Глава 19. Чанёль не знал, сколько прошло времени

Чанёль не знал, сколько прошло времени. Выгружали его из фургона в сумерках. И ругались во весь голос, обнаружив надорванный мешок и неподвижного заложника.

― Совсем оборзел! Выжрал " касабланку" прямо из мешка...

― С ума сойти. Передоз?

― Не знаю... ― Чанёлю сдвинули повязку и посветили фонариком в глаза, потом повязку вернули на место и порылись у него в карманах. ― Вот чёрт, бета. Передоз или нет, но это нормальная реакция ― он в трансе.

― И чего с ним делать-то теперь?

― Ничего. Ждать, пока очухается. Но может и не очухаться. Тем лучше, точно не сбежит в таком виде. Ну-ка, подняли и понесли.

― Куда его хоть?

― В подвал, куда ещё? Пусть отлёживается под замком. Тьфу, пропасть, одни кости вроде, а тяжёлый какой...

― На кой его вообще взяли с собой? Шлёпнули бы тихо ― и все дела.

― Не вякай. Просто делай то, что говорят. Целее будешь. Понесли.

― Пуп бы не надорвать...

Чанёль не ощутил ни подъёма, ни путешествия в подвал. Повязка на глазах делала зрение бесполезным, а из прочего верно служили ему только слух и разум. А ещё он думал уже не о том, как круто влип, а о том, что подвёл Бэкхёна.

Свой первый день в полиции он помнил отчётливо и в деталях. Сначала вломился не туда, куда надо, помог вернуть " браслеты" на больно шустрого задержанного, потом плутал по зданию и искал кабинет детектива Бёна. Нашёл с огромным трудом, потому что табличка в тот день отвалилась, возле двери торчали рабочие и приделывали её обратно. Вот он и нашёл нужный кабинет тогда лишь, когда они закончили. И в тот день табличка первый и последний раз висела на двери так, как положено. На следующий день она вновь держалась на одной сопле.

Другие полицейские постоянно шутили по этому поводу. Дескать, у старшего детектива Бёна дверь и кабинет заколдованные. На двери никакие таблички не держались никогда, а в кабинете вечно царил погром, сколько бы там ни наводили чистоту и порядок. Наводить порядок Чанёль не пробовал ― его и так всё устраивало, а вот с табличкой мучился почти каждый день ― она не держалась. Он всё перепробовал ― ничто не помогало. Табличка желала висеть на одном болте, других положений она не признавала.

Ввалившись в кабинет впервые, Чанёль напряжённо искал взглядом детектива, но полюбовался лишь на торчавшую из-за бумаг макушку. Пока они утрясали детали стажировки, Бэкхён звучал солидно. И Чанёль без труда придерживался официального стиля общения. Но стоило Бэкхёну появиться из-за завала... И всё. Он напомнил Чанёлю кинозвезду, эдакого картинного детектива, рвущего шаблоны. Пытающегося рвать шаблоны, так точнее.

Чанёль тогда загрустил, нарисовав в воображении печальную картину будущей стажировки. Он не мог поверить, что этот вот артистичный и ― в определённой степени ― манерный молодой полицейский в состоянии расследовать хотя бы банальное преступление на бытовой основе. Вопреки его ожиданиям Бэкхён исправно сдавал завершённые дела. И сдавал чаще, чем кто-либо ещё в отделе. Более того, несмотря на насмешки и подтрунивания, коллеги явно уважали его и не стеснялись приходить за советом.

К сожалению, Чанёль поздновато отметил все эти детали ― на третий день стажировки. А за первые два дня он точно низко пал в глазах Бэкхёна, потому что относился как к гламурному чуду, был предвзятым и забыл об официальном стиле. А ещё он постоянно терял удостоверение, чем доводил Бэкхёна до белого каления. Ещё чуть позднее всплыли ножи. Чанёль и раньше на них натыкался ― они были повсюду в кабинете Бэкхёна, но он решил, что это орудия преступлений или вещественные доказательства. Ну в таком-то количестве чем ещё это могло быть? Ан нет. И когда Бэкхён небрежно повертел один из ножиков на ладони и так, и эдак, и с подвыподвертом, и с подбрасыванием, мир Чанёля рухнул в одночасье, как хлипкий карточный домик от слабого дуновения ветра.

Чанёль просто проснулся на следующий день и понял, что влюбился в своего непосредственного начальника. Так влюбился, что не пошёл на работу. И не ходил целых два часа, потому что надо было осмыслить произошедшее и как-то жить с этим дальше. Не то чтобы это называлось катастрофой, но Чанёль с детства представлял себе всяких умопомрачительных альф или омег. Постепенно его симпатии всё больше сдвигались к омегам. До Кая, который Ким Чонин, но лучше Кай. Только Кай случился с Чанёлем слишком поздно ― Чанёль успел разочароваться в альфах. Если быть честным, то не столько в альфах, сколько в своём восприятии их, а потом ещё и влюбился в Бэкхёна. Бэкхён носил на удостоверении отметку " бета" и явно испытывал от этого удовольствие, и думать не думал о том, каким потрясением для Чанёля стал факт влюблённости в бету.

Чанёль убил два часа на примирение себя с реальностью, возлюбил в Бэкхёне бету и поспешил на работу, чтобы получить нагоняй от этого самого Бэкхёна за опоздание. В общем-то, это закрепило эффект от примирения с реальностью ещё лучше. Ну а встреча с Каем стала знаком судьбы. То есть, Чанёль так решил. Хотя нынешнее положение дел, разумеется, вызывало сомнения. Кто знает, увидит ли Чанёль Бэкхёна ещё хоть раз в этой жизни?

Воображение немедленно услужливо подсунуло картину, как он героически испускает дух на руках у Бэкхёна, а тот гордится им, горько и безудержно рыдая в процессе. И потом будет безутешен и верен Чанёлю до самой своей смерти, после которой они воссоединятся, например, в раю и останутся вместе навеки.

Наверное, это всё " касабланка". Чанёль отвесил бы себе самому подзатыльник, если б мог, чтобы обуздать расшалившееся воображение. Испускать дух на руках Бэкхёна ― даже героически ― хотелось намного меньше, чем начать встречаться с ним прямо сейчас. С другой стороны, Бэкхён обожал всякие театральные эффекты, так что ему героическое испускание духа точно запомнилось бы надолго.

В эту самую минуту Бэкхён совершенно не собирался думать об испускающем дух Чанёле. В его представлении Чанёлю полагалось выжить, вернуться и продолжить выполнять свои обязанности стажёра. Поэтому Бэкхён с азартом вытрясал душу из сотрудника архива и пытался выяснить, кому принадлежал один конкретный голубой " бланк".

― Повторите данные, детектив.

― " Бланк", 7425, мод " Сингер". Голубого цвета, ― терпеливо озвучил запрос во второй раз Бэкхён.

Оператор архива постучал по клавишам и принялся просматривать результаты. Бэкхён положил локти на высокую подставку у окошка оператора и почти повис на ней. Он раскрыл блокнот и повертел ручку, перехватывая её пальцами так, словно это был нож.

― Детектив, у вас есть веские причины для получения регистрационных данных? ― внезапно уточнил оператор.

― А в чём дело?

― Машина не числится в общей базе данных. Либо номер аннулирован, либо машина числится в защищённой базе. Защищённую базу я могу проверить для вас только после заполнения вот этого бланка с указанием убедительный причины... ― Оператор придвинул к Бэкхёну узкий бланк. Пришлось написать там марку и модель с номером, а также указать номер дела, над которым работал Бэкхён. И он не поленился приписать в причину " похищение полицейского". Увидев эту строчку, оператор нахмурился, сразу же кивнул, поставил размашистую подпись и взялся за поиск информации в защищённых базах данных.

Бэкхён воздержался от комментариев. Он знал, какова будет реакция на фразу " похищение полицейского". По сути, полиция всегда попадала меж управляющими учреждениями и " Интернационалом", оказывалась словно между молотом и наковальней. И в полиции предпочитали видеть бет ― они более надёжны в области поддержания порядка и здравомыслия, чем омеги или альфы. Раньше к бетам относились с презрением и считали чуть ли не " пушечным мясом", сейчас же ситуация несколько изменилась, но до конца не исправилась. Сейчас стало проще и лучше, но в полиции по-прежнему большую часть сотрудников составляли беты. Часть руководства ― альфы, в основном лояльные альфы, хотя водились и мерзкие типчики. Омеги попадались в отделе экспертов, совсем чуть. Тем не менее, полиция всё так же воспринималась всеми как структура, поддерживающая бет. И как структура, выполняющая решения, принимаемые парламентом, то есть, омегами. Если парламент и армия ― или " Интернационал" ― начинали собачиться, шишки летели в полицию с обеих сторон, поскольку полиция не имела права голоса в таких ситуациях. Полиция могла лишь поддерживать порядок и шаткое равновесие. Поддерживать так, как получится. И ещё выполняла волю " Интернационала" в обязательном порядке, если эта самая воля получала статус " международный стандарт" или " общая директива". И только выполнение такой вот воли позволяло полиции стать на голову выше и альф, и омег, потому что стандарты и директивы " Интернационала" мог отменить или запретить сам " Интернационал" ― и никто больше.

Похищение, исчезновение или убийство полицейского немедленно вызывали резонанс в полиции. Расследование таких дел становилось приоритетным по умолчанию, потому что полицейский всегда мог рассчитывать только на своих коллег и только на их помощь. И сейчас строка " похищение полицейского" в бланке запроса превращалась в дело чести для каждого сотрудника полиции. А приписка в скобках " стажёр" придавала трагичный оттенок этой ситуации, поскольку бывалые сотрудники воспринимали стажёров как маленьких детей. А у бет дети ― собственные ― случаются не так часто, отсюда и своеобразное отношение.

Ведь этот молодняк ― детишки ― ещё ничего толком не знает ни о полицейских порядках, ни о подлинной ситуации, не видит тех трудностей, с которыми предстоит столкнуться в скором времени, да ещё и проходит своеобразный тест на профпригодность, из-за чего многим стажёрам кажется, что они никому в полиции вовсе не нужны. Логично предположить, что такой " ребёнок", будучи похищенным, впадёт в отчаяние и запаникует, а это вредно для нервов и рассудка. И, чего уж скрывать, чаще всего стажёры в сходных случаях погибали. Те же, кому посчастливилось спастись, никогда больше в полицию не возвращались ― искали другую работу.

― Ох уж эти стажёры... ― тихо пробормотал оператор, роясь в данных. ― Один мне тут неделю назад не мог своё удостоверение найти, так от руки пытался копию нарисовать, чудо такое...

― И звали его Пак Чанёль, ― со вздохом добавил Бэкхён, потому что только Чанёлю могла прийти в голову мысль нарисовать на листочке копию своего удостоверения, сунутого в очередной раз чёрт знает куда. ― Его и ищем.

Оператор стиснул зубы и коротко кивнул.

Бэкхён в мыслях прикинул возрастное соотношение и пришёл к выводу, что у оператора мог быть сын примерно того же возраста, что и Чанёль. Значит, найдёт данные на " бланк" ― из-под земли достанет, если потребуется. И отдаст Бэкхёну, даже если там будет туча пометок " разглашение запрещено". Нужно всего лишь запастись капелькой терпения. А потом Бэкхён разведает ситуацию и отыщет причину для получения ордера ― придумает, если не будет иного выхода. И вытрясет ордер из прокурора ― зубами вырвет или ножиком вырежет.

Оператор положил перед Бэкхёном распечатку с результатами.

― Вот. Любопытно.

― Ещё бы. Спасибо. ― Бэкхён смахнул бумагу со стойки, кивнул оператору и поспешил на стоянку, чтобы изучить данные в одиночестве в уютном салоне машины Чанёля.

Итак, " бланк" прикупили пять лет назад. Никаких грехов за водителем и самой машиной не числилось ― поразительная законопослушность. Однако владельцем " бланка" был мелкий чиновник из министерства здравоохранения. Отсюда проистекал вполне резонный вопрос: какого ж тогда чёрта " бланк" проходил по защищённой базе? Даже автомобили чиновников среднего звена вносились в общие базы данных, что уж о всякой мелочи говорить? Тем более ― здравоохранение. Это шутка такая?

Бэкхён проверил данные на водителя и убедился, что тот чист и действительно мелок. Стало быть, ни одной очевидной причины для внесения в защищённую базу нет. Но он был именно там. А раз он там был, значит, это кому-то нужно.

Кай предупреждал, что у преступников есть доступ к информации, которой владела полиция. И они умеют хорошо под полицию маскироваться. Тогда велика вероятность, что они сами и внесли " бланк" и его владельца в защищённую базу данных.

Зачем?

Бэкхён повертел на ладони нож, подбросил и поймал.

Зачем он сам, будучи преступником, внёс бы мелкого чиновника в защищённую базу данных? Чтобы снизить риск проверки полицией и прочими государственными структурами. И чтобы скрыть как можно больше сведений. Например, этот чиновник мог спокойно возить в " бланке" оружие или " касабланку", поскольку его машину пропускали бы все посты. Остановили бы и провели осмотр только в случае аварии или по приказу " Интернационала". Хотя ещё военные могли бы, но военные чаще всего пользуются базами данных полиции ― эдакое негласное сотрудничество. Полиция в курсе, что военные шастают по базам данных, но все делают вид, что ничего страшного не происходит. Зато полиция при необходимости может запросить поддержку у военных ― силовую или информационную. Обычно не отказывают, потому что помнят про тихое шастанье военных по полицейским базам. Министерство здравоохранения грешило тем же, только шастало всюду. Значит…

Исходя из всего этого можно сделать неутешительный вывод: внесение в защищённую базу спасало " бланк" от нежелательного внимания как полиции, так и военных.

― Какая любопытная картина вырисовывается, ― хмыкнул Бэкхён и снова подбросил нож.

Ему и в голову не приходило, что военные каким-то боком могли быть замешаны и сюда. Но кутерьма с базами данных навела на эту мысль. Ещё и интуиция вопила, что военные замешаны точно. Только почему? Предположительно дело касалось Лухана и новой линии " Хань Фарма". Возможно, убрать Лухана пытались конкуренты. Почему же мысли возвращались к " касабланке"? Потому, что возить оружие в " бланке" не особенно и выгодно ― партии слишком маленькие. Ради этого возиться с базами данных ― сомнительное удовольствие. Возить в " бланке" удобно незаконное оружие для личного пользования. А ещё ― удобно возить партии " касабланки", это точно окупается с лихвой.

" Касабланка" или нет, но с владельцем машины точно что-то не так, поскольку нет ни одной уважительной причины для внесения его в защищённую базу. А раз он там красуется, значит, причина есть, только незаконная.

Бэкхён подмигнул собственному отражению в зеркале и плавно вырулил к выезду со стоянки. Ему нужно было своими глазами увидеть " бланк" и его владельца, понаблюдать и выяснить, что же хранится в багажнике " бланка". Либо же найти иную зацепку, чтобы двигаться дальше. И поскорее. Чанёль не может ждать долго ― время против него.