ГЛАВА 5. Они смотрели с вершины горы на простиравшуюся перед ними страну

Они смотрели с вершины горы на простиравшуюся перед ними страну. По ту сторону долины, на ливанской стороне, возвышался покрытый снегом Хермон. Под ними лежало озеро Хула. Справа в горах приютилась арабская деревушка. Иося Рабинский был охвачен волнением, какого он еще ни разу не испытывал. До чего же прекрасна Земля Обетованная, если смотреть отсюда! Он поклялся, как это часто делают молодые люди, что обязательно вернется сюда и будет долго смотреть на эту землю, когда она станет его землей.

Братья провели сутки на вершине горы, а на следующее утро спустились к арабской деревушке. Белые саманные домики, теснившиеся в ложбинке, сияли в утреннем солнце. Луга и оливковые рощи тянулись вниз до самого озера. Ишаки перевозили тощие снопики невзрачного урожая. В виноградниках мелькали женщины. Деревушка была, вероятно, такой же, как и тысячу лет назад.

Чем ближе Иося и Яков подходили к селению, тем оно становилось непригляднее. Вскоре братьям ударила в нос невыносимая вонь. В деревне их встретили подозрительно. Женщины с закутанными лицами поспешно спрятались в убогие хижины. Улицы здесь были сплошь покрыты верблюжьим и ослиным навозом, над которым кружили тучи мух. Сонная собака лежала без движения в сточной канаве, наслаждаясь прохладной сыростью. Половина домов была полуразрушена, в них, разделенные перегородками, жили вместе люди и скот.

Братья остановились возле деревенского колодца, у которого разговаривали стройные девушки с огромными кувшинами на головах.

Как только к колодцу подошли чужие мужчины, все мгновенно замолкли.

— Можно попить? — спросил Иося.

Никто не ответил. Братья сами вытащили ведро воды, умылись, напились, наполнили свои фляги и двинулись дальше.

Чуть в стороне стояла покосившаяся хижина, служившая кофейней. Мужчины лениво сидели или лежали на драных коврах, предоставляя женам работать в поле. Некоторые играли в нарды. В воздухе пахло крепким кофе, табаком, гашишем.

— Нам бы хотелось спросить кое-что, — сказал Иося.

После некоторого молчания поднялся один араб и велел им следовать за собой. Он повел их за деревню, в сторону речушки. Там стояла небольшая мечеть с минаретом, рядом с ней — небольшое помещение, в котором размещалось деревенское начальство. Их пригласили войти и предложили сесть. Высокие толстые стены были побелены известкой, окна хорошо пригнаны, отчего в комнате задерживалась прохлада. По всей длине стен стояли широкие скамьи с пестрыми подушками. Над ними висели сабли, пистолеты, портреты каких-то людей, некоторые из них были одеты по-европейски.

Вошел мужчина лет двадцати пяти в полосатом халате до колен, в головном уборе с черной окантовкой. Похоже, что это был состоятельный человек.

— Меня зовут Камал, я мухтар села Абу-Йеша, — сказал он и хлопнул в ладоши, блеснув кольцами на пальцах.

Гостям подали фрукты и кофе. В комнате воцарилось молчание. Затем один за другим стали входить старейшины села.

К удивлению братьев, Камал немного говорил на иврите.

— На месте, где стоит эта деревня, похоронен, по преданию, Иисус Навин, — сказал он. — Иисус Навин не только еврейский герой, но и мусульманский пророк.

Затем, по арабскому обычаю не задавая прямых вопросов, Камал повел беседу вокруг да около, чтобы узнать, кто они такие, эти гости, и зачем прибыли. Под конец он осторожно осведомился, не заблудились ли они, так как еще не было случая, чтобы хоть один еврей забрел в Хулу.

Иося пояснил, что они пришли с севера и ищут ближайшее еврейское селение. Через полчаса окольных расспросов Камал окончательно убедился, что эти двое не собираются селиться в его владениях, и рассказал, что он не только местный мухтар и владелец всей земли в Абу-Йеше, но еще и духовный вождь общины, единственный грамотный человек в деревне.

Иосе мухтар понравился, но чем именно, он не смог бы объяснить. Он рассказал Камалу об их бегстве из России, долгом путешествии, о том, что они мечтают поселиться в Святой Земле и обрабатывать ее. Отведав фруктов, гости стали прощаться.

— Вы найдете евреев километрах в тридцати к югу. Если поднажать и не сворачивать с дороги, туда можно добраться еще засветло — в Рош-Пину.

Рош-Пина! Неужели правда! Они не раз слышали это название еще в Житомире.

— Рош-Пина на полпути от Хулы до Тивериадского озера. Вам попадется по дороге большой курган. Под ним — древний город Хоцор… Да поможет вам Аллах в пути!

Дорога шла по полям села Абу-Йеши, затем — вдоль зловонных болот Хулы. Иося оглянулся и посмотрел туда, где они стояли утром.

— Я вернусь, — сказал Иося себе, — я обязательно вернусь…

В полдень они дошли до кургана, о котором говорил Камал. Взбираясь наверх, они все время думали, что здесь похоронен древний Хоцор. Иося снова разволновался:

— Ты только подумай! Может быть, Иисус Навин стоял на этом самом месте, сражаясь с хананеянами.

На Святой Земле он пришел в такое приподнятое настроение, что совершенно не замечал угрюмого состояния брата. Яков не хотел огорчать Иосю и поэтому молчал, но его настроение портилось с каждым часом.

В сумерках они дошли до Рош-Пины, Краеугольного Камня, самого северного из еврейских поселений. Их появление вызвало суматоху. Братьев привели в небольшое здание, служившее местом для сходок, и стали жадно расспрашивать. Но они покинули Житомир сорок месяцев назад и могли рассказывать лишь то, что после 1888 года погромы становились с каждым разом все страшнее.

Рош-Пина жестоко разочаровала братьев. Вместо цветущих хозяйств они нашли запущенную деревню. Несколько десятков евреев жили здесь лишь немного лучше, чем арабы в Абу-Йеше.

— Порой я думаю, что, пожалуй, стоило бы остаться в России, — сказал один из поселенцев. — Там мы по крайней мере жили среди евреев: читали книги, слушали музыку, было с кем поговорить, были женщины. Здесь ничего этого нет и в помине.

— Но как же! Ведь сколько говорили на собраниях «Друзей Сиона»… — вставил Иося.

— Ну, конечно, сначала мы тоже были полны решимости, но вскоре растеряли все идеалы. Вы только посмотрите! Все так запущено, здесь уже ничего не сможет вырасти. То немногое, что у нас есть, крадут бедуины, а что остается после них, отнимают турки. На вашем месте, ребята, я пошел бы в Яффу и на первом же пароходе уплыл в Америку. Если бы не помощь Ротшильда, Гирша и Шумана, мы бы здесь давно подохли с голоду.

«Какая чушь», — подумал Иося.

Наутро они покинули Рош-Пину и направились через горы в Сафед, один из четырех городов, которые евреи почитали священными, расположенный на красивом холме, что отделяет Хулу от Галилеи. В Сафеде жило уже четвертое поколение евреев, изучающих тайное учение каббалы, и Иося надеялся, что их разочарование развеется. Однако повторилось то же, что и в Рош-Пине. Братья встретили несколько сот стариков, которые только и знали, что корпели над книгами. Жили они на пожертвования евреев всего мира и ничуть не думали о восстановлении Дома Иакова. Они хотели только одного: сидеть тихо, хотя бы и в нищете, и изучать священные книги.

Наутро братья Рабинские ушли из Сафеда. Они поднялись на гору Канаан, расположенную неподалеку, и сделали там привал. Перед ними открывалась великолепная картина. Позади была конусообразная гора, на которой расположен Сафед, а дальше к югу — Тивериадское озеро. На севере — склоны Хулы. Именно здесь Иося впервые ступил на родную землю. Да, клялся он еще и еще, когда-нибудь это будет его собственная земля.

Яков не скрывал больше горечи:

— Всю нашу жизнь, все молитвы мы посвятили одному. И вот — смотри!

Иося обнял брата за плечи.

— Я смотрю. Посмотри и ты. Посмотри, какая кругом красота! Вот увидишь, когда-нибудь мы сделаем так, чтобы все в этой стране стало таким же красивым.

— Я уже не знаю, во что мне еще верить, — тихо ответил Яков. — Все эти ночи в горах, когда мы коченели от холода… весь летний зной… к этому ли мы стремились?

— Ну ладно, нечего падать духом. Завтра мы пойдем в Иерусалим.

Иерусалим! Услышав магическое слово, Яков воспрял духом.

На следующее утро они спустились с горы Канаан и двинулись на юг, вдоль Тивериадского озера, пересекли Гиносарскую долину, миновали Арбель и Хитимские выступы, где сын курдов Саладин когда-то разбил крестоносцев.

Чем дальше они шли, тем становились печальнее.

В Земле Обетованной отнюдь не текли молоко и мед. Это была страна зловонных болот, оголенных склонов, каменистых полей и бесплодной почвы. Эта земля давно растеряла свое древнее плодородие и лежала перед ними голая, вся в ранах.

В центре Галилеи они поднялись на прославленную гору Табор, которая сыграла такую большую роль в истории их народа. Здесь еврейская Жанна д'Арк Девора и ее полководец Барак устроили засаду, наголову разбив врага, который пытался завладеть страной. Вокруг со времен крестоносцев лежали руины, а неподалеку, на месте, где произошло преображение Христово, стоял маленький монастырь. С грустью смотрели братья на безрадостную картину, представшую их глазам: серая, лишенная растительности, умирающая земля.

Они продолжали путь с тяжелым сердцем, окруженные тенями прошлого. Вот гора Гильбоа, где в битве пали Саул и Ионафан и где похоронен Гедеон, вот Вифлеем и Иерихон…

Дойдя до Иудейских гор, они снова воспряли духом! Древние террасы стояли еще с того времени, когда сотни тысяч евреев пожинали здесь богатые плоды земли. Теперь от изобилия не осталось и следа: склоны гор лежали нагие, выветрившиеся. И все же один вид этих древних террас глубоко взволновал юношей,

Добравшись до вершины, Иося и Яков Рабинские наконец увидели город Давида!

Иерусалим! Кровь их сердца, самая сокровенная мечта! В это мгновение они забыли все горести и перенесенные муки. Братья вошли в город через Дамасские ворота и направились по узким проулкам и торговым рядам к знаменитой синагоге Хурва.

— Эх, был бы отец с нами! — вздохнул Иося.

— Если я тебя забуду, Иерусалим… — прошептал Яков молитву изгнанников.

От синагоги они пошли к единственной стене, сохранившейся от древнего Храма. Эта стена, величайшая святыня для всех евреев, стояла рядом с мечетью Омара.

Когда братья стали искать ночлег, их постигло жестокое разочарование. Впервые Иося и Яков столкнулись с тем, что евреи отказывают им в гостеприимстве.

Евреи Иерусалима — хасиды, религиозные фанатики — толковали закон Божий с такой строгостью, что им приходилось отказываться от очень многого. Даже в черте оседлости эти сектанты жили обособленно от всех прочих евреев. Они с неприязнью относились к билуйцам, а «Друзей Сиона» считали богоотступниками.

В эту ночь братья чувствовали себя непрошеными гостями в собственной стране. Они распрощались с Иерусалимом, спустились с Иудейских гор и направились в Яффу.

Этот древнейший город, служивший портом еще финикийцам, очень походил на Бейрут, Алеппо или Триполи. Те же узкие улицы, та же грязь и то же запустение. Правда, неподалеку находились несколько еврейских селений: Ришон-Лецион, Реховот, Петах-Тиква. В самой Яффе жили евреи-торговцы, было даже агентство для еврейских иммигрантов. Здесь-то они и узнали наконец всю правду. Во всей Палестинской провинции Оттоманской империи проживало всего лишь тысяч пять евреев, в основном старики, посвятившие жизнь молитве. Они жили в четырех городах, считавшихся святыми: Сафеде, Хевроне, Иерусалиме и Тивериаде. Сельскохозяйственные поселения, созданные руками евреев, были в очень тяжелом положении. Они существовали только благодаря помощи богатых европейских евреев: барона де Гирша, Ротшильда и швейцарского миллионера де Шумана. Высокие идеалы билуйцев понемногу улетучивались. Одно дело — мечтать о восстановлении Дома Иакова в каком-нибудь подвале в черте оседлости и совсем другое — преодолевать нечеловеческие трудности в самой Палестине. У билуйцев не было никакого сельскохозяйственного опыта. Их богатые покровители посылали им на помощь специалистов, но в итоге все сводилось к использованию дешевой, рабочей силы арабов и выращиванию двух-трех культур на экспорт: маслин, цитрусовых, винограда. Вести настоящее хозяйство никто не пытался.

Доходы евреев облагались огромными налогами, перед ними воздвигались немыслимые преграды и ограничения. Разбойничьи банды бедуинов смотрели на них, как на обреченных, так как евреи не умели, да и не хотели, обороняться.

И все же в окрестностях Яффы набралось несколько молодых парней вроде братьев Рабинских, перенявших идеи билуйцев. Задача возродить обнищавшую страну казалась почти невыполнимой, но если бы в стране собралось побольше евреев, можно было бы попробовать. Иося считал, что рано или поздно российские евреи ринутся в Палестину толпами, — погромы происходили все чаще, а черта оседлости уже была охвачена брожением.

…Прошел целый год, прежде чем пришел ответ от рабби Липцина. Он писал, что их мать скончалась от безутешного горя.

Прошло еще пять лет. Яков и Иося превратились в настоящих мужчин. Они работали то в порту, то на полях еврейских колоний батраками или надсмотрщиками. Работали и каменщиками, когда по инициативе богатого английского еврея Моисея Монтефиоре иммигранты стали селиться за пределами Старого города и в Иерусалиме началось новое строительство. Строительным материалом служил известняк, добываемый в Иудейских горах.

Мало-помалу братья отвыкли от религиозных обрядов, которые играли такую большую роль в черте оседлости. Лишь по великим праздникам они отправлялись в Иерусалим, а в молитве проводили только Йом-Киппур, День искупления, да еще Рош-Гашану. Яков и Иося постепенно стали евреями совершенно нового склада. Они были молоды, сильны, но им не хватало ясной цели и соплеменников, оставленных в Европе.

Прошло еще три года. За это время в страну прибыло лишь несколько десятков поселенцев, живших на подаяния благодетелей. Но пока Яков и Иося прозябали, казалось, бесцельно в Палестине, на другом конце земли происходили Драматические события, которые определили их судьбы, а также судьбу каждого еврея на многие времена.