Красная Горка

ПОЭМА

Впервые опубликована в журнале «ЗВЕЗДА» №5 за 1950г.

Был год суровый для России.

Не остывал войны очаг.

Штабы дивизий доносили:

— Колчак...

— Колчак…

— Колчак…

Колчак…

весной дошел почти до Волги.

Считал он — дни Москвы недолги.

Под ним Сибирь. Под ним Урал.

Но, грезя волжскою ухою,

Очнулся вскоре за Уфою

На суше битый адмирал.

Тогда-то, действуя по знаку

Сидевших в Лондоне господ,

Юденич

выступил в поход,

На Петроград повел атаку.

Был трудный для отчизны год.

Не то чтобы великолепен,

Но все ж не плох для этих лет,

Отслужен походя молебен

О ниспослании побед.

— Надеюсь, господа, что вскоре

В Исакиевском соборе

Мы возблагодарим творца

За то, что в бедах не оставил!

Всех оглядел, усы поправил,

К машине выходя с крыльца,

Полковник.

Быть ему министром,

Как только Питер будет взят.

Сомнений нет в успехе быстром.

Полковнику под пятьдесят.

Осанкой грозен, ликом розов,

Дорогой пыльной едет он

Вдоль растянувшихся обозов

И редких маршевых колонн.

Как будто на плацу широком

Он смотрит недреманным оком

На лица потные стрелков,

На одинаковые спины.

Идут, взметая прах долины:

Тот — из купеческих сынков,

Тот — убежавший от расстрела,

Налетчик, рассудивший зрело.

Что здесь таким, как он — приют.

Пойдет он на любое дело,

Покуда х-а-р-ч ему дают.

Вот офицер — из белоручек,

Нерастерявшийся поручик,

Забрав на хуторе коня,

Трясется, пыль и зной кляня

Легко идут, колыша ранцы,

Ретивые ингерманландцы.

Идут на Питер прямиком.

Как свора вслед за вожаком.

И, плеткой раз-другой обласкан,

Чтоб знал, кто друг ему, кто враг,

Бредет, угрюм, в ряду кулацком

Забритый силою батрак.

Откинувшись в кабины угол,

Брезгливо глядя на солдат,

В министры первый кандидат,

Потея с непривычки, думал:

«Итак, идем на Петроград!

Конечно, не с таким бы войском

Приневский штурмовать редут.

Но в войске мы довольны свойством

Идти туда, куда ведут.

Солдат одет. Солдат обут.

Солдат накормлен до отвала...

Все это, впрочем, весит мало

В сравненьи с тем, что войско ж-д-у-т.

— Прошу вас, господа, учтите,

Что у противника в полку

(Вояка обернулся к. свите)

Пред нами многие в долгу.

В тылах, в штабах, среди краскомов —

Могу ручаться головой —

Нас встретит много лиц знакомых.

И, кстати…

(шопот)

... тоже свой!

Вот, пробуя варенье с блюдца,

Поручик донесений ждет.

Вот вестовой пред ним встает.

Ну, что? Бегут?

Ваш бродь, нет, бьются...

Врешь, побегут, придет черед.

Вот унтер в поредевшей роте

Вспотевший лоб ладонью трет.

И силы нет у красных, вроде,

И, вроде, не пройдешь вперед.

А вот чуть виден над болотом

Изрытый бугорок земли,

Где для отпора бельм ротам

Красноармейцы залегли.

Там пять бойцов пехоты нашей

Лежат, постреливая врозь.

Они погонят белых взашей — ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­

Патронов только им подбрось.

Но, за рукав соседа тронув,

Устало голову клоня,

Один промолвил:

— Нет патронов...

Ответ был:

— Нет и у меня...

— Так что ж там в штабе? Где ж подмога?

У роты вражеской в тисках

Еще продержатся немного,

Убитых сумки обыскав.

Потом останется их трое,

Но ни троим и ни двоим

Штаб не пришлет подмоги им.

И вот на одного героя

Идут четыре беляка.

И шепчут губы моряка:

— Знать, не придет подмога наша...
Знать, я на флоте отслужил...
Прощай, любовь моя Наташа

И наш эсминец «Гавриил»!

Встает моряк, попавший с флота

Под Ямбург в ржавые болота,

Шагнув навстречу, рвет кольцо

С гранаты, что сберег на случай.

И светом ненависти жгучей

Озарено его лицо.

... Гремят бои по всей округе.

Выходит с наглой прямотой

Десант противника в Усть-Луге

Во фланг дивизии 6-й.

В волнах Копорского залива

Второй десант еще наглей

Идет, прикрытый молчаливо

Броней английских кораблей,

Тылам грозит и побережью.

Полки 6-й обойдены.

И возникает брешь за брешью,

Где были трещины видны.

Еще герои, безызвестны,

Отстреливаются из леска.

Но входят в Ямбург белоэсты.

Отходят красные войска.

Узнав, что Ямбург сдали белым,

Ильич нахмурился. Сигнал

Тревожный в это усмотрел он

И опасений не скрывал.

Умножились его заботы.

Он не поверит никогда.

Что в Петрограде есть нужда

Эвакуировать заводы.

Топить балтийские суда.

Как Петроградским Комитетом

Недавно было решено!

Решенье отменили, но

Дурной симптом в решенье этом

И подозрительно оно.

То архиглупость иль измена —

Судить не стоит наугад.

Одно пока что несомненно:

Взять нужно в руки Петроград,

Наладить стойкую защиту

Важнейших подступов к нему.

Дать бой английскому наймиту,

А не поплевывать в Неву!

Усть-Лугу сдали, Ямбург сдали,

Где ж закрепятся? У Невы?

— Я вас прошу, товарищ Сталин:

Займитесь Петроградом

вы.

И в ту же ночь в вагоне тряском,

Воспоминанием согрет,

Весенним ветерком обласкан,

Сидел военный средних лет.

Лежали на столе рабочем

Заметок ровные листки.

Взгляд был на них сосредоточен.

Но думы были далеки.

Покончил он со срочным делом.

И сквозь все то, что было близ,

Перед собою вдаль глядел он,

Как с гор глядим — немного вниз.

Залива видел он полоску,

И Псков, и Нарву, и Кронштадт,

И посланных к Петрозаводску

Английской армии солдат.

Встал. Вышел в тамбур.

Над кустами

Туман клокастый нависал.

Спросил проводника:

— Где встали?

— В Твери, товарищ комиссар.

Общительного пассажира

Был проводник приветить рад —

Беседа отдыхом служила.

— Вам в Петроград?

— Да, в Петроград.

— Конечно, не прогулки ради?

Служить, наверно?

— Да, служить.

— Бывать случалось в Петрограде?

— Подолгу доводилось жить.

— Давно ли при военном деле?

— С тех пор, как на фронтах страда.

— Шинельку волею надели?

— Как всех, заставила нужда.

— Что в Питере?

— Тревожен Питер.

С опаской ждем немалых бед.

— Вот, говорят, беляк обидел

Под Нарвой наших. Врут иль нет?

— Да, было дело. Было дело.

— Урон велик?

— Считай — не мал.

Уж мгла прохладная редела.

Когда военный задремал.

Нававтра в городе знакомом

Он встречен просто и тепло.

... Он совещается с Главкомом.

Порой на карту сквозь стекло

Глядит, чтоб все учесть детали.

Поставил он вопрос прямой —

Ответ весьма нечеткий дали

Главком и командарм 7-й—

Где фронту главная угроза?

Вниманье устремить куда?

В решенье этого вопроса

Есть неотложная нужда.

Вот левый фланг — он атакован

Войсками белыми под Псковом

(тут под угрозой Псков и Дно

и в дальних планах Бологое).

Есть направленье и другое:

Сосредоточились давно

В районе Сердоболя финны.

Они порой смирней овец,

Но вряд ли планы их невинны:

Петрозаводск и Олонец,

А там и Званку видит око.

И Айронсайд туда ж глядит,

Цивилизованный бандит.

Совместный их удар с востока

Тылам и городу грозит.

А может быть, ударов острых

Вернее с перешейка ждать —

На Сестрорецк, на Белоостров:

До Питера — рукой подать?

Он посмотрел на командарма:

Тот вовсе сбился под конец —

То Псков его смущал, то Нарва,

То Сестрорецк, то Олонец.

Вредна растерянность такая.

Коль со стеной сравним рубеж,

Выходит — щели затыкая.

Не видят, где опасней брешь.

И Сталин точку ставит твердо

На споре — суть ему ясна

(Невы набухшая аорта

на карте вся обнажена).

— Я должен возразить Главкому.

Конечно, фронт непрочен весь.

Слов нет — грозит опасность Пскову.

У белофиннов сила есть

Они опасны с их коварством.

Их группировка не слаба.

Но все же:

на участке

Нарвском

Решится города судьба.

Надеюсь: армия 7-я,

Здесь выставив надёжный щит,

Свою задачу понимая,

Ее с отвагою решит.

День был заполнен до предела:

Поездки дальние в полки,

Депеши срочные, звонки.

Осмотры, важные для дела.

Его заботы велики.

Еще в войсках во всем нехватка:

Патронов нет, снарядов нет.

Там полк невесть во что одет.

Там, смотришь, в штабе нет порядка.

И, без того скудны, пайки

Солдатские в дороге тают:

Их спекулянты расхищают,

Неуловимы и ловки.

Еще разведка близорука.

Частенько связь дает отказ.

Почти как в басне рак да щука,

«Взаимодействуют» подчас

Штабы пехотные с морскими.

Беда с изъянами такими.

Повсюду зоркий нужен глаз.

Дельцы, лишенные наживы,

Орава царских приживал,

Все те, кто рябчиков жевал,

Теперь одной надеждой живы —

Грядет Родзянко-генерал.

Не где-нибудь, а рядом, рядом —

Не в этом доме, так в другом,

Недоброй тишиной объятом,

Куда ни глянь — враги кругом.

Вот в здании Петросовета

В одном окне зажегся свет.

Два рядом встали силуэта,

И — силуэту силуэт:

—Приехал Сталин и — похоже —

Не доверяет... я сожгу

Цыдулки... Вам бы надо то же:

Ведь рыльце и у вас в пушку!

Таких, кто знает, сколько окон?

Но тот, кто был врагов сильней,

Сказал, как будто слышать мог он

Пугливый шопот двух теней:

— Нам, ленинцам, повадкой лисьей
Они известны искони.

К шпионам из посольств и миссий

Еще не тянутся они?

— Догадки есть, что тут нечисто,

Но фактов я найти не смог.

— Учтите, что одним чекистам

Не уследить, хоть сбейся с ног.

Мы трудовому Петрограду

Доверим все, чем дорожим...

… Да, да, и это — под охрану

Рабочих боевых дружин.

Чекист, заданьем озабочен,

Ушел. Сменить его спешат

Моряк с путиловским рабочим,

С фортификатором солдат.

Он всех выслушивает стоя,

Минутой каждой дорожа,

Ища решение простое,

Расспрашивает неспеша

О сути просьбы неотложной

Иль предложений деловых.

Многозначительности ложной

Он чужд в суждениях своих.

Не из докладов многолистных

Он знает, в чем нужда сейчас

У швейников, у металлистов,

Принявших, фронтовой заказ.

Минуты не уйдет впустую.

И отдых позабыт и сон.

— Отправьте батальон в 6-ю,

Я знаю этот батальон.

— С винтовками пока-что плохо.

Патроны в полдень подвезут.

— Не защищайте — он пройдоха.

Снять, снять немедля и — под суд.

Кем заменить? А вам направил

Замену флотский экипаж.

Работник наших честных правил.

Не то, что этот... дядя ваш!

— Для ваших страхов нет резона.

Здесь, кроме этой своры всей,

У нас друзей полмиллиона,

Отважных, преданных друзей!

— Да, коммунистов подготовьте
К тому, что быть им под огнем:
На фронт отправим завтра днем.

Пока он говорил, на Охте

Литейщик говорил о нем

Простому заводскому люду:

— И двух недель не пробыл здесь,
А уж порядка больше всюду

И на успех надежда есть.

Есть для противника преграда.

Вчера — ему-то верить надо —

Он при осмотре рубежей

Сказал: «Родзянкам

Петрограда

Не видеть, как своих ушей!»

При нем не стало разговоров,

Что город, мол, придется сдать.

Уж ночь, а дел немалый ворох.

Дела не ждут, не могут ждать.

В трудах он встретит луч восхода,

Сон и усталость прочь гоня.

Здесь ночи в это время года

Светлее лондонского дня.

Он, распахнув окно, заметил,

Как, рябью выщербив Неву,

На Мойке тронул вешний ветер

Деревьев робкую листву.

Исакий, грузный и угрюмый,

Враждебный жизни молодой,

Своей отягощенный думой,

Сверкая каской золотой,

Стоял и стыл, в безмолвье ввергнут

В холодном утреннем луче.

И ангел восседал, как беркут,

На каменном его плече.

Внизу, перед собором всадник

Совсем игрушечный — с вершок —

Конька, стоявшего на задних,

Пытался стронуть и не мог.

Российский самодержец вздорный,

Навек припаянный к седлу,

На.тихой площади соборной

Был, как игрушка на полу,

Забыт Историей — за дело

Давно уже взялась она.

Сейчас История глядела

В лицо тому, кто у окна

Стоял, любуясь утром ранним,

Лучей дробящихся сверканьем.

Он снова ночь провел без сна.

Зачем, проделав путь не близкий,

На мачты тучи наколов,

В балтийских водах флот английский

Сто с лишним поднял вымпелов?

Его, быть может, пригласили,

Как в Рождество на пироги,

Соседи новые России,

Вильгельма давние враги?

И по обычаям забытым

Почтил галантный визитер —

Сам дядя Джон — своим визитом

Дом бедных северных сестер?

Нет, свято чтит иной обычай

Хапуга старый— дядя Джон.

Не на прогулку — за добычей

На Балтику явился он.

Решив, что будет здесь пожива.

В таких делах не новичок,

Салфетку Финского залива

Заткнул он за воротничок

И ждет, не находя покоя,

Досады сдерживая крик,

Когда ж дожарится жаркое

На угольках его интриг.

Сиди, Джон Булль, и дожидайся!

Уже недели три назад

Победный крик раздался в «Таймсе»,

А все не занят Петроград.

Хоть шуму много — толку мало.

Из рук победа уплыла.

А впрочем, что ж, у адмирала

Не плохи все-таки дела.

Вот перед ним, как в панораме.

Перину моря распоров,

На рейде встали под парами

Его двенадцать крейсеров.

Эсминцы трех его флотилий,

Похоже, лишь того и ждут,

Чтоб в дело их скорей пустили,

Дозор внимательный несут.

Как щуки меж озерной тины,

С повадкой хитрою своей,

Сонливы с виду, субмарины

Близ минных держатся полей.

Хоть в «Таймсе» слишком поспешили,

Но ясно трезвому уму,

Что флот балтийский, как в бутыли:

Не выйти на простор ему.

У адмирала план расчерчен.

Все взвешено, все учтено,

И только маленькое «но»

Забыли Коуэн и Черчилль:

Что, вражьим планам вопреки,

Оружье держат наготове

В кронштадтской гавани, в Рамбове

Испытанные моряки.

Их не собьешь, как ни ударишь.

Совсем напрасно по ночам

Наш Питер снится палачам.

— Как вы считаете, товарищ:
Побьем ли в море англичан?

(В Кронштадте при осмотре флота

Уполномоченный ЦК

Спросил, обдумывая что-то,

Осанистого моряка).

Молчал, подставив грудь под ветер,

Вздыхал, задумавшись всерьез,

Но, помолчав, он так ответил,

В болотах раненный матрос:

— Что ж, англичане нынче в силе...
От них в заливе — теснота,

Но есть орлы на «Гаврииле»,

Заморским птицам не чета.

И на «Андрее Первозванном»

Немало дельных лекарей,

Чтоб приучить к холодным ваннам

Аристократию морей,

На дело просится такое

Любой на флоте человек.

У нас в строю, не на покое,

И «Петропавловск» и «Олег».

За красный Петроград

матросы,

Лишь только выйдет им приказ,

Любой, не убоясь угрозы,

В огонь и в воду. Хоть сейчас.

Матрос отер сухие губы,

И, как мольба, слетело с губ:

— Hам только вдоволь угольку бы,

Чтоб над линкором — дым из труб!

Моряк, моряк, лихое время

Неразлучимых развело:

Моряк поставил ногу в стремя,

Моряк легко вскочил в седло,

Моряк в буденновской бригаде,

Моряк в особом продотряде

Идет в кулацкое село,

Спешит с Чапаевым к Уралу.

Ему на вахте не стоять.

Рука, привыкшая к штурвалу,

Сжимает сабли рукоять.

В морской пехоте мы по спискам

И, значит, свой свершаем путь

Меж Черным морем и Балтийским

На перешейке где-нибудь.

И только лишь порой, нахмурясь,

Питаем, грусть-тоску гоня:

«И как там без меня «Амурец»?»

«Как там «Нарова» без меня?»

Не раз друзей тоска томила,

Что до Кронштадта путь далек.

— А мы, товарищ с «Гавриила»,
Найдем для флота уголек.

Сам посуди — найти легко ли...

(Еще под белыми Донбасс)

Московский невелик запас,

Но сколько мог —

из общей доли

Сам Ленин выделил для нас.

В беде балтийцев не оставил.

Шлет уголь, транспорт торопя.

— Ну, если так, товарищ Сталин…
Да мы, да не щадя себя...

(Слова застряли в горле комом).

В военном ведомстве морском

Читают присланный Главкомом

Проект.

— Чем радует Главком?

— Проектом сокращенья флота.

Мол, чтоб не тратить уголь зря,

Иного не найти исхода,

Как только встать на якоря...

— Проект не новый поднесли нам…

— Отвоевался твой «Азард»:

Броню присыплют нафталином

И на хранение... в ломбард

— Добро, коль в наш, а если в Лондон...

— На якорь встать — недолгий труд.

Такой приказ лишь будет отдан,

И — англичане тут, как тут.

Пойдут хозяйничать на воле…

Ручаться за одно готов —

С эсминцев, с тех, что на приколе,

Стрелять труднее, чем с плотов.

— Что делать! Тесная блокада...
Угля нехватка велика...

— Главком сказал, что делать надо!

Уполномоченный ЦК

Встал, обращаясь к офицерам:

— На мой неискушенный взгляд
Проект весьма порочен в целом.
Нам честь и совесть не велят

Так поступить с Балтийским флотом,

Который в доблести своей

Всегда России был оплотом

И впредь еще послужит ей.

Что нужно флоту, чтоб окреп он?

Снаряды,

уголь

и мазут,

А не проекты... с черным крелом...

Есть уголь. И еще везут.

Всем обеспечим, безусловно.

Теперь прошу ответить мне:

Два

ежедневно

эшелона

угля

Достаточно?

— Вполне!

Еще вчера почти калека,

Флот начал на ноги вставать.

Матрос рассказывал с «Олега»:

— Сподручней стало воевать.

На днях эскадра нам попалась,

Что помогала белякам.

И что ж? «Азард» и «Петропавловск»

Ей крепко дали по рукам!

Мол, так и так, убраться просим,

Не то прибьем, неровен час...

А было их эсминцев восемь

На двух работников у нас!

Ну, а товарищ с «Гавриила»

В Кронштадте ходит, как жених.

Еще бы — поважнее было

Вчера сражение у них.

Он так рассказывал о деле:

— С утра нам начало везти:
Пройти фарватер не успели,

Вдруг смотрим — милях так в шести

Стоят, сближенья выжидая.

Пошел навстречу наш отряд, —

Они подальше встали в ряд.

«Э, брат! — сказал дружку тогда я:

— Моргать нельзя — враги хитрят!»…

Сорвалась реплика с причала —

Был собеседник из задир:

— «Э, брат», наверное, сначала

Сказал не ты, а командир?

Приврешь — осудит летописец,

И мы, конечно, не простим…

Но, над злословием, возвысясь,

Рассказчик был невозмутим:

— Э, брат! Туда, где субмарины,
Враги нас выманить хотят,

А там, чуть что недосмотри мы,

Потопят, как в пруду котят!

— Постой, английскую подлодку

Ты потопил?

— И потопил...

— О том рассказ хорош под водку,

А он забыл, когда и пил!

— Снарядом... рубанул, как плаху!

— Спастись пытался экипаж?

— Увы! Пошел кормить салаку —

У них по этой части стаж!

— Конечно, тут спастись когда же!

— Водичка, это им не мед!

— Слова, слова! Пойду к Наташе —

Она без слов меня поймет!

Рассказ, оконченный шутливо,

По сути был неоспорим:

Лежит на вязком дне залива

Одна из вражьих субмарин.

Над нею волны ходят с плеском.

В ней не звучат команд слова.

О ней во флоте королевском

Рассказов нет.

Она мертва.

Полковник (тот, что маршем скорым

Хотел до Питера дойти)

Сперва считал досадным вздором

Помехи частые в пути.

Не одобрял того упорства,

С которым, смыслу вопреки

Дралась красноармейцев горстка

Полком зажатая в тиски.

И даже сам в саду под вишней

Воззвание как-то сочинил,

Сказав штабным, что крови лишней.

Прольет не больше, чем чернил.

И впрямь не пачкал ручек белых:

Он, педантизма не лишен,

С тех пор приказы о расстрелах

Подписывал карандашом.

И все же сроки затянулись.

А тут еще в обратный путь,

Приневских не увидев улиц,

Пришлось поспешно повернуть.

Пришлось выслушивать уныло

Упреки. Но позавчера

Начальство высшее решило

Вновь попытаться

на «ура»

Взять войско питерских рабочих,

Контрнаступленье повести,

Полки в кулак сосредоточив.

И вот полковник вновь в чести.

Вновь на волне кровавой выплыл.

Вновь оказался при тузах,

В июньский полдень басом сиплым

Начать атаку приказав.

Атака, вяло нарастая,

Уже обречена была,

Когда дивизия 6-я

Удар измены приняла.

Давно измены семя зрело.

В полку кронштадтском крепостном

Солдат солдату перед сном

Шептал:

— Слышь, Вань, он молвил дело...

(Он — это взводный их, эсер,

В контакт вошедший с белым штабом,

А в штабе слышится:

— Э, сэр,

Не сомневайтесь: в самом слабом

Местечке — острый клин вобьем...)

— Я, Вань, все думал о своем...
В сторонку отойти нельзя ли.

За что башку в сраженьи класть!

Весь хлеб на хуторе изъяли!

Крестьянскую нам надо власть.

— Молчи до первого обстрела...

Давно измены семя зрело,

И почва рыхлая нашлась.

— С братьями биться не желаем!

— Полгода хлебца не жуем!

— Намаялись под Николаем —
Без комиссаров проживем!

— Грех на душу берем, ребята:

От белых нам не ждать добра!

— Кого-кого, а уж тебя-то

Давно в расход списать nopa!

Себя нарочно распаляя,

Чтоб стыд молчал на дне души,

Толпа обманутая, злая

Шумит у речки Коваши.

— Пошли!

На нашем фланге правом

Орудий голос приумолк:

Открыв дорогу к переправам,

Нас предает Кронштадтский полк.

Принес начдиву весть об этом,

С трудом шагнув через порог,

Связист, привыкший к разным бедам.

С минуту рта раскрыть не мог,

Потом с десяток слов невнятных

Пробормотал.

— Постой…постой...

(Лицо начдива в желтых пятнах

покрылось краскою густой).

Себя вини в ошибке грубой,

Сам виноват, не уследив,

Но прежде думай, думай, думай,
Что предпринять тебе, начдив?
Какую выставить преграду,

На место беглого полка?

— Вас вызывает к аппарату

Уполномоченный ЦК.

Пошел на вызов туча-тучей.

Ждет, руки вытянув по швам.

— Резерв... берег на крайний случай...
Сегодня в ночь отправил к вам.

Он будет стожим в обороне —

Хорошей школы боевой.

Депеши с адресом «Вороне»

Примите в адрес... лично свой.

Начдив, начдив, покуда сам ты

Пытался околотить заслон,

Уже вступали в бой курсанты,

Которых в ночь отправил он.

Противник, шествовавший гордо,

Преграду встретив на пути,

Споткнулся, не дойдя до форта

Каких-нибудь верст десяти.

— Подвозит пушки! — ходят толки.

— Что делать?

— Мой тебе совет:

Проси огня

у Красной Горки.

— Пытался!

С Горкой связи нет...

Грозны форты береговые,

Грозны они, когда звучат

Орудий речи громовые,

Пороховой клубится чад.

При вспышках в сумраке ненастном

Покажется издалека,

Что кто-то машет, машет красным.

Под самым носом у быка.

Ревет, ярится тупорылый.

Крутые выставил рога.

И вот боднул со страшной силой

Остервенелого врага.

Страшны форты гостям незваным.

Не лезь, коль к смерти не готов!

Ни мглою ночи, на туманом

Нельзя укрыться от фортов.

Отыщут и сразят, прицелясь.

Не зря в залива берега

Вросли форты, как зубы в челюсть:

Лишь лязгнут — слышен стон врага.

Из тех, кто встал на страже зоркой

Приманчивых окрестных вод,

Сильнейший звался Красной Горкой.

Имея замкнутый обвод

(по терминам науки строгой)

Сооружений крепостных,

Смотрел он за морской дорогой

Вернее часовых иных.

Слуга войне, а не забавам,

Он

поперек залива

мог

Поставить огневой шлагбаум,

Закрыть Кронштадт, как на замок.

Для громких дел своих суровых

Имел он в гвардии своей

Трехсотпятимиллиметровых

Орудий

пару батарей.

Ходила мелочь в подголосках.

Сам дядька-порох, нравом крут,

Меньших воспитывал на розгах:

Хлестнет — сильней больших орут.

... А враг таился и лукавил

И только срока выжидал.

И после взрыва форта «Павел»

Сюда направил свой удар.

... Июньской полночью дремотной

Спят в городке бойцы команд.

«Пора!». С командой пулеметной

Идет предатель-комендант.

Расписано у коменданта,

Как гарнизон в кулак зажать:

Поставить пулеметы там-то,

Казарму так-то окружать.

Сорвав личину, бывший пристав

Пошел в помощники ему:

— Брать осторожно коммунистов—

По одному, по одному!

— В казарме действовать без шуму-с:

Тот — к изголовью, тот — к ногам...

— Товарищ большевик, прошу вас…

— Что? Что вам нужно?

— Ваш наган.

Быстрее! Нервничать не надо:

Всем вам на этом разе — мат!

— Эх, братцы, проглядели гада!

— Куда вести их?

— В каземат!

— Вставай, ребята! К пирамиде!

— Бойцы, не верьте этим трем!

— Что повскакали? Спите, спите!

Шпионов под арест берем!

Сомнение во взгляде мутном,

Мелькнув, погасло.

Teм, кто спят,

Предатели объявят утром:

— Вот что, ребятки: Питер взят...
Сопротивляться бесполезно...

В Кронштадте — смертники одни.

Врагов тьма-тьмущая полезла —

Куда сильнее нас они.

Переменить придется веру —

Не устоять нам против тьмы...

На «Серой лошади», к примеру,

Того же мненья, что и мы...

Звонят на Горку из Кронштадта:

— Алло, мне Красную...

В ответ:

— Считалась красною когда-то...
Сегодня изменила цвет.

По радио часу в десятом

Изменник, опытный шпион,

Послал Кронштадту ультиматум.

(Ответ поздней услышал он —

Старик Кронштадт был в гневе страшен!)

Тогда же в штаб английских сил

Был послан, рапорт —

«Горка

в вашем

распоряжении» — гласил.

Значение скупого слога

В нем сразу оценить сумел

Надменный лорд с лицом бульдога.

Прочтя, он буркнул: «Very well!»

Потом с гримасою довольной

Взглянул на карту:

Цель — близка.

Уполномоченный ЦК

С позиций прибыл утром в Смольный.

Из-за стола на дробь звонка

Шагнул и трубку снял устало.

— Товарищ Сталин, Горка пала...

Он слышит, бровь подняв слегка.

— Кронштадт! Спокойнее, точнее...

Так... так… И подбивает вас?

Подумаем, что делать с нею.

Дадим команду через час,

Тогда и будет всем работа.

Так, так. Пробоина в броне.

— Кто есть на месте в штабе флота?,
... Еще кто?.. Вот его — ко мне.

Мятежный форт в дали туманной

Притих под взглядом зорких глаз.

На базе слышно через час:

— «Андрей» пошел...

— Он — «Первозванный»...

— Не хнычьте: позовут и нас!

Порвав с традицией семейной,

Умна, быстра не по годам,

В тот год на улице Бассейной

Открыть надумала мадам

Не то что магазин солидный,

Не то что первоклассный бар

С недоброй славою завидной,

А просто лавочку

«Л ю п а р».

О прожитом, неповторимом

Скорбя под шлепанье калош,

Мадам торгует сахарином

Названья звучного того ж:

В питье приятен и безвреден,

«Люпар», алхимии секрет,

Вполне доступен тем, кто беден,

А беден всяк — богатых нет.

И слава ласкова к «Люпару»

Идут, кто зван и кто не зван.
Здесь встретят и влюбленных пару:
За ширмой—столик и диван.

Нет, нет, мадам не просто сводня.

Не шопот нежный слышен тут:

— Пора! Кронштадт примкнет сегодня.
Сегодня в Гатчину войдут.

Здесь будут до конца недели.

Итак — сигналом к мятежу...

— Что нынче мало посидели?

— Мадам, простите, я спешу!

У вас чудесно!

— Ах, не сглазьте!

— За мной должок— на-днях отдам...

— Стой!

Именем Советской власти! В сторонку попрошу, мадам!

Идут к прилавку два чекиста.

— Как вы посмели! Я — Жена...

— Кого?

— Краскома Винтерквиста!

— Она?

— Та самая. Она.

— А эти?

— Мы на чашку чая
Зашли случайно, видит бог!

Поздней

чекист, доклад кончая,

Сказал:

— Запутанный клубок!

Все нити привели к посольствам:

Там их наставники-друзья.

Но в деле этом, слишком скользком,

Без санкций действовать нельзя.

И так уж пресса мировая

Нападок яростных полна...

— Вы, новость эту открывая,
Забыли, что идет война.
Родзянке здесь готовят встречу.
Ждать невозможно до утра.

Я перед Лениным отвечу,

А вы... Вам действовать пора!

Хоть не сравнишь ее с Монако,

С державой Люксембургской то ж,

Страну Швейцарию, однако,

Страной великой не сочтешь,

Приют и родина Жан-Жака,

Миролюбива и скромна,

Не как ее сосед-вояка,

Всегда нейтральная, она

Ни с кем не связана альянсом,

Живет, приемля все и вся...

В швейцарском,

датском,

итальянском

«посольствах»

Обыск начался.

— Что здесь?

— Архив и... документы...

— Прошу простить, один 'момент.

Для: «Максима» четыре ленты.

Весьма солидный документ!

Ни тени прежнего апломба.

Все видит русский, как хт спрячь.

— Ой, не кидайте! Это — бомба...

— Ах так, а я-то думал—мяч.

Возьмем, чтоб сдуру не пуляли.

— Закончили. Итог таков:

Для документов с капсулями

Мне мало трех ломовиков.

На Невском и на Миллионной

Весьма тревожйый час настал.

Для «бывших» будет ночь бессонной.

— А ну-ка, оцепляй квартал.

Посмотрим, чем живут буржуи,

Чем дышат, злобу затая.

— Звонил: никак не разбужу их…

— Эх, ты, лекальщик, дай-ка я…

За дверью шопот:

— Спрячь, Агнесса...

Дверь открывают наконец.

Заходят — лесснеровский слесарь,

За ним — обуховский кузнец.

— Нет ни черта! Укрыли ловко!

— Здесь платья тети...

— Не пойму:

Зачем же тетушке винтовка?

К такому платью ни к чему!

Вот и находка, Севастьяныч!

Да тут еще и кольт. Ого!

Всего таких «находок» за ночь

4000. Всего.

Изъяты шифры. Бомбы кучей

Лежат, безвредные для нас.

A вот и пушка, что на случай

Румын воинственный припас!

Усмешки легкой не скрывая,

Уполномоченный спросил:

— Так как же... пресса мировая
Успех опишет ваших сил?

С ней ладить, видно, не судыба вам.

Вас хвалит злобный вой врагов.

Он отбыл в Ораниенбаум

В Рамбов? — спросил моряк.

— В Рамбов.

С утра его в Рамбове ждали.

Тяжелый орудийный гром

Гремел не где-то в дальней дали,

А просто рядом за бугром.

Враг не сдавался.

Предстояло,

Нагрянув с плеса прямиком,

У гада вырвать злое жало,

Добить пехотным каблуком.

Осуществима ли такая

задача? —

Возникал вопрос.

Неоднократно возникая,

Он в спор серьёзный перерос.

— Форт

будет

атакован

с моря?

Не правда ль? Так я понял вас?

(Учтивый взгляд, спокойный бас)

Ну, что ж, хлебнуть придется горя!

Так помнится, в последний раз

Успешно форт атаковали

давно…

Лет пятьдесят назад.

С тех пор пример найдем едва ли,

Чтоб оправдать подобный взгляд.

Нам памятна вторая фаза

Боев в районе Дарданелл...

Учтивый обладатель баса

Развел руками, грузно сел.

Второй поднялся «теоретик»:

— Мы вас предупредить должны:
Нас ждет провал — в вопросах этих
Нововведения вредны.

Есть опыт войн. И он диктует —

Его не выбросишь за борт:

Форт корабли не атакуют!

Пехота

атакует

форт!

— Бесцельный риск в приказе вашем:
Пошлем линкоры под расстрел!

Иль наш совет для вас не важен?

Курил. На спорящих смотрел,

Стремясь понять, что движет ими:

Боязнь расстаться навсегда

С предубежденьями своими

Иль затаенная вражда?

Приверженность к доктринам старым

Или сочувствие врагу?

— Не будем время тратить даром.
Я согласиться не могу

С подобной критикой приказа.

Задача флота вам ясна...

— Да, но... (опять владелец баса)
Еще загвоздка есть одна:
Допустим, мы на форт обрушим
Удары главной из систем

И... форт забрав, обезоружим

Свои линкоры вместе с тем —

Стволы износятся, а где мы

Замену им сумеем взять?

— Орудия любой системы

Затем и есть, чтобы стрелять!

В том, что займется флот работой,

Беды не вижу никакой.

Взаимодействуя с пехотой

И авиацией морской,

Он должен взять все карты в руки.

А что касается науки,

Ее незыблемых доктрин —

На Красной Горке при досуге

Дня через два поговорим...

Есть все, что нужно для успеха.

Детали уточнить пора!

Волной тяжелой ходит эхо,

Разрывов рушится гора.

Еще заря не искупалась,

Но ясно видно все крутом.

Выходит первым «Петропавловск»

На бой с озлобленным врагом.

— Пошли... пошли... Ну, с богом, с богом!

Старик, фарватера внаток,

Вздохнул в волнении глубоком,

Очки протер и мнет платок.

«Есть на изменников управа! —

Он мыслит, штурман отставной:

— В Рамбове рассудили здраво:

Пехоте — где же ей одной!»

Суровы лица комендоров.

Речей пространных поважней

Одно их слово в ратных спорах.

Боксирование поршней

Внизу — в машинном отделеньи —

Все учащенней.

Полный ход!

И вот уж Горка в отдаленьи

Мелькает, над волной встает.

Идет незримая работа

В отсеках. Темп ее таков,

Что проступают капли пота

На жестких лицах моряков.

Томит и радует сближенье.

Мятежный форт не зря притих:

Враги

считают

нас

мишенью.

Мишенью

мы

считаем

их!

Мы

башни

повернули

влево.

На Горке

вправо

повернут.

И не пройдет пяти минут —

Огнем, исторгнутым иэ чрева,

Стальные чудища зевнут.

Вниманье!

Подмигнули хитро

На пультах бойкие глазки

Орудьям главного калибра:

«А ну, секи чертей, секи!

Пусть нашей воле не перечат!»

Громада крепости стальной

Идет и мечет,

мечет,

мечет

Снаряды в добрый метр длиной!

Залп!

Сердце застучало гулко.

За ворот холодок проник.

Был схож линкор с ножом хирурга,

Что должен удалить гнойник.

Чтобы ударить, как пристало,

Наверняка, не на авось,

Ждала условного сигнала

Береговая группа войск.

Стоял у стрелки бронепоезд,

До срока притаясь в ночи.

Его, за Питер беспокоясь,

Прислали нам сормовичи.

Друзья, спасибо вам, спасибо

За то, что помнили о нас.

Давно единый, словно глыба,

Велик душой рабочий класс

И в дружбе верной неизменен.

Вы не одну не спали ночь.

«Просил помочь товарищ Ленин,

Знать, надо питерским помочь!»

Так вам сказал клепалыцик старый,

Не говорун, в труде герой.

Сжав руки на груди усталой,

Ты спишь, старик, в земле сырой.

Но от бойца до командарма,

Твореньем рук твоих горда,

Тебе навеки благодарна

Вся наша армия труда.

Обычай боевого братства

Ты свято чтил в годину бед.

Прими поклон от ленинградца,

Прими поклон от внуков, дед!

Отрядам экспедиционным

В час предгрозовой тишины

Уполномоченным бессонным

Задания уточнены.

«Подъем!» И вот шеренгой плотной

Встают бойцы, перекрестясь

По-флотски — лентой пулеметной.

— B бою со мной держите связь.

Пилоты Горку отбомбили,

Линкоры доняли огнем.

Ее огонь слабеет в силе.

Сегодня к полночи вернем.

Удары с воздуха и залпы

В упор по форту с кораблей

Еще усилим... я сказал бы,

Что так вам будет веселей,

Начнем!

Что ж медлит этот рохля!

... На Горке все сильней пожар...

Он оторвался от бинокля

И руки морякам пожал,

Прочтя во взглядах верность долгу.

Ждать дольше было невтерпеж,

И рядом покатилось:

— Г-о-р-к-у-у

Д-а-е-е-ш-ь!

На косогоре неприметном

В тот миг, когда пришел черед.

Как бы пахнуло черным ветром —

Бушлаты ринулись вперед.

— Д-а-е-е-ш-ь!

Бойцы бегут к развилке,

И каждый страшен и красив.

Вот первый, ленту бескозырки

(чтоб не слетела) прикусив,

Занес приклад, ударил с маху

И дальше поспешил герой.

«Добро» сигнальте «Гайдамаку».

— Продвиньте 52-й!

— Что топчетесь, не сбив заслона!

К вам вышли два броневика.

У полевого телефона

Уполномоченный ЦК.

А что с надменным лордом, кстати?

Смущая деловой народ,

Спросили спикера в палате:

— Что делает британский флот
На Балтике?

Вопрос был острым.

Лорд притупить его не прочь:

— Наш долг — балтийским бедным сестрам
Благоустроиться помочь....

Наш долг — следить, чтоб флот германский

Для мира не таил угроз…

— Зачем же ветер дальних странствий

Вас в воды русские занес?

— Наш долг—предупредить бесчинства,

Культуру под защиту взять...

— При этом гибнут два эсминца

И лодка, где служил мой зять?

От этих и других вопросов

К вранью привычный суеслов

То, как туземный боров, розов,

То, как утопленник, лилов.

Оратор — дока, он в дебатах

Свою докажет правоту.

Вот только — с виду простоватых —

Не сломит грузчиков в порту.

Видна изнанка этим людям.

Поладить с ними мудрено.

— Грузить оружие не будем!
В Россию следует оно!

Простой народ — вот где помеха.

Как ни юли, как ни морочь,

Над Темзой повторяет эхо:

— Сэр,

от России

руки

прочь!

Тут изворачиваться надо.

Работать стало потрудней.

Сэр ждет паденья Петрограда,

Считая это делом дней.

Срок наступает долгожданный.

И, что приятнее всего,

Таскают из огня каштаны

Чужие парни за него.

Болваны сами лезут в пекло.

Не зря он их обул, одел.

Читая донесенья бегло,

Сэр был доволен ходом дел.

Пусть Коуэн не лезет в драку —

Наймиты справятся одни.

Поздней по трупам, как по трапу,

Взойдет он, выждав срок в тени:

Когда Родзянко вступит в Питер

И в гости бриттов пригласит,

Сказать в палате сможет спикер,

Что адмирал «нанес визит».

Сэр смелые лелеет планы,

Сэр повторяет: «Very good!»

Еще не зная, что «болваны»

Под нашим натиском бегут.

Их с Горки будто ветром сдуло.

Пока, лелеял планы лорд,

Разведчики, держась сутуло,

Взошли на опустевший форт.

На батареи первым делом

Метнулась группа моряков

— Ребята, а замки-то целы!

— Им было тут не до замков!

— И рядом тоже все в порядке:

Залп — хоть сейчас, коль разрешат.

— Бежали гады без оглядки!

— Не все бежали — вон лежат,

Как падаль...

— Заслужил Иуда —

Что головешка обгорел.

— За каждой башней — трупов груда…

— Еще бы: плотный был обстрел!

Был штурм. И на дороге штурма —

На росной топтанной траве,

Где схватка закипала бурно, —

Лицом к беззвездной синеве,

Сраженный пулею наймита,

Лежит моряк, свершив свой путь.

И ветру ночи приоткрыта

Татуированная грудь.

Прощай, товарищ беззаветный

Суровых и великих дней.

Как воин армии несметной,

Ты верен был стране своей.

Лежишь ты, брови сдвинув строго,

Смежив глаза. Старуха-мать

В час предзакатный у порога

Тебя напрасно будет ждать.

Но подвиг вечно будет светел.

В другом бою, в другом году

Балтийский снова хлынет ветер

На вражескую высоту.

И в бой, гремящий у развилки,

Рванется, страшен и красив,

Товарищ, ленту бескозырки

(чтоб не слетела) прикусив.

На Горке митинг в честь успеха.

Ракеты рвутся к небесам.

Веселый гомон, взрывы смеха.

Вдруг шопот:

— Прибыл Сталин сам.

Он шел, беседуя негромко

С бойцами, что на форт взошли.

Воды изрезанная кромка

Поблескивала невдали.

Лицо улыбка осветила

Вслед за приветливым кивком:

— Как жизнь, товарищ с «Гавриила»?

Не обижают с угольком?

— Есть уголек. Порядок полный —

В любом бою не подведем.

Шагал под блеском дальних молний

Матрос плечом к плечу с вождем.

Ракеты взмыли и погасли.

— Балтийцам — горы по плечу!
Дрались геройски!

Буду счастлив

Сказать об этом Ильичу!

Залив шумел, ветрами вспенен.

И далеко несли ветра:

Да здравствует товарищ Ленин!

И следом:

— Сталину — ура!

…Давно уж отмитннговали,

Вернулися на корабли,

Уже отряды наступали

За Красной Горкою вдали.

Уж белый штаб спасался бегством,

Полковник рысью удирал,

Когда эфир открытым текстом

Смутил английский адмирал:

«Пусть знают моряки-кронштадтцы,

Что жизнь командам всех судов,

Готовых в плен британцам сдаться,

Я гарантировать готов!»

Неподражаемый по силе

Он к юмору имел талант:

Радиограмму огласили

Под громкий хохот всех команд.

Был год суровый для России.

Свидетель подвига живой,

Ты вдаль глядишь в красе и силе,

Наш светлый город над Невой.

Как ветеран в строю стоишь ты

Других бойцов не позади.

И слава прикасалась трижды

К твоей сверкающей груди.

Тебя спросили боевые

Товарищи суровых лет:

За что был награжден впервые?

И честно ты сказал в ответ:

— Был год суровый для России...

Я шел в атаку за Вождем...

— А Вождь, — суворовцы спросили,

За что впервые награжден?

— Был год суровый для России…

Наш город был спасён Вождем.