ГЛАВА 26. Я люблю его. Я люблю его, и он любит меня

ТАЛИЯ

Я люблю его. Я люблю его, и он любит меня. Во всяком случае, он так сказал. Этого достаточно для Мальволии?

Должно быть достаточно. Мир вокруг меня не состоит из прекрасных холостяков, умирающих от желания жениться на трехсотшестнадцатилетней принцессе. Джек — тот, кто мне нужен и кого я люблю.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я ему, ничуть не покривив душой.

Должно быть, этого хватило, ибо своим поцелуем Джек вторично меня оживил. Я поняла, в чем смысл слов Мальволии, когда она сказала: «Идем со мной».

— Идем со мной, принцесса.

Ее голос был ласковым, баюкающим, как спокойное море. Такое море я часто видела из окон замка.

— Идем со мной.

Мне почти хотелось пойти с ней.

Одновременно я чувствовала, как мое тело распадается. Одна часть его... наверное, душа... двигалась впереди, прямо в середину водяной линии. И дальше, вглубь, вниз, вниз... пока я не оказалась в Эфразии. Надо мной нависла Мальволия с веретеном в руке.

— Ты убьешь меня? — спросила я.

Я не испытывала страха. Мое тело был легким и парящим в воздухе, словно я приняла опийные капли. Я просто хотела знать.

— Нет, принцесса.

Голос ведьмы оставался прежним, однако я чувствовала фальшь ее улыбки. Губы пытались выразить одни чувства, тогда как глаза говорили о других. И глаза говорили правду. Жестокую правду.

— Нет, принцесса, — повторила она. — Пока не убью.

В тот момент Джек меня поцеловал, и я проснулась под его слова о любви. Он вторично спас мне жизнь.

Но даже когда Джек говорил мне о любви, в отдалении продолжал звучать голос Мальволии, зовущей меня вернуться.

ГЛАВА 27

ДЖЕК

Мы с Талией еще несколько часов бродили по саду «Фейрчайлд». Мы смотрели на растения и целовались. За несколько лет я успел забыть, как здесь здорово. Я почерпнул кое-какие идеи для своего садового проекта. Я все-таки рассказал Талии о нем, и теперь ей не терпелось увидеть проект готовым.

Талия надеялась, что больше не столкнется с Мальволией. Я тоже на это надеялся. Ведь теперь, когда я сказал ей о своей любви, ее должна перестать мучить вина. Это был поцелуй настоящей любви. Мне так хотелось, чтобы у нее поскорее исчезли все страхи. Никакая ведьма не заберет ее в Эфразию.

— Но она выглядела совсем настоящей, — настаивала Талия. — Она даже размахивала веретеном.

— Все кончилось.

— А потом я попала в ее хижину.

— В ее хижину?

— Да. Я тебе уже рассказывала. Крестьянский дом на самом высоком холме Эфразии.

Я гладил руку Талии.

— Это был всего лишь сон. Может, галлюцинация. Ты никуда не исчезала.

— Хотелось бы надеяться.

По дороге домой мы продолжали целоваться. Наше счастье омрачалось необходимостью что-то решить с жильем для Талии, когда закончится эта неделя. Ничего не придумав, мы решили отложить поиски решения на завтра. Я знал, что отец вернется поздно, а мама с Мерилл отправились по магазинам. Мы купили пиццу, поели и уселись смотреть телевизор.

Все шло замечательно, пока не начался выпуск вечерних новостей. Диктор что-то говорил об отце, разыскивающем пропавшую дочь. Такие случаи происходят каждый день, и я пропустил эту новость мимо ушей. Потом мы услышали, что в последний раз его дочь видели вместе с каким-то американским парнем. А потом...

— Отец! — вскрикнула Талия.

Я повернулся к экрану. Это был король, ее отец. Он стоял на перекрестке улиц, в своем королевском облачении и с короной на голове. В руках он держал портрет красивой светловолосой девушки.

Портрет Талии.

Бегущая строка внизу экрана сообщала: ТАК ВЫГЛЯДИТ ПРОПАВШАЯ ДЕВУШКА.

Талия буквально окаменела. Она не сводила глаз с экрана. Затем приблизилась к телевизору вплотную, будто забыла разницу между изображением на экране и реальностью.

— Отец, — прошептала она и всхлипнула.

— Может, все не так уж и плохо, — сказал я, чтобы ее успокоить.

Но в глубине души я понимал: события приняли скверный оборот. Камера вновь показала короля. Вид у него был изможденный, а лицо — измученное. Он выглядел гораздо хуже, чем в тот вечер, когда мужественно жевал жесткого павлина.

— Сколько времени прошло с момента исчезновения девушки? — спросил репортер.

— Она не просто девушка. Она — принцесса, единственная наследница эфразийского трона.

— Значит, принцесса, — усмехнулся репортер. — Из Эфразии.

— Они не верят отцу, — чуть не плача, прошептала Талия. — Считают его сумасшедшим.

— Моя дочь исчезла несколько дней назад. Почти неделю, — сказал король.

— Может, между вами произошла ссора? — допытывался телевизионщик. — Ну как это принцесса могла убежать?

Над головой короля замелькал номер бесплатной линии, по которой могли звонить те, кто располагал какими-либо сведениями о принцессе.

— Да, мы поссорились, — признался король. — Можете считать, что так. Но моя Талия никогда бы не убежала. Она жила в счастливом неведении, ничего не зная о большом мире. Самостоятельно она ни за что бы не покинула родной замок. Она бы... она бы...

Мне показалось: король вот-вот расплачется.

— Она была светом моей жизни! — продолжал он. — Светом жизни каждого из нас. Но что сейчас об этом говорить? Если ее похитили или случилось нечто худшее, я даже не знаю, что мне делать.

— Вы подозреваете, что она стала жертвой преступного сговора? — спросил репортер.

— Не знаю, — горько вздохнул король. — Возможно. У нас появился некий молодой человек.

— Ну вот! Он считает, что я тебя похитил!

Талия не отвечала. Выпуск новостей продолжался. Ведущий рассказывал о странном поведении лесов на бельгийской границе. Взгляд Талии был устремлен на экран, но едва ли она видела то, что там показывали.

— Талия, все нормально. Мы исправим положение.

— Нормально? Все совсем наоборот! Пока я резвилась в Америке, мои родители, потерявшие все, решили, что потеряли и меня. А я забыла о них, Джек! Я развлекалась на вечеринке, пила пиво. Мои родители впали в такое отчаяние, что отец... Представляешь, он в жизни не видел ни машины, ни автобуса, не говоря уже о телевизионной камере... Я не представляю, как он добрался до Бельгии, разыскал там место, откуда ведут передачи. И все в надежде найти меня, свою любимую дочь. Свет его жизни.

После ее слов у меня уже язык не поворачивался говорить пустые успокоительные слова.

— Мы должны позвонить, — сказала Талия.

— Что?

Я сразу же вспомнил слова репортера о преступном сговоре. Я-то знал, что не похищал Талию, но меня запросто могли выставить похитителем.

— Мы должны позвонить. Мой отец страдает.

— Подожди!

Я представил, как Талия первым же рейсом улетит в Европу и я ее больше не увижу.

— Понимаю. Ты права. Ты должна им позвонить.

— Я вела себя как беспечная, эгоистичная девчонка.

Талия взялась за телефонную трубку.

— Ты совсем не эгоистичная. Ты увидела выпуск новостей и сразу же решила откликнуться. Но разве нельзя подождать до утра?

— До утра?

— Конечно. Сейчас в Бельгии глубокая ночь. Вряд ли тележурналисты работают круглосуточно. И потом, это был не прямой репортаж, а запись. И еще: я все-таки немного беспокоюсь, что меня могут обвинить в похищении тебя.

— Какая глупость. Я им скажу, что ты меня не похищал.

— Тебе могут не поверить. Они подумают, что у тебя...

Я пытался вспомнить термин, который однажды слышал по телевизору. Там говорилось, что иногда жертвы влюбляются в своих похитителей.

— Вспомнил. Это называется «стокгольмский синдром»[39].

— Это нелепо. Я никогда не была в Стокгольме.

Я понял, что в ее состоянии вряд ли смогу ей что-либо объяснить.

— Ты ведь помнишь: однажды твой отец уже бросил меня в тюрьму. Тогда он меня неправильно понял. Где гарантия, что теперь поймет правильно? Ну почему бы нам не подождать до утра, когда вернется мой отец?

Возможно, Мерилл все-таки была права. Родители часто выручали меня из разных передряг. Я не говорю, что они — ангелы. Иногда я был готов бежать от них без оглядки. Но других родителей у меня нет, и мне очень не хотелось разбираться с возникшей проблемой одному.

— Пойми, Талия. Я не отговариваю тебя. Тебе нужно обязательно сообщить о себе. Это правильно. Я просто... я просто хочу, чтобы вернулся мой отец.

— Хорошо. Подождем до завтра, — не слишком уверенно сказала Талия.