Тема лекции №7 «Проблемы национального правового менталитета в русской философии и художественной литературе».

1. Апологетика правового нигилизма в произведениях Л. Толстого

Ставшее традиционным для России тотальное проникновение правового нигилизма во все слои российского общества от широких народных масс до интеллектуальной элиты наиболее отчетливо проявилось на рубеже XIX-XX вв. Русская общественная мысль этого периода демонстрировала «дефицит права и его недооценку». Как пишет А. Валицкий, «праву в России не повезло». Оно отвергалось по самым разным причинам: «во имя самодержавия или анархии, во имя Христа или Маркса, во имя высших духовных ценностей или материального равенства». Свидетельством того, что социальный утопизм и его следствие – правовой нигилизм – представляют собой системное качество русской культуры, является правосознание русской интеллигенции, которая, по словам Б. Кистяковского, «никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у неё в наибольшем загоне».

Представления русских правоведов и философов о приоритете нравственного и религиозного закона над позитивным правом, призывы к внутреннему нравственному закону, противопоставление закона и благодати получили название «нигилистический морализм», который получил широкое распространился в произведениях представителей юридической общественности (Н.А. Бердяева, П.И. Новгородцева, Б.П. Вышеславцева, И.А. Ильина). Даже Б.А. Кистяковский начинал свою статью «В защиту права» словами: «Право не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как: научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня. Значение его более относительно. Социальная дисциплина создается только правом, дисциплинированное общество и общество с развитым правопорядком – тождественные понятия».

Апологетика правового нигилизма содержалась и в художественной литературе, ставшей в начале XX в. лидирующим видом духовного производства. Л.Н. Толстой, например, отрицал право как государственный институт, «велениям которого люди обязаны повиноваться». Он рассматривал его как «недопустимое насилие» над человеческой личностью. Писатель был убежден в том, что, «будучи абсолютным злом, право не может породить ничего, кроме зла». Он называл право «величайшей чепухой, придуманной и распространяемой… с очень определенной и очень нехорошей целью: оправдать дурные поступки, постоянно совершаемые людьми». Право он называл «гадким обманом», «грубым оправданием тех насилий, которые совершаются одними людьми над другими». Идея права воспринималась им как помеха на пути нравственного прогресса. Закон и совесть для писателя являлись альтернативными понятиями. Своих читателей он призывал «жить не по закону, а по совести».

Высказываясь против современного ему государственного устройства во всех его проявлениях, писатель отрицал и его атрибут – суд. Отвечая на вопрос студента о «полезности изучения юридической науки», Л.Н. Толстой писал: «Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать; для людей же ссылаемых, заточаемых, вешаемых - есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным….». Гражданское право он трактовал как «право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и орудий труда продавать свои труды и свои жизни». Л.Н. Толстой предостерегал своих читателей от «веры в идею права как наиболее вредящую людям». «Лучшее, – писал он, – отказаться от участия в насилии над людьми, устроить свою жизнь в согласии с Евангельским учением любви, прощения, братства».

Таким образом, творчество Л.Н. Толстого, как и Ф.М. Достоевского, отразило устойчивую нигилистическую традицию, что свидетельствовало о многоуровневом характере российского правового нигилизма, присущего не только низшим социальным стратам, но и интеллектуальной элите общества. Это обстоятельство в значительной степени предопределило масштабы его распространения и степень деструктивности, особенно в период революции и Гражданской войны.

2. Закон и правосудие в произведениях Ф. Достоевского

3. Русская религиозная философия о правосознании россиян

Высказанные исследователем в начале XX столетия аргументы в пользу пересмотра соотношения материального и идеального в трактовке права и правосознания приобретают сегодня чрезвычайную актуальность, особенно в рамках историко-правового исследования трансформации массового правосознания в России в первой четверти XX столетия. «Как бы ни было велико значение материального фактора в истории, с какой бы силою потребности тела ни приковывали к себе интерес и внимание человеческой души, дух человека никогда не превращается и не превратится в пассивную, недействующую среду, покорную материальным влияниям и телесным зовам», - писал И.А. Ильин. Не меньшую академическую значимость для исследования феномена правосознания современной юриспруденцией приобретают рассуждения ученого о правосознании как эффективном инструменте преобразования общества, преодоления связанного с социальной дезинтеграцией системного кризиса, предотвращения «вырождения духовной культуры». Исследование факторов и механизма трансформации массового российского правосознания в начале XX в. позволяет сформулировать историко-правовое обоснование этого тезиса, подтвердив вывод И.А. Ильина о значении «духовной наполненности правосознания», особенно в кризисные моменты развития общества.

Духовное назначение права И.А. Ильин видел в том, «чтобы жить в душах людей, наполняя своим содержанием их переживания и слагая таким образом в их сознании внутренние побуждения, воздействуя на их жизнь и на их внешний образ действий», чтобы «создать в душе человека мотивы для лучшего поведения». Он интерпретировал правовую жизнь как «разновидность единого жизненно-духовного делания», подобно религии, философии, науке, искусству и нравственному творчеству, которые тоже подлежат общему и основному закону духовного развития.

Рассматривая право как атрибут духа, способ его существования, правосознание И.А. Ильин трактовал как «волю к верному праву и к единой, верховной цели права как таковой». Вне признания этой связи, по Ильину, «жизнь нормального правосознания невозможна». «Право не может регулировать своими предписаниями душевно-духовную жизнь человека и сосредоточивает свое внимание на том, что внешне уловимо и вовне проявлено: было бы нелепо предписывать человеку в гетерономном порядке такие деяния, ценность которых обусловлена их автономностью и осуществление которых не поддается учету и проверке, - писал И.А. Ильин. - Право есть внешний порядок жизни. Но если этот внешний порядок отрывается от внутренних состояний духа, не творится ими, не приемлется или не вырастает из их зрелости, из их автономии, из их содержательной верности и цельности - то оно вырождается, мертвеет, унижает человека и, распадаясь, губит жизнь духа».

Связь права и правосознания ученый выразил следующей формулой: «Право нуждается в правосознании для того, чтобы стать творческой, жизненной силой, а правосознание нуждается в праве для того, чтобы приобрести предметную основу и объективную верность». И.А. Ильин подчеркивал, что действующее право не может существовать без живого правосознания, которое предполагает не только восприятие его каждым гражданином государства, но и неуклонное соблюдение. Правосознание выступало в его теории как творческий источник права, как основа правопорядка и политической жизни. «…Человеку невозможно не иметь правосознания, - писал учёный, - его имеет каждый, кто сознает, что, кроме него, на свете есть другие люди. Человек имеет правосознание независимо от того, знает он об этом или не знает, дорожит этим достоянием или относится к нему с пренебрежением. Вся жизнь человека и вся судьба его слагаются при участии правосознания и под его руководством; мало того, жить – значит, для человека жить правосознанием…, ибо оно остается всегда одною из великих и необходимых форм человеческой жизни». По его мнению, правосознание представляло собой единство четырех компонентов: знания права, его признания, прочувствования права, претворения его в жизнь.

В основе учения И.А. Ильина о «здоровом правосознании» лежит разграничение естественного и позитивного права. Последнее исследователь рассматривал как исторически необходимую и целесообразную форму поддержания естественного права, объем воплощения которого в социальной действительности может быть различным. Для него естественное право представляло собой «прообраз положительного права», «данную от Бога и от природы свободу самовоспитания и самостроительства, которую надо искать в глубине собственного духа». Положительное право предполагало существование в нем права естественного. Объективным правом оно становится в зависимости от уровня и состояния правосознания человека. По мнению И.А. Ильина, существование положительного права вытекало из ущербности правосознания, которое неспособно удержать своим предметом естественное право во всем его объеме. Поэтому положительное право рассматривалось как «организованная попытка формулировать естественное право».

Признание положительного права состояло, по мнению И.А. Ильина, в том, что человек, усмотрев с очевидностью его объективное содержание и его объективное значение, добровольно вменяет себе в обязанность соблюдение его правил и воспитывает в этом направлении не только свои сознательные решения, но и свои непосредственные инстинктивные хотения и порывы. Он совершает этим своеобразное духовное приятиеположительного права, и это приятие требует особой зрелости ума и воли, особого равновесия души, потому что оно должно совершиться с отчетливым осознанием всегда возможных глубоких несовершенств положительного права: это приятие должно быть зрячим, свободным от идеализации и потому непременно творческим, преобразующим приятием. Но именно поэтому оно требует большой стойкости, выдержки и волевой дисциплины.

В этом контексте задача положительного права состояла в том, чтобы вобрать в себя содержание естественного права, развернуть его в виде ряда правил внешнего поведения, приспособленных к условиям данной жизни и к потребностям данного времени, придать этим правилам смысловую форму и словесное закрепление и далее проникнуть в сознание и к воле людей в качестве авторитетного связующего веления.Исследователь полагал, что таким образом «идеи обязательного и запретногодолжны быть внедрены в наивно эгоцентрическую душу; и если мораль и религия пытаются достигнуть самостоятельного и активного пробуждения души из глубины и встречают в этом содействие со стороны науки и искусства, то положительное право берет на себя элементарную и сравнительно грубую задачу - приучить человека извне к первичному, внешнему, регулированному самоограничению. Для этого оно обращается к идее социально-организованного внешнего авторитета, уполномоченного и подчиненного правилам». «Для того чтобы установить и описать строение нормального правосознания, - писал И.А. Ильин, - его необходимо найти и укрепить в себе самом». Право и государство мыслились им как регуляторы не только внешней, но и внутренней жизни человека и общества. Он полагал, что право и государство живут в первую очередь внутренним душевно-духовным состоянием человека.

Правосознание в данном контексте выступало не просто формально-юридической категорией, но и универсальной онтологической, определявшей существование фундаментальных социальных и правовых реалий – государства, общества, правопорядка, естественного права. И.А. Ильин определял правосознание через категорию духа как «инстинктивную волю к духу, к справедливости и ко всякому добру», интерпретируя его как «особого рода инстинктивное правочувствование, в котором человек утверждает свою собственную духовность и признает духовность других людей».

Особое место в концепции И.А. Ильина занимает учение об аксиомах правосознания - «основных истинах, которым в жизни соответствуют основные способы бытия, миротворения и действования». К таким аксиомам ученый относил «закон духовного достоинства», «закон автономии» и «закон взаимного признания». Право каждого человека на духовно-достойную жизнь может рассматриваться как самостоятельный атрибут индивидуального духа, но в действительной жизни оно является связью между людьми, той гранью, которая связывает их своим пределом и разграничивает их совместность. В действительности право возможно только там, полагал И.А. Ильин, где есть живое отношение между людьми. Это отношение он называл «взаимным духовным признанием». Аксиоматичность закона «духовного достоинства» заключается в том, что, как считал И.А. Ильин, оно необходимо и отдельному гражданину, и народу в целом, и государственной власти, и армии, обнаруживая свою значимость и в частной, и в политической, и в международной жизни.

Особого внимания заслуживает утверждение ученого, что чувство собственного духовного достоинства, необходимое индивидуальному гражданину, определяет собою и духовный уровень народа в целом. Духовная культура каждого народа в своем развитии и в своем содержании зависит от того, свойственна его гражданам черта уважения к себе или не свойственна. Национальная духовная культура может возрастать, углубляться и крепнуть на достойных предметных содержаниях только при том условии, если уважение к себе является достоянием не только избранных индивидуумов, непосредственно творящих ее, но и широкой массы народа. Ибо без уважения к себе не может быть веры в свои силы, а без веры в свои силы не может быть настоящего духовно-творческого полета и расцвета. При этом человеку естественно уважать в себе не только свою личную духовную силу, но и национальный характер.

Правопорядок И.А. Ильин рассматривал как систему взаимного духовного признания. Такое признание, как он считал, осуществляется не только правом. Оно лежит в основании всего духовного общения людей, всякого спора, предполагающего способность к мысли и волю к истине, всякой «эстетической совместности», предполагающей суждение вкуса и волю к красоте, всякой нравственной связи, покоящейся на акте совести и на воле к добру, наконец, всякого религиозного общения, возможного только между людьми, способными к молитве и ищущими подлинного боговосприятия.