковского военного округа, и 147-я стрелковая дивизия 7-го стрелкового корпуса. В 7-м стрелковом корпусе оставлялись 196-я и 206-я стрелковые дивизии, перевозка которых в направлении Шепетовки продолжилась.

Теперь командованию Юго-Западного фронта нужно было рассчитывать только на собственные силы. Защищать Киев, уклоняться от «клещей» 6 и 11 армий немцев — все это теперь предстояло делать теми силами, которые в массе своей уже были вовлечены в бои.

День 1 июля дал усталым, отчаявшимся людям надежду. У месящих раскисшие после дождей дороги пехотинцев теперь была простая и понятная каждому цель, ставшая путеводной звездой на ближайшие несколько дней. Обаяние старой крепости с высокими стенами, за которыми можно спрятаться от наседающего противника, овладело людьми и дало им силы. В течение 5–6 суток им предстояло пройти около 100–200 км. Некоторым дивизиям 5-й и 12-й армий, которые не так давно спешно выдвигались к границе, теперь предстояло маршировать назад свыше 250 км.

Образование Южного фронта. Первое упоминание о планах образования на территории Украины и Молдавии еще одного фронта относится к последнему предвоенному дню. 21 июня Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение образовать Южный фронт. Сделано это было с целью упрощения управления войсками, растянутыми вдоль границ Киевского особого и Одесского военных округов. Формирование управления поручалось штабу Московского военного округа. Командующему войсками округа генералу армии И.В. Тюленеву, на которого возлагалось командование фронтом, об этом решении стало известно ранним утром 22 июня. 24 июня управление фронта прибыло в Винницу, где по указанию Ставки развернуло командный пункт. Его размещение в этом районе (в полосе Юго-Западного фронта) затрудняло связь с войсками и было вызвано тем, что здесь еще в 1939–1940 гг. был оборудован фронтовой пункт управления. Но инфраструктура связи еще не была развернута. Как вспоминал И.В. Тюленев,

«пришлось мобилизовать местные средства и с их помощью устанавливать связь с войсками, на что терялись драгоценные часы»{257}. [226]

По директиве Ставки ГК № 20466 в состав фронта с 00 ч. 05 м. 25 июня вошли 9-я и 18-я армии и непосредственно подчинявшиеся командованию фронта 9-й особый (дислоцировавшийся в Крыму), 55-й и 7-й стрелковые корпуса и отдельные части. Штабу 9-й армии были подчинены 35-й стрелковый корпус (30-я горно-стрелковая, 95-я, 176-я стрелковые дивизии), 14-й стрелковый корпус (25-я и 51-я стрелковые дивизии), 48-й стрелковый корпус (74-я и 150-я стрелковые дивизии), 2-й механизированный корпус (11-я, 16-я танковые, 15-я моторизованная дивизии), 18-й механизированный корпус (44-я, 47-я танковые, 218-я моторизованная дивизии), 2-й кавалерийский корпус (5-я и 9-я кавалерийские дивизии). Управление 18-й армии (командующий генерал-лейтенант А.К. Смирнов) создавалось на базе штаба Харьковского военного округа с включением в состав армии 17-го стрелкового (96-я, 60-я горнострелковые, 164-я стрелковая дивизия) и 16-го механизированного корпусов Юго-Западного фронта. Штаб армии только 26 июня прибыл на место, развернул КП и на следующий день приступил к управлению соединениями. Военно-воздушные силы фронта состояли из пяти авиационных дивизий, которые входили в состав армий. Это 64-я авиационная дивизия и 45-я смешанная авиационная дивизия (без 161-го истребительного авиационного полка) 18-й армии, 20-я, 21-я смешанные и 7-я авиационные дивизии 9-й армии. В распоряжении фронта оставались лишь 88-й, 131-й истребительный и 137-й разведывательный авиаполки.