И(Древнеиндийск.) Е 51 1 страница

Т.Я Елизаренкова

ГРАММАТИКА

ВЕДИЙСКОГО

ЯЗЫКА

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

Т. Я. ЕЛИЗАРЕНКОВА

ГРАММАТИКА

ВЕДИЙСКОГО

ЯЗЫКА

издательство «наука»

главная редакция восточной литературы

МОСКВА 1982

И(Древнеиндийск.) Е 51

Ответственный редактор В. П. ЛИПЕРОВСКИИ

Книга представляет собой первое в советской индологии синхронное описание языка ведийских текстов. Автор рассматривает вопросы влияния семантики текста на его грамматические особенности, дает характеристику лексики и особенностей ее функционирования в разных ведах.

Основные классы слов (имя, местоимение, числительное, глагол) описываются с помощью свойственных им грамматических категорий на формальном и семантическом уровнях. Кроме описания фонетики дается также фонологическая интерпретация языковых фактов.

Работа базируется на богатейшем языковом материале,. особенно широко представлены тексты самого древнего памятника — Ригведы.

4602020000-124 013(02)-82

КБ-5-52-82

Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1982.

ВВЕДЕНИЕ

Ведийский язык представляет собой самый ранний период развития древнеиндийского языка, охватывающий собственно веды (veda- 'священное знание'), брахманы (brā hmaņ a-' брах-манические объяснения') и упанишады (upanisad- 'тайное учение, передаваемое от учителя к ученику').

В данной грамматике описан ведийский язык в его наиболее архаичной форме, зафиксированной в четырех священных ведийских собраниях— самхитах (samhitā -): Ригведе (ŗ gveda- 'веда гимнов'), Яджурведе (yajurveda- 'веда жертвенных формул'), Самаведе (sā maveda- 'веда напевов') и Атхарваведе (atharvaveda- 'веда [жреца огня] атхарвана')—прежде всего в их стихотворном тексте — мантрах (mantra-). РВ ' и СВ имеют целиком метрическую форму. АВ и особенно ЯВ включают в себя также прозаические части².

На ведийском языке созданы первые из дошедших до нас памятников индийской культуры. Веды датируются условно серединой II — серединой I тысячелетия до н. э. Из них древнейшая — РВ, временем создания которой можно гипотетически считать вторую половину II тысячелетия до н. э. Все остальные веды более поздние, чем РВ, и в той или иной степени предполагают ее. СВ почти целиком основана на РВ, текст которой приспособлен в ней для литургических целей. ЯВ и АВ значительно самостоятельнее, но и они содержат немалое число заимствований из РВ.

При всех хронологических и прочих различиях, существующих между ^отдельными ведами, в целом их язык сохраняет свое тождество на протяжении всего того тысячелетия, которым датируется период самхит. Речь здесь идет об одной системе, засвидетельствованной в более или менее архаичных ва-

¹ В конце книги приводится список всех используемых сокращении.

Подробнее о ведах, их датировке, экзегезе и соотношении друг с другом на русском языке см. во вступительных статьях к антологиям: «Ригведа. избранные гимны» fl7], «Атхарваведа. Избранное» [16].

риантах (в РВ, например, наиболее древней частью являются фамильные мандалы II—VII). Язык брахман (датируемых весьма условно VIII—VI вв. до н. э.) уже заметно отличается от языка самхит: в нем начинаются некоторые преобразования древней системы.

По содержанию АВ (веда заговоров) противопоставлялась в индийской ортодоксальной традиции трем другим ведам, трактовавшимся как три вида священного знания, к которому АВ была непричастна. Язык АВ в своей основе более народен,, чем язык культовой поэзии РВ, представляющий собой один из образцов индоевропейской высокой поэтической речи. Однако в целом текст АВ в том виде, в котором он до нас дошел, в очень большой степени уже близок к языку брахман.

Диалектные различия между отдельными ведами весьма немногочисленны и во многом неясны. К их числу следует отнести прежде всего некоторые фонетические черты: трактовку в РВ интервокальных d, dh как I, ļ h, сильное преобладание г над / в древних частях РВ, особые варианты правил сандхи (сочетаний звуков).

Большие сложности сопряжены с географической локализацией отдельных вед. Ясно только, что РВ связана с крайним северо-западом Индии и, судя по гидронимам и топонимам, сложилась в единое собрание на территории Панджаба и прилегающих районов Афганистана (притом, что в отдельных гимнах могут встретиться очень отдаленные индоевропейские реминисценции). Остальные веды территориально более продвинуты на юго-восток вглубь Индии.

Ведийский язык иногда называют ведийским санскритом, что не вполне точно. От санскрита — языка эпоса, классической литературы и науки, а также эпиграфики (понимаемых здесь как нечто лингвистически единое) ведийский язык отличается во многих весьма существенных отношениях: не только хронологически (санскрит возник позже: эпический санскрит сложился условно в III—II вв. до н. э., расцвет классического санскрита драматургии относится к IV—V вв.), но также грамматически и по диалектной базе.

В области фонетики ведийский язык и санскрит обладают удар'ением разного характера (музыкальное в ведийском, экспираторное в санскрите); они различаются также некоторыми важными особенностями правил дистрибуции звуков в тексте (допустимость сочетания гласных в ведийском, запрет на них в санскрите, неустойчивость сочетаний некоторых групп согласных в ведийском, их стабильность в санскрите и пр.) и разной трактовкой вариантов некоторых фонем (глайдов, церебральных, анунасики и др.).

В области морфологии ведийский язык и санскрит отличаются друг от друга: 1) составом граммем ряда грамматических категорий — наклонения (в ведийском есть инъюнктив

и субъюнктив, в санскрите нет), времени (в ведийском в отличие от санскрита есть плюсквамперфект) и составом форм, образующих некоторые классы (например, инфинитивы и абсо-лютивы); 2) сочетаемостью некоторых граммем между собой (например, наклонения и времени: в ведийском языке допустимы формы косвенных наклонений не только от основы презен-са); 3) вариантами ряда грамматических форм (в ведийском ряд форм дублируется в отличие от нормализованного санскрита, например, N.pl.m. от основ на - а: -ā s и -asas, N.—А.—V.du. -аи и -а, 2 pl.iv. -Т а и -tana и др.); 4) употребительностью отдельных граммем и форм (например, футурума в ведийском по сравнению с его регулярным характером в санскрите и др.). В области синтаксиса различия между ведийским языком и санскритом наиболее ярко проявляются в разной употребительности классов форм (например, частиц) и конструкций (например, конструкций с абсолютивом, некоторыми причастиями и др.).

Далеко не все грамматические различия между ведийским языком и санскритом можно объяснить только хронологически; они, судя по всему, должны быть также и диалектными, поскольку санскрит связан с центральной частью Северной Индии— областью Мадхьядеша.

При всех указанных выше различиях ведийский язык и санскрит относятся к одному, древнеиндийскому, периоду развития индоарийских языков, которому противостоит среднеиндий-ский, представленный пали и пракритами. (Среднеиндийские диалекты в устной форме были употребительны в Северной Индии уже в середине I тысячелетия до н. э. и продолжали свое существование в качестве разговорных и литературных языков примерно до X в.). Эта периодизация не вызывает сомнений и подтверждается вескими диахроническими, синхроническими и типологическими доводами.

Дело осложняется тем, что ведийский язык связывают со среднеиндийскими языками некоторые изоглоссы, которых не разделяет санскрит. Это вызывает предположение о наличии у отдельных среднеиндийских языков общей диалектной базы с ведийским в отличие от санскрита. Кроме того, отдельные фонетические пракритизмы встречаются уже в языке РВ, что надо рассматривать как возможное влияние- разговорного языка — а именно таковыми вначале и были пракриты — на язык культовой поэзии.

Очевидно, в течение длительного времени, во второй половине I тысячелетия до н. э., языковая ситуация в древней Индии была такова, что сосуществовало несколько языков, между которыми были поделены сферы употребления. Ведийский был языком культа, санскрит — языком литературы и науки, а также разговорным языком высших слоев общества (bhā sā у Пани-ни), пракриты — разговорными диалектами низов.

Роль ведийского языка как Священной Речи позволила ему выйти за пределы времени и первоначального пространства в Индии. Поскольку для последующей культуры Индии, формировавшейся вокруг индуизма, который отражал и продолжал ведийское мировоззрение, авторитет вед был решающим, ведийский язык сохранился, оставаясь источником всех сведений и средством познания от того далекого периода, когда начиналась в Индии индоарийская цивилизация. (Боковыми ветвями этой культуры, основанными на отрицании авторитета вед, явились буддизм и джайнизм, пользовавшиеся другими языками: среднеиндийскими и санскритом.)

В ряде областей индийской культуры веды представляют собой «первотекст», на который так или иначе ориентируется все, что создается в данной области: гимны — на РВ, ритуал — на ЯВ, медицинские трактаты аюрведы (ayurveda-) — на АВ и т. п. На ведийский текст ориентировались филологические дисциплины, что в каких-то случаях могло иметь своим следствием ведизацию санскрита (хотя исторически развитие было обратным).

Как язык культа ведийский язык сохранился в Индии до нашего времени; ведийские мантры исполняются в храмах и вообще сопровождают индуса во все ответственные моменты жизни: при рождении, на свадьбе, на похоронах. В ритуале сохранились ведийские формулы. Интересно, что жрецы, и сейчас пользующиеся во время богослужения ведийским языком, нередко не понимают значения слов, но обязаны сохранять в чистоте произношение.

Изучение ведийского языка в Индии началось, видимо, вскоре после формирования корпуса ведийских собраний — самхит. Священные тексты надо было сохранять в неприкосновенности и передавать дальше. Они хранились в устной форме в школах жрецов-брахманов. При таком способе передачи очень скоро возникла потребность в составлении правил рецитации — фонетических трактатов пратишакхья (prā tigā khya-), закрепленных за каждой ведой. Таким образом ведийские тексты передавались около трех тысячелетий. В Индии и сейчас существуют подобные хранители текста, живые продолжатели ведийской традиции. Графическую форму ведийские тексты приобрели очень поздно: первое сообщение о записи РВ в Кашмире относится к XII в. н. э. Первая работа по ведийской экзегетике — «Нирукта» (nirukta- букв, 'этимология') Яски (Yā ska-) датируется, видимо, VI в. до н. э. Ей предшествовала длительная история изучения ведийских слов (Яска ссылается на своих предшественников).

В древнеиндийской грамматической традиции норма предписывалась для санскрита, а не для ведийского языка. У Па-нини неоднократно встречается противопоставление: bkā sā — chandas 'санскрит' — 'ведийский язык' (букв, 'разговорный

язык' — 'метрический текст'), причем о последнем упоминалось обычно как об отклонении от нормы.

В туземной комментаторской традиции, имевшей целью пояснение непонятных мест в священных текстах, также могут содержаться весьма важные лингвистические наблюдения. Это относится прежде всего к знаменитому комментатору РВ Сая-не (Sā tjaņ a-), жившему в XIV в. н. э.

Изучение ведийского языка в Европе возникает в начале XIX в. и развивается в двух основных направлениях: сравнительно-историческом и собственно индологическом. Материалы древнеиндийского языка (в том числе ведийского) играли важную роль на всех этапах развития сравнительно-исторического языкознания, начиная с трудов Ф. Боппа, А. Потта, А. Шлей-хера, К. Бругманна, Б. Дельбрюка, А. Мейе, вплоть до последних работ Э. Бенвениста, Е. Куриловича, М. Майрхофера и др.

В чисто индологическом плане огромный вклад в изучение ведийского языка и ведийскую экзегезу внесли издатели текстов Т. Бенфей, А. Вебер, М. Мюллер, Л. фон Шредер, У.Д. Уитни, Р. Рот, Т. Ауфрехт, их переводчики К. Гельднер, X. Грасман, А. Людвиг, У. Д. Уитни, А. Б. Кейт, М. Блумфилд и др., составители словарей В. Бётлинг, Р. Рот, X. Грасман и др. Тщательное филологическое изучение источников связано прежде всего с трудами X. Ольденберга, а также Р. Пишеля и К. Гельднера; филологическое и лингвистическое исследование соотношения отдельных вед — с работами М. Блумфилда и Ф. Эджертона.

Современный этап в изучении ведийского языка отмечен прежде всего энциклопедическими по охвату материала работами мэтра ведийской филологии Л. Рену во Франции, а также исследованиями П. Тиме в Германии, Я. Гонды и Ф. Б. И. Кёй-пера в Голландии. Началом изучения ведийского языка в России послужило исследование языка СВ Ф. Ф. Фортунатовым.

Специальных грамматик ведийского языка немного (чаще ведийский материал приводится в качестве дополнения к санскритскому в грамматиках санскрита). Это две английские грамматики А. Макдонелла: большая, представляющая собой весьма полное собрание материала (раздел, посвященный синтаксису, в ней отсутствует) [35], и компактная малая грамматика, предназначенная для студентов и включающая материал вед и брахман; [36]. На немецком языке издана классическая многотомная грамматика древнеиндийского языка Я. Вакернагеля — А. Дебруннера {39], в которой индийский материал (прежде всего ведийский, но также и санскрит) интерпретируется с точки зрения сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков. (Она не окончена: нет разделов, посвященных глаголу и синтаксису.) На французском языке создана последняя по времени грамматика ведийского языка Л. Рену — синхронное описание языка мантр на всех уровнях, лучшее из всего, что

сделано в этой области [37]. Русской грамматики ведийского языка до сих пор не существовало.

Задача первой русской грамматики ведийского языка состоит в том, чтобы дать полное синхронное описание языка мантр с учетом новых результатов, которые были достигнуты в ведо-логии более чем за четверть века после выхода в свет грамматики Рену, и с использованием, где это представляется целесообразным, точных методов описания языка (которые в соответствии со сложившейся традицией обычно применяются к новым языкам, а не к древним).

Жанр грамматики не дает возможности ссылаться на отдельные использованные работы (их названия приведены в «Избранной библиографии») или давать подробную аргументацию в дискуссионных случаях.

Автор считает своим долгом выразить благодарность за предоставленную возможность пользоваться текстами и научной литературой кабинету Ю. Н. Рериха в Институте востоковедения АН СССР и Научной библиотеке им. Горького при МГУ им. Ломоносова.

ТЕКСТ. СЕМАНТИКА

Семантика избранного круга ведийских текстов, т. е. четырех вед, определяется прежде всего культовым, сакральным характером этих текстов и далее — жанром каждой отдельной веды. Культовое назначение объединяет ведийские самхиты, противопоставляя их вместе другим классам ведийских текстов: брахманам (брахманическим объяснениям отдельных вед, содержащим не только комментарии к ритуалу, но и его мифологические или мистические толкования), а также спекулятивно-философским араньякам (araņ yaka- букв, 'связанный с лесом', — текстам, предназначенным для лесных отшельников) и упанишадам (upanisad- сокровенным, тайным учениям, передаваемым от учителя одному ученику), с которыми самхиты объединяются в русле традиции шрути ((rū ti- букв, 'слышание' [от бога] или 'божественное откровение') -. К традиции смри-ти (smŗ ti- букв, 'запоминание' [от учителя]) принадлежит класс ведийских текстов типа сутра (sū tra- 'нить'), по содержанию представляющих собой вспомогательную часть вед, а именно трактаты по отдельным вопросам, связанным с какой-либо ведой: с ее рецитацией, ритуалом и пр. Сутры по сравнению с самхитами занимают подчиненное положение, притом что в отдельных случаях без помощи сутры невозможно понять содержание самхиты (такова, например, роль Каушика-сутры при интерпретации ряда заговоров АВ).

Специфическое содержание каждой из четырех вед обусловливается ее местом в культе. Для РВ характерны прежде всего гимны-восхваления богов, для ЯВ — жертвенные формулы и пояснения к ним, для АВ, стоявшей вне официальной религии, — заговоры. СВ не может рассматриваться как самостоятельный по содержанию текст, поскольку большая ее часть представляет собой заимствования из РВ (самостоятельны лишь 75 и^

логический

^{Р6ЧЬ прбЖде всего} ° Р^азличиях семантических, а не хроно-

1549 гимнов) ². Это в значительной степени реаранжировка стихов РВ, снабженных нотацией, подчиненная определенным литургическим целям.

Итак, оригинальны по содержанию три веды: РВ, ЯВ н АВ, притом что в ЯВ и АВ имеется немалое количество стихов, заимствованных из более древней РВ. При описании содержания текстов самхит необходимо иметь в виду, что все они так или иначе связаны с ритуалом: РВ и ЯВ — с официальным ритуалом жертвоприношений богам типа шраута (grauta- букв, 'связанный с [традицией] grū ti-'), а АВ — с домашним ритуалом типа грихья (gŗ hya- букв, 'домашний') или с магическим ритуалом. Степень «ритуальности» текста у всех трех вед разная: наименее «ритуален» текст РВ, наиболее — текст ЯВ, но и эта последняя самхита не только не является зеркальным отражением ритуала, но обычно не дает даже общего представления о последовательности ритуальных действий, и реконструкция ритуала на основании текста одной лишь самхиты оказывается невозможной.

Практически при описании содержания этих трех вед для РВ и — с некоторыми оговорками — для АВ текст оказывается самодостаточным, и можно не обращаться к данным экстралингвистического уровня, т. е. к ритуалу. Для ЯВ такое обращение является необходимым, и структура текста данной веды принципиально иная, чем у остальных вед.

Все веды представляют собой собрания и могут быть разделены на более мелкие составные части. Законченная по содержанию единица текста, в соответствии с индийской традицией, для РВ — это гимн (fc-), для АВ — заговор (mdntra-), для ЯВ — жертвенная формула (yā jus-) вместе с брахманиче-скими пояснениями. Основную, наиболее характерную для каждой веды часть содержания можно описать при помощи соответствующей единицы текста, создав некую среднюю ее модель.

Модель «среднего гимна» РВ, посвященного какому-либо божеству, включает две части: апеллятивную и экспликативную, отношения между которыми удобно описывать как ряд трансформаций. Апеллятивная часть содержит просьбы к данному божеству со стороны адепта. Экспликативная часть состоит из ряда уровней, образованных оппозициями различительных единиц, свойственных каждому из этих уровней.

Исследование функционирования мифологической системы РВ показывает, что характеристика любого мифологического персонажа может быть представлена в виде набора дифференциальных просьб, обращенных к данному персонажу. В состав

² Надо отметить, что СВ интересна в лингвистическом плане теми вариантами форм, которые отличаются в заимствованных стихах от соответствующих форм в РВ.

апеллятивной части модели входят инварианты этих просьб. В тексте они бывают представлены различными вариантами. Например, инвариант просьбы к Индре — «Помоги арьям в борьбе против демонов и врагов!», а ее контекстом обусловленные варианты — «Убей демонов!», «Разрушь крепости врагов!», «Перехитри замыслы дасью!», «Будь нашим союзником!» и т. д.

Лишь небольшая часть просьб может быть обращена к любому мифологическому персонажу. Отсутствие некоторых весьма распространенных просьб в характеристике какого-либо бога является также семиотически значимым. Например, Варуну не просят радоваться, Ашвинов — дать победу, Индру — наделить целебными средствами, Рудру — опьяниться сомой и т. п., и это отсутствие определенных просьб мотивировано характеристикой данных персонажей на других уровнях.

Богов могут просить о совершении позитивных или негативных действий, например: «Дай!», «Защити!», «Помоги!» и т. п. в противоположность: «Убей!», «Прогони!», «Перехитри!» и, т., п., а иногда и о несовершении негативных действий, например: «Не убей!», «Не наказуй!» (—«Помилуй!») и т. п.

Просьбы к богам могут выражать связь с адептом эксплицитно, например: «Дай нам!», «Защити нас!» и т. п.— или имплицитно, например: «Взойди!», «Сядь!», «Совершите объезд!» и т. п.

Экспликативная часть модели имеет сложную иерархическую структуру, в состав которой входит несколько уровней: 1) уровень действий, совершаемых данным мифологическим персонажем; 2) уровень атрибутов, т. е соотносимых с ним признаков; 3) уровень эпитетов; 4) уровень связей с другими мифологическими персонажами. Например, для Варуны характерен следующий уровень действий: охраняет закон, указует богам, охраняет мысли людей, ищет грешников, находит вину, видит правду и ложь, следит за людьми, наказует, затягивает свои петли, распускает их, поражает водянкой, освобождает от страха, защищает от дурных снов, идет на свою водную родину, прячет океан (помимо космогонических действий, общих с другими великими богами: раздвигает небо и землю, освещает небо и землю, выпускает воды, несет небо, наполняет воздушное пространство, меряет землю солнцем). Уровень атрибутов этого бога представлен следующим образом: закон (ŗ tā -), обет (vratā -), петли, соглядатаи, грех, вина, колдовская" сила, тьма, воды. К уровню эпитетов принадлежат: царь, асура, связанный с законом/праведный (ŗ (ā van-), всезнающий, чей обет крепок, тысячеглазый, таинственный, хитрый, яростный. Характерные связи: Митра, Адитьи, Адити, Сома и др.

Уровни в пределах экспликативной части модели удобно описывать как находящиеся в отношении трансформаций друг к Другу. Тот же тип отношений связывает экспликативную часть модели гимна с апеллятивной. Например, в семантическом про-

странстве Варуны допустимы трансформации: эпитет «тысячеглазый» (sahdsracaksas)< —^-атрибут «соглядатаи» (spdcah)^-* действие «следит [за людьми]» ([jdnā n] dnu радуаН); или эпитет «имеющий множество петель» (bhū ripū Ģ a-)< —^-атрибут «петли» (раса-) < —^действие «затягивает петлю» (pģ ž a ± sarņ cŗ -tati)< —^просьба «расслабь петлю» (vi cŗ ta рпдат), «избавь от петель» (mumugdhi paĢ ū ti).

Трансформационный подход дает возможность рассматривать эпитеты, атрибуты и связи как «свернутые» действия. В тексте гимна все эти элементарные единицы упорядочены с помощью синтаксиса, в определенных мифологических ситуациях. В гимне происходит последовательное переключение уровней экспликативной и апеллятивной части.

Порядок следования этих двух частей гимна не является строго предписанным. Экспликативная часть чаще предшествует апеллятивной, но может также следовать за ней или перемежаться с ней.

Такова полная модель гимна. Возможны и ее редуцированные варианты. Если апеллятивная часть сведена к нулю, то гимн состоит только из мифологического описания, которое не завершается традиционными просьбами. Если гимны расположены в собрании группами, то лросьбы иногда носят формальный характер, представляя собой рефрен, заключающий все гимны данной группы.

Значительно реже встречается другой редуцированный вариант полной модели гимна, когда экспликативная часть сведена к нулю и гимн состоит только из восхваления реальных или испрашиваемых даров (тип dā nastuti-).

Полная модель гимна описывает большую часть содержания РВ. Поскольку одному божеству посвящается нередко множество гимнов, и все они построены по одной модели, различаясь лишь ее вариациями, содержание РВ довольно монотонно.

Модель «среднего заговора» АВ можно описать как переход от исходного состояния к желанному с помощью определенной магической процедуры. Заклинатель просит о ниспослании разных благ (долголетия, процветания, прочной власти, победы, женской любви и пр.), изгоняет разные несчастья и устраняет вызвавшие их причины (болезни, колдовство, колдунов и демонов, змей, дурные сны и пр.), предотвращает действие дурных предзнаменований, насылает несчастья на врагов и соперников.

Желанное состояние всегда бывает описано в соответствии с содержанием просьб. Описание исходного состояния присутствует далеко не всегда. Обычно оно выражено эксплицитно

только в заговорах-искуплениях или в заговорах-предотвращениях, когда бывает важно, последствий чего именно не следует допустить (беды от двойни, родившейся у коровы; от ошибки, допущенной при жертвоприношении; от неблагоприятного расположения звезд на небе в день рождения ребенка и пр.).

Желанное состояние удобно описывать на основании его сравнения с исходным состоянием. Можно выделить три типа соотношений этих двух состояний.

1. Желанное состояние противоположно исходному: а) желанное состояние включает наличие чего-то, что отсутствует в исходном состоянии (например, в заговорах на возвращение [царской власти, ушедших коров], на дождь и пр.); б) желанному состоянию свойственно отсутствие чего-то, что есть в исходном состоянии (например, в заговорах на изгнание [болезней, червей, демонов, колдовства], на отсутствие страха и пр.).

2. Желанное состояние равно исходному (например, в заговорах на сохранение [царской власти, воинов, потомства, любви и пр.]).

3. Желанное состояние содержит большую степень какого-либо положительного качества по сравнению с исходным (например, в заговорах на долголетие в сто осеней, на усиление царской власти, на процветание и пр.).

Непременным элементом заговора, не подлежащим редукции, является магическая процедура, отраженная в тексте заговора. Она может быть представлена несколькими вариантами. Обязательным вариантом является произнесение заговора. Поскольку слову вообще и высказыванию истины в частности придавалось магическое значение, в заговоре полагалось назвать имя (или «тайные имена») врага и его родство: считалось, что это дает власть над врагом. Нередко в тексте заговора обыгрывает-ся «магическое слово», выражающее ключевое для данного заговора понятие (например: dhruvā - 'твердый' в заговоре на царскую власть, tnā dhu- ' медовый', ' сладкий' в приворотном заговоре). Желанное состояние в магических целях может изображаться в заговоре как достигнутое (например, «Я убил твое жертвоприношение с помощью ярости грозного Агни»). С магической ролью слова, произнесения вслух, связан и такой формальный прием, нередко используемый в заговорах, как подробное перечисление в тексте заговора всех разрядов изгоняемого врага или изгоняемой враждебной субстанции, что принимает вид скрупулезной классификации (видов якшмы, изгоняемой ^из разных частей тела, типов колдовства, видов червей, змей и пр.).

Магическая процедура кроме обязательной словесной части может включать также определенные магические действия (что бывает весьма часто), буквальные (как давание лекарст-^ва больному, присыпание раны песком, привязывание амулета, разведение огня и пр.) и символические (как отсылание кол-

довства прочь, изгнание дурных снов, принесение жизненной силы умирающему и пр.).

Символические действия особенно многочисленны в магической практике. Это такие относительно простые типы магического действия, как непосредственное стирание, смывание, стряхивание вредоносной магической субстанции (болезни, греха, колдовства, проклятия); перенос этой субстанции на другое лицо или предмет (колдовства — на колдуна, яд — на змею и т. п.); непосредственное соприкосновение с предметом — носителем благоприятной субстанции (надевание амулета, опускание амулета в молоко, мед, воду). Это также более сложные действия имитативной магии (опускание раскаленного топора в холодную воду для изгнания ревности и т. п.).

Магическая процедура, осуществляемая заклинателем, может предполагать использование посредника. В таком случае посреднику переходят функции заклинателя, а заклинатель принимает на себя функцию каузатора посредника.

В заговоре допустим не более чем один посредник: или тот, с которым возможно непосредственное соприкосновение: амулет (камень, металл, зерно, растение, дерево и пр.), барабан, пояс и т. п.; или тот, который действует на расстоянии: божество, солнце, луна, звезды и пр.

В заговорах с участием посредника в магической процедуре обычно содержится восхваление посредника, а иногда и краткое изложение мифологического прошлого этого посредника, его родословной и его имен. Иногда восхваления посредника носят целенаправленный характер, и восхваляют те его качества, которые нужны для исполнения просьбы заклинателя; однако это не обязательно.

Исходное и желанное состояние связаны с определенными субъектами. Ими могут быть лицо, произносящее заговор, —-заклинатель; лицо, в интересах которого заклинатель произносит заговор, — заказчик; постороннее, третье лицо — враг заклинателя или заказчика. Если заклинатель или заказчик является субъектом, то в желанном состоянии по сравнению с исходным предполагается наличие чего-либо положительного или отсутствие чего-либо отрицательного; или сохранение какого-либо положительного качества или увеличение его количества. Если враг — субъект желанного состояния, то это состояние отличается от исходного или наличием отрицательного качества, или отсутствием положительного, или же сохранением отрицательного качества. Таким образом, от характера субъекта — а он всегда один и тот же в исходном и желанном состояниях — зависит положительный или отрицательный знак этих состояний.