Смерть Сократа. Художник Ж. Л. Давид, 1787

Действительно, смерть – не зло, ибо если она есть полное уничтожение человека, то это было бы для Сократа только приобретением, а если она есть, как говорят, переход в Аид, то и это для него приобретение, ибо он найдет там праведных судей, а не тех, которые его сейчас осудили; он будет общаться с такими же, как он, несправедливо осужденными; он будет проводить там жизнь, исследуя добродетель и мудрость людей. И наконец, он будет уже окончательно бессмертен. Поэтому и его сторонники тоже пусть не боятся смерти.

Что же касается обвинителей, то Сократ просит их наказывать его детей (если они будут иметь слишком высокое мнение о себе и отличаться корыстолюбием), принимая такие же меры, какие сам Сократ принимал в отношении своих обвинителей, т.е. меры убеждения.

Сократ идет на смерть, а его обвинители будут жить, но не ясно, что из этого лучше и что хуже.

Художественная и логическая оценка речей Сократа в передаче платоновской «Апологии»

Выдающийся русский исследователь античности А. Ф. Лосев в одной из своих заметок даёт общую оценку содержания «Апологии Сократа», оговариваясь, что в ней необходимо выделять, с одной стороны, художественную, а, с другой, логическую сторону.

Лосев считает, что в художественном отношении написанная Платоном «Апология», несомненно, заслуживает высокой оценки. Перед нами предстает образ величавого и непреклонного мыслителя, осужденного на смерть из-за обвинений, которые нельзя назвать иначе как жалкими. Речи обвинителей Сократа на суде до нас не дошли. Но ясно, что обвинения эти состояли только из общих фраз. Если бы два главных обвинения, предъявленные Сократу, – в развращении молодежи и в безбожии – были хотя бы в какой-то мере конкретными и опирающимися на факты, в речи Сократа, несомненно, была бы сокрушительная критика такого рода обвинений.

Лосев обращает внимание на силу озлобления, которое вызывал в своих некритически мыслящих согражданах Сократ постоянный критик и разоблачитель лицемерия и лжи. Разъярённые афинские демократы предпочли разделаться с ним физически, а не отвечать на его критику разумными доводами.

Алексей Фёдорович Лосев (1893-1988)

Лосев отмечает также в «Апологии» Платона несколько необычный для традиционного образа Сократа гордый и самоуверенный тон его выступления. Если исходить из того, как рисуют Сократа Ксенофонт, сам Платон в других произведениях, да и вообще вся античная традиция, – это был мягкий и обходительный человек, иной раз, может быть, несколько юродствующий, всегда ироничный и насмешливый, но зато всегда добродушнейший и скромнейший. Совсем другое мы видим в платоновской «Апологии». Хотя Сократ здесь и заявляет, что он ничего не знает, ведет он себя, однако, как человек, прекрасно знающий, что такое философия, как человек, уверенный в невежестве и моральной низкопробности своих судей, даже как человек, достаточно гордый и самоуверенный, который не прочь несколько бравировать своей философской свободой, своим бесстрашием перед судом и обществом и своей уверенностью в наличии у него особого вещего голоса его гения, всегда отвращающего его от недостойных поступков.

Учитывая эту самоуверенность Сократа в платоновской «Апологии», некоторые исследователи в прошлом даже сомневались в подлинности этого произведения.

Однако в настоящее время подлинность «Апологии» едва ли кем-нибудь серьезно отрицается. Самоуверенный же тон Сократа в этом сочинении Платона вполне объясним официальной обстановкой суда, где ему пришлось волей-неволей защищаться. В такой обстановке Сократу никогда не приходилось выступать, почему для него и оказалось необходимым сменить свое обычное добродушие и благожелательность на более твердый тон.

Что же касается чисто логического аспекта «Апологии», то здесь, по мнению Лосева, Платон (и сам Сократ, чьи речи передаёт его ученик?) далеко не везде на высоте. Хотя это понятно. Ужас изображаемой у Платона катастрофы не давал Сократу возможности особенно следить за логикой своей аргументации.

Так, у Сократа одним из основных аргументов против какого-либо утверждения часто выступает в «Апологии» только отрицание этого последнего. Обвинители Сократа утверждали, что он занимается натурфилософией. Сократ же говорит, что он ею не занимался. Это едва ли можно считать логическим аргументом, поскольку простое отрицание факта еще не есть доказательство его отсутствия. Толкование своей мудрости как знания самого факта отсутствия всякого знания тоже носит в содержании платоновской «Апологии» скорее констатирующий, чем аргументирующий, характер. В ответ на обвинение в развращении молодежи платоновский Сократ довольно беспомощно говорит своим обвинителям: а сами вы никого не развращали? Это, конечно, тоже не логическая аргументация, а скорее чисто жизненная реакция.

Далее Сократ у Платона утверждает, что он никогда не занимался общественными делами. Но тут же неоднократно и настойчиво утверждает, что всегда боролся и будет бороться с несправедливостью, выступая в защиту справедливости. Значит, его философия оказывается борьбой за общественное благо и за устои государства.

По убеждению А. Ф. Лосева, ни философия Сократа, ни ее оригинальный и острый вопросо-ответный метод в «Апологии» Платона почти никак не представлены, за исключением некоторых мест, где Сократ мысленно как бы вступает в разговор с Мелетом (фрагменты 24d – 27е). Часто употребляются обыденные термины вроде «бог», «добро», «добродетель», «зло», «порок», «мудрость» и т. д., однако философского разъяснения их не дается. Высказывания Сократа о загробном мире не лишены в «Апологии» некоторого скептицизма (см. фрагменты 40с, 40е), что противоречит заявляемой им же твердой уверенности в своем благополучии за гробом.

Однако Лосев признаёт, что все эти подробности содержания «Апологии» нисколько не роняют образа величавого и самоотверженного служителя истины – Сократа, каким он был фактически и каким хотел обрисовать его Платон. Жизненная мощь такого образа ломает чисто логическую аргументацию и получает огромное философское и моральное значение для всякого непредубежденного исследователя античной философии.