Уже шесть патологий

Это, конечно, и само по себе интересно. Хотя есть вполне практическая не­обходимость в понимании лидерско-массовых отношений как нашего недав­него прошлого, ставших теперь наследством, так и в особенности современ­ных. Для того чтобы разбираться в этом, требуется самосознание гражда­нина. Кроме того, с каждым типом лидерства у общества возникают свои проблемы — к ним надо быть готовыми. Теперь конкретно.

XX веку в России досталась абсолютная монархия, изрядно помотавшая страну самодурством, вечно поздними и частичными реформами. Она не­плохо подготовила страну к цепи трех революций.

Наследование как тип лидерства имело ряд синкретических достоинств, т. е. удерживало некоторую стабильность. Однако у него были и такие извест­ные пороки, как:

— зависимость судьбы страны от случайностей рождения (среди наслед­ников далеко не всегда оказывались люди, достойные своей роли);

— навязчивая монологичность власти, т. е. у нее не было оппонирующе­го партнера, который мог бы вовремя и равноправно указывать ей на неизбежные просчеты и вырабатывать альтернативы;

— подавление общественной самодеятельности через родительско-детский тип отношений власти и населения, т. е. она укрощала и те синергики самоорганизации, которые «снизу» могли бы компенсиро­вать недостаточность власти в огромной империи.

Синкретические ценности — удержание стабильности, упреждение не­контролируемых изменений — тогда преобладали. Отсюда синкретизм пе­реходил в косность, и изменения могли появляться только резко энтропий­но — восстаниями, революциями.

Этот тип лидерства и сменился через тотальное потрясение его основ на нечто противоположное — вождизм большевиков. Для вождизма характер­но следующее:

— утопическая идеология (обещание всего);

— массовое настроение энтузиазма (которое даже физиологически не мо­жет быть длительным);

— личная харизма трибунных вождей;

— постоянные апелляции к образу сильного врага.

Вождизм, конечно, сильный, но краткодействующий синергик. После первых же неудач с реализацией идеалов вожди вынуждены сохранять свое положение через синкретики, но поскольку идеологизированные массы их не переносят, наступает период репрессий, образ врага переносится извне движения вовнутрь его, и сохранение достигнутого состояния становится самоцелью. За биологической границей вождизма (смерть лидеров) естест­венным путем вырастает новый тип политического лидерства — самозван­ство. Его отличают:

— назначение себя и друг друга во главе страны, фактическое упраздне­ние института выборности;

— негативная селекция (каждый руководитель стремится подбирать в свое окружение тех, кто послабее его по способностям или квалифи­кации);

— вялая эксплуатация вождистских идеологем;

— культ стабильности через тотальный контроль над обществом и друг другом.

Самозванство доводит синкретизм до застоя и разложения. Множество внутренних энтропиков порождается и продвигается во все его действующие механизмы, что опять-таки доводит систему до взрыва.

Однако детонатор взрыва, его источник оказывается на вершине системы самозванства, т.е. там, где подавление возможно менее всего. Появляется уступающий тип лидерства, который пытается приглушить наиболее угро­жающие энтропики какими-то встречными изменениями. Уступающий тип лидерства отличается:

— постоянной промежуточностью между унаследованным устройством социума и стремлением к переменам;

— тем, что обновления происходят только под давлением кризисов, т. е. сугубо реактивно;

— непрерывными атаками как из прошлого, так и из будущего, перетя­гиванием то в одну, то в другую сторону.

Смена этого типа лидерства произошла через инверсию: борьба уступа­ющего лидера против проповедника радикальных изменений; бунтарство последнего и репрессии по отношению к нему придали ему гораздо большую энергетику, чем он в состоянии был произвести самостоятельно. Появился инверсионный тип лидера, который возглавил страну не столько благодаря своим способностям, сколько из-за репрессий, применяемых его противни­ками. Инверсионный тип лидерства характеризуется:

ЧлиьИ. НАГОЛО! ИИ

Гллнл А. НАГОЛО! ИИ ЛИДГК ТИА

— носпроизводством некоторых черт вождизма (личная преданность масс);

— завышенными ожиданиями насчет лидера и обещаниями с его сто­роны;

— скорым разочарованием последователей, когда приписанный ему ресурс себя исчерпал;

— потерей управляемости страны, терпимостью к оппонентам и нарас­тающей энтропией.

В наших условиях сам этот лидер предложил стране новый тип лидер­ства — преемничество. Как тип лидерства оно отличается следующим:

— свою власть лидер получает не при помощи силы или электората, а через передачу от предшественника и по его выбору;

— преемник сначала выступает как обнадеживающая альтернатива уга­сающему предшественнику либо как гарантированный продолжатель его дела;

— вопреки ожиданиям предшественника преемник развивает собствен­ную линию поведения и собственную программу развития страны, возможно, далеко уходящую от линии предшественника.

В наших конкретных условиях преемничество было подкреплено непред­виденным даром — быстрым и незаслуженным ростом доходов от продажи углеводородов.

Итак, история России XX века сплошь состоит из переходных процессов: от феодально-капиталистического устройства — к советскому тоталита­ризму (под видом социализма и коммунизма) и от последнего — к демо­кратическому капитализму развитого европейского образца. И одновре­менно — это история переходов от одного патологического типа лидерства к другому.

Стоит отметить, что «народ безмолвствовал» при всех этих типах лидерст­ва за исключением вождизма и инверсионного. Поэтому обратная связь от периферийных процессов на органы принятия решения в остальных случа­ях замедлена и искажена. Отсюда неспособность к улавливанию слабых сигналов, доведение ошибок до патологий и неизбежность новых кризисов. Патологическими же все эти типы лидерства являлись потому, что заканчи­вались неудачами не столько для лидерских команд, сколько для страны, неизбежно подводя ее к новым потерям и разочарованиям. Каждый из лиде­ров пытался установить свой порядок, подавляя непредусмотренные синер-гики и упуская недооцененные энтропики. Поэтому дезорганизация была уже в политическом геноме каждого из них.

Посмотрим на некоторые детали этих переходов в современный нам период.