Таежный мир

Давно замечено, что взаимоотношения общества п природы глубоко диалектичны. Мягкий климат и природное изобилие не требуют от человека значительных усилий для поддержания жизни, он берет то, что предлагает ему природа. В полярных областях природа, напротив, ставит людей в такие условия, когда максимум усилий направляется на выживание. И — как следствие — культура жестко детерминирована экологией, а любое нарушение баланса чревато голодом, эпидемиями. Поэтому, говоря о средневековых культурах Западной Сибири, очень важно обрисовать тот природный фон, который во многом обусловил специфические культурные традиции аборигенов края.

О Западной Сибири пишут много, сибирские сюжеты постоянно мелькают в телепрограммах. Дежурными стали эпитеты «суровая», «таежная», «неприступная». Стало расхожим представление, что в тайге и на болотах можно работать только вахтовым методом. Но мы забываем, что когда-то здесь тысячелетиями жили люди, что кажущиеся неосвоенными ныне районы на самом деле давным-давно освоены, испещрены охотничьими и оленьими тропами, а тайга поделена на угодья.

Написать портрет таежного мира Западной Сибири непросто. Дело не в том, что не хватает фактов, цифр и иллюстраций. Нужна не мертвая картина. Природа никогда не была декорацией в исторической драме, она была одним из главных действующих лиц.

Одно из самых сильных впечатлений, которое выносишь из странствий по болотам и лесам, — это тишина, плотная, почти осязаемая, воспринимаемая как качество пространства. Иногда кажется, что в безветренный день звучат только облака гнуса, неумолчно сопровождающие здесь все живое.

Июльским вечером вместе с проводником мы блуждали по краю нескончаемого болота. Тропа шла невысокой гривой, поросшей густым подлеском. Проводник

влез на большую сосну, поискал взглядом высокий кедр, от которого тропа вела к нужному нам лесному острову. Не видно звезд, и местность кажется безликой в рассеянных серо-розовых сумерках. Сделали еще один круг и вернулись к просеке — единственно надежному ориентиру. В конце концов нужная тропинка была найдена, и мы цепочкой пошли по болоту. Позже определили по карте: промахнувшись, мы, теоретически, могли бы идти до ближайшего населенного пункта как минимум неделю, все время видя перед собой одну и ту же картину — чахлые березки и болотные кочки.

Болота играют очень важную роль в поддержании температурного режима Западной Сибири, прогреваясь за лето и медленно отдавая тепло в холодное время года. В болотах берут начало многие сотни рек Западной Сибири, отсюда они несут воды, обогащенные железом. Летом большая часть заболоченных мест непроходима для человека. Зато зимой в пятидесятиградусный мороз по ним прокладывают зимники, намного сокращающие расстояния. Сказать, что болота только мешают людям, —значит неправомерно упростить картину. Торфяные болота кормят птиц и зверей, а сами люди издавна оценили вкус п пользу клюквы, морошки, голубики.

Болота — это ведь еще и кладовые естественного сырья. В толщах их отложений скапливается большое количество «болотных руд», весьма богатых железом. Порой их бывает так много, что они придают воде буроватый оттенок. И хотя биологические ресурсы таких мест сравнительно невелики, люди издревле стремились к ним, пытались как-то использовать в хозяйстве'. 'С тех пор как было открыто железо и освоено его практическое получение, болотные руды стали для таежного населения важнейшим источником сырья и основой металлургического производства. Качество «болотного» железа было достаточно высоким, даже в Древней Руси с ее развитым железодобывающим и обрабатывающим ремеслом из него ковали высокоценные клинки мечей и другое оружие.

Для таежных жителей Западной Сибири вплоть до XVIII века это сырье имело промышленное значение'. Такие места обладали особой притягательной силой. Например, берега Оронтурского озера были густо за-

селены уже в I тысячелетии нашей эры, а крупный советский археолог и этнограф В. Н. Чернецов выделил особый, оронтурский этап в истории средневекового населения Нижнего Приобья благодаря ярким, выразительным материалам его древних памятников.

Другой непременный элемент ландшафта Западной Сибири — озера. В тайге и лесотундре их насчитывается более полумиллиона. Они тянутся длинными цепочками в междуречьях и во время разливов рек затапливаются талой водой. Ко многим озерам летом трудно подойти: у них топкие берега, густо поросшие осокой. В таких укромных, неглубоких местах водоплавающие птицы выводят птенцов, а длинные таежные озера, питающиеся подземными ключами, часто служат своеобразными «аквариумами», в которых растет, набирает вес рыбья молодь. Зимой в озере, не имеющем источника, из-за недостатка кислорода может погибнуть вся рыба. А если и весной не будет большой воды, такой водоем останется безжизненным до следующего разлива.

На водоразделах и речных террасах нередко можно встретить озера и в разрушающихся торфяниках. Иногда они преобладают в ландшафте. Глубина их котловины не превышает 1, 5—2 метров, размеры же достигают от нескольких квадратных метров до десятков квадратных километров. Вода в них густо коричневого цвета с резким болотным привкусом. Дно лагун устлано гниющими растениями. Напрасен здесь труд рыболова — рыбы нет. Птицы на таких озерах не селятся и даже временно их не посещают. Это гиблые места, никакого хозяйственного значения они не имеют.

Взглянув на карту Западной Сибири, нельзя не отметить большое количество рек. Как кровеносные сосуды, они пронизывают равнину во всех направлениях. Среди рек выделяются два великана — Обь и Иртыш. Истинные размеры Оби мы смогли оцепить во время перехода на катере из Новосибирска до Березова и Саранпауля. В июне, во время разлива, на реке можно ориентироваться только по бакенам (в некоторых местах она разливается так широко, что берегов не видно).

Во время весеннего половодья поймы не только Оби, но и других ее притоков почти полностью покрываются водой, над которой возвышаются лишь отдель

пые полузатоплепные острова. В обычное же время реки больше отлагают наносы, чем размывают берега. Воды вяло текут в широких, на десятки километров, долинах. У подпираемых стрежневыми водами притоков, порой, трудно определить направление течения, настолько застойны их воды. Паводки даже создают здесь встречное течение, и вода, текущая вспять, переливается через водоразделы. Подобные явления (бури-фикация) обычны для Западной Сибири. Во время подъема воды и в дождливое время спокойное течение рек становится быстрым и бурным. Они проделывают титаническую работу, вырабатывая и меняя русла, образуют новые протоки, спрямляют течение, подмывают II рушат высокие яры, отлагают сильные наносы ила п песка, корчуют и уносят прибрежный лес, забивая русла заломами.

Реки часто делятся на протоки и рукава, которые расходятся на десятки километров, переплетаются и иногда заканчиваются тупиком. Маленькие таежные речки летом хорошо прогреваются, но аборигены Западной Сибири никогда не были хорошими пловцами и не отваживались пересекать реки вплавь. Но в легких долбленых лодках они освоили все мало-мальски рыбные речки. Путешествия по рекам были сопряжены в прошлом с преодолением многочисленных завалов, превосходивших те, с которыми довелось иметь дело нам. По рассказам путешественников, многие таежные реки так забивались упавшими стволами деревьев, что поверх завалов успевала вырасти молодая поросль, и реки десятки километров струились, не выходя на поверхность.

Реки Западной Сибири кормили людей с глубокой древности. Каменные и керамические грузила для рыболовных снастей археологи обнаруживают в памятниках эпохи бронзы. Уже тогда люди, заселившие речные долины, хорошо знали приемы добычи рыбы и места ее обитания. Рыбу ловили сетями, били острогой, перегораживая запорами ручьи и неширокие протоки. Добывали окуня, язя, щуку, плотву, налила, карася и даже осетра, стерлядь, нельму. И сейчас рыбные богатства сибирских рек позволяют ловить муксуна, щоку-ра, пыжьяна, сырка, а в Северной Сосьве — пресноводную сельдь, считавшуюся изысканнейшим деликатесом и в давние времена.

Зимой в Оби и ее притоках и сейчас выпадает бурый осадок — ржавец. В воде падает содержание кислорода, что вызывает «замор» рыбы. «Замор» на Оби начинается от устья Кети, усиливаясь к реке Парабель и устью Васюгана. Распространяясь вниз со скоростью до 40 километров в сутки, он охватывал все нижнее течение Оби вплоть до Обской губы на протяжении более 1800 километров. Рыба становилась на зимовку в глубокие ямы, где били ключи со свежей водой. В некоторых местах, по рассказам рыбаков, глубина пластов из стерляди и осетра доходила до 3—3, 5 метра.

Реки прежде всего были главными транспортными артериями Сибири. Передвигаясь по ним, древний человек осваивал Западно-Сибирскую равнину. Одновременно Обь и Иртыш были главными путями, связывавшими тайгу с районами Южной Сибири, с иным культурным миром. По речным долинам далеко на север проникали волны миграций с юга. По рекам шли на юг меха, на север серебро, оружие. Благодаря этим «голубым проспектам» Западная Сибирь оказалась проницаемой для культурных влияний, исходивших из Ирана, Византии, а может быть, и Индии.

Жизнь человека проходила на берегу реки. Велика была роль леса, тянувшегося вдоль берега. В условиях широких разливов рек и обширной заболоченности леса растут «островами» на возвышенных сухих местах, гривах, водоразделах. Каждый лесной остров — это сибирская тайга в миниатюре. Один из его берегов, более высокий, часто спускается к озеру с истоком, богатому рыбой. Такие озера протоками соединялись с рекой, и на остров можно было попасть по воде прямо от селения. Другой берег, пологий, незаметно переходит в заливной луг или болото. С этой стороны остров окаймлен густым кустарником, зарослями осоки, болотными кочками. Вдоль острова, по возвышенной его части, растут сосны и кедры, пихты и березы. Здесь же, в подлеске, можно найти малину и черемуху, а иногда в густом малиннике случается увидеть следы медвежьего пиршества: сломанные ветки, помятые, раздавленные кусты. Здесь же под ногами — россыпи черники, брусничные поляны, а в светлых осинниках — грибы. Впрочем, коренные жители никогда не считали грибы пищей, достойной людей. Ими лакомились белки и олени.

У каждого острова свой неповторимый облик. Один—темный, с завалами из упавших деревьев, другой — светлый, поросший частым березняком после пожара, с неожиданным болотцем внутри, третий — кедровник, насквозь просвечиваемый солнцем, с пружинящей под ногами хвоей. Не случайно все острова, на десятки километров в округе каждого селения, имели свои названия. Люди прекрасно знали, -где и когда тайга одарит ягодой, где лучше плодоносит кедр, а где меткой стрелой можно добыть глухаря.

Бережное отношение к лесу — в крови у народов Западной Сибири. Вырубить или уничтожить огнем лес на ближайшем острове—значит на десятилетия лишиться зверя и птицы, кедровых орехов и ягоды. Таежный мир, такой огромный на карте, в реальной жизни сосредоточился на небольшой, вполне обозримой территории в несколько сот квадратных километров. Дальше — чужая земля, чужие угодья.

Закономерность подобного отношения к своей земле осознаешь, когда после утомительного пути по болотам и топям выходишь на крутой берег кедрового острова, обретая под ногами надежную твердь. Земля здесь устлана плотной подстилкой из прошлогодней хвои или белым мхом-ягелем. Даже в жару здесь прохладно и заметно меньше гнуса. От пего страдают в тайге не только люди: в-1972 году в Среднем Приобье гнус стал причиной гибели около 500 лосей. Специальным учетом установлено, что в местах, изобилующих гнусом, на человека в течение трех минут нападает свыше тысячи комаров, более 2000 мошек, 2000—3000 мокрецов. Количество слепней, садящихся на человека за 20 минут, доходило до 1000. Не случайно все живое ищет прибежища в тех местах, где можно хотя бы недолго отдохнуть от мошки и комара. Кедровники закономерно становятся оазисами жизни.

Главное богатство — кедровый орех, урожай которого достигает полутора миллионов тонн. Аборигены Сибири широко использовали в быту и хозяйстве древесину, а из корневища кедров выделывали веревки. Ресурсы таежного леса использовались людьми максимально полно. В дело шли конопля и крапива (из них делали и домотканое полотно, и тетивы луков, и плели сети), из стволов осин выдалбливали лодки, береста шла на изготовление покрышки чумов, туесов и луко-

шек. И наконец, тайга кормила человека. Помимо пушного зверя (не случайно на первых сибирских монетах мы видим изображения соболей) в лесу добывали оленя и лося, медведя и боровую дичь.

Жизнь человека в таежном мире осложнялась периодическими изменениями климата, 1850-летние климатические циклы, сопрягаясь с более длительными и короткими, приводили к увлажнению и к усыханию Западно-Сибирской равнины. Когда уровень воды в реках и озерах поднимался, люди вынуждены были селиться на высоких речных мысах и островах, которые не затапливались во время разливов. Таким образом, число мест, пригодных для жилья, сокращалось. Когда две с половиной тысячи лет тому назад сухой и теплый период сменился холодным и влажным, в жизни аборигенов тайги произошли существенные изменения. Огромные массивы, обжитые ими прежде, оказались заболоченными, и люди стали перебираться на недоступные воде места. Начались миграции из заболачиваемых районов.

Процесс заболачивания повлиял и на водный режим в целом. Чем большее число речек питалось болотными, слабо насыщенными кислородом водами, тем труднее становилось добывать необходимое количество^ рыбы. Образование новых болот привело к падению плодородия лесных почв и к появлению нового растительного покрова. Испытывая недостаток привычного корма, первыми из обжитых мест уходили животные. За ними двигались люди.

Именно так происходило передвижение на юг населения Среднего Приобья, носителей так называемой кулайской археологической культуры. Интересующая нас эпоха таежного средневековья дает картину климата, близкую к современной, поэтому мы считаем правомерным использование современных данных для реконструкции природной ситуации тысячелетней давности.

Нельзя не упомянуть еще об одной особенности таежного мира — почти полном отсутствии здесь камня, пригодного для изготовления орудий труда. Скальные породы в Западной Сибири залегают на глубине нескольких тысяч метров, поэтому древнейшая история региона до сих пор остается загадкой для археологов, Если в других районах Сибири каменный инвентарь позволяет проследить историю на десятки тысячелетий

вглубь, то история западно-сибирской тайги до сих пор «куцая». В небольших количествах каменные орудия обнаружены в памятниках эпохи бронзы. Как правило, они изготавливались из галечника, который является обломочным материалом древних ледниковых морен, обкатанным в речных водах. Дефицит каменного сырья сказался на темпах освоения Сибири древним человеком.

Самая северная стоянка человека каменного века в таежной зоне Западной Сибири находится у села Могочин на Оби. Как осваивались более северные районы, нам пока не известно. Известно другое: даже тысячелетия спустя народы Западной Сибири испытывали острый недостаток в камне. У селькупов, например, существовал даже особый вид промысла — люди искали каменные валуны, по каким-то одним им известным приметам определяя, где надо копать землю. Зато в другом сырье — глине — недостатка не было. Свидетельство тому — многочисленные поселения и городища, культурный слой которых буквально нашпигован обломками керамических сосудов. Их так много, а рисунки (орнамент) на сосудах столь разнообразны, что археологи используют древнюю керамику как основу для различения (или сближения) археологических культур бронзового и железного веков.

А вот еще одна загадка истории Западной Сибири:

народы таежного края, прямые наследники древних культур, ко времени прихода в Сибирь русских уже не пользовались гончарным промыслом. Они обращались только с деревянной и берестяной посудой. Почему исчезли навыки изготовления посуды из глины, культивировавшиеся веками? Куда ушло искусство бронзолитейного дела? Ведь древнее население умело выплавлять прекрасные топоры-кельты, кинжалы, наконечники стрел, ажурные фигуры животных, личины.

Сложные процессы развития общества, помноженные на коэффициент природного воздействия, сегодня с трудом поддаются расшифровке. Ясно одно: переломные состояния общества находятся в тесной взаимосвязи с экологическими кризисами. Впрочем, изменения климата и ландшафта в Западной Сибири не носили характера экологической катастрофы, были постепенными, растянутыми во времени настолько, что человек успевал приспособиться к новым условиям. Это

были вариации на одну и ту же. заданную тему: болота, реки и тайга. Менялось их соотношение, но неизменными оставались хозяйственные занятия и образ жизни человека. Поэтому таежный мир Западной Сибири, применительно к эпохе средневековья, можно рассматривать как мир стабильный и достаточно однородный во всей своей протяженности.

Биологические ресурсы западно-сибирской тайги невелики, а это немаловажный фактор, от которого зависела численность коренного населения. В XVII веке плотность населения составляла один человек на 30—40 квадратных километров. Специфика природных условий способствовала стабильности и консервативности общества. Действительно, еще в эпоху бронзы аборигены Западной Сибири создали весьма совершенный охотничий инвентарь, мало изменявшийся вплоть до недавнего прошлого. В дальнейшем уже не было возможностей для серьезных усовершенствований.

Культурная модель аборигенов тайги сложилась еще в эпоху бронзы и развивалась лишь в частностях. Дело вовсе не в отсутствии творческого потенциала. Слишком велик был риск попытки внести в хозяйство что-то новое, отказавшись от опыта предков. Поэтому ведущей, определяющей чертой древних культур можно считать их традиционность, консервативность. Консервативны те сферы культуры, которые непосредственно «замыкаются» на природу. Природа сама поставила предел развитию материальной культуры.

Еще одна особенность таежных культур — это явное преобладание присваивающего типа хозяйства (охота, рыболовство, собирательство). Природные ресурсы ограничивали даже возможность появления производящих видов хозяйства — земледелия и скотоводства. Природные условия определяли не только численность населения тайги, но и формы расселения людей. Жизнь в тайге — это жизнь в небольших поселках, в маленьких коллективах. Разобщенность людей, их разбросанность, по таежным селениям — нелегкое испытание для культуры, которая создается усилиями общества, а не единиц. Как вообще могло возникнуть чувство этнического самосознания у людей, распыленных по таежным поселкам, отстоящим один от, другого на десятки

километров? Чтобы ответить на этот и другие вопросы, нам придется перенестись в таёжный посёлок, стоящий на мысу небольшой peки.