Принцип зависимости психического отражения от места отражаемого объекта в структуре деятельности 3 страница

Предлагаемое направление анализа ситуаций психофизического эксперимента с точки зрения характера сенсорной задачи, которая ставится перед испытуемым, и структуры его деятельности, направленной на решение этой задачи, будет, по-видимому, адекватно и при исследовании второй капитальной проблемы психофизики — проблемы шкалирования. Различие с ситуацией эксперимента по измерению порога лишь в том, что задачи, которые ставятся перед испытуемым в экспериментах по шкалированию, отличаются большей иерархичностью своей структуры, большей сложностью операционального состава.

Подход к исследованию сенсорных задач как к объекту психофизических исследований позволяет преодолеть сложившуюся в истории психологии обособленность психофизики от других областей психологии, оживляет интерес к ней. Вместе с тем этот подход ведет к исследованию одной из самых загадочных проблем психологии — проблемы принятия решения.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что историю любой науки, в том числе и психофизики, нельзя связывать только с прошлым. История науки поучительна не только в том отношении, что предостерегает исследователя от ошибок, которые уже были однажды сделаны, и тех подходов к проблемам, которые оказались непродуктивны, но и позволяет отметить «точки роста» науки и, следовательно, предвидеть направление ее дальнейшего развития. Беглый взгляд на историю психофизики, или точнее, на логику ее развития позволяет прийти к выводу, что психофизика встает на путь исследования сенсорных задач и с ним неразрывно связано ее будущее.

Литература

Бернштейн Н. А. Предисловие // Чхаидзе Л. В. Координация произвольных движений человека в условиях космического полета. М., 1968.

Выготский Л. С. Избранные психологические произведения. М., 1956.

Геллерштейн С. Г. Действия, основанные на предвосхищении и их моделирование в эксперименте // Проблемы инженерной психологии. Вып. 4. Л., 1966.

Гиппенрейтер Ю. Б. Движения глаз в деятельности человека и в ее исследовании // Исследование зрительной деятельности человека. М., 1973.

Леонтьев А. Н. Проблема деятельности в психологии // Вопросы философии. 1972 а. № 9.

Леонтьев А. Н. Проблема развития психики. М., 1972 б.

Узнадзе Д. Н. Психологические исследования, М., 1966.

Corso J. F. A theoretico-historical review of the threshold concept // Psychological Bulletin. 1963. Vol. 60. № 4.

Thurstone L. L. Psychophysical analysis // The American Goumal of Psychology. 1927. Vol. 38.

Образ мира и психология памяти[22]

Если бы кто-то поставил перед собой задачу составить карту современных психологических исследований, то материк познавательных процессов занял бы на этой карте большую ее часть. По своему возрасту психология познавательных процессов старше других разделов психологической науки. Дата ее рождения фактически совпадает с появлением экспериментальной психологии, вычленившейся в 1860 годах из философии и решительно заявившей свое право на существование.

Вместе с тем вряд ли вызовет сомнение утверждение о том, что судьба психологии памяти неотделима от судьбы психологии познания в целом, и в первую очередь — от методологии психологии познания. В системно-деятельностном подходе к изучению психических процессов все явственнее обозначается переход от анализа отдельных чувственных впечатлений, вырванных из реального процесса жизни и представляющих собой искусственные продукты лабораторных ситуаций, к разработке представлений об Образе мира, регулирующего поведение индивидов в объективной действительности. Ориентация в различных ответвлениях психологии познания смещается в направлении от психофизики чистых ощущений — к психофизике сенсорных задач (Асмолов, Михалевская, 1974; см. также данное издание, с.276–285), от мира образов — к образу мира (Смирнов, 1981).

В отечественной психологии фундаментальное значение для изменения общей стратегии изучения познавательных процессов приобрела работа А. Н. Леонтьева «Образ мира». В этой итоговой и оборванной на полуслове рукописи была принципиально по новому поставлена основная проблема психологии познания: «… В психологии проблема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мираобраза реальности < …> Психология образа < …> есть конкретно-научное знание о том, как в процессе своей деятельности индивиды строят образ мира — мира, в котором они живут, действуют, который сами переделывают и частично создают; это — знание о том, как функционирует образ мира, опосредствуя их деятельность в объективно реальном мире» (Леонтьев А. Н., 1983, с.254). Будучи поставлена в таком аспекте основная проблема психологии познания кажется очевидной, чуть ли не тривиальной, пока не выделены те следствия, к которым приводит именно такая ее постановка. Методологический смысл работы А. Н. Леонтьева «Образ мира» в значительной степени в том и состоит, что она снабжает психолога знанием о том, чего он не знает.

Первое из положений, вытекающих из новой постановки основной проблемы психологии познания, — это положение об изучении закономерностей построения Образа мира у животных и человека только в контексте их приспособления к четырехмерному миру, включающему такие объективные формы бытия как трехмерное пространство, время (движение), а также созданное общественной практикой пятое квазиизмерение— поле значений (А. Н. Леонтьев). Знаем ли мы, с каким из этих измерений в первую очередь связана память? Отметим, что вопросы о детерминации памяти, ее связи с объективными измерениями предметного мира в прямом виде в традиционных исследованиях по памяти практически не ставятся. Самым предварительным вариантом ответа на этот вопрос может стать следующее допущение: память — это ориентировка, обеспечивающая приспособление развивающихся биологических видов к такому объективному измерению мира как изменение мира во времени. Иными словами, вклад памяти в Образ мира прежде всего связан с ориентировкой во времени. Один вопрос рождает другие. Что собой представляет время и как оно детерминирует память? Как приспосабливаются ко времени различные биологические виды?

О природе времени в психологии известно до обидного мало. Такие классические труды как исследования В. И. Вернадского о качественно различных структурах времени затронули психологию лишь по касательной. С трудом пробивает себе дорогу в редких конкретных исследованиях тезис одного из основателей отечественной психологии С. Л. Рубинштейна о качественно различном времени в процессах неорганической природы, в эволюции органической природы, в социогенезе общества и в истории жизни человека, то есть тезис о зависимости времени от тех систем, в которые оно включено (см. Рубинштейн, 1973). Однако подобные исследования начинают появляться. В одном из них (см. Головаха, Кроник, 1984) поднимается вопрос о времени как детерминанте психических процессов и дается характеристика различных структур времени: «физического» или «хронологического» времени, к которому до сих пор сводится представление о времени в позитивистски ориентированной психологии познания; «биологического» времени, зависящего от жизнедеятельности биосистем и изучаемого прежде всего в цикле работ о биологических часах; «социального» времени, обусловленного особенностями социогенеза конкретноисторических общностей (кто, например, назовет сегодня поездку из Москвы в Петербург путешествием, как это сделал А. Н. Радищев); «психологического» времени личности, представляющего собой одновременно условие и продукт реализации деятельности в ходе жизненного пути личности.

Единственная в психологии и биологии опирающаяся на богатый фактический материал попытка раскрыть то, как по разному вписываются эти виды времени в эволюционный процесс приспособления животных и человека к миру, показать взаимосвязь различных структур времени друг с другом осталась незамеченной. Эта попытка принадлежит создателю «физиологии активности» Н. А. Бернштейну. Выявляя детерминацию процессов психического отражения действительности временем и пространством в ходе эволюции движений у животных и человека, Н. А. Бернштейн писал: «Эволюция взаимоотношений пространственных и временных синтезов с афферентными и эффекторными системами соответственных уровней [уровней построения движений. — А.А.]складывается существенно по-разному. На уровне С [уровень пространственного поля. — А.А.]они образуют объективированное внешнее поле для упорядоченной экстраекции чувственных восприятий. На уровне действий они создают предпосылки для смыслового упорядочения мира, помогая вычленению из него объектов для активных манипуляций. Так, из афферентации вырастает (субъективное) пространство, из пространства — предмет, из предмета — наиболее обобщенные объективные понятия. Наоборот, временные синтезы на всех уровнях стоят ближе к эффекторике. На уровне синергий они влиты в самый состав движения, воплощая его ритмовую динамику [время выступает как ритм, временный узор. — А.А.].На уровне пространственного поля они определяют скорость, темп, верное мгновение для меткого активного реагирования. На уровне предметного действия время претворяется уже в смысловую связь и цепную последовательность активных действий по отношению к объекту. Из эффекторики вырастает таким путем (субъективное) время; из времени — смысловое действование; из последнего на наиболее высоких уровнях — поведение; наконец, верховный синтез поведения — личность или субъект» (Бернштейн, 1947, с.26). Приводимые Н. А. Бернштейном факты о различной представленности времени в процессе построения движений, о неразрывной взаимосвязи временных и пространственных синтезов с эффекторикой и афферентацией дают основания как для изучения переходов объектной детерминации памяти в предметную детерминацию, так и для исследования зависимости памяти от физического, биологического и социального времени. Они позволяют наметить конкретный путь к выявлению закономерностей построения Образа мира в контексте приспособления животных и человека к многомерной действительности.

Второе положение, вытекающее из постановки проблемы психологии познания как проблемы построения образа мира, — это положение об амодальном характере образа мира (А.Н Леонтьев). Образ мира так же амодален, неразложим на слуховую, зрительную, тактильную и другие сенсорные модальности, как и объективный мир, изображенный в этом образе. Если взглянуть на традиционную психологию познания как бы со стороны, то непредвзятому наблюдателю откроется следующая картина: исследователи разных направлений заняты решением вопросов о том, сколько информации воспринимается за определенный интервал времени, какими средствами записывается, кодируется информация, как информация зависит от сенсорной модальности и т. п.; при этом проявляя удивительное безразличие к тому, что познается субъектом в мире и для чего познается. Не похожа ли эта картина на попытку понять содержание и цель разговора без знания языка, подсчитывая, сколько звуков издается говорящим в минуту и фиксируя, каким ухом повернут слушатель к говорящему человеку? Ни на мгновение не умаляя необходимости решения трех первых вопросов, которыми преимущественно занята когнитивная психология, мы хотим лишь подчеркнуть, что они должны занять подчиненное положение к вопросам о том, что и для чего познается субъектом в мире. Неудачи когнитивной психологии памяти при попытках прописать акустическую или артикуляционную форму кодирования только за кратковременной памятью, а семантическую форму кодирования — за долговременной памятью представляют собой своеобразное подтверждение положения об амодальном характере образа мира, о том, что в психологии познания нужно «…исходить не из сравнительной анатомии и физиологии, а из экологии в ее отношении к физиологии органов чувств» (Леонтьев А. Н., 1983, с.259). Знаменательно, что в этом пункте новый подход к психологии познания пересекается с биологическими исследованиями, занятыми изучением механизмов органического субстрата памяти. На смену физиологии памяти, замыкающей исследования памяти внутри изолированного организма, приходит эволюционная биология памяти, разрабатывающая представления об адаптивной функции памяти в филогенезе и онтогенезе. Эти идеи звучат в монографии Е. Н. Соколова «Нейронные механизмы памяти и обучения» (1981), выделяющего в качестве перспективы изучения биологических механизмов памяти этологический подход к памяти, который в сочетании с анализом реакций отдельных нейронов приведет к единому нейроэтологическому методу.

В биологии также появляются гипотезы, выдвигающие представление о единой биологической системе памяти вместо разрозненных электрических, синаптических и молекулярных механизмов памяти. «Возможность существования кода памяти, сходного с генетическим кодом, породила умозрительные теории, из которых самые смелые даже постулируют единую в своей основе память для всего живого. Несомненно, кодирование информации, переходящей из поколения к поколению, доказано, и видовая память уже не является гипотезой. Тоже самое можно сказать о системе памяти защитных [иммунных. — А.А.] механизмов… Разве не может быть, что мозговые механизмы индивидуальной памяти, длительные реакции " иммунологической памяти" и генетическая память вида — это лишь разные аспекты одного и того же биологического закона?» (Адам, 1983, с.146–147). Если и в биологии, и в психологии будут раскрыты общие детерминанты памяти в объективном амодальном мире, если изучать память как ориентировку к изменениям мира во времени, если в обеих науках перейти к экологическому изучению памяти, выявляя характерную для разных видов детерминацию памяти физическим, биологическим и социальным временем, то на вопрос о существовании единых биологических механизмов памяти, которые выступают как реализаторы Образа мира, по-видимому, будет дан положительный ответ.

Всякая наличная стимуляция вписывается в амодалъный Образ мира как некоторое целое и, лишь будучи включена в Образ мира, обеспечивает ориентировку поведения субъекта в предметной действительности. Это положение, вытекающее из работы А. Н. Леонтьева «Образ мира» и развитое в исследованиях С. Д. Смирнова, Б. М. Величковского, В. В. Петухова (см. Смирнов, 1981; Величковский, 1983; Петухов, 1984), прежде всего радикально меняет представление о той исходной точке, с которой должен начинаться анализ познавательных процессов.

При изложении особенности моделей познания в когнитивной психологии и сопоставлении их с такими проявлениями активности психического отражения как вероятностное и интенциональное предвосхищение, «повторение без повторения» как основа функционального развития памяти и т. п., уже отмечалась явная ограниченность рассмотрения изолированного следа памяти в сенсорном регистре как своего рода начала всех начал. Подобная картина процесса познания, в которой изучение памяти начинается с изолированного следа, возникла там же, где по меткому замечанию Н. А. Бернштейна, появилось первое в мире «элементарное ощущение» — в обстановке лабораторного эксперимента. Если же исходить при исследовании познания из представлений об Образе мира, то на первый план выступит целый ряд следующих очевидных моментов.

Во-первых, в обычной жизненной ситуации стимул, как правило, воздействует на субъекта на фоне других, актуально присутствующих стимулов и событий. И именно этот контекст, как было проиллюстрировано на примере экспериментов Дж. Брунера определяет опознание, например, опознание знака 13 как букву В или цифру 13.

Во-вторых, в реальной обстановке запечатление актуального воздействия предваряется предвосхищением, опирающимся на те или иные уровни организации Образа мира. Это предвосхищение может строиться, как было показано в третьей главе, с опорой на вероятностную структуру прошлого опыта. Оно также может осуществляться, исходя из семантической категоризации предшествующих событий. Подчеркнем, что прогнозирование с опорой на семантическую категоризацию событий, особенно когда эти события приобретают личностный смысл, занимает в структуре Образа мира более высокий иерархический уровень, чем прогнозирование с опорой на физические параметры стимуляции. В этих случаях, как бы парадоксально это ни выглядело, процесс познания как бы начинается с оценки общего смысла ситуации, которая предваряет переработку отдельных чувственных впечатлений, отражающих физические «объектные» характеристики ситуации. Так, например, рассказывают об одном гроссмейстере по шахматам, который, оказавшись в типичной ситуации эксперимента по изучению кратковременной памяти в ответ на вопросы о том, сколько фигур стояло на шахматной доске и как они стояли, с раздражением воскликнул: «Да не помню я как стояли фигуры и сколько их было. Но одно знаю точно. Белые начинают и дают мат в два хода». Знание, дающее возможность строить прогнозы даже в неопределенных ситуациях и относить эти ситуации к той или иной категории, предшествует актуальному воздействию, представляет собой один из глубинных уровней организации Образа мира, уровень «значений». Но откуда возникают в Образе мира «значения», в контексте которых происходит преобразование чувственных впечатлений? Для вырванного из контекста деятельности человечества представления о процессе познания ответ на вопрос о природе значения — тайна за семью печатями. Сущность же возникновения значения следует искать в том, что в начале было дело. «… Природа значений не только не в теле знака, но и не в формальных знаковых операциях < …>. Она — во всей совокупности человеческой практики которая в своих идеализированных формах входит в картину мира» (Леонтьев А. Н., 1983, с.261).

Значение — важная, но не единственная единица, характеризующая глубинные структуры Образа мира. Дело заключается в том, что если на относительно ранних этапах жизненного пути личности операциональные характеристики деятельности, связанные со значениями, определяют построение Образа мира, в частности — мотивы и цели конкретной деятельности определяют, что будет запомнено, то впоследствии взаимоотношения между личностью и деятельностью меняются; сама личность, ее мотивационно-смысловые ориентации на будущее становятся основой выбора мотивов и целей конкретной деятельности, в которой идет дальнейшей строительство

Образа мира. Применительно к памяти преобразование взаимоотношений между личностью и деятельностью проявляются в том, что не мотивы и цели непосредственно определяют функционирование памяти, а такие глубинные ядерные структуры личности, как смысловые образования (Асмолов, 1984) начинают руководить процессом запоминания через выбор мотивов и целей, превращаются в системообразующий фактор человеческой памяти. «… Мнемическая функция " одних и тех же" целей проявляется существенно по-разному в зависимости от того, в какие смысловые контексты эти цели включены. При этом влияние данных контекстов < …> состоит не в том, что они дополняют или усиливают мнемический эффект, а в том, что они его изначально определяют. Сама цель обусловливает запоминание, поскольку в ней представлено поле мотивов и смыслов. Именно мотивационносмысловая ориентация на будущее образует человеческую память, " обязывая" ее удерживать то, что было, для того, что будет [выделено мною. — А.А.]» (Середа, 1984, с.139).

Перспективность понимания мотивационно-смысловых ориентаций личности на будущее как ядерных структур Образа мира в целом и системообразующем факторе человеческой памяти в частности, состоит в том, что это направление разработки представлений об Образе мира позволяет наметить пути преодоления существующего в психологической науке разрыва между психологией познания и психологией личности.

Таким образом уже сегодня появляются основания надеяться, что постановка в центр психологии познания проблемы построения Образа мира дает возможность еще больше приблизиться к пониманию многомерных целостных проявлений психической реальности, раскрыть такие детерминанты человеческой памяти, как изменения мира в физическом, биологическом и социальном времени, и наконец, создать не разорванный на отдельные психические функции и процессы единый курс преподавания психологии.

Литература

Адам В. Восприятие, сознание, память: Размышления биолога. М., 1983.

Асмолов А. Г. Личность как предмет психологического исследования. М., 1984.

Асмолов А. Г., Михалевская М. Б. От психофизики «чистых» ощущений к психофизике «сенсорных задач» // Проблемы и методы психофизики / Под ред. А. Г. Асмолова, М. Б. Михалевской. М., 1974.

Бернштейн Н. А. О построении движений. М., 1947.

Велинковский Б. М. Образ мира как гетерархия систем отсчета //А. Н. Леонтьев и современная психология / Под ред. В. П. Зинченко, О. В. Овчинниковой, О. КЛихомирова. М., 1983.

Головаха Е. И., Кроник А. А. Психологическое время личности. Киев, 1984.

Леонтьев А. Н. Образ мира // Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения: В 2 т. М., 1983. Т. 2.

Петухов В. В. Образ мира и исследования психологии мышления // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1984. № 4.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир // Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.

Середа Г. К. О значении научного вклада П. И. Зинченко в развитие психологии памяти // Вопросы психологии. 1984. № 6.

Смирнов С. Д. Мир образов и образ мира // Вестник моек, унта. Сер. 14, Психология. 1981. № 2.

Перспективы исследования смысловых образований личности[23]

Проблема личности по своей практической и теоретической значимости относится к одной из фундаментальных проблем в современной психологии.

В качестве отправной точки и базы для исследования природы личности нами приняты методологические принципы анализа личности, сформулированные в русле общепсихологической теории деятельности (А. Н. Леонтьев). В одной из своих последних неопубликованных работ

А. Н. Леонтьев дает следующую характеристику предмета психологии личности: «Личность ≠ индивид; это особое качество, которое приобретается индивидом в обществе, в целокупности отношений, общественных по своей природе, в которые индивид вовлекается, сущность личности в “эфире” (Маркс) этих отношений < …>.

Иначе говоря: личность есть системное и поэтому “сверхчувственное” качество, хотя носителем этого качества является вполне чувственный, телесный индивид со всеми его прирожденными и приобретенными свойствами.

Они, эти свойства, составляют лишь условия (предпосылки) формирования и функционирования личности — как и внешние условия и обстоятельства жизни, выпадающие на долю индивида.

С этой точки зрения проблема личности образует новое психологическое измерение;

иное, чем измерение, в котором ведутся исследования тех или иных психических процессов, отдельных свойств и состояний человека;

это исследование его места, позиции в системе, которая есть система общественных связей, общений (Verkehr), которые открываются ему;

это исследование того, что, ради чего и как использует человек врожденное ему и приобретенное им: даже черты его темперамента — и уж, конечно, приобретенные знания, умения, навыки, мышление» (Леонтьев А.Н., рукопись).

Далее, двигаясь в своем анализе личности как особого «сверхчувственного» качества, А. Н. Леонтьев конкретизирует понимание этого качества в понятии личностного смысла, в представлении о развитии личности как становлении «связной системы личностных смыслов». Для обозначения специфической базовой единицы личности, «ядра» личности нами и вводится термин «смысловое образование», центром которого является связная система личностных смыслов.

Чтобы объемнее представить характеристики смысловых образований, укажем вначале некоторые исторические истоки возникновения представлений об этой реальности, приведем один из феноменов, иллюстрирующий проявления смысловых образований, а затем выделим некоторые их свойства и объективно фиксируемые показатели.

Впервые представление о той особой психической реальности, которая обозначается нами термином " смысловые образования", появляется в работах основоположников марксизма. Как известно, в работах К. Маркса развито представление о сознании как неоднородной реальности, включающей по крайней мере два уровня: уровень рационального, рефлексивного сознания и уровень практического, " дорефлексивного" сознания, которое непосредственно порождается потребностями субъекта, его материальным, и социальным бытием (см. Мамардашвили, 1968). Практическое сознание, в свою очередь, определяет рациональное сознание субъекта, " рационализируется"; так, буржуазный идеолог, который на уровне рационального сознания осознает мотивы своего поведения; как стремление к познанию истины, на уровне «дорефлексивного» сознания классово обусловлен, зависим от своего социального положения.

Именно к этому последнему, дорефлексивному уровню и относит К. Маркс такие образования, как «объективные мыслительные формы» (например, веру в существование стоимости и цены труда, религиозные верования и т. п.), существование которых порождено объективным социальным бытием и не зависит от степени их рационального объяснения. В работах К. Маркса отчетливо проступают такие свойства подобных образований, как сверхчувственность, бытийная обусловленность, способность к «рационализации» и другие (Маркс, Энгельс, т. 3, 23).

В советской психологии, основанной на марксистской методологии, представления о смысловых образованиях начинают формироваться в исследованиях школы Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия. Еще в классической работе Л. С. Выготского «Мышление и речь» предпринимается попытка найти единицу, выражающую единство аффективных и интеллектуальных процессов. «Анализ, расчленяющий сложное целое на единицы, — пишет Выготский, — < …> показывает, что существует динамическая смысловая система, представляющая собой единство аффективных и интеллектуальных процессов. Он показывает, что во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее. Он позволяет раскрыть прямое движение от потребности и побуждений человека к известному направлению его мышления и обратное движение от динамики мысли к динамике поведения и конкретной деятельности личности» (Выготский, 1956, с.54).

Позднее в теории деятельности А. Н. Леонтьева выделяется понятие личностного смысла — отражения в сознании личности отношения мотива деятельности к цели действия. Будучи порождением жизни, жизнедеятельности субъекта, система личностных смыслов является конституирующей характеристикой личности. В них действительность открывается со стороны жизненного значения знаний, предметных и социальных норм для самого действующего ради достижения тех или иных мотивов человека, а не только со стороны объективного значения этих знаний (Леонтьев А.Н., 1975).

В отличие от сферы знаний и умений смысловые образования личности не поддаются непосредственному произвольному контролю. Включенность смысловых образований в породившую их деятельность и неподвластность этих образований непосредственному произвольному контролю составляют их важнейшую особенность.

Следует специально отметить, что акцентирование этой особенности смысловых образований дает возможность отграничить понятие смысловых образований от таких понятий, как «отношение» (В. Н. Мясищев), «значащие переживания» (Ф. В. Бассин), «значимость» (Н. Ф. Добрынин). Смысловые образования относятся к глубинным образованиям личности. Их кардинальное отличие от таких существующих на поверхности сознания образований, как «отношения», «значащие переживания» и т. д., изменяющиеся непосредственно под влиянием вербальных воздействий, состоит в том, что изменение смысловых образований всегда опосредовано изменением самой деятельности субъекта (Асмолов, 1977).

Укажем в качестве примера один из феноменов проявления смысловых образований. При выполнении детьми- дошкольниками определенных заданий оказалось, что хотя испытуемые безошибочно выполняли эти задания наедине с экспериментатором, однако при последующем выполнении одновременно со взрослым партнером они копировали ошибки последнего. Специальный анализ показал, что подражательность в поведении детей не может быть объяснена недостаточной сформированностью интеллектуальных функций и произвольной регуляции поведения; в ее основе лежит особое смысловое образование (глобальная подражательность взрослому). Характерно, что данное смысловое образование не удалось изменить лишь путем формирования умения контролировать взрослого только в вербальном плане; его изменение оказалось возможным лишь в результате «инверсии» позиций ребенка и его взрослого партнера в экспериментальной ситуации, придания ребенку позиции образца поведения и тем самым изменения его деятельности (Субботский, 1976, 1977, 1978).

Употребление понятия «смысловое образование» предполагает выделение его свойств и фиксируемых в эксперименте показателей. Как следует из вышесказанного, подлежащими изучению свойствами смыслового образования являются:

1) производность от реального бытия субъекта, его объективной позиции в обществе;

2) предметность (ориентированность на предмет деятельности; смысл всегда есть смысл чего-то);

3) независимость от осознания;

4) некодифицируемость (невозможность прямого воплощения в системе значений) (Леонтьев А. А., 1969).

Смысловые образования в экспериментальном исследовании могут быть выявлены путем регистрации следующих показателей:

а) «отклонения» поведения от нормативного для данной ситуации;

б) предмета, на который ориентировано поведение;

в) социальной позиции субъекта, от которой смысловое образование производно;

г) степени осознанности смыслового образования самим субъектом.