К такого рода дарению применяются правила гражданского законодательства о наследовании.

Но бывают и смешные варианты. Ну, например, в одной из работ была высказана позиция, что изначально законодатель хотел, чтобы прощение долга было односторонней сделкой, и в ст. 415 ГК РФ она была односторонней, а потом, когда принимал вторую часть, он передумал и решил, что она будет договором. Поэтому ст. 572 ГК РФ имеет преимущество именно с точки зрения темпоральной (закон, принятый позже, отменяет принятое ранее). Поэтому прощение долга – это двусторонняя сделка, только потому что ст. 572 ГК РФ принята позже, чем ст. 415 ГК РФ. Это, конечно, абсолютно бредовая идея, но она показывает, что в умах исследователей два этих вопроса рассматриваются, как взаимосвязанные. Хотя по гамбургскому счету, эти вопросы вполне могут быть разделены. На самом деле представить себе формат, что прощение долга будет осуществляться посредством одностороннего волеизъявления, при том, что дарение – это двусторонняя сделка (договор), в принципе возможно. Здесь нет никакой глубинной не состыковки. Гипотетически это возможно.

К сожалению, наша доктрина находится на зачаточном уровне в этом вопросе, и соотношение дарения и прощения долга в основном дебатируется применительно лишь к двум ситуациям. Есть две самые распространенные концепции:

1) Прощение долга равно дарению

2) Прощение долга равно дарению в части

Недостатки первого подхода вопиюще и бросаются в глаза при самом первом беглом взгляде. Прощение долга может существовать и в рамках возмездных отношений сторон. Кроме того взгляд, отождествляющий прощение долга и договор дарения особенно с учетом одиозного правила ст. 575 ГК РФ о запрете дарения между коммерческими организациями, по сути, закрывает возможность прощения долга в любых формах в любых концептах для коммерческих организаций. Отсюда у нас ставятся под сомнение или вообще рушатся такие феномены как мировое соглашение, которое может включать в себя прощение долга полностью или в части, и в своем исходном кондовом варианте мировое соглашение – это взаимные скидки с долгов, это по умолчанию концепт именно прощения долга. Но нет сейчас никой идеи отождествлять мировое соглашение и прощение долга. Сам ключевой исходный формат мирового соглашения – это прощение долга, по крайней мере, частичное. Тогда просто закрываются соответствующие вопросы. Вроде как мы вторгаемся в совершенно другую область, тут начинаются оговорки. Прощение долга равно дарению, но мировое соглашение, допустим, в рамках Закона о банкротстве, который прямо допускает его совершение, или в рамках процессуального законодательства, которое прямо допускает совершение подобных соглашений. Это, типо, исключения, прямо указанные в законе, и здесь не действует ст. 575 ГК РФ, хотя она изложена как универсальная, и там нет указания, что иное может быть предусмотрено законом. Более того приоритет положений ГК РФ делает зацементированным этот запрет раз и навсегда в любых формах и в любых конструкциях. Вот это вот два таких очевидно вопиющих случая, которые не позволяют разделить идею отождествляющую прощение долга и дарение. Кроме того, есть еще и другие аргументы, в том числе, не менее значимые, чем те, которые были обозначены ранее. Например, очевидно, что договор дарения – это юридический факт, порождающий обязательство, в то время как прощение долга – это способ прекращения. Не может одно и то же обстоятельство одновременно влечь и возникновение и прекращение. Даже никакой логической секунды не будет: возникло и сразу прекратилось. Так не может быть. Кроме того, при соответствующем подходе у нас смысл и существования ст. 415 ГК РФ ставится под сомнение, потому что прощение долга явно покрывается конструкцией дарения. Значит, одна из норм излишняя, а это показатель, что толкование является неправильным. Эта позиция, полностью отождествляющая дарение и прощение долга, крайне маргинальна, и ее на сегодняшний день из серьезных исследователей не придерживается практически никто.

Более популярная, в том числе и поддержанная ВАС РФ в ИП № 104, позиция, согласно которой прощение долга отождествляется с дарением в части. В той части, когда речь идет о безвозмездном прощении долга. К сожалению, эта концепция отвечает на первые два замечания (как быть, когда ситуация явно возмездная, и как быть со случаем запрета дарения), но исследователи почему-то не хотят замечать, что все остальные сущностные аргументы они остаются, в том числе, значимыми и для данной концепции. У нас опять получается, что институт общей части оказывается поглощенным институтом особенной части. Кроме того, эта позиция она еще менее удачна, чем предыдущая. В части, когда речь идет о безвозмездном прощении долга, - это дарение. Замечательно! А в другой части – это что? Это остается как самостоятельное прощение долга, или оно покрывается каким-то иным договором особенной части. Наряду с дарением, например, неким непоименованным договором в ситуации, когда речь идет о взаимном прощении долгов, т.е. сделки явно возмездные. И наряду все с теми же ситуациями, когда у нас отождествляется институт, который является основанием возникновения и институт являющийся основанием прекращения, у нас появляется проблема непонятного статуса прощения долга, которое не охватывается дарением. Причем, как бы мы не рассуждали, получается пшик абсолютнейший. Если это отдельный институт, не покрываемый другим институтом особенной части, перед нами проблема, как институт общей части начинает коррелировать с институтом особенной части и в одном случае это и основание возникновения и основание прекращения обязательства, а в другом – это только основание прекращения, что внутренне разрывает системность прощения долга как единого правового феномена. Если же он покрывается другим институтом особенной части, т.е., когда безвозмездный – это дарение, а когда возмездный – например, мена или иной договор меновой направленности. Тогда та же самая проблема, что и в первой ситуации: в чем смысл существование ст. 415 ГК РФ и где ее логические пределы, она полностью погашена, норма оказывается излишней. Ну, вот этой идеологии и этих аргументов почему-то исследователи стараются не замечать. Они рады тому, что уже ответили на вопрос о том, как быть, если прощение долга взаимное, они уже осознали, что прощение долга может использоваться в ситуации, когда отношения сторон не являются безвозмездными, но вот всех иных пороков они не замечают.

И третья точка зрения. Она, к сожалению, из юридического дискурса исключена, хотя, на мой взгляд, она самая работоспособная и самая удачная. Для того чтобы выйти из порочного круга дарения как договора особенной части в соотношении с институтом общей части, надо просто развести эти понятия как разнопорядковые так, чтобы они не пересекались вообще между собой. А чтобы они не пересекались, надо признать, что это сделки, являющиеся разными правовыми явлениями. Договор дарения – это сделка обязательственная, она потому и порождает обязательство, в то время как прощение долга, чтобы она никак не коррелировала с дарением, - это сделка распорядительная, которая является непосредственно способом изменения имущественного положения участников оборота. При таком подходе все становится на свои места. У нас никакой коллизии между ст. 415 ГК РФ и ст. 572 ГК РФ напрочь не существует. Если лица хотя т безвозмездно простить долг, то заключается обязательственная сделка: безвозмездный договор дарения, он порождает обязательство простить долг, а само по себе прощение долга является средством исполнения соответствующей обязанности и не входит в коллизию с дарением как основанием своего возникновения никаким образом. Это самый удачный и самый приемлемый, на мой взгляд, вариант. Более того, удачность данного варианта признается всеми. Даже те исследователи, которые отрицают за прощением долга статус и природу соглашения, даже они полагают (а многие из них серьезные исследователи), что прощение долга должно рассматриваться именно как распорядительная сделка. Например, в нашем кафедральном учебнике Байбак В.В. именно такую позицию и поддерживает. Он считает, что прощение долга – это односторонняя сделка, но при этом эта сделка распорядительная.

Алина: тогда получается, что если мы рассматриваем как распорядительную, то мы рассматриваем ее как двустороннюю?

Почему?

Алина: как иначе?

Во-первых, не всякая распорядительная сделка должна быть двусторонней (например, зачет - ярчайший пример распорядительной сделки, которая прямо является односторонней, это уже отлито в граните, как говорит второе лицо в государстве, в ст. 410 ГК РФ). Такой несостыковки этих двух позиций: дарения как двусторонней сделки (договора) и прощения долга как односторонней сделки, - нет. Может же исполнение обязательственной сделки быть в виде односторонней сделки. Гипотетически это возможно. В прошлой жизни мы опустили дискуссию. Есть разные понимания существа исполнения. Несколько концепций исходят из того, что исполнение – это всегда односторонняя сделка, а некоторые исходят из того, что универсального понимания исполнения не существует, и в отдельных случаях исполнение вполне может быть односторонней сделкой. Ну и здесь точно так же: возникает соглашение, а исполняется путем одностороннего волеизъявления. Это бьется между собой. Конечно, некая несостыковка возникает в другом: если мы одновременно признаем это предоставлением. Странно, что увеличение имущественной массы лица будет происходить без его волеизъявления. Странно, но не критично. В общем и целом, это можно представить. На мой взгляд, так не должно быть. Наверное, это одна из причин, по которой я предполагаю, что прощение долга является двусторонней сделкой. Видимо, у Байбака В.В. это все сходится. Гипотетически-то возможно. Какого-то вопиющего нарушения логики и здравого смысла здесь нет. Это соотносимо между собой. Вот взгляд на прощение долга именно как распорядительную сделку, на мой взгляд, является самым удачным решением, потому что все аргументы, которые выдвинуты против иных позиций, они здесь получают адекватное разрешение. Никаких нерешаемых проблем не существует. Еще раз повторю: то ли эту позицию никто не принимает всерьез, то ли многих пугает само использование категории распорядительных сделок (они же знают соответствующий посыл одного из авторов, чьи труды составляют доктрину ГК). Он же считает, что все те лица, которые знают термин распорядительная сделка, подлежат анафеме, а те, кто использует в своей речи или в научной дискуссии этой термин, - за 101 километр. Конечно, они никакого участия в доктрине не принимают. Поскольку все иные исследователи хотят принять участие в доктрине, то отметают для себя возможность получить черную метку от мэтра. Я не знаю, почему. Действительно, по поводу прощения долга и этих двух вопросов достаточно большая литература. Но вопрос о распорядительной природе практически не дебатируется. Почему эта теория считается нерукопожатной, почему к ней не обращаются, тайна сия велика.

ВАС РФ в ИП № 104 вроде бы формально признал вторую концепцию, что прощение долга не тождественно дарению в тех случаях, когда оно совершается возмездно. На самом деле, из ИП № 104 можно вывести подтверждение и третьей точке зрения. Другое дело, что ее, конечно, ВАС РФ не имел в виду. Тут уж не надо кривить душой, не было этого понимания, этой идеологии при принятии ИП № 104, но, в общем и целом, она выводима, и она этому разъяснению в ИП № 104 не препятствует.