Глава 4 Да она сумасшедшая!

Как хорошо, что сегодня суббота, хотя бы на работу не нужно. Я бесцельно слонялась по квартире, пытаясь переделать все, до чего на неделе не дошли руки. Я находила себе все новые и новые занятия, только чтобы убить время… или занять мысли. Особенно занять мысли, ибо они постоянно возвращались к Драко и к тому, что произошло после обеда в пятницу.

Чертов придурок.

Что он имел в виду, сказав, что не любит играть в игры? Насколько я могла судить, это он первый начал всю эту ерунду с «почувствуй меня полностью». Собственно говоря, я и не была никогда инициатором этих интимных прикосновений. Да я даже не касалась его! И, тем не менее, этот надменный ублюдок вел себя так, будто это я во всем виновата.

«Я не люблю играть в игры, особенно когда проигрываю».

Особенно когда проигрывает? Эту фразу я никак не могла понять. Что он вообще теряет при этом? Рассудок, это точно. Сначала он лапает меня или запихивает свой язык мне в глотку, а потом оскорбляет или отталкивает пренебрежительно. Из крайности в крайность. Я совсем запуталась.

Перебирая одежду в шкафу, я обнаружила несколько вещей, которые вряд ли когда-нибудь еще надену, и запихнула их в большой мешок для мусора. Посмотрев на прекрасную весеннюю погоду за окном, я решила, что прогулка до местного филиала «Армии спасения»[3] будет хорошим способом отвлечься от мыслей о великолепном… нет… противном белобрысом придурке, чьи прикосновения не имели никакого права возбуждать меня.

Я как раз собиралась перебросить сумку через плечо, как услышала стук в дверь. Интересно, кто бы это мог быть? Лаванда на работе, а Джинни уехала с Симусом в Ирландию на выходные. Я открыла дверь и обнаружила за ней Рона Уизли с букетом роз.

***

После войны мы с Роном целый год встречались и еще год были помолвлены. Большую часть этого времени я любила Рона и верила, что он тоже любил меня. Но что-то пошло не так, и мы не смогли спасти даже нашу дружбу после разрыва отношений.

Думаю, что началом конца стало мое поступление в университет. После окончания Хогвартса я сразу же подала заявление в один из уважаемых магических университетов. Спустя несколько дней, я получила подтверждение о зачислении — без сомнений, из-за моего статуса героини войны — и с радостью поспешила поделиться этим с Роном, получив в ответ только безразличное пожатие плечами.

— Не вижу необходимости, Миона, — сказал он. — Разве Хогвартса недостаточно?

— Конечно нет, Рон! — заспорила я. — Моя карьера зависит от правильного…

— Ты всегда думаешь только о себе, да? — прервал он с ноткой легкого раздражения в голосе. — О себе и о своей карьере.

— Рон, не неси чушь, — отрезала я, будучи и удивленной, и раздраженной его тоном одновременно. — Как ты можешь говорить такое после того, как весь прошедший год я поддерживала тебя, пока ты пытался попасть в «Пушки Педдл»? Не то чтобы ты хоть чего-то добился на этом поприще.

Я пожалела о сказанном еще до того, как лицо Рона исказилось от боли.

Усмехнувшись, он ответил:

— Ну, я, по крайней мере, пытаюсь что-то делать, вместо того, чтобы прятаться от реальности за стенами школы.

С того момента началась наша двухдневная ссора, когда мы демонстративно избегали друг друга. Я была сильно обижена на Рона за то, что он даже посмел предположить, что я использовала учебу как предлог спрятаться от реальности, и, как последняя эгоистка, думала только о своей карьере. Возможно, это потому настолько сильно меня обидело, что он был в чем-то прав.

Тем не менее, на третий день мы помирились, и днем позже, во время ужина в хорошем ресторане, Рон сделал мне предложение. Удивленная таким неожиданным поворотом событий и помня об улыбающихся зеваках, я, запнувшись, ответила согласием. Но тем вечером во мне зародились сомнения — а нужно ли вообще выходить замуж за Рона?

Трещина в наших отношениях стала расти осенью девяносто девятого, когда начались занятия в университете. Я усердно взялась за учебу, но даже когда в этом не было особой необходимости, я делала вид, что слишком занята, чтобы уделять время Рону. Я начала бояться нашего с ним совместного будущего, особенно когда он случайно ляпнул, что хотел бы видеть меня дома с детьми, когда его наконец пригласят в «Пушки». Детей он, к слову, хотел иметь не меньше шести.

Когда же его на самом деле взяли в «Пушки Педдл», я по-настоящему испугалась. Рон начал намекать, что благодаря его растущим доходам мне можно больше не учиться. А когда я продолжила посещать занятия, стал раздражительным и чересчур придирчивым. И вот весной двухтысячного в гроб наших отношений был забит последний гвоздь.

Сдав экзамены, я приехала к Рону — он все еще жил с родителями, — чтобы отпраздновать свою временную свободу. Войдя, как обычно, через кухонную дверь, я направилась в сторону гостиной, зная, что Рон наверху, в своей комнате. Громкие стоны и всхлипы должны были подсказать мне, что что-то не так, но в тот момент я их почему-то не услышала.

Однако голую веснушчатую задницу Рона, двигающуюся вверх-вниз между чьих-то стройных, загорелых бедер, трудно было не заметить. Громкие стоны любовников и скрип бедного дивана в цветочек, принадлежащего миссис Уизли, решили, что их непристойный акт все же должен был быть услышан.

Удивление сменилось яростью, и я, не задумываясь, схватила первое, что попалось под руку — здоровенную керамическую фигурку ангела, протягивающего руки к небу в безмолвной молитве, — и кинула её в направлении двигающихся тел. С характерным стуком фигурка аккуратно приземлилась где-то в районе шеи Рона.

— Ой! Твою же мать! — вскрикнул он и, обернувшись, обнаружил меня, кипящую от ярости. Выражение его лица надо было видеть: пойман, ошеломлен, напуган…

Что было дальше, я помню смутно. Измена Рона стала ударом исподтишка, и, чтобы справиться с болью, я заставила себя забыть о ней. Если бы я стерла эти воспоминания или же как-то скрыла их с помощью магии, это бы только ухудшило ситуацию. Я одновременно хотела и забыть об этом, и запомнить этот болезненный урок на всю жизнь: не следует дарить свою любовь кому попало, чтобы избежать разрушительных и непоправимых последствий.

И хотя этот болезненный эпизод случился несколько лет назад, я все еще не могу смотреть на Рона без ноющей боли в сердце.

— Чего тебе? — равнодушно спросила я.

Он попытался улыбнуться.

— Миона, могу я войти?

Я скрестила руки на груди и спокойно ответила:

— Меня зовут Гермиона, и нет, ты не можешь войти. Я как раз собралась уходить.

— Почему ты всегда… — он фыркнул. — Знаешь, я пытался написать тебе с тех пор, как… ну… с тех пор, как ты ушла, но ты все время блокировала мои сообщения. А с тех пор как ты переехала, я даже не знал, где ты живешь, и ни Гарри, ни Джинни не хотели мне ничего рассказывать.

Я нахмурилась.

— Ну и как же ты нашел меня?

Он покраснел.

— Э-э-э… неважно. Вот, держи. — Он протянул мне цветы.

С неохотой, я взяла букет, чувствуя себя предательницей за принятие этого нелепого подарка в качестве запоздалых извинений.

— Так ты позволишь мне войти?

— Я уже сказала, что нет, Рон. Я ухожу. Я уже собиралась выходить, когда ты постучал.

Он окинул взглядом мои потертые шорты и дырявую голубую рубашку, прожженную снизу.

— Куда ты уходишь?

Я буквально взорвалась от гнева. Да как он вообще смеет спрашивать? Этот изменщик! Он не имеет никакого права лезть в мою личную жизнь. У меня возникло жгучее желание выставить Рона за дверь вместе с этими проклятыми розами, послав его куда подальше. Я уже была готова высказать все, что о нем думала, когда мне на ум пришла идея получше.

— На свидание. С коллегой. С мужчиной.

Выражение неверия на его лице было столь провоцирующим, что я не удержалась и добавила:

— С Драко Малфоем.

И поскольку судьба — испорченная маленькая ведьмочка, из квартиры напротив вышел белобрысый дьявол собственной персоной. До этого момента в божественное вмешательство или чудеса я не верила. Хотя, возможно, этот мерзавец заколдовал свое имя, и когда о нем говорили, он тут же появлялся.

— Здравствуй, Крысли. А ты все так же уродлив, как я погляжу.

***

— Малфой? — Рон скривился. — Ты с Малфоем?

Это было великолепное, пьянящее чувство: наблюдать, как ненависть, ревность, отвращение и шок сменяют друг друга в глазах Рона. Смотреть, как он, разинув рот, глазеет то на меня, то на Малфоя, выглядя при этом так, как будто бы его бессовестно предали. Я наслаждалась этим чувством, жалея, что не воспользовалась таким вариантом мести раньше.

Решив поднять ставки в этой игре, я кинула цветы на пол и дернула Малфоя за руку, ласково улыбнувшись ему. Он подчинился, шагнув вперед, ко входу в мою квартиру. Будучи благодарной, что он подыграл мне, я улыбнулась еще шире и нежно коснулась рукой его подбородка. Подушечками пальцев я чувствовала короткие волоски его щетины, и это было безумно приятно.

— Привет, милый, — ласково сказала я.

Он нагло обнял меня за талию, притянув к себе, и мое сердцебиение ускорилось. Моя грудь оказалась прижата к его, и я была уверена, что он мог почувствовать удары моего сердца. А когда он обезоруживающе улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, я просто растеклась лужицей у его ног.

— Привет, детка. Скучала? — хрипло спросил он.

Я безнадежно, безнадежно увлеклась Драко Малфоем.

— Убери от нее свои грязные лапы, хорек! — потребовал Рон, брызжа слюной и отпихивая Малфоя в сторону.

В мгновение ока очаровательная улыбка Драко превратилась в такую злобную ухмылку, какой я никогда раньше не видела. Он достал палочку, и Рон тоже. Пространство между ними буквально искрило от магии, и я шагнула к ним, разводя на безопасное расстояние друг от друга.

— Драко, перестань. Рон, уходи, — скомандовала я.

— Что? — огрызнулся Рон. — Хорек может остаться, а я — нет?

— Да, верно, — сказала я.

Он ухмыльнулся.

— Не могу поверить, что ты спишь с Малфоем. Мерлин, Миона, да ты даже хуже, чем я когда-то. Ты действительно раздвигаешь ноги перед этим…

Я полностью развернулась к Рону, сжала руку в кулак и ударила его со всей силы. Мой кулак встретился с его лицом с характерным хрустом, и Рон отлетел в сторону, грубо приземлившись на коврик у входа.

Мою руку пронзила острая боль. Я была практически уверена, что сломала пару костей, но моя ярость была настолько всепоглощающей, что я не обратила на это внимания. Вместо этого, мне захотелось еще сильнее ранить Рона. Так сильно, чтобы он никогда не оправился от боли. Ранить его физически было недостаточно. Я жаждала постоянной, непрекращающейся душевной боли.

Тяжело дыша, я поддерживала ноющую правую руку левой. В голове звучал странный звон, а лицо и шея горели.

— Убирайся. — Тон моего голоса был настолько холоден, что я сначала даже не поняла, что эти слова принадлежали мне.

Он пробормотал откуда-то с пола:

— Стерва! Ты мне нос сломала, глупая…

Крик, вырвавшийся из моего горла, был таким неожиданным, что удивил даже меня. Я вложила в него весь свой гнев, всю боль и разочарование. Ярость и неверие в то, что я когда-то любила этого парня, и все это было напрасно. Что он оказался настолько черствым и эгоистичным, что, разбив мне сердце, явился с извинениями только через три года и, кроме того, посмел судить меня.

— Убирайся вон! — кричала я не переставая. Мне было плевать, что на меня смотрели соседи, привлеченные шумом. Плевать, что прямо позади меня стоял Драко Малфой, оказавшийся свидетелем моего унижения. Плевать, что Рон уже убежал, обозвав меня проклятой истеричкой, а я фактически кричала на грязный серый коврик.

Когда я слишком охрипла, чтобы кричать, почувствовала, что силы покинули меня, и чуть не упала. Однако меня поддержали сильными руками, обхватив за пояс.

Драко.

Он пинком закрыл дверь, избавляясь от любопытных взглядов, жаждущих продолжения шоу. По-прежнему держа меня в объятьях, он развернул меня лицом к себе, но смотреть на него я не могла. Я просто не могла.

— Гермиона.

Он сказал это так нежно, так ласково, с таким сочувствием, что я уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась.