Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Индикация «консультации






родителей» и «детской психотерапии»

Роберт хотя и вызвал тревогу у родителей лишь по поводу нарушений поведения, возникших после развода, но он уже давно нуждался в помощи — в психотерапевтической помощи! И это неза­висимо от развода.

У большинства детей, как уже го­ворилось, симптомы возникают спонтанно, они сле­дуют непосредственно за разводом (здесь речь не о предполагаемых долгосрочных последствиях) и яв­ляются прямыми реакциями на то впечатление, которое произвел на них развод. Симптомы, таким образом, становятся реакциями на связанные с раз­водом фантазии и выражают освобождающиеся в этой связи чувства и аффекты. Здесь я, как и В. Шпиль, говорю о «реакциях переживаний».

Под «ранними нарушениями» имеются в виду нарушения в обра­зовании психических структур в первые три года жизни. Они взаимосвя­заны с разочаровывающими, дефинитными отношениями с объектами или с травматическими переживаниями (например, с разлукой), которые приводят к тому, что ребенка захлестывают аффекты, то есть он «теряет себя» и не в состоянии переработать свои переживания. На четвертом го­ду ждани, с развитием способности к речевому и мыслительному анализу мира, на место непосредственных страшных потерь вступают страхи пе­ред грозящей опасностью и внутрипсихические конфликты. В то время как защита против внутрипсихических конфликтов ведет к (более или ме­нее нормальным) невротическим симптомам или закладывает их фунда­мент, «ранние нарушения» могут привести к тяжелым нарушениям разви­тия личности (например, к и редис позиции к болезни Борделина или пси­хотическим заболеваниям, тяжелым депрессиям и шизофрении).

 

Реакции переживаний, как мы уже знаем, — не патологичные явления, в общем и целом это нор­мальные и здоровые ответы на сумасшедшие жизнен­ные обстоятельства. И они проходят, если проходит само переживание («травма»),

В этих случаях терапевтического вмешательст­ва по отношению к детям лучше всего избегать.

• Слишком поспешное обращение к психотера­певту может создать у ребенка впечатление, буд­то это с ним что-то не в порядке. Я же, напротив, считаю, что в этой ситуации важнее всего дать ребенку понять, что его печаль, ярость, страх и проистекающее из всего этого дурное поведе­ние вполне понятны и имеют право быть.

• Психотерапия как ответ на симптомы пере­живания развода может оказаться неверным решением еще и потому, что симптомы в этом случае не только являются нормаль­ными реакциями, это еще и акции, призван­ные восстановить душевное равновесие:

- так печаль помогает справиться с потерей; регрессивная зависимость, которую проявляют многие дети, имеет целью восстановить по­терянное было доверие к родителям и изба­виться от страха оказаться ими покинутым;

- страхи и ярость выражают вопрос к родите­лям, причиняющим ребенку такую боль, лю­бят ли они его еще;

- или они выражают такие вопросы: «Моя ли это вина?», «Как теперь бу­дет выглядеть мое будущее?».

Итак, это зов на помощь, ребенок таким образом хочет полу­чить объяснение и утешение" 11. Но мы уже го­ворили о том, что па помощь можно рассчи­тывать лишь тогда, когда ты покажешь, что нуждаешься в ней. Если же ребенок отрицает или подавляет в себе боль, а родители наде­ются, что терапия вернет ему его душевное равновесие, может легко случиться, что они упустят возможность дать детям те «ответы», которых те, собственно, требуют от них свои­ми симптомами.

Здесь можно возразить, что психоаналитичес­ки ориентированная психотерапия не ставит перед собой задачу в первую очередь освободить ребенка от симптомов, ее цель - переработать проблемы, лежа­щие в их основе.

Поэтому она в любом случае прине­сет пользу. Возражение верное, но, тем не менее, в этом случае можно ожидать, что терапия освободит родителей от дальнейших размышлений (например, в отношении их ответственности за ситуацию и ее улучшение). Кроме того, следует спросить, не проти­вопоказано ли работать не над симптомами, а над бессознательными структурами защиты там, где ребе­нок (и не только ребенок) переживает не только вну­тренний, но, прежде всего, острый внешний жизнен­ный кризис" 14.

Конечно, это не значит, что следовало бы вооб­ще отказаться от любого вида профессиональной по­мощи, обращенной непосредственно на детей. Ино­гда необходимо произвести, так сказать, «кризисную интервенцию».

Существуют также соответственные педагогические программы поддержки (в узком смысле), которые лучше всего применять в работе с группами «пострадавших» детей в качестве дополне­ния к консультации родителей или в тех случаях, ког­да работа с родителями по каким-либо причинам не­возможна. В настоящее время существует несколько моделей такого рода детских групп1" 5. Как бы различ­ны они ни были, их методические концепции — от высоко-до едва структурированных — имеют два пре­имущества по отношению к психотерапии: во-пер­вых, когда ребенок видит себя в группе других детей, переживающих подобную же судьбу, это смягчает его чувство стыда, внушенное разводом родителей, и по­могает преодолеть барьер конфронтации с собствен­ной болью.

И, во-вторых, в ситуации группы ребенок сам решает, в какой мере ему лично участвовать в процессе. Например, если в группе идет общий раз­говор о «разлуке», «одиночестве» или «печали», если дети рисуют или придумывает истории на эту тему, у него нет необходимости непременно говорить о се­бе, а это помогает избежать страха, неизбежного, ког­да приходится говорить о своей собственной невыно­симой ситуации.

Так снижаются оппозиция и сопро­тивление, благодаря чему ребенок способен прочув­ствовать темы, над которыми идет работа. Даже если ребенок ни разу не расскажет о себе, он все равно учится обращению со своими чувствами: на материа­ле рассказов других детей, литературных или приду­манных в группе историй.

Однако имеется одно исключение: терапию следует начать незамедлительно, если ребенок жела­ет этого сам. Есть дети, хотя по моему опыту таких очень мало, которые непременно желают иметь хотя бы одного взрослого человека, с которым они могли бы говорить обо всем. Человека, который стоял бы в стороне от всех этих ссор между родителями (ба­бушки и дедушки тоже нередко вмешиваются в се­мейные скандалы) и которому поэтому с легким сердцем можно было бы излить душу.

Иногда такой контакт возникает совершенно неожиданно уже в хо­де тестового обследования. И тогда непременно сле­дует выслушивать ребенка, беседовать с ним, даже в том случае, если у специалиста отсутствует специ­альное образование (детского психотерапевта).

Здесь готовности ребенка к таким отношениям (способ­ным оказать большую помощь) отдается полное пре­имущество. (Дефицит компетентности можно всегда восполнить путем участия в работе супервизионных групп).

Как бы важна ни была эта работа с детьми, она ничего не меняет в том обстоятельстве, что новый опыт, призванный откорректировать фантазии ребен­ка соответственно действительности, смягчить его страхи, освободить его от чувства вины и внушить уверенность в будущем, должен начинаться там, где все эти потрясения взяли свое начало, — в общении с родителями.

Когда мы думаем о том, что в предыдущих главах мы охарактеризовали как «удачу развода», нам становится ясно, что определение индикации кон­сультации родителей не привязано к какой-либо специфической фазе.

Другое дело, когда речь идет о терапии ребенка. Если в месяцы, следующие непо­средственно за разводом, работа с детьми может лишь оказать поддержку (конечно, когда дело не ка­сается также и «старых» психических проблем, как например, в случае Роберта), переработка пережи­ваний развода в рамках психоаналитической тера­пии приобретает свое большое значение несколько позже, а именно тогда, когда симптоматика ребенка не является больше выражением реакций пережива­ний, а приобретает черты невротического результа­та посттравматической защиты.

Естественно, здесь возникает вопрос о диф­ференцированно-диагностических критериях об­следования. Поскольку симптомы сами по себе не в состоянии ответить на данный вопрос — идет ли речь о нарушениях сна, неуспеваемости в школе, ночном недержании, фобиях, агрессивности, де­прессиях, — в любом случае это могут быть как (нор­мальные и здоровые) непосредственные реакции на развод, так и невротические симптомы в узком смысле.

Сюда добавляется та трудность, что, как уже говорилось выше, посттравматическая защита часто ведет как раз к успокоению реактивной симп­томатики, так что трудно определить, является ли успокоение признаком преодоления проблем и вос­становлением психического равновесия или пред­ставляет собой начало невротического развития.

Проективные тестовые обследования также не дают ответа на этот столь важный вопрос. Однако проективные тесты в состоянии проникнуть в потреб­ности, конфликты, чувства и фантазии детей. Созна­тельны или вытеснены их психические побуждения, насколько массивна защита, насколько возможно в этой связи влияние внешних мероприятий, скажем, со стороны родителей, — на все эти вопросы, к сожа­лению, обычными методами ответа получить невоз­можно" 1".

На практике, однако, ответ на вопрос, являет­ся ли симптоматика ребенка (все еще) реакцией на переживание развода или это (уже) невротическое отложение, не представляет особенной трудности: на него достаточно четко может ответить послеразводная история ('которую поведают родители). Первой отправной точкой становится время: если развод состоялся в последние полгода, мы имеем право пред­положить, что симптоматика ребенка носит характер реакций на переживание.

Quot; " ' В рамках Объединения «Психоаналитическая педагогика» (ОПП) (Arbeitsgemeinschqft Psychoanafytische Padagagik - АРР) мы уже давно зани­маемся разработкой методов определения, которые могли бы дать воз­можность судить также о топических, экономических и динамических со­отношениях психических устремлений (то ость о гом, сознательны или бессознательны психические влечения, насколько они сильны и каким образом они провоцируют внутренние конфликты). Познания, которые нам удалось получить, пока не настолько эмпирически доказаны, чтобы их можно было опубликовать, (ОПП занимается теорией и практикой психоаналитической педагогики и являемся также профессиональным Обществом, занимающимся подготовкой психоаналитически-педагогиче­ских консультантов по воспитанию).

 

Если же разводу уже не ме­нее полутора лет, а значит, отношения в семье имели возможность стабилизироваться, то приходится по­размыслить о невротических образованиях. Вторую отправную точку представляет собой анамнез симп­томов: если с момента развода в поведении ребенка не произошло существенных изменений, исключая квантитативные колебания, ребенок, вероятнее все­го, все еще находится в круговороте послеразводного кризиса.

Если же в определенный момент заметные изменения все же произошли, например, исчезли од­ни и появились другие симптомы, значит речь идет О посттравматической защите. Третью отправную точку дает нам размер поддержки, оказанной ребен­ку его близкими. Когда необходимо установить на­личие или отсутствие симптомов, информация по этому вопросу чрезвычайно важна.

Если ребенок ре­гулярно виделся с отцом, мог свободно говорить обо всем с родителями, если его родители после развода более-менее по-хорошему общаются между собой, если их собственное психическое равновесие стаби­лизировалось, то успокоение ребенка можно рассма­тривать как признак того, что ему удалось свои пере­живания переработать. Если же все эти обстоятель­ства отсутствуют, то, скорее всего, успокоение ребенка — невротический феномен. (Здесь, кстати, проективное тестовое обследование может дать до­статочно богатый материал.)

Если у нас появилась уверенность, что настоя­щие проблемы ребенка в большой степени носят невротический характер, родителей следовало бы по­двигнуть к терапии ребенка. Надо, однако, отметить, что психотерапия при травматических неврозах го­раздо сложнее, чем при «нормальных» невротических нарушениях, которые развились на протяжении вре­мени. Дело в том, что это не просто внутренние кон­фликты, чувства, фантазии; они тесно связаны с внешними переживаниями, о которых ребенок не желает говорить.

Результатом становится сильное внутреннее сопротивление, направленное против те­рапевтической работы над травматическим пережи­ванием, — и это даже тогда, когда ребенок с большой охотой ходит к психотерапевту. Если терапевту не удастся преодолеть это сопротивление и сфокусиро­вать терапевтическую работу на травме (развода), психотерапия не принесет желаемых плодов в отно­шении долгосрочного психического развития ре­бенка.

Если же ребенку удастся сознательно подой­ти к этим переживаниям, он сделает большой шаг в направлении действительной переработки травмы развода1" 1.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.