Италийцы

Мифология римлян в том виде, как мы встречаем ее в произведениях древнеримской литературы классического и позднейших времен, на первый взгляд является как бы снимком или переводом с греческой: Юпитер и Зевс, Юнона и Гера, Минерва и Афина, Аполлоны Римский и Греческий, Диана и Артемида, Меркурий и Гермес, Нептун и Посейдон, Веста и Гестия и т.д. во многих отношениях отождествляются, в связи и одновременно с процессом общей эллинизации, постигнувшей римлян, особенно в течение 2-го и 1-го веков до Р.Х. Но если мы снимем это позднейшее эллинское наслоение, то открывается совершенно своеобразная древнеиталийская мифология, которая, в свою очередь, может быть разложена на разнообразные составные части, соотвественно разнородным, вошедшим в нее еще до общей эллинизации Римского государства, элементам. Население Рима произошло из различных племен. Главнейшие из них были, с одной стороны, латины и сабины (и родственные последним умбры, оски и др.), с другой – резко отличавшиеся от тех и других этруски. В то время как религия первых отличалась светлым, ясным, в значительной степени рассудочным характером, религия этрусков, напротив того, окрашена была мрачным, фантастическим колоритом, выражалась в жестоких обрядах, в таинственных гаданиях и чарах.

Римская (собственно латинская) мифология, по выражению Моммзена, есть результат отражения земного Рима в высшей, идеальной области, в которой с мелочной точностью воспроизводится все – и малое, и великое. Государство и род, каждое явление природы и каждая отрасль духовной деятельности, каждый человек, каждое место или предмет, даже каждое действие в области римского права, находят себе отражение в мире римских богов. Дух, покровительствующий отдельному действию, существует не дольше самого действия; дух, покровительствующий отдельному человеку, живет и умирает вместе с человеком; и только в том смысле божества эти существуют вечно, что постоянно возобновляются подобные действия и однородные люди, а вместе с ними постоянно возникают и однородные духи…

Отвлеченные понятия и олицетворения составляют сущность как римской, так и греческой мифологии; но, в то время как у греков каждый значительный мотив тотчас облекается в известные образы, в форму мифа или сказания, у римлян основная мысль сохраняет свою первоначальную неподвижность. Национальная римская теология старалась во всех отношениях схватывать понятия важных явлений и качеств, снабжать их определенной терминологией, схематически их классифицировать и, согласно этому, призывать богов или группы богов и научать толпу верному способу их призывания. Римская теология вращалась в таких, внешним образом извлеченных, понятиях, отличавшихся столько же почтенной, сколько смешной простотой; представления, как, напр., осеменение (saeturnus) и обработка полей (ops), цветение (flora), война (bellona), граница (terminus), молодость (juventus), благополучие (salus), верность (fides), согласие (concordia), принадлежат к древнейшим и священнейшим римским божествам. Может быть, искреннейшим из всех римских культов был культ духов-покровителей домов и клетей: в общественном богослужении – почитание Весты и пенатов, в домашнем – боготворение лесных и полевых богов, преимущественно же собственно домовых богов, Лар (Lares), которым постоянно посвящалась часть от семейной трапезы и поклонение которым, еще во времена Катона-старшего, составляло одну из первейших обязанностей хозяина дома. Но в иерархии богов вообще, эти домовые и полевые боги занимали скорее последнее, чем первое место; в религии римлян, исключающей идеализацию, народное благочестие естественно находило наибольшую пищу не в широкой и общей, а в простейшей и индивидуальнейшей абстракции.

Богопочитание у народов сабинского племени, насколько можно судить по скудным, дошедшим до нас сведениям, основывалось на подобных же началах, как и религия латинов, хотя и не было тождественно с латинским: это доказывается тем, что в Риме существовало особое общество, заботившееся о сохранении сабинских обрядов. Боги и латинов, и сабинов имели сходный в основе, отвлеченный, безличный характер, но отличались совершавшимися в честь их обрядами. Характеристическое различие между теми и другими в настоящее время трудноуловимо.

Средоточием не только римского, но вообще италийского богослужения, в древнейшую эпоху, был бог Мамерс, Маворс или Марс, покровитель стад, божественный, победоносный защитник от врагов. Ему посвящен был первый месяц в году (март, – до введения Юлием Цезарем нового, «юлианского» календаря, по которому первым месяцем стал считаться январь). Рядом с Марсом почитались и получили первенствующее значение в римской государственной религии: Юпитер, в качестве гения римского народа, и Квирин (т.е. копьеносец), впоследствии слившийся с возведенным в божественное достоинство Ромулом. Этим трем богам служили жрецы, избиравшиеся из древнейших родов граждан и называвшиеся, в отличие от жрецов прочих богов, – высшими, Flamines majores. В то же время культ богини Весты, представительницы очагов каждой из вошедших в состав города Рим курий, получает высшее значение: возжигается один, общий, городской очаг, которому служат шесть целомудренных дев – весталок; это служение огню, как общественной святыне, принадлежало к священнейшим римским культам и удержалось в Риме при введении христианской веры долее всех прочих языческих культов. Затем учреждены были святилища Дианы, как представительницы латинского союза, и некоторых других богов, в честь которых устанавливались специальные празднества, к которым приставлялись жрецы, в отличие от вышеназванных, высших, носившие уже наименование низших. Flammes minores[216]. Главнейшими из этих богов были: Янус – представитель всякого начинания, Сатурн – бог посева и земледелия вообще, Меркурий – бог торговли, Вулкан – бог огня и очага, Юнона – богиня неба, Минерва – богиня мысли, Опс – богиня земли, Венера – богиня весны и красоты, Цеpepа – богиня плодородия и др. Большинство этих богов и богинь, соответственно разнообразию оттенков представительствуемых ими явлений и действий, получали множество разнообразных эпитетов, в свою очередь возводившихся в значение наименований самостоятельных божеств. Все эти божества представляли, как видно, олицетворения известных явлений и сторон народной жизни, но они лишены были личности; они, пока не укоренились в римском народе греческие сказания и мифы, впоследствии перенесенные на римских богов, не имели ни предков, ни потомков. Взаимные отношения их ограничивались лишь сопоставлением некоторых богов и богинь во взаимные супружеские отношения, остававшиеся, однако, бесплодными: супругой Юпитера была Юнона, Янусу противопоставлялась Диана, Сатурну – Опс, Марсу – Венера, Вулкану – Веста. Следует заметить, что такое божественное олицетворение известных явлений и понятий в соответствующих мужских и женских образах весьма свойственно древнеиталийскому религиозному мировоззрению и проводится последовательно, именно в области наиболее близких сердцу древних италийцев, наиболее искренно почитавшихся ими богов, полевых и лесных; так, кроме вышеназванных сочетаний главнейших богов и богинь, Faunus, Lupercus, эпитеты Марса, сочетаются с богинями Fauna и Luperca; лесные боги Silvii – с такими же богинями Silviae^ Liber, соответствующий греческому Дионису, с libera; Ruminus, пастуший бог – эпитет Юпитера – с богиней Rumina и т.п.

Вникая ближе в значение главных древнеримских богов, мы и в них узнаем первоначальное, основное значение их, как олицетворения главнейших явлений природы, наиболее влияющих на жизнь земледельцев и пастухов, каковыми были в старину и древние латаны и сабины, обусловливающих их благосостояние: небесного света и небесной влаги. Представителями небесного света были, кроме солнца и луны, как явлений физических, – Mapс, который, подобно греческому Аресу, был первоначально богом солнца, покровителем стад и растительности, представителем плодородия, и Диана (также Юнона светящаяся, Juno Lucina), как божественное олицетворение луны. Представителем небесной влаги, подобно Индре и Зевсу, был Юпитер. Над названными богами стоял, в первоначальном, древнейшем значении своем, Янус, бог начала и конца всякого дела, имя которого в древнейших молитвенных формулах произносилось перед именем Юпитера, называвшийся в гимне салийцев «богом богов», – Янус, властитель над небом и небесными явлениями, над всеми делами, происходящими на суше и воде, источник рек и потоков, творец всего бытия, всяких дел, времен, богов[217]. Нетрудно узнать в нем, следовательно, божество, в основном значении своем весьма сходного с индийским небесным богом Dyaus и заступившим, впоследствии, место его Варуной, с иранским Агурамаздой, с греческим Ураном, вытесненным и замененным Зевсом. Янус обыкновенно изображался с двумя лицами, смотревшими в разные стороны, вперед и назад, в будущее и прошедшее. Но древние писатели упоминают и о четырехлицем Янусе, который, как свидетельствует лидиец Иоанн, по толкованию Варрона, у этрусков олицетворял небо. Толкование это известно и Макробию[218]. В лице Дианы почиталась богиня жизни, здоровья и плодородия, преимущественно в смысле деторождения, подобно греческой Артемиде и иранской Анагите, культ которых, как известно, был чрезвычайно распространен в Греции и Малой Азии[219]. Доказательством такому пониманию Дианы служит древнейшее изображение ее в Риме, по образцу Эфесской (Малоазийской) Артемиды[220], вся фигура которой была покрыта бесчисленными сосками, – аллегорическим выражением обильного питания и плодородия. Юнона представлялась покровительницей женщин и девиц во всех обстоятельствах их жизни (ср. эпитеты ее: Jugalis, Pronuba, Virginensis, Domiduca и пр.). Как олицетворение луны, в качестве светящейся (Juno Lucina), она покровительствовала родам и браку.

Марс, как бог солнца, был покровителем растительности: эти качества его выразились в эпитетах Silvanus и Faunus (от Silva и favor = лесной, т.е. сельский и благосклонный), получивших затем самостоятельное значение: и Сильван, и Фавн уже в древнюю эпоху были самостоятельными божествами. Сильваны являются и во множественном числе, и им сопоставляются лесные девы: Virae, Virgines, Silviae. Рядом с Фавном стоит Фавна, носящая также разные другие названия: Maia (умножающая), Bona Dea (добрая, благая), Carmenta (вещая) и др. Точное так же специализировалась и богиня весны и любви, цветов и красоты, получившая разные названия: Ферония (греческие писатели объясняли ее как богиню цветов, любящую венки, или сближали с Персефоной, которая была одновременно богиней весны и смерти), Флора, почитавшаяся как богиня весны и цветов, в широком смысле этого слова – как покровительница и благодетельная мать плодов земных и даже плодов, созревающих в материнском чреве, символом которых служит цветок; Венера, прекрасная представительница весны, цветов и природных прелестей, как предыдущие две сродные ей богини, в свою очередь получавшая разные эпитеты, определяющие те или другие, более специальные стороны богини по отношению к человеку. Названные божества, при своей отвлеченности, безличности и бесплотности, не могли, разумеется, представляться вполне обособленными, но, смотря по более широкому или узкому представлению их свойств и качеств, более или менее взаимно сливались или перекрывали друг друга, отличаясь друг от друга не столько присущим им внутренним значением, сколько особенностями установившегося в честь их культа. Божества весеннего плодородия весьма близко родственны божествам-представителям земли и земледелия, плодородия почвы вообще, в свою очередь образующим цикл богов и богинь, очень сходных между собой и также нередко перекрывающих друг друга, несмотря на неменьшее разнообразие даваемых им наименований. Во главе их стоят Сатурн и Опс; последняя тождественна с матерью-землей, Tellus, с богинями Асса Larentia, Матерью Лар, принимающею в недра свои как семена посевов, так и прах умерших, с Dea Dia, называемою так в гимнах Арвальского братства, наконец с Церерой, богиней плодородия и жатвы, в свою очередь составляющей одну группу с uber и libera, божествами веселой свободы, обильного плодородия, которое, как и у греков, во время празднеств в честь Диониса (также в древнейших изображениях бога дождевой влаги и похоти, Гермеса), находило себе символическое выражение в образе фаллоса (fascinum), чествуемого, возимого в торжественной процессии, приносящего, по народному представлению, изобилие и благополучие, отвращающего всякую беду, чары и сглазы. В мрачной преисподней, в царстве мертвых, властвовали, рядом с только что названною Матерью Лар, боги смерти: Orcus и Dispater.

Вышеупомянутая (стр. 87) идея владычества одного божества над тремя областями мира в римской мифологии выразилась не только в образе заимствованной от греков трехвидной Дианы (Diana trivia, triformis, ср. трехвидная Геката), но и в виде какого-то темного, самостоятельного и могущественного подземного бога: одной угрозой назвать его страшное имя можно было, по народному верованию, подчинить своей власти всех прочих богов ночи и преисподней. Этот властитель над тремя царствами – triplicis mundi Suminus – по выражению Стация, живет в Тартаре[221]; перед именем его, по словам Лукана, трепетала земля[222].

В то время как в городах божествам воздвигались храмы и идолы (первые идолы, по свидетельству Варрона, воздвигнуты были в Риме около 170 лет после основания города[223]: до того молились богам без вещественного их изображения), сельские жители продолжали, по древнейшему обычаю, воздавать почести богам в природных святилищах: на вершинах гор, в священных рощах, у священных источников. Плиний называет деревья древнейшими храмами богов, перед которыми возносились молитвы более искренние, чем перед идолами, блещущими золотом и слоновой костью. Водам рек и источников приписывалась очистительная, питательная, оплодотворяющая и воодушевляющая сила. Характерную особенность такого древнейшего богопочитания составляет олицетворение богов не в виде идолов, но символами или атрибутами из растительного или животного мира, или иными предметами, напр., орел служил символом Юпитера; волк, бык, конь, дятел, также копье, щит и т.п. – символами Марса; копье – символом Квирина; бык, козел и коза в культе Фавна, Юноны и др. служили эмблемою плодородия; наконец, змея, скрывающаяся под землей, ежегодно обновляющая свой покров, сделавшаяся предметом бесчисленных сказаний, служила эмблемою гениев и домовых духов и принадлежала, вследствие того, к обычным домашним животным в Риме. Животные и птицы получали еще тем более важное значение, что в среде всех древнеиталийских народов были сильно распространены гадания и предвещания по ходу, полету, движениям, крику, также по внутренностям животных, составляющие занятия и обязанности особенного класса волхвов, – авгуров (avis – птица, augur – птицегадатель). – В этом последнем отношении особенно сильно проявилось влияние на римское волхвование, т.е. искусство гадания и предвещания (divinatio), со стороны этрусков, между которыми чрезвычайно была развита техника гаданий по внутренностям животных, угадывания и изложения воли богов, проявлявшейся в разных чудесных явлениях природы, в особенности в явлениях молнии и грома, сделавшихся у этрусков предметом особенной науки или учения о молниях.

Наиболее сильно было, однако, влияние греков на римлян, приведшее к полной эллинизации религиозных представлений последних. Впоследствии римская религия приняла в себя еще массу божеств и культов иноземных, а именно: египетских, фригийских, сирийских, персидских и др.

При рассмотрении славянских божеств и сличении как природы, так и наименований их, с божествами прочих древних народов, нам не раз придется останавливаться на аналогиях, всегда поразительных, между явлениями из религиозной жизни славянских и древнеиталийских народов, преимущественно сабинов, которые, и независимо от мифологии своей, в некоторых проявлениях народной своей жизни обнаруживают замечательное сходство с народами славянскими. Вспомним, прежде всего, древнюю легенду о колонизации сабинов, – легенду, проливающую неожиданный свет на близкое отношение между народами этого племени и славянами, и обратим внимание, с одной стороны, на связанную с этой легендой номенклатуру сабинских поколений, с другой – на общинный строй жизни главнейшей отрасли сабинского племени – самнитов, в отличие от Латинского государства, централизованного в Риме. Теснимые умбрами, сабины, по словам легенды, дали обет «священной весны», т.е. поклялись посвятить богам родившихся в год войны детей своих (сыновей и дочерей), с тем, чтобы они, достигнув совершеннолетия, направились за пределы сабинской земли для отыскания себе новых жилищ. Во главе одной из выселявшихся партий, направившихся первоначально в горы, в окрестностях реки Загра, шел бык (bovis) Марса: эта партия получила название сафинов или самнитов. Основанный ими город получил название Bovianum в честь священного быка. Вторую партию вел дятел (picus) Марса; эта толпа переселенцев заняла нынешнюю область Анконы, под именем пицентов. Третью партию вел волк (hirpus) Марса; она заняла область Беневента, под именем гирпинов. По имени самого Марса получило название поколение марсов (Marsi). Подобным же образом, по словам Моммзена, из общего ствола отделились и прочие народы или поколения. Во всех их сохранилось сознание родства и общего происхождения из сабинского отечества. В то время как умбры погибли в неравной борьбе, и западные отпрыски этого поколения слились с латинским и греческим населением страны, сабинские племена, замкнутые в отдаленных горных местностях и свободные от влияния этрусков, латинов и греков, сохраняли свою самостоятельность. Из всех народов сабинского племени самниты (от которых отделились и направились на юг и на запад поколения кампанцев, луканцев и бреттиев) достигли первенствующего значения в восточной Италии, как латины – в западной. В Самнии мы не встречаем преобладания одной какой-либо общины, также не было здесь какого-либо городского центра, который бы сдерживал самнитский народ, как Рим – латинский; но сила страны лежала в отдельных сельских общинах, в собрании представителей сих последних. В связи с этим, и политика этого союза была не наступательная, как римская, но ограничивалась обороною своих границ. Вся история обоих народов, – продолжает Моммзен, – была предначертана в диаметрально противоположной системе их колонизации. Что приобретали римляне, то делалось достоянием государства; что занимали самниты, то завоевывали толпы добровольцев, отправлявшиеся на захват земель, предоставлявшиеся отечеством своим на произвол судьбы, и в счастье и в несчастье[224].

Взглянем теперь на разительную аналогию между названиями только что перечисленных поколений сабинского племени и наименованиями многочисленных народов и народцев славянских. Название самниты, Samnites (ср. греч. Σ α υ ν ί τ α ι) означает копьеносцев (то же значение имеет и название квириты, которое давалось сабинам) и может быть приравнено к имени одного из главных племен балтийских славян – велетов (ср. ниже ст. «Велес»). Основанный самнитами город Bovianum (ср. также названия городов: Tauracia [Taurus – тур, бык] в Самнии, Taurania в Кампании и Лукании, Bovinum в Апулии, Bovillae и Vitellia [vitulus – теленок] в Лациуме, и пр.), по имени соответствует городу Волыни и многочисленным географическим названиям, производимым от слова вол или тур (бык), весьма часто, повсеместно, встречающимся в славянских землях (см. ниже ст.: «Олицетворение солнца» – Тур). Отделившимся от самнитов поколениям: кампанцам и луканцам, т.е. обитателям полей и лесов, соответствуют, между славянскими племенами, на западе: лучане (лука [серб.], loka словин.], lauka, lucina [чеш.], laka [польс.] = луг, поляна) и древане (ср. древляне), на востоке: поляне и древляне (названные так, по словам Нестора первые: «занеже в поле седяху», а вторые: «зане седоша в лесех»)[225]. Третьим поколением, отделившимся от самнитов, были бреттии. Если принять происхождение этого племени от одного корня с греч. β ρ έ μ ω = шумлю, бушую, свирепствую, и серб. врети = кипеть, свирепствовать, то имя бреттиев или вреттиев соответствовало бы названию балтийско-славянского племени лютичей (лютый = свирепый)[226].

Вещему Марсову дятлу, в честь которого, по словам сабинской легенды, получило свое название поколение пицентов, у славян соответствует вещий вó рон (символ бога солнца, Аполлона, как у греков, так и у римлян); по имени вó рона называется поколение балтийских славян враны или варны (Warnabi, Vamovi), занимавшие Вранью землю (terra Wamowe), в нынешнем герцогстве Мекленбургском[227]. Имя ворона звучит и в бесчисленных географических названиях славянских местностей. Ворон называется также krkawec (чеш.), kruk (польс.), каркун (Владим. губ). Вероятно, в связи с этим именем ворона находится название племени корконтов, упоминаемого Птолемеем. от которых Исполиновы горы получили название Крконоше [228]. Наконец, в чешских преданиях, сообщаемых Козьмою Пражским, важную роль играют мудрый народный правитель Кrak или Krok, имя которого, по словам Богухвала, означало вó рона (Krak, qui legitime corvus dicitur)[229]. По имени Крака был назван город Краков[230]. Крá к (Ворон) напоминает собою Пикуса (Дятла), который в древнеиталийском сказании также является в образе правителя, а именно царя и храброго витязя[231], с тою, впрочем, разницей, что Пикус, бездетный, превращается в дятла, а Крак оставляет своему народу трех мудрых и вещих дочерей – прорицательниц; последняя черта опять сближает Крака с Пикусом, отличавшимся именно вещей природой своей.

Гирпины, названные в честь Марсова волка, находят себе соответствующее название в имени вильцев (волков)[232]. Не сюда ли следует отнести и хорутан? [ср. hert (словин.), хрет (болг.), хрт (серб.), хорт (русс.) = борзая собака; на Украине волки называются хортами или хартами св. Юрия ]. Отождествление хорта (собаки) с волком естественно: оба животные суть только разные виды одного рода (canis). Собака и волк отождествляются и в великорусском заклинании, произносимом во время святочного гадания о суженом: «Залай, залай, собаченька! Залай, серенький волчек!»[233]

Название поколения марсов (Марс = светлый, сияющий бог, соответствует славянскому Белбогу или Белину) находит себе аналогию в имени славянского поколения белинов.

Обращаюсь, наконец, к первоначальному имени всего племени: сабины. По объяснению Феста, оно произошло от почитания и славления богов (Sabinia cultura deorum dicti, id est ά π ό τ ο ϋ σ έ β ε σ υ α ι [234][σ έ β ο μ α ι = уважаю, почитаю]). Понятия честь, почитание, восхваление на разных славянских наречиях обозначаются словами слава, славление, отсюда, следуя объяснению Феста, смысл названий обоих народов: сабинов и славян весьма близок. С другой стороны, название «сабины» совпадает с именем венетов (энетов, антов или вантов [ = вятичей? ]). Имя это производят от корня ван (также ванд), означающего у индусов чтить, выражать почтение, хвалить, отсюда венеты = почтенные, достохвальные, славные. Такое значение древнего имени славян подтверждается и свидетельствами Иордана и Павла Диакона, которые переводят название энет словом: достохвальный, славный (Enetici namque laudabiles dicuntur, – говорит Павел Диакон)[235]. В связи с таким значением названия энетов находится и производство некоторыми писателями имени их от ά ί ν η = хвала, слава, ά ι ν ε τ ό ς = достохвальный, славный. Итак, названия: сабины, энеты и славяне служат выражением одной мысли, что, ввиду и других, общих названным народам черт, дает, в свою очередь, повод к сближению сабинов со славянами. Такое толкование имени славян, конечно, противоречит общепринятому производству этого названия от «слово», т.е. «говорящие», в отличие от «немцев» (немых), не говорящих на славянском языке.

Общинный строй народной жизни самнитов, лишенной централизации, в отличие от латинов, группировавшихся около Рима и сильно тяготевших к этому могучему центру, в свою очередь сближает народы сабинского племени со славянским.

Замечательно также, что, по словам римских ученых, древние латины носили только по одному, личному имени; под влиянием же сабинов, вошло в употребление называться двумя именами: собственным и родовым, из которых второе даже получило более важное значение, чем первое[236], – черта, хотя и свойственная многим европейским народам, но, во всяком случае, довольно резко отличающая сабинов от латинов.

В то время как греческий язык дошел до нас в четырех главнейших диалектах, замечает Бреаль, «латинский язык задушил своих братьев, так что, не случись некоторых счастливых находок, можно было бы подумать, что это был единственный язык древней Италии»[237]. Менее всего оставил по себе следов язык сабинский, из которого до нас дошло только несколько слов; о сабинском происхождении этих слов мы узнаем из свидетельств некоторых древних ученых (Варрона, Сервия, феста). Некоторые их этих слов[238]представляют сходство со славянскими, или по крайней мере служат для выражения сходных или родственных понятий, таковы, напр., cupencus = sacerdos, жрец – слово, близкородственное древнерус. кобьник, серб. кобник = предрекатель, предсказатель (= волхв, жрец: ср. кобь (древнерус.) = колдовство, волхвование). В герцогстве Мекленбургском (возникшем на месте древних поселений балтийских славян) есть город, под названием Kuppentin, который в актах 13-го столетия называется: Kobandin, Cubbandin, Cobendin и т.д.[239]

Catus = acutus, острый, – kat (чеш., польс.), кат (великорусс., малорусс.) = палач (ср. Scharfrichter): «щоб тебе кат сиконув…» – бранятся малоруссы[240].

Alpus = albus, белый. Гора Mons Albanus, город Alba longa, река Albula (Тибр) – названия, соответствующие многочисленным славянским названиям: Бела гора, Белые горы, Белый камень, Белград, Белгород, Белградчик. Бела, Бела вода, Белый колодезь (ручей) и т.п.[241]Кроме того, река Эльба в старину называлась славянами Лаба (Белая), отсюда полабские славяне; Лаб – река в Сербии; Лаба, Лабань – реки на западном Кавказе; лабуд (серб.), labú d (словин.), labut (чеш.), labedz (польс.) = лебедь (= белая птица)[242].

Scensa или scesna, умбр. ç esna = cena, coena, ужин, вечеря, кушанье, обед, – у сербов чесница = обрядный хлеб, приготовляемый к рождественской трапезе[243].

Hernici (dicti a saxis, quae Marsi herna dicunt, – поясняет Фест) = горные жители, – hоrnik (чеш.), гоpанин (серб.) = горный житель, goré nec = житель Верхнего Крайна (Obercrainer).

Sol = solnce (словин.), слънце (болг.), сунце (серб.), slunce (чеш.), sloň ce (польс.), солнце (рус.). – Mamers – самнитское название Марса. Герборд, как мы видели выше (стр. 30), говорит, что Яpовит по латыни называется Марс: у сербов мама значит ярость. Несомненно найдутся и другие, подобные же параллели[244].

Будучи далек от мысли, на основании приведенных сближений, которые пока могут показаться только случайными, делать какие-нибудь выводы или хотя бы продолжение о более близком соотношении или родстве сабинов со славянами, я, однако, счел необходимым отметить бросившиеся мне в глаза приведенные на предыдущих страницах общие черты и тем заранее подробнее мотивировать сделанные мною ниже сближения между некоторыми божествами древних славян и древних италийцев и римлян вообще, в религиозных верованиях и представлениях которых нередко проглядывают весьма древние черты, повторяющиеся и в религии славян-язычников и имеющие, вследствие того, очевидно, одну, общую точку исхода.

Не следует упускать из виду и то, что в древнейшем разделении римских граждан сохранились следы слияния воедино трех, вначале, вероятно, независимых, общин: рамнов, луцеров и тициев, из которых первые две принадлежали латинскому племени, последняя же, несомненно – сабинскому[245]. 1 Итак, независимо от самостоятельного развития сабинского племени, в лице вышепоименованных народов и поколений, занимавших всю восточную часть средней Италии и значительную долю южной, сабинские элементы легли в основание и римской жизни, в лице одной из трех древнейших римских общин – тициев. Преллер приписывает сабинам не меньшее влияние на религию и обычаи Рима, чем латинам[246].