Военные мемуары

Многочисленные войны ХIХ в. отражены значительным количеством разнохарактерных мемуаров.

Важным памятником этого рода о войне 1806—1807 гг. являются «3аписки» гр. Л. Л. Беннигсена (1745—1826). Родом из Ганновера, Беннигсен с 1773 г. поступил на русскую службу, на которой пробыл до 1818 г., когда вышел в отставку, уехал на родину, где и прожил остаток своей жизни. На русской службе участвовал во второй Турецкой войне, в войне с Персией, в войнах с Францией (1806—1807 и 1812—1813). В войну 1806—1807 гг. Беннигсен (после Каменского) был назначен главнокомандующим русскими войсками.

Опубликованы его «Записки» с некоторыми пропусками — подробности о передвижениях и действиях отдельных частей были опущены редакцией. С другой стороны, сам автор так построил изложение, что гораздо детальнее показал выгодные моменты этой кампании и слабее — неудачные.

Эта позиция защиты не ослабляет значения фактического материала — очень сухого, впрочем. Введение в текст разных документов — приказов, писем самого автора, писем Александра I, прусского короля, командующих частями французской армии — делает сообщаемые сведения еще интереснее. Беннигсен, стоявший в центре событий, излагает их с точки зрения развертывания общего хода дел, и это придает материалу легкую обозримость.

Такая манера изложения не часто встречается у военных мемуаристов. Сравнительно редко с воспоминаниями выступают руководители военных действий, гораздо чаще мы имеем дело с авторами — либо рядовыми участниками событий, либо командирами отдельных частей и отрядов. Именно так дело обстоит с мемуарами о борьбе с наполеоновским нашествием 1812 г. Ни Кутузов, ни Багратион, ни Барклай де Толли своих записок не оставили. Из лиц, занимавших наиболее крупные посты и оставивших воспоминания, следует упомянуть А. П. Ермолова, бывшего начальником штаба I армии. Количество же мемуарных памятников, идущих от менее видных участников событий, весьма велико.

А. П. Ермолов (1772—1861) начал военную службу под начальством Суворова. При Павле он был подвергнут внезапной опале, аресту и ссылке. После воцарения Александра I вновь вернулся на военную службу. Участвовал в войне 1805—1807 гг.; в войне 1812 г. В Бородинском бою отличился №m, что вырвал из рук противника батарею Раевского. В 1817 г. был назначен главноуправляющим Грузией и на этом посту пробыл десять лет. После этого, хотя и числился членом Государственного совета, но никакого Участия в государственных делах не принимал. Будучи в Грузии, Ермолов составил план кампании, в результате которой были присоединены к России Абхазия, Карабагское и Ширванское ханства.

[130]

«Записки» Ермолова о войне 1812 г. являются источником огромного значения. С самого начала военных действий и вплоть до заграничного похода русских войск Ермолов не покидал армии; положение его давало ему осведомленность, какой не было у значительной части других мемуаристов. Сам Ермолов говорит, что имел случай «знать о многих обстоятельствах, не до одного управления армии касающихся, а потому все, описываемое мною, почерпнуто или из самых источников, или основано на точных сведениях, не подверженных сомнению». Помимо того, Ермолов радует историка редкой у мемуаристов объективностью и спокойствием повествования. С наибольшей, пожалуй, ясностью это отразилось на его отзывах о Багратионе и Барклае де Толли, отзывах, лишенных привкуса тех обвинений и споров, какие имели место между ними и отражались в настроениях армии.

Фактический материал, даваемый Ермоловым, велик. Присутствие в кругу высшего командования позволяет ему передавать слова и мнения Барклая, Беннингсена, Кутузова и др. Весьма интересна передача суждений Барклая и Беннигсена о состоянии Дрисского лагеря. Чрезвычайно важна передача высказываний генералитета на совете в Филях. В «Записках» Ермолова мы имеем по сути дела протокол этого совета.

Помимо этого, богатый материал о ходе военных действий, отдельных боях и операциях войск составляет основу «Записок» Ермолова. Здесь важны и чисто батальные рассказы и сообщения об отношении к войскам и настроениях жителей.

Что же касается хода военных действий, то здесь свидетельства Ермолова особенно ценны. Его рассказ об отступлении от Витебска, мысль о чем исходила от него самого, имеет существенное значение для изучения тактики русских войск. Описание Бородинского боя Ермолов начинает с изображения общего расположения войск, затем переходит к действиям на левом крыле, гибели Багратиона и стремлениям удержать позиции стоявшей здесь II армии. Сам мемуарист был послан к частям этой армии и подробно говорит о своих распоряжениях и действиях. Эта обстоятельность рассказа делает последний драгоценным для изучения подробностей боя. В сражении Ермолов был ранен, поэтому вторую половину боя он излагает на основании чужих сообщений. Эта часть менее интересна.

Вторая половина «Записок» Ермолова посвящена его деятельности на Кавказе, где он, как сказано, свыше десяти лет (1816—1827) был главноуправляющим Грузией, являясь верховным на Кавказе представителем русского правительства. По роду службы и особенностям момента Ермолов был проводником завоевательно - усмирительной политики царизма. Экспедиции в шамхальство Тарковское, присоединение Шекинского ханства, борьба в Имеретии, усмирение движения в Абхазии против князя Шервашидзе, отношения с Ираном — такова только часть богатых содержанием «Записок» Ермолова.

Ермолов был суровым колониальным правителем. Он свысока и часто презрительно относился к местному населению, в том числе к феодальному слою. И методов усмирения населения, характера деятельности администрации он в своих записках не скрывает.

«Записки» его, богатые фактическим материалом, в ряду источников по истории Кавказской войны занимают почтенное место.

Весьма характерны, но узки по содержанию «Записки» Д. В. Давыдова (1784—1839), излагающие ход партизанской борьбы с вражескими частями. Получившие в свое время довольно широкую популярность «Письма русского офицера» Ф. Н. Глинки (1786—1880) — поэта и журналиста — являются скорее литературным произведением, чем мемуарным. Таким они являются по своей форме, таковы они по задачам, хотя не приходится отрицать в них и некоторых существенных черт для историка.

Значительное количество ценного мемуарного материала было собрано первым историком Отечественной войны А. И. Михайловским - Данилевским, усердно добывавшим от мало-мальски видных представителей армии их записки, дневники и т. д. Собранная им коллекция перешла затем в распоряжение Военно-ученого архива Главного штаба, который в 1900 г.

[131]

предпринял издание этих материалов. Наряду с записками видных деятелей — Коновницына, Паскевича, Сен - При идр. — публикация содержит воспоминания и рядовых участников войны. Два первых выпуска, ее посвящены действиям I и II западных армий и главной армии. Выпуск 3 - й этого издания посвящен действиям корпуса Виттенштейна, 4 - й содержит записки Чичагова и некоторых других. Здесь освещается ряд очень важных моментов войны.

В записках А. Х. Бенкендорфа (1783—1844), известного позднее начальника III отделения, а во время войны 1812 г. состоявшего то при главной квартире, то в отряде Винценгероде, обрисовано движение к Дрисскому лагерю и дана характеристика этого бесполезного укрепления. Очень ценны свидетельства Бенкендорфа об отношении населения! к войне. Он рассказывает о франкофильских настроениях польского дворянства и о крестьянском движении, для расправы с которым польские паны призывали французские силы. Бенкендорф отмечает патриотизм русских крестьян и приводит соответствующие эпизоды. Написанные под свежим впечатлением (частично были напечатаны уже в 1817 г.), записки Бенкендорфа мало освещают военные операции, но очень ярко изображают условия войны и отношение к ней населения.

И. Ф. Паскевич (1782—1856), напротив, свои «Записки» посвящает именно военным действиям. Он описывает встречный бой у Салтановки (под Могилевом), сражение под Смоленском. Паскевич командовал дивизией, и эпизоды, передаваемые им, относятся к его боевой биографии.

Другие участники кампании повествуют о тех эпизодах, в каких сами принимали участие.

Особенностью всех этих записок является их фрагментарность, неполнота как неизбежное следствие условий наблюдения каждого отдельного автора.

Значительное количество мемуарного материала доставила Восточная война (1853—1856 гг.) и в особенности Крымская кампания. Мы имеем отдельные большие произведения и ряд мелких воспоминаний.

Из произведений первого типа следует прежде всего отметить «3аписки» П. К. Менькова (1814—1875), находившегося во время войны сначала в дунайской армии, а затем в Севастополе. Позднее в течение ряда лет он редактировал издания Военного министерства: «Военный сборник» и «Русский инвалид».

Как на Дунае, так и в Севастополе Менькову было поручено вести дневник военных действий, что позволило ему быть прекрасно осведомленным. По своим взглядам Меньков был человеком независимым и хотя ни в каком либерализме его упрекнуть не могли, но за писание для самого себя записок, расходившихся с официальными взглядами, он подвергался в 1849 г. аресту; правда, дальнейших последствий это дело не имело. Меньков был весьма уверенный в себе, довольно прямой человек. Таким он был в служебных делах, таким он является и в записках. Если в большинстве случаев его передача фактов отличается точностью, то нельзя все же не отметить встречающиеся у него тенденциозные выпады, например, по адресу всех генералов с немецкой фамилией, служивших в русской армии.

Особенно обстоятельно Меньков охарактеризовал беспомощное топтание русских войск на Дунае, нелепые действия Калафатского отряда. Отзывы автора о генералах суровы, но справедливы. Прекрасно обрисован кн. М. Д. Горчаков, который «при ясном иногда взгляде на предметы, но при полной недоверчивости к себе, не мог остановиться на самой верной и обдуманной мысли». Начальник штаба П. Е. Коцебу «принадлежал к числу тех бездарных и улыбающихся личностей немецкого происхождения, которые весь век служат и живут по раз принятой системе». Не щадит он и получившего известность в Севастополе генерала С. А. Хрулева, хотя и симпатизирует ему. «Чуждый всякого воспитания и образования, — характеризует его Меньков, — был почти безграмотный — „натуральный человек», не поврежденный никакою ученостью».

Охарактеризовав бездарность командования, рассказав о деятельности его, о движении отрядов, стычках с турками и т. д., — Меньков излагает бесплодный конец Дунайской кампании и переходит к севастопольскому

[132]

периоду войны. Здесь он раскрывает ограниченность Меншикова, не ожидавшего десанта и не готовившего Севастополь к обороне. Затем он дает очерк борьбы Севастополя вплоть до его оставления русской армией [3].

Исключительно обороне Севастополя посвящены «Записки» генерала А. П. Хрущева (1806—1875). Участник сражения у Альмы и затем обороны Севастополя, Хрущев в довольно сухом изложении говорит о событиях, начиная с высадки десанта, кончая сдачей Севастополя. Он рассказывает о неосведомленности и пассивности Меншикова во время Альминского боя и беспорядочном отступлении в его результате. Хрущев отмечает недостатки генералов, подчиненных Меншикову — Кирьякова и др., несогласованность действий и т. п. Характерен рассказ о генерале Реаде, который посылал свои части на штурм порознь, а не всей массой, останавливая их под выстрелами, придерживаясь маневренного порядка движения, неуместного в боевой обстановке. Высоко оценивает автор значение для обороны Севастополя матросов и таких «истинных витязей без страха и упрека», как Нахимов. Хрущев дает обстоятельное описание состояния Севастополя перед штурмом 27 августа1855 г., самого штурма и отступления.

Наряду с такого рода записками необходимо отметить два собрания материалов, относящихся к обороне Севастополя. Первое из них появилось в 1872 г. в трех томах — «Рукописи о севастопольской обороне». Все это издание было изданием чисто мемуарного материала. Больше всего здесь издано мелких записок, принадлежавших перу представителей генералитета и рядового офицерства. Воспоминания эти касаются различных моментов обороны, написаны с разных точек зрения, но в массе своей дают ту же картину распада в верхах армии, что и записки предыдущих авторов. Значительная часть напечатанных здесь воспоминаний написана специально для данного издания, т. е. спустя 15 лет после событий. Поэтому проверка дат и фактической стороны сообщений является обязательной.

Другое (5 - томное) издание — «Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя» — вышло под редакцией известного историка Н. Ф. Дубровина. Но оно гораздо богаче официально документальным материалом, чем мемуарным, который представлен, главным образом, воспоминаниями об отдельных деятелях севастопольской обороны — Нахимове, Тотлебене, Хрулеве, Остен - Сакене и т. д. Кроме того, в этом издании мы найдем ряд воспоминаний бытового характера, связанных с Севастопольской кампанией и рисующих население, его быт, жизнь войска и т. д.

Интересные мемуары П. Паренсова посвящены русско - турецкой войне 1877—1878 гг. Офицер Генерального штаба, Паренсов первоначально был использован на разведывательной службе. В период концентрации русских войск в Бессарабии Паренсов был командирован в Румынию. Находясь там, он должен был ознакомиться с состоянием турецкой армии и ее вооружения. Помимо сообщений о способах и условиях добывания сведений, Паренсов дает интересные характеристики румынских политических деятелей — Братиану, Когальничану, болгарских эмигрантов в Румынии — Начевича, Е. Георгиева. Связи, установленные Паренсовым с болгарской эмиграцией, с русскими сектантами в Румынии, важны, так как проливают; свет на характер информации, получавшейся русской армией.

В период войны Паренсов состоял в отряде, действовавшем под Ловчей и Плевной. Фигура Скобелева — одного из видных командиров во время этих операций — особенно привлекает внимание Паренсова. В рассказе о событиях под Плевной Паренсов особенно следит за Скобелевым и зорко отмечает все факты, свидетельствующие об ошибочности общестратегического плана действий против Плевны, расходившегося со взглядами Скобелева. Паренсов писал не только на основе данных своей памяти, но использовал значительный документальный материал. Рапорты и диспозиции, какие он

[133]

приводит, свидетельствуют о плохой организации и подготовке штурма, об отсутствии инициативы у отдельных начальников. Отзывы Паренсова об условиях третьего штурма Плевны подтверждаются другими участниками и наблюдателями событий.

По окончании русско-турецкой войны Паренсов остался в Болгарии в качестве ее первого военного министра. Пробыл он в этой должности недолго, но записки его, посвященные этому времени (апрель 1879 — март 1880)—важный источник. Наибольшее значение представляют его сообщения о позиции русской дипломатии в отношении Болгарии, относительно стремления ее князя отменить конституцию. Хорошо освещена борьба Паренсова за недопущение иностранных офицеров в болгарскую армию. Отражена, хотя и недостаточно подробно, позиция Паренсова в знаменитой железнодорожной борьбе, где он был защитником интересов Губонина - Гинсбурга. Подробно изложены столкновения по вопросу о титуле князя. В сообщениях Паренсова отчетливо проступает несогласованность действий представителей России в Болгарии, получавших директивы из разных ведомств, взгляды руководителей которых расходились по ряду вопросов. К сожалению, за такими деталями Паренсов умалчивает об основных вопросах и задачах политики царской России в Болгарии. Освещение ее на основании только мемуарных показаний Паренсова невозможно.

Другим чрезвычайно важным памятником той же войны 1877—1878 гг. является «Дневник» М. А. Газенкампфа. Профессор военной академии, Газенкампф во время войны находился при главнокомандующем русской армией. В его обязанности входило ведение дневника военных действий, благодаря чему он получал официальные сведения об их ходе. Он заведывал военными корреспондентами газет и хорошо знал отношения с печатью — его сообщения о субсидиях газетам и наградах корреспондентам весьма существенны. Емупоручалось шифрование секретных телеграмм. Наконец, в силу личных отношений с главнокомандующим он имел возможность знать то, что не входило в круг его служебных функций. Поэтому Газенкампф был очень осведомленным человеком. В своем дневнике он не только рассказал об известных ему событиях, но очень широко использовал официальную переписку, какая проходила через его руки. Чрезвычайно богато документированный дневник Газенкампфа весьма ценен как источник по истории войны.

Военных действий автор, за немногими исключениями, не видал, а изображал по сведениям, получавшимся в штабе. Единственным исключением, когда Газенкампф многое видел, был неудачный августовский штурм Плевны, последний период ее осады и некоторые другие. Интерес этого «Дневника» не в изображении деталей военных столкновений, а в характеристиках и документах, освещающих общие вопросы войны и международно-политической ситуации. Очень важен рассказ Газенкампфа, обильно пересыпанный текстом телеграмм главнокомандующего и Александра II, о планах овладения Константинополем и невозможности реализовать эти планы. Важны заметки о позиции Англии и поведении турок в разные моменты ведения переговоров.

Освещение международно-политических тем, документы и заметки, изображающие общую политическую ситуацию, — самое ценное в «Дневнике» Газенкампфа.

Завоевание Кавказа — эта длительная полоса военных столкновений — отложила значительное количество мемуарных памятников как русского, так и местного происхождения. Особенно много русских среди авторов мелких заметок, касающихся отдельных боевых эпизодов. Такого рода воспоминания в большом количестве печатались в крупных серийных изданиях, например, в «Кавказском сборнике», издававшемся с 1876 г. Наряду с этим существует ряд произведений, охватывающих или значительный хронологический промежуток или отдельные важные вопросы истории Кавказа и политики царизма здесь. О воспоминаниях Ермолова мы уже говорили.

Подобным же мемуаристом является А. Л. 3иссерман (1824—1897). Начав службу на Кавказе мелким канцелярским чиновником, Зиссерман

[134]

был приставом, затем перешел на военную службу и был офицером. С 40 - х годов он начал сотрудничать в газетах, позже составил биографию кн. Барятинского.

В своих воспоминаниях, охватывающих 40—50 - е годы, Зиссерман изображает быт различных народностей — осетин, чеченцев, хевсуров, тушин и т. д. Он описывает брачные, похоронные и другие обычаи, ястребиную охоту, приемы работы и хозяйства — приготовление вина и т. д., — характеризует и представителей местной русской администрации, от высших ее деятелей до низших. О наместником Кавказа гр. Воронцовым мемуарист был хорошо знаком, часто бывал у него. Изображения двора гр. Воронцова, преемника Воронцова — Н. Н. Муравьева — и его методов управления весьма существенны для понимания быта верхов кавказской администрации. Не менее интересно изображение низшей администрации и ее представителей. Управление отличалось «патриархально - помещичьим характером», питавшим массу всевозможных злоупотреблений. Окружной начальник получал деньги (подати, казенные суммы) и заимствовал из них нужные суммы для свадьбы дочери и других личных целей. Зиссерман рассказывает о своей деятельности в роли пристава, борьбе с нападениями горских отрядов и х. д. Военная служба автора дает материал для изображения порядков в кавказской армии, общего ее уровня, характерных типов офицерского и генеральского состава. Жизнь военных отрядов в захолустных укреплениях, стычки и походы занимают не последнее место в записях Зиссермана. Среди такого рода рассказов выделяются по своему значению сообщепия о борьбе с Хаджи Муратом, о действиях Шамиля, обмене с ним пленными. Эти части повествования Зиссермана делают его мемуары ценным источником не только для истории русского управления, но и для истории Кавказской войны эпохи мюридизма.

В плане внутренней истории Кавказа этой поры существенны «Воспоминания» К. А. Бороздина. Автор их — русский чиновник, состоявший одно время при правительнице Мингрелии, — изображает положение страны в период Крымской войны. Но наиболее интересной частью его записок является рассказ о мингрельском восстании 1857 г. Здесь изображен феодальный режим, который стремились удержать местные князья и дворяне, взаимоотношения с ними представителей царской администрации, борьба крестьян против феодального гнета. Очень интересны портреты руководителей крестьянской борьбы. Одним из них был Микава, кузнец из деревни Джвары. «Страстный по натуре, он скоро и сам увлекся своею ролью, успев приобрести неограниченную власть над крестьянами. Расправа его с помещиками была самая страстная и энергичная; он налетал на них, как снег на голову, отбирая все наличное, раздавал крестьянам и нередко держал господ в плену под условием выкупа. В особенности доставалось от него князьям и дворянам, более других славившимся жестокостью». Бороздин показывает приниженность и угнетение крестьян, породившие движение крестьянского протеста, а также провокаторскую роль дворян, разжигавших своими мерами недовольство. Ярко обрисована и тактика царской администрации. Заканчиваются мемуары рассказом о введении русского управления.

Мемуары местного происхождения касаются, главным образом, эпохи мюридизма.

Интересным мемуаристом является Абдуррахман — сын Джемал - Эддинов — зять Шамиля, автор записок о времени его пребывания в Ведено. Особенно существенно описание им верховного совета Шамиля. Абдуррахман характеризует его членов, говорит о порядке слушания дел и их решения. Общее положение было таково, что в вопросах гражданского управления Шамиль пользовался правом голоса наравне с другими членами совета, и лишь в военных делах он имел особое влияние.

Кроме вопросов административного устройства имамата, записки Абдуррахмана сообщают интересные сведения о военном снабжении войск Шамиля, о пушечной и пороховой мастерских, созданных им. Не менее важны за -

[135]

писки ученого мюрида Шамиля — Мухаммеда Тагира, носящие название «Три имама». Они охватывают время с первых шагов Кази - Мухаммеда и заканчиваются пленением Шамиля. Главное их содержание — военные действия, борьба, газават. Но попутно автор дает интересные сведения по внутренней истории Чечни и Дагестана. Помимо специфически мусульманской точки зрения, Тагир склонен к чисто восточным украшениям своего рассказа. Самый частый прием — анекдот и, к сожалению, вымышленный. Рассказывая о неудачном походе русских войск в Дарго (1843), Тагир сообщает не только преувеличенные сведения об их потерях, но приводит следующий текст будто бы полученного Воронцовым (наместник Кавказа) письма от состоящего при нем совета: «Собака, величающаяся Воронцовым, да разобьет у тебя Аллах обе ноги, да отрубит он у тебя обе руки, да ослепит он тебя на оба глаза, да отнимет он у тебя язык. Вот все, что мы тебе от всего сердца желаем. Благодаря тебе мы лишились божьей милости и блаженства и подверглись всем шести бедам: у нас затеянною тобой войною поглощено много народу; нас посетила и косила холера; на нас налетела саранча; донимал нас голод; нас повергло в ужас и бедствие — сильнейшее землетрясение; у нас отнято три миллиона рублей». Такое включение совершенно легендарных элементов затрудняет пользование этим источником. Требуется тщательная критическая оценка сообщений автора.

В кн. 7 «Сборника сведений о кавказских горцах» характерны «3аписки» Гаджи - Али. Это был дагестанский писатель, получивший солидное мусульманское образование: в течение восьми лет он изучал коран, а затем еще 18 лет занимался «арабскими науками» — толкованием корана и т. д. Позже он познакомился с математикой и строительным делом. 18 лет он пробыл у Шамиля, будучи его инженером, начальником стражи и иногда выполняя обязанности казначея. Постоянная близость Гаджи - Али с Шамилем была причиной того, что ему имам поручил наблюдение за настроениями и поступками других своих приближенных. Все это объясняет хорошую осведомленность автора, который дает краткий очерк имамата, начиная с Кази - Мухаммеда. а период Шамиля излагает подробно, рассказывая о всех его войнах и набегах. Эта именно тема — военная история имамата Шамиля — является основной для Гаджи - Али. Даже тесно связанные с ней вопросы, как, например, об организации войска, военного снабжения, освещаются очень слабо. Лишь в беглых замечаниях сообщает автор об изготовлении пушек.

Излагая историю имамата, Гаджи - Али старается показать причины его упадка и гибели. С того времени, говорит он, как сын Шамиля, Кази - Мухаммед, был признан будущим (после смерти Шамиля) имамом, начались несогласия и недовольство. Пошли слухи, что Шамиль хочет только возвыситься, что он жаждет богатства. «Некоторые наибы, искавшие власти, старались придать делам Шамиля дурное толкование и все они вообще начали копить богатства и убивать напрасно мусульман, не различая между позволенным и запрещенным... Они наружно только как бы исполняли приказания Шамиля, а в сущности старались обманывать и ниспровергнуть его». Наибы утратили храбрость, начали самоуправничать. В еще большей степени это относится к сыновьям Шамиля, которые не подчинялись ему. И те и другие тянулись к богатству, роскоши, так что «власть Шамиля Выла уничтожена коварством и изменою наибов и его приближенных, русским войском и золотом».

Войны в Средней Азии также вызвали появление ряда мемуарных памятников. Экспансии 40—50 - х годов посвящены записки Макшеева. Автор их — А. И. Макшеев (1822—1892) по окончании Академии Генерального штаба был командирован в Оренбург. Он совершал поездки в степь для выбора мест укреплений, участвовал в экспедиции капитана Бутакова для изучения и описания берегов Аральского моря. В 1853 г. участвовал во взятии Ак - Мечети, в разорении Джулека. Позже Макшеев служил в Петербурге и был профессором Академии Генерального штаба. Здесь, спустя много лет, в 70 - х годах, он стал обрабатывать свои старые записки о военных походах в Среднюю Азию.

[136]

Интересны сведения об организации и снаряжении этих, а также и Аральской, экспедиции [4]. Рассказ о плавании по Аральскому морю содержит данные о рыбных промыслах там. Но наиболее интересна часть, посвященная походу на Ак - мечеть. Здесь Макшеев говорит о боязни Перовского потерпеть новую неудачу в степном походе. Поэтому Перовский сначала секретно послал на Ак - Мечетъ отряд, рассчитывая при успехе дать гласность делу. Но войска были отбиты кокандцами и отступили. Отобрав, по возвращении, от командира отряда подлинник своего предписания (предписывалось взять и разрушить Ак - мечеть), Перовский лично написал рапорт о «мирной рекогносцировке», ход которой был нарушен «нападением» кокандцев. Полковник, командовавший отрядом, был представлен к генеральскому чину. После этого была организована новая экспедиция, во время которой Макшеев состоял в штабе отряда. Он рассказывает об осаде и подготовке к штурму, переговорах с осажденными и самом штурме. Значение этих описаний увеличивается рядом документов, которые приводит Макшеев (ряд записок, проектов о движении в Средней Азии и некоторые другие).

Менее освещены другие моменты истории завоевания Средней Азии. Хивинский поход 1873 г. хотя и дал ряд мемуарных памятников, но очень поверхностных и неглубоких. Гораздо интереснее те, которые изображают более поздний момент — Текинскую экспедицию.

Первая Текинская экспедиция 1879 г. породила очень интересные записки участника похода В. А. Туган – Мирзы - Барановского. Для автора характерна уверенность в легкой победе над текинцами, отражавшая общее убеждение. В армии не верили в возможность серьезного сопротивления со стороны туркмен, будучи убеждены в неотразимом впечатлении артиллерийского огня. Автор, в то же время, старается показать, что результатом штурма не была неудача русских войск. Отступление, последовавшее за боем, он пытается изобразить, как неожиданное и не вызывавшееся обстоятельствами. Он сообщает о предположениях текинцев послать уполномоченных для заявления покорности. Его утверждения о возможности дальнейшей борьбы русских войск опровергаются и показаниями других мемуаристов и документальным материалом, отмечающими недостаток продуктов, фуража и т. п.

Прекрасно показано упорство сопротивления текинцев. Чрезвычайно характерны сцены участия в борьбе против русских войск женщин и детей наравне с мужчинами.

Вторая Текинская экспедиция выдвинула ряд мемуаристов, из которых наиболее осведомленным и интересным является А. Н. Маслов. По своей должности адъютанта Скобелева он хорошо был осведомлен о событиях. Маслов — поклонник Скобелева, старающийся показать его как полководца и человека. Другие командиры, штаб в изображении Маслова отходят на задний план. В этом подчеркивании фигуры и личности Скобелева, в таком любовании им есть известное преувеличение. Но ход и последовательность событий освещаются верно. Можно поставить в укор автору некоторые умолчания о политике Скобелева в Текинском оазисе после взятия Геок - Тепе, но нам неизвестно, чем вызваны эти умолчания. Может быть, тем, что обязанности по гражданскому управлению были возложены на специальное лицо, ведшее все сношения с местным населением, вследствие чего Маслов мог быть не вполне осведомленным. Может быть, как военный он мало интересовался этими гражданскими темами. Во всяком случае, если это и не ведет к искажению картины, все же оставляет открытым целый ряд вопросов, ограничивая объем фактического содержания записок.

Записки Маслова — типичное произведение военного мемуариста. Ряд данных по подготовке похода и продвижению отрядов к их цели, описание первых столкновений с туркменами, осада Геок - Тепе и штурм, наконец, первые шаги русской власти — таковы основные вопросы, освещаемые Масловым.

[137]

Излагая события осады, последовавшие затем действия военной власти по управлению оазисом, Маслов использует бывшие доступными ему документы, иногда включает их в свое изложение. Из документальных вставок особенно интересны те, какие рисуют отношения Скобелева с подчинившимся его войскам местным населением. Немногочисленные, но хорошо подобранные документальные включения оживляют рассказ и повышают его ценность.