Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Супермэн






Мин старательно чистил зубы, разглядывая свою взъерошенную шевелюру в зеркале. Ему не нравилась ни шевелюра, ни раскосые, какие-то совсем девчачьи глаза, вечно будто тушью подведенные и придурочно-изумленно-вытаращенные… Он вообще в глубине души, как и положено натуре, часто не готовой решить, экзальтированная она или просто истеричная, считал себя страшилищем, которому бы детей пугать в кошмарах. Он в этом даже убежден был… за исключением тех коротких, но часто повторяющихся интервалов времени, что Лухан растворялся в волнах оргазма и его и без того расслабленная психика заставляла его шептать, что Мин «самый красивый, волшебный, эротичный, вызывающе сексуальный»… и тогда Мин таял… А потом расслабленная психика Лухана добавляла: «как кусочек сочного, хорошо прожаренного мяска… ммм»… и Мин отвешивал пиздецки звонкий подзатыльник взъерошенной от их упражнений тупой оленьей голове.
Фу, гадость…
Мин выплюнул пасту в раковину, сполоснул рот и потянулся к гелю для умывания. Здрасьте, приехали… Это дикое парнокопытное умудрилось видимо копытами своими выжать все из тюбика, так что Мин разве что героическими усилиями нашвыркал в ладонь жалкий плевочек прозрачной жидкости.
Мин злобно оглянулся через плечо, обещая себе отомстить за растрату любимого геля, и намазал лицо, поплотнее захлопнув глаза. Наверно поэтому ладони на его бедрах сначала показались ему немного галлюциногенными – ведь он специально оглянулся, не было же никого... Но ладони уверенно забрались под резинку трусов, растянули их в стороны и сжались уже на голом теле.
Мин принялся энергично смывать с себя то, что мешало открыть глаза и врезать точно по слишком много о себе возомнившей роже. Но ладони все равно действовали быстрее (опыта им не занимать, что уж тут скрывать): трусы сползли по самое не хочу, повиснув на члене и оставив между ног какое-то скучающее пустое пространство из болтающейся ткани, которое заинтересованно ожидало дальнейших действий. Наглые ладони кончиками пальцев коснулись паха, придавив волосы и поманив ощущением прикосновения, и пустота в трусах вообще напряглась…
Но тут Мин, наконец, справился с мылом на своем лице и раздраженно дернул полотенце с сушилки, двинув бедрами и поинтересовавшись:
- Руки свои убрать не хочешь?
- Мне и там хорошо, - выдало наглое парнокопытное, сгребая Мина вместе с полотенцем к себе поближе.
А потом и вовсе распустило свои непотребные ручища, принявшись перебирать найденное в трусах с подозрительной нежностью, будто сокровища.
«Ну да, - заржал про себя Мин, - волшебный жезл и два сосуда с благодатью».
- Ты мерзкое, отвратительное, похотливое животное, - Мин вытащил чужие руки из своего белья и развернулся к Лухану. Его оленище потирал след от подушки во всю щеку, а другой рукой подтягивал трусы, кроме которых его тело, собственно, ничего больше не стесняло.
- Ну иди ко мне, - прохныкало оно, разведя руки.
И в них Мин прыгнул. Нет, не по доброте душевной. Очень хотелось просто… мстить.
Лухан даже проснулся слегка, почувствовав несвойственный вечно раздраженному Мину напор, с которым тот кусал его губы и как-то подозрительно терся об него, пытаясь то ли почесаться, то ли залезть на него. Лухан решил, что все-таки последнее (в конце концов, он должен отталкиваться от подавляющего мнения большинства, полагающего, что Мин, в отличие от него, нормальный) и с готовностью подхватил штурмующее его тело под бедрами, помогая взобраться на себя.
Мин с довольной ухмылкой почувствовал, как закачался Лухан под его весом, делая шаг назад…
«Придурок, ведь никогда же удержать не мог», - подумал Мин.
Лухан шагнул назад, потому что прямо за дверями ванной должен был стоять шкаф-купе. Шкаф-купе с закрытой дверцей. К которой он хотел прислониться.
Но дверь была открыта, а Мин слишком поздно ухватился за полку – и они рухнули внутрь, снося вешалки.
- Бля-я-я-ядь, - Мин выразил свое мнение по поводу развороченного шкафа, когда одежда перестала падать на них.
Сам он счастливо отделался, свалившись на Лухана, зато на лице самого Лухана появилась какая-то жалкая гримаса обиды. Лухан опустил руку вниз, дотронулся до бедра, и на его пальцах нарисовался слабый красный след.
- Ой, - слетело с его губ, и Мин, стараясь не слушать свою совесть, которая звонким противным голосом орала ему в уши, что это все он виноват, потянул Лухана вверх, поволок на кухню, заставил залезть на стол и поставить ногу на табуретку, так чтобы можно было разглядеть: по задней стороне бедра через пах тянулась смачная рваная полоса.
- Больно? – Мин едва задел, но Лухан дернулся. А потом соврал:
- Нет.
- Придурок, - сказал Мин, доставая перекись и вату.
Он промыл рану, промокнул ватным диском и достал йодный карандаш, бросая Лухану:
- Потерпи.
Лухан тихо зашипел где-то сверху, и Мин, на что уж злыдня, принялся дуть и поглаживать погорячевшую кожу на бедре. Ссадина была весьма длинная, дуть и гладить пришлось много, и придушенного шипения сверху уже не было слышно, когда Мин закончил, закрывая карандаш колпачком.
Зато картина, которую он узрел, посмотрев наверх, его весьма позабавила: Лухан шел красными пятнами, дышал куда-то в сторону и цепко держался за эту реальность, которая ассоциировалась у него, видимо, с краем стола, в который он вцепился пальцами.
- Тебе приятно? – вкрадчиво спросил Мин, двигаясь пальцами от царапины ближе к паху.
Реакция Лухана даже удивляла его – он касался совсем слабо, едва задевая подушечками пальцев нежную тонкую кожу с синеватым оттенком.
- Тебе нравится, когда я делаю это? – Мин наклонился еще ближе, теплым дыханием касаясь тела.
- Да, - как под пытками признался Лухан, пока его лицо выдавало героическое самоотверженное усилие сдержаться и не позволить члену, которого коснулись пальцы Мина, выпрыгнуть, как черт на пружинке из дурацкой игрушки.
Мину странным образом захотелось попробовать то, чего он никогда не делал… Лухан никогда не просил и не заставлял его, принимая как само собой разумеющееся, что это именно он может и должен доставлять ему удовольствие – касаясь, лаская, облизывая где надо и где не надо… Мин не сомневается, что, высохни на континенте вся вода, Лухану не покажется слишком дурной идея вылизать Мина языком ради помывки.
Мину не то чтобы было слишком неприятно и он, надумай Лухан попросить его о минете, орал бы, что он вообще не гей. Просто… ему никогда не хотелось. Да и сейчас, когда он спускает с Лухана трусы, это больше похоже на любопытство. Мин целует, член перекатывается у него по губам, и Лухан смотрит на него глазами девять на двенадцать:
- Ты не обязан…
Мин тихо смеется, на прощанье оставляя поцелуй на кончике, и засовывает добро обратно. Он явно пока не готов. Зато другая, не менее забавная идея, включается догадливой лампочкой в его голове, когда он снова видит на лице Лухана смущенное выражение:
- Ты помнишь, что все еще должен мне? Так вот, я хочу сегодня… - смущенное выражение быстро перерастает в что-то вроде «блядь, что за невезение», и Мин поднимается с коленей: - А пока… ты вроде рубашку хотел купить?

В торговом центре Мин оставил Лухана вертеться перед зеркалом в миленькой и очень метросексуальной рубашечке, хлопнув по заднице:
- Сейчас вернусь.
- Эй, я хочу с тобой, - заканючил Лухан.
- Неа. Я с тобой не хочу, - в свойственном ему духе высказался Мин и вынырнул в двери.
Мин не очень-то утруждал себя выбором. Просто вытряхнул все набранное перед кассой, справедливо полагая, что тощий Лухан влезет в то, что он для него подобрал, расплатился и засунул покупки в пакет. Оставалось только всю дорогу домой лупить Лухана по рукам, когда он порывался засунуть свой нос в бумажную сумку, на которой была эмблема неизвестного ему магазина… что Лухана, признаться, слегка смущало.
Но любопытство недолго поддушивало Лухана - дома Мин запихал его в ванную, всунув в руки пакет:
- Это все должно быть на тебе надето.
Лухан заглянул в пакет и непечатными словами воздал должное добродушию Мина. Его скромный парень, похожий на милую лисичку, судя по всему, собирался не просто демонстративно наказать его задницу, но и изрядно поразвлечься. Устроив шоу трансвеститов.
Мин превзошел сам себя. Ему не только удалось в рекордные сроки ликвидировать возмутительный, но уже привычный срач в комнате, пока Лухан одевался (однако, надо быть честным, Лухан тоже не спешил), но и сложить диван, зажечь свечи, открыть вино, бросить на стол вазу с фруктами и какими-то пафосными итальянскими пирожными, переодеться и даже подумать, что вот он, его шанс – наглядно продемонстрировать Лухану, что заниматься этим все же приятнее не отмокая в молоке, как гренка, а получая удовольствие от романтической атмосферы…
Хотя нет, погодите, от какой атмосферы, еще раз?
Мысли Мина спутались, как бечевка, с которой долго игрался гиперактивный котенок: в узел. Лухан, вылезший из ванны и сейчас приглаживающий волосы, был похож на мечту педофила: он начинался от пола белыми чулками с коричневыми бантиками (Мин подумал, что надо все же было повнимательнее приглядываться к тому, что выбирал), продолжался пышной плиссированной юбкой в клетку и заканчивался узенькой рубашкой с тоненьким коричневым же галстуком, как у школьницы-развратницы.
Оценив на скорую руку созданный им образ, Мин хмыкнул, протягивая руку:
- Моя порнозвездочка, ты потрясно выглядишь…
- Ублюдок, - прошипел Лухан. – Откуда в тебе столько ебаного изврата?
- От тебя, моя прелесть? – теперь Мин понял, почему Лухана никогда не смущали слова, которыми он обзывал его в порыве чувств: да хоть трихостронгилоидой, раз все равно стоит. – Прости, я должен кое в чем убедиться…
Рука Мина ныряет под юбку быстрее, чем раздаются возражения, и обличительно дергает вниз найденное правонарушение:
- Ты не считаешь, что это как-то не вписывается в образ? – стаскивая вниз по ногам в чулках черные мужские трусы.
- Ну… но…
- Че «но»? - передразнивает Мин. – У тебя подходящих нет, значит, ходи так.
- С-с-сука… - шипится Луханем в спину.
- Фу, - Мин продолжает котяшиться, - такая благородная девица, а ругается, как сапожник.
Мин хлопает рукой рядом с собой по дивану, и Лухан уже собирается опуститься на него, расправляя складки юбки так, чтобы ничего не торчало, как его резко тянут в сторону, и приземляется он на колени Мина.
- Держи, принцесса… - Мин протягивает бокал оторопевшему Лухану, чокается своим и делает вид, что пьет. На самом деле он просто дожидается, когда Лухан забьет на попранную гордость и начнет пить: движения кадыка на длинной шее и ощущения рассыпавшейся по коленям юбки уже будят в нем зверя… пусть маленького, но с большой фантазией.
- Есть хочешь? – спрашивает он, протягивая Лухану пирожное, на котором столько крема, что впору блевануть сливками.
Но забрать его из своих рук он не дает.
- Нет уж, раз сегодня ты принцесса…
Когда губки Лухана, вдруг (от голода?) решившего стать послушным, открываются, и белые зубки впиваются в золотистое тесто, Мину реально хорошо-о-о… Это в юбке на его коленях жует, как особа королевских кровей, и когда остается последний кусочек, невинно касается губами его испачканных кремом пальцев. Тем же ходом Мин скармливает Лухану еще одно пирожное, ненавязчиво касаясь пальцами его губ, но Лухан вроде бы и не понимает - а может просто прикидывается.
- Моя крошка не хочет сказать спасибо? Моя крошка такая неблагодарная?
Лухан сверкает черными глазами и мстительно обхватывает пальцы губами, посасывая так, что кровь останавливается.
Мин осторожно (с этим в юбке почему-то хочется обращаться осторожно) обнимает Лухана за талию и поворачивает, чтобы удобнее было целоваться. Поцелуи выходят какие-то детские и со вкусом сладкого крема.
Мин тихо смеется, цепляет из вазы фиолетовую сочную черешню и, держа за корешок, водит по губам Лухана, просто млея от того, какой он красивый… Лухан красивый в принципе, с какими-то возмутительно-невинными глазами, когда не ржет, как будто опять скурил всю пачку с сигаретами, вот только он никогда не говорил Лухану этого… Как будто само собой подразумевалось, что он не болеет, не ноет, не жалуется, даже когда на его заднице красуется ссадина сочная, как эта черешня. Лухан не привык обращать на себя внимание, отдавая все его Мину, и теперь Мину за это немного стыдно… И он с неприкрытой издевкой нежностью предлагает Лухану еще и клубнику, а его рука задумчиво опускается на клетчатую юбку, нащупывая под ней то, чему там в принципе не полагается быть. Мин ничего не может с собой поделать и ласково сжимает через ткань, на что Лухан только хмыкает:
- Если бы я так делал, ты бы давно уже бегал и орал, что это возмутительно – жрать и при этом трогать член.
- Ты жуй, жуй, не отвлекайся, а то опять говоришь гадости…
Рубашка тихо шуршит, когда Мин расстегивает пару пуговиц на груди. Почему-то все эти игры с переодеванием заставляют его чувствовать, как будто у них все в первый раз, относиться с какой-то трепетной бережливостью.
- Знаешь, ты сейчас похож на девушку, с которой я чуть не переспал на выпускном…
- Да ну? – вскидывает брови Лухан, занятый клубникой.
- Ну да, - передразнивает Мин. – Она сидела у меня на коленях, мы целовались и даже расстегнули друг на друге одежду… Но до постели дело так и не дошло.
- Почему?
- Дурак ты, - отвечает Мин. – Я ее любил, не хотел портить.
- М-м-м… А если бы я теперь был на ее месте?
- Что? – Мин слишком задумался, чтобы уловить смысл вопроса.
- Со мной бы переспал?
Вопрос неожиданный, самому Мину он бы в голову не пришел. Зато ответ приходит неудержимо, как наводнение:
- Нет, - быстро говорит он. – Точно нет.
Лухан довольно смеется, будто выяснил то, что хотел. Мин с запозданием понимает, к чему свелся смысл вопроса, и тоже смеется, про себя думая, что ему пора начинать писать книгу «Миллион тупых способов сказать “Я тебя люблю”».
В наказание чересчур уж сообразительному Лухану Мин расстегивает остальные пуговки на рубашке, касается губами сосков и вздыхает:
- Ты прав… Хочется сисек – больших, мягких и прыгучих.
- Ну уж прости, их я тебе нигде не достану.
- Да дело даже не в них, - продолжает Мин, - просто мне кажется, когда я касаюсь тебя так, - он касается языком розового пятнышка на груди Лухана, а потом целует его, - что чего-то не хватает, что ты не понимаешь, не чувствуешь того, что я пытаюсь показать…
- А что нам остается? Попробуй – может, я и пойму, - с хитрецой предлагает Лухан.
Он окончательно заползает на бедра Мина, становясь коленями на диван, и распахнутая рубашкой грудь оказывается напротив лица Мина. Мин ухмыляется, принимая эту игру. Ткань юбки сминается под его ладонями, когда он ведет их вверх, останавливая на талии, притягивая к себе, а губами касается соска, лижет, втягивает в себя. А потом с каким-то диким восторгом ощущает, что Лухан понял: Лухан пошловато прогибается в пояснице, подставляя грудь под ласки, ведет бедрами, вытягивает руки на диване, опираясь локтями о спинку, и выдыхает с каким-то откровенным возбуждением.
Мин добивался от него того, чтобы он вел себя, как девочка, не пряча, как обычно, то, как ему хорошо – и Лухан справляется превосходно, сцепляя руки на шее Мина, подставляясь под поцелуи с такой ошеломительной смесью желания и откровенности, что Мину начинает казаться, что он развращает девственницу.
Мин заваливается на диван, утягивая Лухана вслед за собой. Они целуются, как будто не трахались уже миллион раз, отдавая губами нежность и что-то похожее на доверие. Лухан коленями опирается о диван, и его задница в клетчатой юбке где-то высоко вверху. Мин заново открывает для себя поцелуи с посасыванием, шепча Лухану, когда его язык выскальзывает изо рта:
- Блядь, я теперь чувствую себя школьником.
- Для школьника ты слишком хорошо целуешься, - смеется Лухан.
- Я много чего хорошо делаю, ты убедишься, - подмигивает Мин.
- А может я на слово поверю?
- Ну уж нет. Раньше надо было думать, до того, как начал ТАК вздыхать…
Чисто по-человечески Мин бы понял Лухана: он целует его, а руками водит под юбкой, потихоньку спуская резинки чулок, нарочно касаясь с задней стороны бедер, с внутренней, легкими дразнящими движениями проходясь по всему, до чего может достать. Ему жутко нравится, как Лухан реагирует на поглаживания по ягодицам – нервно дергается, а потом стонет ему в рот. Ему снова до безобразия доставляет сам факт совершающегося разврата: они с Луханом целуются, Лухан нависает над ним, а его руки сегодня – абсолютные хозяева тому, что под клетчатой юбкой. А там, стоит заметить, чулки, голые чувствительные бедра и ни грамма белья.
Мин вдоволь успевает подразнить Лухана, издевательски медленно снимая с него чулки, при этом умудряясь очень качественно ощупать бедра, ягодицы и даже пройтись под коленями. И лишь потом принимается за десерт, основанием ладони надавливая на член и вылавливая губами все звуки, что роняет рот Лухана от этого маленького эксперимента. Он продолжает массировать в общем-то даже не член, но Лухан все равно проседает на него, выгибается и еще выше поднимает задницу.
- Ты такой пошлый…
- Кто бы говорил…
- Ну теперь-то хочешь?
- А у меня есть выбор?
- Ну можешь выбрать позу, так и быть…
- Ты же не успокоишься, пока я не скажу, да?
- Неа.
Лухан нетерпеливо ведет бедрами, юбка, под которой Мин продолжает издеваться над его телом, шуршит, и Лухан наклоняется к самым губам Мина, произнося едва уловимо:
- Я хочу…

 

Кукла

- Ну прости-и-и… Прости, что изгадил твою любимую рубашку.
Лухан знает, что Мин не спит, и ноет уже минут пять: вчера он случайно вылил на Мина стакан виноградного сока, и его белой рубашке… настал конкретный пиздец, в общем.
Лухан придвигается ближе к Мину, демонстративно повернувшемуся к нему спиной, и под одеялом ползет пальцами по его боку. Одеяло съезжает, и Лухан повинными поцелуйчиками исшлепывает оголившееся плечико. Когда пальцы Лухана принимаются еще и щекотать, Мин двигает локтем ему в грудь и натягивает одеяло повыше.
- Ну Ми-и-ин…
Лухан не позволяет совсем спрятаться под одеялом, цепко впившись пальцами в ткань. Они как два малолетних дебила из детсада передергивают несчастное одеяло, и когда Лухан неожиданно тянет слишком сильно, Мин выпускает его и разворачивается:
- Знаешь, что бесит меня больше всего? – раздраженно спрашивает он. – Даже не то, что ты ее испортил. Меня бесит то, что тебе насрать.
- Мин, это всего лишь рубашка, - убеждает Лухан.
А потом пользуется тем, что теперь Мина можно поцеловать.
- Это МОЯ рубашка, - Мин не торопится разжимать губы и отвечать на поцелуй, пусть даже он и кажется таким сладким. – И МНЕ она была дорога.
- Я тебе новую куплю, - легкомысленно отвечает Лухан, вновь наклоняясь, чтобы убедительно поцеловать в губы, которые, он чувствует, уже дрогнули и слабо шевельнулись в ответ.
- Дело в том, что тебе просто наплевать на то, что важно мне, - Мин чувствует себя немножечко идиотом, занимаясь риторикой, пока его целуют. Пока его целует Лухан. Черт бы его побрал, его поцелуи совершенно невозможно игнорировать… потому что они вкусные. Вот как сливки или малиновое желе. И Лухан прикасается так, что начинает казаться, что он просто падает поцелуями в сливки, чувствует нижней губой нежную влажную поверхность желе и сильный сладкий ягодный запах, похожий на те, которым вечно пахнут тюбики со смазкой.
- Мне не наплевать, - Лухан чувствует, как Мин сдается, и это чувство заставляет его целовать еще нежнее и торопливее. – Просто ты заводишься из-за ерунды…
Лухан уже окончательно празднует победу, наклоняясь к Мину между расставленных по бокам рук. Под ним рыжие волосы и чудные раскосые глаза миндалинами, которые прикрываются ресницами, когда Мин сцепляет руки на его спине и поворачивает голову, отвечая на поцелуй.
- Тебе все легко и просто, - вздыхает Мин напоследок.
Поцелуй начинает просто душить малиновым вкусом, рождая в голове какие-то провокационные картинки, ощущение вязкого прозрачного геля под пальцами, то, как он обволакивает кожу… и куда его в принципе можно засунуть, чувствуя, как жарко, грязно и скользко…
И вот оно опять: то, чем обычно и заканчиваются все эти слишком сладкие поцелуи – им обоим не надо произносить ни звука, чтобы понять, что они оба этого хотят, и Лухан всегда начинает первым, потому что смущать Мина теперь бессмысленно – он весь под ним, распахнутый, как лилия, и нетерпеливый, как улей пчел.
Лухан как-то неловко, не прерывая поцелуя, закатывает Мина на себя и голодными руками гладит его прогнувшуюся спину. Под одеялом душно, и дыхание становится шумным, несдержанным, отчаянно возбужденным. Мин неосторожно ведет бедрами, и Лухан срывается тут же: под одеялом резко сдергивает с него трусы, и Мин только ужом вертится, помогая стащить с себя белье, а потом жадными, непослушными пальцами тянет вниз резинку трусов Лухана. Лухан приподнимается, с той же яростью стягивая белье с себя, и когда Мин, наконец, касается его без одежды, выдыхает так напряженно тяжело, что Мину сносит крышу от одной мысли, что Лухан способен хотеть ТАК. Впрочем, сам он сопит ничуть не тише, чувствуя, как теплая и такая невинная головка члена касается его живота, когда он соскальзывает по телу Лухана, чтобы потом втереться в него, вжаться, как безумный. То, что они делают это под одеялом, только подогревает сильнее: это только их, только друг другу они могут признаваться так беззастенчиво, что самое важное сейчас – чувствовать, как нежная плоть трется о такую же нежную и возбуждается неистовым греховным желанием. От малиновых поцелуев не остается и следа, губы захватывают чужие и тут же беспомощно разжимаются, потому что хочется покусать, залезть языком в самую глотку, как-то выразить, выпустить наружу то дикое напряжение, что формируется там, под одеялом. Мину все еще кажется, что слишком мало соприкасающейся кожи, и он соскальзывает на кровать, зажимая между коленями бедра Лухана, вдавливает свое тело в чужое, чувствуя между ног ненасытный, зверский голод, поглощающий его. Лухан думает, что эта извращенная имитация секса скоро сведет его с ума, потому что Мин, похоже, делает все, чтобы он отравился желанием, наполнился им до краев и взорвался к черту. Но Мин даже не открывает глаза, когда двигается на нем, только болезненно сводит плечи от наслаждения, а потом расправляется с шумным вздохом, похожим на какую-то протяжную гласную. Бедра Мина в четком ритме двигаются назад, так что Лухан чувствует, как половинки ягодиц проходятся по его члену, сжимаясь от удовольствия, а потом подаются вперед – и он понимает, что у него на животе уже влажно, и он может даже чувствовать, как капельки смазки выкатываются из головки. Он останавливает издевающиеся над ним бедра, притягивая Мина к себе под коленями и заставляя ответить на еще один безумный поцелуй, когда он посасывает кончик языка Мина, рискуя перегореть от удовольствия, как лампочка. Мин не очень доволен тем, что его прервали, и все еще пытается выдернуться и вернуть то мокрое чувство, когда он двигался по истекающему смазкой члену и ему было так хорошо… Но когда Лухан принимается гладить ягодицы, а потом сильно раздвигает их, чтобы надавить подушечкой среднего пальца на вход, ноги перестают слушаться, и Мина окатывает чувством еще более сильным и бесстыжим – желанием раскрыться, распахнуться до основания, как его раздвинутые ягодицы. Лухану очевидно нравится грубо раздвигать половинки нежной попы, чтобы потом водить пальцем по колечку мышц, потирать ниже, играть с этой перевозбужденной невинностью, поглаживая и лишь чуть-чуть надавливая, чтобы проникнуть внутрь. И предел его выдержки наступает, когда Мин совсем падает на него, прижимаясь лбом к груди с тихим вздохом.
Лухан отчаянно ненавидит те несколько секунд, что ему приходится оторваться от Мина, разыскивая на полке крем и презервативы. Крем нагревается сразу же, будто сгорает от тепла их кожи. Лухан мечтает услышать от Мина стон, которого еще не пробовал губами, и вводит палец сразу на всю длину одним быстрым движением. Убитое возбуждением:
- А-а-ах, - достается его губам.
Второй палец входит в дырочку, и он чувствует, как она растягивается овалом, когда он двигается внутри. Он решает, что третьего пальца вообще не будет, потому что свихнувшийся Мин лижет его шею и их обоих надо спасать.
Лухан переворачивает их, и Мин прикладывается спиной о диван, а потом сгибает расставленные ноги в коленях, смотря на Лухана мутноватым взглядом. Мин чувствует, как гладкий в презервативе член проскальзывает внутрь, и мышцы вопят от растяжения… послушно принимая всю длину. Он сильнее сгибает ноги, выворачиваясь как-то совсем по-безумному пошло… но его сейчас интересует только то, как помочь Лухану оказаться еще и еще глубже. Диван начинает тихо поскрипывать от каждого толчка Лухана, и Мин чувствует себя в эпицентре всего этого… Он причина того, что Лухан прикрывает глаза, расправляет плечи каждый раз, что двигается вперед. Он то, от чего у Лухана сносит крышу, и становится неважно, красиво это выглядит или нет. Когда Мин начинает чувствовать, что внутри него уже все натерто, расхлябано и растянуто, он сжимает ладони на своем члене, кончая минутой раньше самого Лухана.
Лухан сползает с Мина, позволяя ему, наконец, вздохнуть, выбрасывает презерватив и выкидывает на пол банку с кремом, чтобы упасть рядом с Мином. Он притягивает его к себе ближе, снова накрывая одеялом, и с ухмылкой думает, что еще пару минут назад ему до дурноты хотелось это тело, хотелось так, что он боялся порвать, а теперь надо только одно – прижимать к себе покрепче.
- Ничего себе у тебя способ извиняться, - хрипло говорит Мин. – Что-то я давно не помню такого…
- Сам виноват, - смеется Лухан. – Тебя нельзя хотеть по-другому.

Мин перебирает весь свой матерный словарь и останавливается на слове «пиздец». Потому что это пиздец: кому-то срочно понадобились договоры, которые он взял почитать на выходные, и теперь он вынужден прокатиться с Ченом до собственного дома и даже впустить его в квартиру, чтобы отдать долбанные бумаги. И он не знает, как будет объяснять, почему на полке развалена куча презервативов, что на балконной веревке делают трусы с надписью «Вставь это сюда»… и, что самое неприятное, кем ему доводится странноватый парень, который не преминет хватануть его за задницу, не изменяя любимой привычке приветствовать возвращение Мина.
- Я вообще не понимаю, кому нахрен они понадобились непременно завтра, - продолжает ругаться Мин, выходя из лифта.
- Да не знаю я, - зевает Чен. – Встречу перенесли, короче…
- Все всегда через задницу, черт бы их побрал… - Мин нарочно долго ковыряется с замком, про себя прикидывая, что будет звучать хуже: «я вообще-то не гей, просто сплю с парнем» или «Лухан мой сводный брат… и хлопать по заднице – это у нас семейное…».
Чондэ опирается о косяк и подозрительно косится на Мина, который чересчур уж откровенно противится его присутствию. Все это попахивает каким-то грязным секретиком… " А впрочем хрен с ним", - думает Чондэ, слишком уставший, чтобы тратить на это время.
Мин все еще не решил, стоит ли ему признаваться сразу или попробовать глупо соврать, когда, наконец, вынимает ключ и поднимает голову. За спиной Чена стоит Лухан, вертя на пальце такую же, как у него, связку ключей. Мин думает, что вот теперь точно пиздец. Он смотрит на Лухана большими испуганными глазами, как на привидение, и отчаянно на что-то надеется. Лухан еще раз проворачивает ключи на пальце и обходит Чена, бросая простое:
- Привет, - и горечь прячется в самых уголках его губ, не оставаясь незамеченной только для Мина, который слишком хорошо его знает.
Лухан проходит мимо, все так же звеня ключами, вызывает лифт, который тут же открывается, и скрывается за дверями.
- Ты что, спишь? – окликает Чен, и Мин толкает дверь.
- Нет… нет, заходи.
Мин находит бумаги и отдает их Чену, думая только о ссутулившейся спине в дверях лифта. После ухода Чена Мин на автомате переодевается, наливает себе чай… Лухан появляется минут через десять, и лицо его не унылое, как он ожидал, а просто какое-то безэмоциональное.
- Чай будешь? - Мин чувствует, что должен сказать хоть что-нибудь.
Но Лухан только бросает:
- Неа, - и уходит на балкон.
Зажигалка щелкает вхолостую раза два, и Мин заставляет себя сказать:
- Спасибо.
- Не за что, - отзывается Лухан, затягиваясь.
Мин знает, что привык видеть Лухана как куклу, которая на свое счастье милостью природы немного обделена нормальными человеческими эмоциями. Лухан всегда прощает, да в общем и не обижается никогда. Но иногда Мин отчетливо начинает понимать, насколько он ошибается, считая, что Лухана ничто не может задеть.
- Ну прости, пожалуйста, - тихо говорит он.
- Да не извиняйся, - голос у Лухана все такой же наигранно безразличный. И за этим безразличием – такой упрек, что о боже… Мин начинает раздражаться, думая, что это все слегка несправедливо: живешь себе живешь, а потом какая-то глупая цепочка событий разворачивается своими злобными звеньями так, что становишься кругом виноват. Но он же, блядь, ничего не сделал. Он что, звал Чена к себе в гости? Он что, просил Лухана делать вид, что они просто знакомые?..
Тот взгляд, которым он смотрел на Лухана, стоявшего за спиной Чена, был больше, чем просьбой: он был отчаянным, плохо пахнущим страхом за свою любимую задницу.
Это пиздец…
- Лухан, перестань… ничего же не случилось, - заглядывая в чужие холодные глаза, просит Мин.
- Ничего не случилось, - так же безэмоционально отзывается Лухан, не отрываясь от сигареты.
- Тогда перестань вести себя, как оскорбленное достоинство, - вырывается у Мина. Он вздыхает, подходит к Лухану и обвивается руками вокруг его пояса. – Ну?
Лухан молчит, и Мин только фыркает.
- Ну раз ты так обижен… - Мин опускает ладони на ширинку и легко сминает то, что под тканью. Этот-то способ с Луханом всегда работал. Более того, это и есть изобретенный Луханом способ извиняться. – Давай ты трахнешь меня и все забудешь? А? Мы хорошо поскачем друг на друге, ты сбросишь напряжение, а завтра снова будешь моим глупым оленем?
Лухан тушит сигарету в стакане, а потом снимает с себя руки Мина и молча уходит. Входная дверь негромко хлопает, и Мин в очередной раз думает, что это пиздец.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.