Биографический очерк

Джеймс Филлис

Основы выездки и езды.

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

Любому человеку, увлеченному лошадьми, известно имя Джеймса Филлиса — величайшего берейтора, специалиста, сумевшего не только создать школу управления лошадью, используя личный опыт, но и оставить потомкам бесценные теоретические изыскания.

Менялись поколения конников, появлялись и проходи­ли новые веяния в конном спорте, но созданное Джейм­сом Филлисом учение оставалось основой основ.

Сделать это учение максимально доступным, изложенным на понятном нам языке — это непростая, но очень нужная и важная задача.

Московская федерация конного спорта от лица всех кон­ников выражает глубокую признательность издательству «Центрполиграф», взявшемуся за адаптацию и переиздание знаменитого пособия прошлого столетия.

Данное издание рекомендовано и любителям, и профес­сионалам, в первую очередь — преподавательскому составу.

Вице-президент МФКС,

генеральный директор КСК «Битца»,

кандидат экономических наук

А. В. Бакеев

ПРЕДИСЛОВИЕ СПЕЦИАЛИСТА

В любом деле есть имена, которые звучат для сведущих в нем людей как музыка и с течением времени отнюдь не те­ряют своей яркости. Знания и достижения прославленных личностей становятся легендарными, и их авторитет посто­янно подтверждается неугасающим интересом потомков. Все вышесказанное можно без малейших колебаний отнести к Джеймсу Филлису, виртуозному мастеру выездки, кумиру и наставнику многих поколений любителей лошадей. Его кни­гу вы сейчас и держите в руках.

«Основы выездки и езды» — это уроки, помогающие как начинающим, так и профессионалам, они служат великолеп­ным справочником по вопросам ухода, кормления, содержа­ния, выбора и прежде всего грамотного использования ло­шади и ее тренинга, несут интереснейшую информацию о традициях и правилах работы с лошадью в середине и кон­це XIX века.

Но сейчас век XXI, и не только стиль и шрифт оригина­ла этой книги безвозвратно устарели, но и некоторые пра­вила, требования, предъявляемые к лошадям и езде на них, претерпели большие изменения. Прежде всего, современная зоотехническая наука дала в руки спортсменам и любителям великолепные породы полукровных лошадей. Изменились и требования к самой спортивной лошади. Другими стали пра­вила проведения соревнований, да и элементы, выполняе­мые всадником, стали свободными и более естественными для лошади. Многие из представленных в книге глав сейчас актуальны только для артистов цирка, так как элементы, описанные в них, Международной федерацией конного спорта (ФЭИ) отнесены к элементам дрессуры и не исполь­зуются спортсменами.

Именно поэтому мы взяли на себя смелость подробно прокомментировать главы этой книги с точки зрения совре­менных достижений науки и спорта. Но есть страницы, чи­тая которые вы найдете вечные истины. И пусть эта книга поможет вам пополнить ваш запас сведений по интересней­шей тематике, решить сложные проблемы, возникающие при работе с лошадью, и заглянуть в историю того великого зна­ния, частицы которого вы сохраняете.

Примечание. Подробное разъяснение всех основных тер­минов, встречающихся в этой книге, вы найдете в «Справоч­нике по конному спорту и коневодству» Д.Я. Гуревича, вы­шедшем недавно в издательстве «Центрполиграф».

БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Джеймс Филлис родился 27 декабря 1834 года в Лондо­не. Отец его, Томас Филлис, был известный богатый адво­кат, старинная контора которого пользовалась большой популярностью в Англии. Как все англичане, Томас Фил­лис был одержим страстью к лошадям и часто посещал скачки. В 1841 году отец умирает, и вдова-мать остается с семью малолетними детьми, причем, как оказалось, состо­яние почти все потеряно в последние годы жизни отца, увлекающегося игрой на скачках. Джеймс Филлис говорил, что, не случись краха, не пришлось бы ему ездить верхом, так как нотариальная контора фирмы Филлиса переходила много поколений преемственно к старшему сыну.

Семилетний Джеймс попадает к другу отца, богатому вла­дельцу лошадей, имевшему скаковую конюшню, где и про­водит два года; знакомится, как наблюдательный мальчик, с уходом за лошадью и, находясь ежедневно среди грумов, жокеев и конюшенных мальчиков, приучается сидеть в сед­ле на чистокровных полуторниках. По наследию отца лю­бовь к лошади у маленького Джеймса развивалась в страсть, и после смерти его благодетеля, разорившегося на лошадях, Джеймс поступает в 1843 году к богатому конеторговцу Гри-нессу, оперировавшему на всех конских рынках Европы. Железных дорог тогда еще не было, и лошадей, выгрузив с судов в Гамбурге, отправляли походным порядком. Малень­кий Филлис в течение семилетнего пребывания у Гринессаперебывал на коне почти во всех главных городах Европы. Многоверстные переходы на чистокровном молодом скаку­не сроднили юного Джеймса с конем, познакомили его со всевозможными породами, их характерами, дали возмож­ность практически изучить все способы подчинения воле всадника своенравного животного. Обстоятельства жизни сложились так, что нельзя было отказываться сесть на не­покорное животное, тем более что обращение с мальчика­ми было весьма бесцеремонное. Жизнь их ценилась в грош. Как сам Филлис рассказывал, родственники убитого лоша­дью мальчика, получив несколько стерлингов, считали себя совершенно удовлетворенными, признавая такой порядок вполне нормальным. Пылкий от природы, ловкий, сухоща­вый юноша, Джеймс с особым удовольствием садился на упрямого скакуна, от которого другие, что называется, от­крещивались. Подчинение своей воле необузданного нрава животного доставляло смелому юноше высшее наслаждение. Чаще всего Филлису приходилось бывать в Вене, где в кон­це сороковых годов он познакомился со знаменитым наезд­ником Боше — кумиром знатоков езды того времени. При посещении Мадрида, Милана, Парижа и Берлина Филлис познакомился со многими манежными ездоками, работав­шими лошадей для высшей школы, но то, что он увидел у Боше, поразило Филлиса в высшей степени. В особой главе своего сочинения он всесторонне рассматривает некоторые положения системы Боше.

Шестнадцатилетний Филлис поступает к известному тог­да в Англии тренеру Асфорду, конюшня которого были в окрестностях Ньюмаркета — центра скакового мира. Здесь он участвует в скачках на ипподроме. Каждый конеторговец Англии имеет охотничьих лошадей, которых показывает для продажи только после того, как лошадь пройдет, так сказать, учебный курс охот. Для этого скакунов посылают под жоке­ями на парфорсные охоты, но скачут они в хвосте участву­ющей группы охотников до тех пор, пока лошадь хорошо ненапрыгается. В последующие охоты жокеи постепенно пе­редвигаются ближе к головным охотникам, и, когда конь демонстрирует выдающиеся успехи, предлагают его к про­даже и, конечно, продают за большие деньги. Таким обра­зом, и в этой сфере работы лошади Филлису представлялось широкое поле для изучения на практике всех способов уп­равления конем. Больше всего ему пришлось охотиться в Шантильи у герцога Д'Омаль.

Вращаясь среди любителей лошадей, Филлис попутно со скачками ознакомился и с системой выездки знаменитого Боше. В 1858 году в Берне секретарь французского посоль­ства граф де Симеон, страстный спортсмен, дал Филлису в полное распоряжение свою лошадь англо-немецкого про­исхождения для выездки под высшую школу. Это был пер­вый опыт. Переехав в Гавр, Филлис арендовал манеж, но, как любитель лошади, чуждый всяких коммерческих сооб­ражений, он не сумел вести дела и вынужден был переехать в Париж, где поступил в цирк и начал выезжать лошадей для высшей школы, а также дрессировать на свободе. За время пребывания в цирке Филлис окончательно, так ска­зать, разработал систему выездки лошади и на чистокров­ных Жерминале и Маркире представил венец высшей шко­лы. В 1890 году Филлис побывал в Берлине и Вене, где его появление на Жерминале, Маркире и Повэро было полным триумфом его системы. Восторги серьезных любителей вер­ховой езды, по отзыву иностранных спортивных журналов, выражались громом аплодисментов и подношением всевоз­можного вида подарков и адресов. Внимание Австрийской Императорской четы неоднократно выражалось в личных одобрениях Джеймсу Филлису. Император Франц Иосиф подарил ему лучшего жеребца своего завода —- серого Ма­эстозо. В России Джеймс Филлис в первый раз появился в С.-Петербурге в цирке Чинизелли осенью 1897 года, про­изведя фурор на Жерминале, Маркире, Повэро и Маэсто­зо. Бросались в глаза отличное рабочее тело чистокровныхконей, правильность, отчетливость, красота и энергия их движений. Все четыре лошади, что называется, без сучка и без задоринки в ногах и сбережены в полном смысле слова. Вскоре Джеймсу Филлису была поручена для испы­тания его системы работа одной смены лошадей Импера­торской Придворной конюшни, давшая блестящие резуль­таты, за что Джеймс Филлис был награжден орденом Св. Станислава III степени.

С 1898 года Филлис состоит в офицерской кавалерийской школе, где под его руководством и по его системе рабо­тают: офицеры постоянного состава школы, выезжая молодых лошадей для высшей школы верховой езды; офицеры старшего курса переменного состава школы, выезжая трехлетних кобыл государственных заводов; наездники старшего курса на ремонтных (три с поло­виной года) лошадях школы, выезжая их прямо на мунд­штуках.

В том, что система его дает блестящие результаты, мне пришлось убедиться в мае 1898 года, когда Филлис дал мне попробовать своего чистокровного каракового Повэро. Это настоящий шеренговый мерин, если ехать на нем, как ез­дят наши рядовые, — упершись в повод и распустив шен­келя; Повэро шел тогда широкой рысью с довольно силь­ным упором в повод. От постепенного усиления шенкеля* и смягчения повода Повэро пошел на всех аллюрах, что называется, в мягком поводу — унтер-офицерская или вах­мистрская лошадь. От дальнейшего усиления шенкеля По­вэро подобрал зад, повод шелковый, повиновение руке полное. Это лошадь, не дрессированная под высшую шко­лу, как обыкновенно бывает в цирке, а идеально уравно­вешенная выездкой, а потому в отличном поводу, с широ­ко выработанными аллюрами, смирна, поворотлива и по­корна всаднику в полном смысле этого слова, и при этом отлично сбережена.

Несмотря на свои 66 лет, Филлис ежедневно работает высшей школой собственную молодую лошадь и ездит ло­шадей Его Императорского Высочества Августейшего Ге­нерал-Инспектора кавалерии. Нужно быть личным свиде­телем, чтобы оценить Филлиса как замечательного учите­ля езды. Сколько энергии и какое искусство проявляет он в минуты сопротивления коня воле всадника, какой реши­мостью горят его глаза, когда конь выказывает протест, и как расточительно ласков он с тем же конем каждый раз после хорошо исполненного им требования. Насколько он быстр в указаниях во время урока езды, может служить примером следующий случай. В Красном Селе гнедая ко­была при закидке опрокинулась под всадником и прида­вила его настолько, что вновь сесть на нее он не мог. Ста­рик Филлис с легкостью юноши в один миг очутился в седле и энергичным настойчивым посылом хлыстом и шпорами тотчас привел кобылу в повиновение и полное послушание.

Оканчивая краткую биографию этого замечательного мас­тера искусства верховой езды, считаю нужным упомянуть, что Джеймс Филлис в ежедневных беседах с нами после езды проявляет всестороннюю начитанность человека образован­ного. Речь его дышит остроумием, чистой логикой здравого разума с непреклонной волей. Рассказы его рисуют челове­ка, от наблюдательности которого не ускользнула ни малей­шая подробность обстановки, в которой протекла его жизнь практика-труженика, и являют в нем великий талант нату­ралиста.

Начав самостоятельную трудовую жизнь без гроша в кар­мане, семилетний мальчик-сирота посвятил ее исключитель­но изучению лошади. Достигнув теперь громкой известности, обеспечив семью (жена и пятеро детей) совершенно достаточ­ными материальными средствами, Джеймс Филлис доказал, что и в жизни своей, как и в принципе выездки лошади, он остается верен своему девизу — «en avant!» («вперед!»).Перевод сделан с согласия Джеймса Филлиса и по моей просьбе моим двоюродным братом Александром Андрееви­чем Войцеховичем — серьезным знатоком лошади и верхо­вой езды.

В присутствии Филлиса перевод прочитан генерал-майо­ром Брусиловым и подполковником Химцом и одобрен на­чальником Петербургской офицерской кавалерийской шко­лы генерал-лейтенантом Авшаровым.

Как друг и почитатель таланта моего учителя Джеймса Филлиса и желая ознакомить с его взглядами возможно большее число товарищей по любви к лошади и верховой езде, я решился редактировать и издать настоящую книгу, полагая привнести этим посильную лепту на пользу слав­ной российской конницы.

Подполковник князь Багратион 1900 г.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Филлис озаглавил свою книгу «Основы выездки и езды». У нас нет установившегося взгляда на верховую езду — боль­шинство смотрит на нее как на праздное времяпрепровож­дение. Очень редко встретишь человека, который признает за верховой ездой право представлять собой искусство. Меж­ду тем она есть искусство, и искусство тем более высокое, что объектом его является живой и в некоторой, хотя для человека и мало понятной, степени одухотворенный орга­низм — лошадь. Как всякое живое существо, каждая лошадь представляет собой особую единицу как в отношении стро­ения тела, так равно и в отношении трудно уловимой для человека стороны интеллектуальной. Нормальные, более или менее рациональные, приемы воздействия на этот организм установлены, но применять эти приемы приходится, беско­нечно видоизменяя их оттенки. В оттенках, как несколько раз повторяет Филлис, и заключается езда, — в оттенках и состоит искусство езды. Всякое искусство имеет свои законы, а что имеет зако­ны, имеет и свою философию. Сочинение Филлиса и пред­ставляет собой именно философию искусства езды и вы­ездки.

Приемы, которые излагает Филлис, вообще очень просты и несложны, так как они основаны на глубоком понимании сущности лошади и того, что от нее требуется. Большинство приемов представляет собой приемы старой езды, бывшей вупотреблении у нас до разгрома идей, преданий и народной мудрости, приобретенных тысячелетней историей, набегом невежества и проповеди легкоделия под флагом реализма шестидесятых годов.

Сущность и главное достоинство сочинения Филлиса зак­лючается не в описании приемов, а в изложении сущности этих приемов, причин, почему они должны быть такими, цели их и результатов, ими достигаемых. При изложении каждого приема Филлис всегда приходит к их синтезу, то есть к постановке и ведению лошади в равновесии.

Равновесие лошади, как основа искусства езды, и сде­лалось предметом гонений новаторов шестидесятых годов. Никто из реформаторов о равновесии лошади понятия не имел, но (ничем иным объяснить себе явления не могу), подпав под гипнотическое влияние представителей пропо­веди разрушения эстетики, чуя в езде искусство, они об­рушились на его внешние признаки, то есть равновесие. «Повод», как Филлис его называет, «сбор» сделался пред­метом косвенного, а мундштук прямого и отчаянного го­нения. Создалась целая литература, предлагались даже но­вые универсальные снаряды для замены его.

В не таком далеком прошлом у нас было много отлич­ных наездников и превосходных берейторов. К сожалению, верховая езда никогда не была у нас так распространена, как на Западе. Вследствие этого выдающиеся наездники и берейторы, так сказать, светили в безвоздушном простран­стве и сгорали за свой собственный счет. Свет их никому не был нужен; материал для поддержки горения им никто не доставлял. Сходили они со сцены бесследно, не остав­ляя большей частью после себя никаких письменных тру­дов. Насколько мне известно, кроме старинного сочинения Бабинского и изданной в 1867 году книги моего друга и учителя Гешвенда, еще сколь-нибудь серьезного сочине­ния по искусству верховой езды на русском языке не име­ется.Год от года мрак все более и более застилал эту отрасль искусства, и казалось, она совсем заглохла. Но все, что су­ществует, имеет свою сущность, а сущность — вечна. Раз искусство верховой езды появилось и развивалось на осно­вании известных законов в стройную систему, то исчезнуть оно не может.

Состояние упадка, до которого у нас дошла верховая езда, послужило к пробуждению сознания о необходимости воз­рождения этого искусства. Этому сознанию я и приписываю тот интерес, который проявляется теперь как к самому Фил-лису, так и к его книге.

Книга Филлиса не есть руководство. Мало знакомый с лошадью и ездой не только не извлечет из нее практических указаний для дилетантского применения его приемов, но и не поймет ее. Тем не менее прочесть и проштудировать эту кни­гу полезно всякому кавалеристу. Польза будет двоякая. Во-первых, прочтя ее, нельзя не почувствовать истину слов Фил­лиса, что для того, чтобы ездить при каких бы то ни было условиях, надо «уметь» ездить, а для того, чтобы уметь ездить, надо сначала приобрести шлюсс. Чтобы приобрести шлюсс, надо иметь терпение в продолжение долгого времени тряс­тись рысью без стремян на тряских и сильных лошадях под руководством знающего учителя, то есть вернуться к тому, что, как опять-таки говорит Филлис, считали необходимым все мастера искусства верховой езды прежнего времени. Во-вторых, может быть, установится правильный взгляд на ло­шадь. Верховая лошадь прежде всего должна быть верховой, то есть такой, которая по складу своему может скорее и с возможно меньшим риском разрушения быть поставлена в строй. Следовательно, лошадь по природе своей должна иметь способность как можно легче для себя подводить зад под корпус, без чего равновесия достигнуть невозможно. Блажь на ганноверскую фальсификацию, кажется, остывает. Может быть, после изучения сочинения Филлиса начнет ре­деть и туман, напущенный спекуляцией.Все свои предложения и рассуждения Филлис излагает в высшей степени определенно и точно. Каждое выражение уместно и необходимо. Вследствие такого способа изложе­ния при переводе книги я придерживался возможно ближе текста.

Войска Донского есаул Александр Войцехович

С. Сулимовка

11 марта 1900 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я не берусь за изложение научных положений. Это не мое дело. Я ни более ни менее как практик, имеющий дело с лошадью в продолжение пятидесяти лет. Я знаю лошадь, люблю ее и не могу о ней не рассуждать.

Мне было восемь лет, когда меня в первый раз посадили на лошадь. Жизнь моя ценилась недорого. Когда какая-ни­будь лошадь начинала бить или показывать норов, со всех сторон поднимался крик: «Посадить мальчишку!»

Мальчишку сажали и — вперед. Мальчишка работал каб­луками и хлыстом, бич делал свое дело. Мальчишка держал­ся как мог и сколько мог, а когда он катился на землю, то его без церемоний опять втаскивали на лошадь.

Таковы были мои первые шаги на поприще наездничес­кого искусства. С детства узнал я посыл, который впослед­ствии стал для меня бесконечно дорог.

Такое суровое, но в высшей степени полезное воспитание развило во мне с ранних лет уверенность в себе, крепость посадки и, позволю себе сказать, неустрашимость. Я никог­да не задумываюсь, в случае нужды смело, но обдуманно схватываюсь с лошадью.

Наступил период самообучения, а с ним пришли и его спутники: потемки, догадки, бесплодные усилия, заблужде­ния, которые всегда очень трудно сознавать, ошибки, иног­да непоправимые, и советы, иногда и дурные. Во всем этом хаосе приходилось разбираться одному. Не многие пережи­вают такое время не опустив рук.Время тяжелое, но зато и полезное.

Постоянные упражнения тренируют тело, разрабатыва­ют его гибкость. Постоянная опасность приучает к необ­ходимому хладнокровию. Наконец, постепенно приобрета­ется шлюсс. Зарождается способность чувствовать лошадь.

С этого времени начал я отдавать себе отчет в каждом яв­лении, вдумываться в то, что намерен делать. Начал внима­тельно изучать приемы, изыскивать способы возможно тонкого их применения, делать выводы, конечно часто слиш­ком поспешные. Корректором являлся приобретенный прак­тикой опыт.

В этом периоде искания истины судьба натолкнула меня на наставника, который указал мне методу. С тех пор я пе­рестал ходить в потемках и получил возможность привес­ти в порядок отрывки познаний, связать их, сделать из них выводы.

Я получил возможность путем систематизации ставить каждое явление на свое место, объяснять себе каждое из них, понимать их.

Каждое явление стало для меня ясным и естественным. Передо мною раскрылась совокупность представлений и соотношений воздействия человека на лошадь.

Раз метода улеглась в голове, оставалось выработать в себе умение передавать лошади руками и ногами приемы, то есть развить в себе точность отражения ощущений.

Поверхностным знанием я удовлетвориться не мог, по­этому с напряженным вниманием изучал все тонкости, все мелочи. Этим путем я развил в себе точность восприятия ощущений, возбуждаемых движениями лошади, способ­ность мгновенно отдавать себе в них отчет и умение мгно­венно же отвечать на них воздействием помощников — шенкеля и повода, то есть развил то, что называется «чув­ствовать лошадь».

Наконец, я получил возможность мыслить и работать, стоя на своих ногах. Как отдельное явление, так и совокупность их я стал самостоятельно проверять на опыте, в манеже, сопоставлять их с методой, урезать или расширять ее положения, изменять, развивать и совершенствовать их.

Не сходя с пути, начертанного великими мастерами ис­кусства верховой езды, я мало-помалу выработал свою соб­ственную методу. Метода моя есть плод глубокого изучения основ, оставленных нам в наследство творцами французс­кой школы. Она представляет собой развитие, упрощение и усовершенствование применения приемов великих учи­телей этой школы.

Если мне удалось внести некоторую лепту в сокровищни­цу накопленных ими знаний, то это только благодаря тому, что я никогда в изысканиях моих не уклонялся от указан­ного ими пути.

Всем, чего я достиг, я обязан им.

Основной принцип моих исследований, излагаемых в этой книге, состоит в следующем: равновесия лошади и легкости ее в поводу возможно достигнуть только на движении вперед посылом. Посыл развивает задние конечности, подаваясь под брюхо, то есть под центр тяжести. Но и при наличии посыла равновесие возможно только при условии высокого постава шеи и головы, сданной в затылке, а не в середине шеи. Лег­кость повода возможна только при сдаче челюсти.

В этом все и вместе с тем — ничто. Все — потому что принцип этот объясняет всякое явление, и ничто — до тех пор, пока этот принцип не применен к делу.

Как применять приемы — в книге научить не могу, но сами приемы, методы мои попытаюсь изложить.

Вероятно, я никогда не решился бы написать эту книгу, если бы не подвигнул меня к этому один из моих учеников.

За время уроков по разным частным случаям приходилось давать ему разные объяснения.

Тождественность объяснений и вытекающее из них един­ство и законченность метода поражали его. Он стал просить изложить мою методу в отдельной книге.«Куда мне, практику, браться за исполнение такой зада­чи, — говорил я ему. — Я боюсь, что не сумею ясно изло­жить, а может быть, и ошибочно изложу мои положения и этим подорву основной принцип их, который сам по себе, безусловно, верен».

«Не бойтесь, — говорит он. — Не пускайтесь только в те­орию и в изучение законов движения лошади. Будет уже с тех, которые разбирали лошадь по частям и углублялись в исследования ее органов. Расскажите нам попросту все, что вы делаете с лошадью с момента покупки чистокровного же­ребенка до момента сдачи его наезднику или наезднице уже выезженным и готовым».

Прошу меня судить, но прошу, прежде чем судить, вни­мательно прочесть книгу. Книга эта представляет собой плод пятидесятилетнего внимательного изучения дела и упорно­го труда.

Отдаю себя снисхождению читателей и чувствую справед­ливость критики.