Легенды лебедей

Всю ночь Ира проворочалась в постели, еще не привыкла к сумеречному свету в окнах этого неведомого Мира. Она даже не спросила у Василисы, как он называется, но каким-то странным образом он начинал ей нравиться, как нравились и сами Лебеди – народ с чистым, ясным и сильным духом. Кто они? Василиса говорила, будто сбежали с Земли, когда на ней воцарилось единовластие, значит, еще до крещения Руси. Как сохранилась в них первозданность! Какие у них женщины! Сильные, достойные, уверенные, под стать своим Лебедям-мужчинам.

Ты мнишь: «Достоин королевы»,

А сам-то лишь мастеровой.

Вкушать желая сласти Евы,

Достоин будь её, друг мой.

А те, кто принцев ожидает,

Всмотритесь в зеркало души…

Как часто там довольно лжи,

Что стать принцессою мешает.

Ирина думала о них и восхищалась всеми их качествами, которые хотела бы и для себя самой. Всю жизнь ее подспудно преследовало чувство второсортности, какой-то половой неполноценности, обманутости и обиженности этим миром и мужчинами. Только занимаясь с Василисой, практикуя с письмами, влезая в шкуру мужчины, Ирина поняла, что жертвы не только женщины, но и мужчины тоже. Не имеющие критериев оценки и выбора, образа мужественности, они бежали из семьи, как последние трусы с поля (…вот уж, действительно, поле боя, ибо современная семья зачастую представляла из себя некое побоище из амбиций и претензий, неоправдавшихся ожиданий и обид). Что же привлекло Иру в состоянии местных женщин? Высокие, статные, вооруженные поясными мечами, немногим уступающие мужчинам в росте и силе, они, тем не менее, не производили впечатления мужеподобных амазонок, потрясающая мягкость в лицах, женственность в движениях струились из них, как талая вода весной. Они шли уверенно, но плавно, выступая вперед так, будто любили весь мир и себя в нем и, конечно же, своих мужчин. Это было заметно во взглядах, бросаемых на воинов. Пластика движений, будто танец, удовольствие от своего собственного тела не оставляли ни тени сомнений, что и в искусстве любви им нет равных в других мирах. Сами мужчины – великие воины, на лицах которых не грубость и воинственность, а ясное, мягкое, прозорливое понимание жизни и та же любовь к телу – грациозные движения, играющие под одеждой. Лебедяне ходили, будто плыли, заставляя Иру любоваться этим зрелищем, воистину через движения человека можно многое о нем узнать. У Иры в голове просто не укладывалось, как можно быть женственной воительницей, как можно быть сердечным и мягким воином, без тени сомнения, опасным и решительным в бою.

Так наступило утро этого мира, точнее, взошло основное солнце, и он снова окрасился золотисто-желтыми тонами. Здесь Ирина почему-то не устала, возможно, местное содержание кислорода отличалось от земного. Василиса потянулась, зевнула, сползла с кровати и принялась выполнять свою любимую утреннюю гимнастику прямо на полу. Ира заулыбалась и присоединилась к этому волшебному действу – нет ничего лучше и приятнее размяться перед завтраком.

- Куда мы сегодня пойдем? – спросила она Василису, вставая с коврика.

- К Хранителю, тебе много предстоит узнать сегодня, - ответила Василиса, собирая еду в котомки. – И уходим мы прямо сейчас. Поедим в дороге.

Они вышли из гостиничного сруба. Василиса на местном языке о чем-то договорилась с Управляющим, он согласно кивнул и куда-то ушел. Через время к ним подъехала повозка с четырьмя лошадьми, они погрузились в нее и выехали. Двигались они довольно быстро и удивительно бесшумно. Ира отметила про себя, что плавное покачивание повозки говорит о ее качественных рессорах. В дороге Василиса молчала, да и у Иры желания задавать вопросы почему-то не было. Ее снова потянуло в сон, в котором кто-то ей рассказывал историю о стрижах и курах.

«Жили-были Стрижи и Куры. Стрижи могли летать высоко, только вот беда: лапки у них были короткие, оттого на Земле для них наступала погибель. Размах крыльев широкий, лапы коротки. Взлететь не удавалось, так частенько и гибли они, не в силах оторваться от Земли, оттого пасть вниз Стрижу было все равно, что попрощаться с Жизнью.

Одновременно с ними жили-были Куры – очень устойчивые на Земле птицы, но разучившиеся летать. Много раз с завистью они смотрели на Стрижей, да вздыхали, стоя на скотном дворе: «Вот бы нам так, ну хоть бы кто из наших смог бы летать высоко. Глядишь, и мы научились бы, мы бы его слушались, внимали бы каждому слову, выполняли бы все инструкции…».

- Не завидуйте им, - вмешалась в разговор старая Гусыня, - им тоже несладко. Вон, они на Земле не выживают, а вы, хоть и не летаете, зато живы, сыты и детишки у вас всех вон какие красивые, за исключением вон того Гадкого птенца, который недавно у нашей Утки вылупился. Совсем, бедняжка, от горя ополоумела – надо же, урода родила, и любит же его – дитя все-таки.

- Да-да, - закудахтали согласно Куры. – Такое чудовище получилось! Жаль, конечно, мать, но и нам с ним жить не престало. Пусть куда хочет его девает. Не на него мы хотим любоваться, а на тех красивых стрижей, что юрки и быстры в воздухе, и еще вон на тех огромных белых, что летают стаями.

«Интересно, а возможно ли и на Земле уверенно стоять, и в воздухе высоко летать?» - подумал про себя Гадкий птенец, собираясь в дорогу…».

Повозка резко остановилась и выбила Иру из сна.

- Приехали, - сказала Василиса, доставая вещи.

Выйдя из повозки, Ира увидела огромный двор, сруб, уже привычной формы, и еще ряд построек возле него. Навстречу вышел настоящий старик, белобородый, длинновласый, с очелом на голове, и радостно подошел встречать Василису. Они обнялись, поприветствовали друг друга. Старик посмотрел на Иру и вдруг на чистейшем русском спросил:

- Ученица?

Брови Ирины взметнулись вверх.

- Да, новенькая. Зовут Ириной. А это – дед, просто дед. Имя тебе его еще рано знать, - представила их Василиса.

«Сколько же деду лет, - мелькнуло в голове у Иры, - если первая седина у них пробивается после ста…?». Вслух же поздоровалась и слегка поклонилась деду.

Дед очень обоятельно улыбнулся и пригласил их в дом покушать.

Ира шла к дому позади Василисы и деда, когда кто-то неожиданно сзади ласково лизнул ее правую кисть. Ира обернулась и отпрянула в ужасе: сзади стоял волк, но размером с коня!

- Познакомься, это сивур, зовут Лаки, добрейшей души волк, - рассмеялась Василиса, подходя к Лаки и трепя его за ушко. От такого удовольствия Лаки не удержался и лизнул Василису в лицо, хотя язык, такой огромный, все же был сухой, и на лице у Василисы не осталось и следа мокрых слюней.

Так вот кто такие сивуры! – Огромные волки, как из сказок! Ира стояла, завороженная зрелищем, и любовалась. Но Лаки не остановился на Василисином лице – он подошел к Ире и тоже лизнул ее в лицо: мягкий, теплый и сухой бархат языка прошелся по лицу, оставляя за собой запах малины.

Ира, ошарашенная, стояла, глядя то на Лаки, то на Василису, которая уже чуть ли не каталась от хохота:

- Вкусно пахнет, правда? – спросила она Иру. – А ты еще шерсть его понюхай!

Ира осторожно погладила волка по холке, запустила руку в шерсть, прошлась по бокам. Мягкий, нежный шелк шерсти, ее блеск на солнце с радужными отливами, будто тонкая нефтяная пленка светилась в каждой шерстинке, и запах благовоний, почти как в индийских лавках.

Невероятные переливающиеся радужные глаза Лаки весело смотрели на Иру. Он, конечно же, знал, что был неотразим.

Вдруг чьи-то руки подхватили ее за подмышки и, подбросив вверх, водрузили прямо на спину Лаки.

- Вижу, вы оба друг другу понравились, - сказал дед. – Покатайся, девочка!

С этими словами он легонько хлопнул Лаки по боку и тот помчался по поляне возле дома так легко, что Ира ахнуть не успела. Верховой езде на волках она была не обучена и потому вцепилась в загривок волка так, будто держалась за саму Жизнь.

«Только не делай ему больно!» - услышала она вслед крик Деда и их всеобщий с Василисой смех.

Они мчались по лесу, выскакивали на поляны так быстро, что у Иры в глазах зарябило от мелькания стволов деревьев, это невыразимое чувство восторга, которое охватило все тело, было знакомо Ире только в детстве. Она просто визжала от удовольствия, и когда Лаки бережно опустился на землю, чтобы она сошла, Ира сама забежала к его морде и поцеловала прямо в нос.

Лаки сиял широчайшей собачьей улыбкой:

- Понравилось, Ир-р-ра? – спросил он, не раздвигая ни пасти, ни шевеля языком и собачьими губами.

Потрясенная Ирина смотрела на волка, не мигая:

- Ты… ты разговариваешь?

- Нет, я думаю у тебя в голове, - ответил волк, продолжая улыбаться.

- Ты можешь посылать мысли мне прямо в голову? – уточнила Ира, не находя объяснений происходящему.

- А почему ты думаешь, что никто, кроме людей, не думает? – спросил Лаки у Иры в голове.

- Но это же телепатия!!! – вскричала она.

- Теле.. что?

- Способность передавать мысли другому.

- А что, бывает иначе? Хотя я слышал, дед из такого мира, ты, значит, тоже? Значит, правда, есть темные миры… - грустно заметил Лаки, - дед мне говорил, но я думал, что это он для меня сказку сотворил, чтобы я меньше болтал. А у вас тоже рассказывают друг другу сказки и дарят, как подарок?

- Бывает и так, бывает, пишут стихи, сочиняют поэмы, но чаще просто пишут истории и издают их для всех людей.

- Но есть ли у вас сказочники, к которым можно прийти и заказать им сказку, что меняет жизнь или судьбу, например? Он тебе ее дарит, а ты идешь и живешь по-другому. Например, хочешь жениться – идешь к сказителю, а он тебе женитьную сказку дарит, только твою, ничью больше.

- Есть. Психологи называются.

- Как?

- Психологи – душеведы, знающие душу.

- Ну, это уже хорошо, значит, не все так у вас плохо, раз душу помните, - со знанием дела «промолвил» Лаки и потянулся к огромному кусту полакомиться висевшими на нем фиолетовыми ягодами. Было странно смотреть, как эта пасть с огромными клыками аккуратно снимает ягоду, раскусывает ее, наполняя воздух ароматом малины, и глотает так интеллигентно, что ни причмокиваний, ни собачьих чавканий не слышно.

Ира подошла к волку, достала из кармана гребень, ведь зачем-то же положила его именно туда, а не в котомку, как обычно, и начала потихоньку вычесывать шерсть Лаки, такую красивую, струящуюся, шелковую и радужную, что чуть сама было не начала завидовать ему, что не покрыта такой же. Лаки заурчал, словно кот, прищурил глаза и лег на землю, предоставляя всего себя Ирининому гребню:

- А расскажи мне сказку, - попросил он сквозь урчание.

И она рассказала только что приснившуюся сказку про Гадкого птенца, который захотел воссоединить умение жить в небе и на Земле одинаково эффективно.

- Хорошая сказка, - промолвил Лаки, когда дослушал. – У нас Андерсен Христиан сразу начал с того момента, как Гадкого утенка погнали со скотного двора. А ты подоплеку рассказала, правильную легенду- лебедяне действительно искали момент равновесия в жизни небесной и земной.

- Андерсен жил у вас? – удивилась Ира.

- Он наш, но к вам захаживал, легенды приносил, чтобы в ваших детях свет зажечь, много наших сказками ваш мир лечили и уравновешивали.

- А какие бывают сказки?

- Разные, успокаивающие и будоражащие, развивающие, уравновешивающие, личные временные и личные навсегда, те, что можно рассказывать другому, и те, что никому нельзя, иначе растают – все зависит от целей. Хочешь, я тебе Легенду Лебедей расскажу?

- Конечно, хочу…

- …Жило-было Великое Ничто-Все, и стало ему страшно одиноко. Не было никого другого, ибо это тоже было оно. Скучно ему стало, всё уже и так есть, а поиграть-то хочется. Стало оно внутри себя раскалываться на много-много мелких и крупных кусочков и каждому кусочку дало оно Имя – команду, что ему, кусочку, в этой большой игре делать. И один из этих кусочков был Выбор. Призвало оно его-себя к себе и сказало: «Приставлю тебя к каждому кусочку своему, пусть каждую секунду своего существования он выбирает. И пусть исполнятся все мои-их выборы. Посмотрим, что случится.

Шли эоны лет. Каждый кусочек вынужден был подчиниться выбору, не всем это нравилось и они выбрали залечь на дно миров и там не шевелиться, ждать, когда Все-ничто наиграется, проспать существование, что им снится – одному Великому известно (Ира окинула взглядом холмы, камни на дороге, где-то вдали виднелись скалы).

Другие не могли совершать из множества выборов и решили выбирать помаленьку – расти будем, цвести будем, но не заставляйте нас никуда ходить, пусть детишки наши ветром и птицами разносятся, а мы тут постоим, подождем.

Третьим же много выборов было дано. За это с них и спрос больше, за их выборы: куда идти, с кем жить, с кем быть.

А четвертым из самого Марева выбирать досталось: еще сложнее, ответственнее и опаснее. Что задумаешь, то и воплотится.

Не все справились хорошо. У кого-то вытащенное из Марева сразу развоплощалось, у кого-то зло приносило, а за Выбор свой еще и ответ держать приходилось, потому как, что ты из Марева вытащил, знать, это ты и есть. Марево ничего, кроме твоего, не выдает. Вот и полетели из Марева демоны и ангелы, земли и миры разные, каждый отцом своему миру стал и ответственным участком Великого. С каждого Великий спросит.

- Погоди, если даст он тебе только то, что ты сам несешь, так он – зеркало, что ли, получается? – прервав, спросила Ира. – Марево – это Великое Зеркало?

- Когда ты есть Один и знаешь, что никого, кроме тебя, не было, нет и не будет, как можно почувствовать себя не одному? – спросил Лаки.

- Только поставив Зеркало и заглянув в него, - ответила Ира и ужаснулась догадкой. Значит, ничего, кроме себя, в Зеркале увидеть невозможно. Все, что ты создал, это ты, и есть и нет ничего, кроме тебя и вне тебя, и не увидишь ты ничего, кроме себя.

- Понимаешь, как МНЕ одиноко? – посмотрел Лаки прямо в Иринины глаза. В его радужных глазах бегали огоньки, полыхали неведомые искры.

- Кто ты? – Ира заглянула в его глаза и увидела Бездну, Бездну, в которой возможно все, в которой случается все, сквозь волчьи глаза смотрела в нее сама Бесконечность, и в этом взгляде Ира ощутила и услышала самый древний на свете зов – зов Любви и муки одиночества, и нет Дна этому Зову. И у нее, маленького человечка, тоже нет дна.

Но замер и ветер средь мертвых песков,

И тише, чем шорох увядших листов,

Протяжней, чем шум океана,

Без слов, но слагаясь в созвучия слов,

Из сфер внеземного тумана

Послышался Голос, как будто бы зов,

Как будто дошедший сквозь бездну веков,

Утихший полет урагана.

Последнее, что Ира могла вспомнить, растворясь в глазах Бездны, были стихи Байрона…

Ее микроскопическое Я кружилось в невероятном танце среди таких же, как она сама, маленьких Я во чреве чего-то теплого и очень доброго, безусловно, любящего, и все они знали: все будет очень хорошо. Все уже хорошо. Они играют и наслаждаются своей игрой, плетут кружева своих танцев и судеб, но все в едином – одном на всех, и даже войны во всех мирах – это акты Любви, и все прощены будут, когда игра закончится. А, может, она никогда не закончится?..***

- Интересно, какой у Иры сивур? – спросила Василиса отпивая чай с медом в гостиной деда.

- Не знаю, но изумление, как и у всех, впервые встретивших «глаза Бога», - ответил дед, вспоминая, как это было у него и сдерживая смешок.

- Да, это впечатление на всю жизнь, - задумчиво вторила Василиса. – Ко мне, помню, Василиск явился, за это имя я и получила, а в миру Дарьей звалась.

- Тоже хорошее имя, - сказал дед, вытирая бороду. Целое искусство принимать пищу, имея длинную бороду.

- Помню, приставала к наставнице, что «Василиск» означает. Она говорит: «Древняя исконная мудрость и знание из самой сердцевины мироздания». Дед, а кто тебе явился? Я никогда не спрашивала. Ты ведь хранитель.

- Мне? – Дед лукаво посмотрел на Василису. – Не поверишь, но Еж.

- Е-е-ж?

- Да, ежик, весь в иголках такой, лучится, светится, каждая игла в него воткнута мирозданием, не наружу иглы торчат, а внутрь него смотрят.

- Он, как узловой блок Вселенной, замкнул на себя многие причинно-следственные связи, распрямил их в длинные тонкие прямые нити и отдал Миру обратно. Ежик – это починитель и исправитель причинно-следственных связей. В его присутствии разрешаются многие наузы жизни. Где он проходит, все восстанавливает свой исконный лик и снова идет выполнять свое божье задание. Иисус знаешь кто был?

- Ежик?

- Да, лучистая аура у святых – это нити иглы связей, но иглы смотрят внутрь, поэтому им больно.

- И тебе больно?

- Бывает.

- Ты уже еж?

- Еще не совсем.

- Ну, вот и Ира просыпается, - Василиса глянула на нее с нежностью, будто на дочь, - кстати, совсем, дед, забыла тебе от моего деда гостинец. – Василиса вскочила и понеслась в сени доставать из кармана гостинец, принесла завернутый в тряпицу предмет и положила на стол. Дед потянулся, развернул подарок – курительная трубка и табак в кулечке.

- Благодарность передай, очень люблю я тамошний табак.

Василиса подошла к Ире, растерла ей виски каким-то снадобьем. Ира ошалело оглядывала комнату.

- Что со мной было? – спросила она Василису.

- Ты близко подошла к Мареву, пока отлежись…

- А где волк?

- Значит, волк, говоришь, - крякнул дед, набивая в трубку табак.

- А что волка не было? – спросила Ира, и кажется, до нее начало доходить – сивур для каждого свой, как тотемное животное. Что же означает волк, который любит малину и пахнет сандалом? Ире стало жаль, что Лаки видела только она, ей хотелось поделиться чувством нежной любви, исходившей от Лаки, горло сжала такая тоска от осознания того, что волк – лишь игра воображения.

- Ты его не выдумала, не тужи, - будто прочел ее мысли дед. – Он жив-здоров, бегает по лесу сейчас со своими, но тебя помнит и любит теперь навсегда. И ты его люби, через него тебе в Марево заглянуть удалось.

Ира еле сдержала слезы, ей всегда мечталось заиметь надежного друга. И вот тот, кого она только что нашла, теперь потерян ею.

- Встретитесь еще, - снова прочел ее мысли дед.

- А вы колдун?

- Нет, я хранитель.

- Хранитель чего?

- Этого мира, - улыбнулся дед, произнеся слова так обыденно, будто ничего сверхъестественного они не означали.

«Вот так: ни много, ни мало – целого мира!» - мелькнуло в голове у Иры.

- Как вы его сохраните?

- Чиню связи, следствия с причинами мирю.

- А кто такие сивуры?

- Служебные духи, они разные бывают, для каждого свои.Еще они божьи глаза-он через них на нас смотрит, еще исконные лики, а также точки принятия решений и выборов.в\Все определения сивурам подходят.Когда надо они принимают решения, когда просто смотрят, но они всегда чувствуют-они очень эмоциональны.

- А мой волк?

- Первозданная дикость, его дары тебе – способность чувствовать отчаянно остро, способность действовать молниеносно.

- Он рассказал мне сказку про Марево-зеркало и выборы и показал мне что-то, что я не опишу словами.

- И не надо, девонька, лучше поспи, - подошла к ней Василиса и укрыла теплым одеялом. Глаза у Иры слиплись сами собой.

- Завтра уходим, - продолжила Василиса, явно довольная Ирининым рассказом.

- В Добрый путь, - улыбнулся дед.

На следующее утро они выдвинулись спозаранку, но возвращались к пещерам другим путем. Ира шла молча, ни о чем не спрашивая, все пытаясь взглядом отыскать своего радужного волка, в чьи глаза заглянула вчера и растворилась. Теперь она знала, что значит жить сердцем, что значит любить.