Сельскохозяйственный отход

В условиях углубления процесса проникновения товарных отношений в деревню крестьянам нельзя было в хозяйстве обойтись без денег. Продажа собственной рабо­чей силы становилась насущной необходимостью для дворов с неполной занятостью членов семей; трудоспособные мужчины (отходники) и частью женщины (разделение труда по полу) уходили на заработки не только в промышленные, но и в сельскохозяй­ственные районы, что было сподручнее и доступнее. Они выбирали этот трудный путь в надежде решить проблемы жизнеобеспечения семьи, поддержать свои рушившиеся хозяйства, не утрачивая с ними связи.

Уходили на заработки большей частью либо артелями, либо временно сформиро­вавшимися в пути трудовыми коллективами. По устной договоренности артели иногда приходили со своими поварами и соответствующими кухонными принадлежностями, но чаще соглашались на необильные «хозяйские харчи».

Не всегда удавалось заработать деньги: нередко отходники возвращались домой с пустым карманом; отчасти это обусловливалось погодными условиями, заболевания­ми или излишней доверчивостью к агентам работодателей, которые обманывали или создавали такую конфликтную ситуацию, когда крестьяне вынуждены были уходить дос­рочно ни с чем.

Иногда на заработки уходило до десятой части населения казенных сел, причем вместе с главой семьи отправлялись его взрослые дети и подростки, подряжаясь на сдельную работу. На некоторые трудовые операции широко привлекали «полуработни­ков» - девочек, мальчиков, людей пожилого возраста, которым платили ничтожную сумму денег. Так было, например, при сборе табачного листа и изготовлении «шну­ров» (нанизанного на нитки листа), т. е. необходим был посильный, но вредный для здоровья труд.

Для найма на полевые работы и сенокошение отходники сосредоточивались в от­носительно постоянных местах, если не были «законтрактованы» еще зимой. Такие пун­кты имелись в Тирасполе, Бендерах, Дубоссарах, больших помещичьих местечках.

Тех, кто нанимался на уборку и молотьбу хлеба со своим тягловым скотом, обычно вербовали по месту жительства агенты землевладельцев. Отходники летом в назначен­ные дни приезжали непосредственно на работу.

К отходу крестьян толкали и другие беды. Летом 1827 г. замещающий управляю­щего Херсонской, Екатеринославской, Таврической губерниями и Бессарабской облас­тью Пален доносил центральным властям: «Новороссийский край шестой год уже тер­пит бедствия от саранчи и засух», «совершенно невозможно истребить оную»; от не­урожаев страдали особенно «казенные имения». Нередко крестьяне разорялись и были вынуждены уходить на заработки. Из-за стихийных бедствий люди, придавленные нуж­дой, соглашались трудиться на любых условиях. Заработанных денег нередко хватало только на уплату налогов и погашение недоимок.

Еще раньше сам М.С. Воронцов (генерал-губернатор Новороссии) просил через главу пресловутого III отделения Бенкендорфа у Николая I разрешения на бесплатную выдачу паспортов крестьянам-отходникам на короткие сроки, чтобы помочь им пере­нести тяжелые удары судьбы. В документе говорится о том, что «здешний житель-по­селянин идет на месяц, на два в недальний вояж по скудному промыслу, или для сель­ских работ, и не только не может уплачивать паспортный сбор, но едва ли надеется прокормить себя и свой скот».

В 40-50-е годы в Приднестровье стали все более ощущаться малоземелье, имуще­ственная и социальная дифференциация в помещичьей и казенной деревне при росте налогов и трудовых повинностей; одновременно возросла потребность в наемной ра­бочей силе в связи с интенсификацией отраслей сельского хозяйства в латифундиях и у аграриев недворянского происхождения, а также ввиду приспособления части зажи­точных крестьянских дворов к рыночной экономике.

Малоземельные и разоряющиеся крестьянские семьи, лишенные возможности обес­печить себе «сносную жизнь» и вести самостоятельное хозяйство, вынуждены были уходить на сезонные и поденные заработки. Основной контингент сельских рабочих притягивала южная зона, где крупные помещики и разбогатевшие колонисты, казаки, государственные крестьяне, мещане-землевладельцы («десятинщики») постоянно нуж­дались в дополнительной рабочей силе. Труд отходников широко использовался в зер­новых хозяйствах, на садоводческих плантациях, фермах крупных скотовладельцев, а также скотопромышленниками.

Характерно, что потоки отходников встречались и расходились в разных направ­лениях по местам заработков: беднейшие из крестьян направлялись в уезды Херсонс­кой, Подольской и даже Екатеринославской губерний - на заготовку сена и полевые работы, а в южные села Приднестровья приходили сезонники из Подолии, потому что здесь были более высокие заработки.

На «пожалованных» и слабо заселенных землях крупных землевладельцев в тече­ние нескольких первых десятилетий XIX в. широкое развитие получило животновод­ство, особенно две его отрасли - овцеводство и коневодство (табунное и заводское). Для содержания и ухода за многотысячным поголовьем, заготовки сена требовались тысячи наемных работников. Такие хозяйства до 60-х годов использовали большую часть угодий под пастбища и сенокосы. Крестьяне нанимались в эти поместья и коло­
нии иностранных поселенцев в качестве ко­сарей, пастухов, стригалей, табунщиков. Ха­рактерно, что в некоторых помещичьих име­ниях и колониях для отходников и батраков строили специальные помещения.

Оплата труда в полеводстве, животно­водстве, на заготовке сена зависела от харак­тера найма (сдельного, повременного и др.), условий труда, степени спроса и предложе­ния рабочей силы, урожайности, особенно­стей местности, времени найма и других причин и проводилась в нескольких формах: денежной, натурально-денежной и чисто натуральной. На полевых и сеноуборочных работах платили по сдельным нормам. В южной зоне, где погодные условия как бы «спрессовывали» сроки работ, оплата была выше, чем в других районах. Женщинам платили вполовину меньше, чем мужчинам.

Натуральная оплата имела множество вариантов, но их объединяет одно: исполни­тель работ получал долю добытого продукта. Своеобразной была оплата в колониях. Например, пастухи получали деньги, часть выращенного поголовья и одежду.

Проблема рабочей силы в сельском хозяйстве оставалась острой в течение всего дореформенного периода и двух десятилетий после отмены крепостного права. Это свя­зано с малой заселенностью причерноморских степей, слабыми позициями крепост­ничества и быстрым втягиванием крупного землевладения в рыночные связи (рост зер­нового рынка с экспортными целями). Следствием этого было удорожание найма, что, в свою очередь, служило стимулом к развитию широкомасштабного отходничества в эти регионы.

Другим следствием явилось повсеместное распространение машин и усовершен­ствованного инвентаря в земледелии. Особенно заметным было оснащение хозяйств уборочными машинами и другой техникой, связанной с обработкой урожая. А тем вре­менем наплыв рабочей силы в этот регион возрастал, и к концу XIX столетия созда­лась парадоксальная, противоречивая ситуация: из-за переполнения рынка рабочей силой, кризиса сбыта на зерновом рынке Европы 80-90-х годов оплата работы сдель­щиков и поденщиков понизилась и ручной труд для работодателей оказался намного «экономичнее», чем использование машин. Затем последовала серия неурожаев 90-х годов XIX и начала XX в. Зерновой рынок лихорадило, сокращались посевные площа­ди, земледельческое отходничество также оказалось в кризисе - оплата труда упала до «биологического минимума», т. е. отходники проедали весь заработок, терпя «тягост­ные издержки».

Отходники-землевладельцы из подольских уездов и из центра страны охотно при­нимались на работу крупными землевладельцами. Профессор Новороссийского универ­ситета А. Скальковский с несомненным основанием констатировал следующее: «Мол­давские владельцы, считая русских рабочих за клад, усердно переманивают их в свои селения».

Потребность в отходниках продолжала сохраняться. Пашенный клин оставался до­вольно обширным в латифундиях с пшеничной специализацией. Исследователь А. Ра­зин в своей монографии отмечал: «Южные хозяева засевают хлебом такие обширные пространства, что сами не имеют никакой возможности их убрать и нанимают людей, приходящих из внутренних губерний на время полевых работ».

В Херсонскую губернию наплыв рабочих повторялся ежегодно в весенне-летние месяцы. Но не существовало письменных договоров, правил или трудовых книжек.

Крупные землевладельцы нанимали обыкновенно рабочих заблаговременно, для чего посылали своих приказчиков в места распространенного отходничества. При этом в волостных правлениях с рабочими обговаривались условия и выдавались задатки. Не­которые хозяева нанимали рабочих на ближайших ярмарках или в самих экономиях летом. Условия найма были преимущественно устные, и рабочие, руководствуясь обы­чаями, отдавали нанимателю документы, удостоверяющие личность.

В приднестровской полосе уборка хлеба и молотьба проводилась за сдельную оп­лату - «от копны» (копна состояла из 60 снопов, каждый сноп - в 6 четвертей в окруж­ности). Если же молотьба осуществлялась способом гармановки (прогонкой скота по разостланному хлебу, вытаптыванием его или посредством молотильных досок), то отходники нанимались на месяц с поденной оплатой.

Определенная часть работников подряжалась в батраки (местное название - най­миты), которые вели менее подвижный образ жизни. Контингент их каждый год об­новлялся. Как писал известный ученый-сельскохозяйственник И.А. Стебут, на юге обыч­но работники нанимались на весь цикл работ по одному какому-либо хлебу (пшенице, кукурузе и пр.), т. е. на пахоту, посев, заделку, уход, уборку, молотьбу. Но практиковал­ся наем и по отдельным производственным операциям, если приходили целые артели, (например, на молотьбу). Ввиду распространенности дальнополья рабочие летом жили в местах уборки урожая.

На утверждение капиталистического способа хозяйствования в крае влияла Одесса - экспортный центр юга и мощный катализатор товаризации сельскохозяйственного про­изводства вообще, зернового - в первую очередь. Расширение же рыночных связей, в том числе экспортная ориентация в смене систем хозяйства (межотраслевой эволюции) и полеводства (переход к многополью), способствовало росту производства продукции интенсивных отраслей - виноградарства, плодоводства, табаководства и масличных куль­тур. И как следствие, неуклонно росла потребность в большем числе постоянных и се­зонных работников. Артельный принцип найма, сложившийся исстари, соблюдался и здесь.

В артели объединялись труженики, умеющие выполнять несложную повседневную работу на полях. Структурно они, по обычаю, подразделялись на ведущих и ведомых. Люди шли пешком по проселочным дорогам и затем работали небольшими коллектива­ми. Если трудились на зерновых полях, то их квалификация оставалась невысокой. Дру­гое дело, когда артели были заняты в интенсивных отраслях - садоводстве, виноградар­стве, табаководстве, где требовались определенные навыки, знание технологии и циклич­ности в работе.

В артелях соблюдались непреложные правила трудовой деятельности: коллектив­ная ответственность и солидарность, свои нормы взаимоотношений и общения, осно­ванные на вековых традициях. Весной готовились к дальнему пути. На тяжелые рабо­ты отправлялись только здоровые и сильные люди.

Все перечисленные правила отхода относятся главным образом к государственным крестьянам и мещанам. Крестьяне, проживавшие на частновладельческих землях, ухо­дили на заработки только с ведома помещиков. Последние же получали заработки «сво­их» отходников, из которых погашали долги и недоимки, уплачивали налоги и лишь остатки вручали крестьянам.

Все сказанное касается «организованного», регистрируемого отхода, но не менее распространенным был индивидуальный уход на заработки. Одиночки брели по доро­гам на рынки рабочей силы, куда стекались тысячи отходников, толпились на базарах, пристанях и железнодорожных станциях в ожидании приемлемого найма. Их привле­кала временная занятость, даже разовые работы, а сама жизнь таких людей граничила с бродяжничеством.

Что давал «земледельческий отход» ра­ботнику? Если труд оплачивался деньгами, то крестьянин или мещанин в какой-то мере разрешал вечную для него проблему. Отхо­жие заработки пополняли семейный бюджет; размеры этой добавки определялись норма­ми оплаты труда и продолжительностью най­ма. Все это касалось и дворов, ведущих са­мостоятельное хозяйство. Но в деревне нара­стал процесс обнищания и даже пролетари­зации, и «отходом» были вынуждены зани­маться люди, у которых «ни крова, ни дома», а в кармане считаные копейки, т. е. те, для кого заработанные деньги являлись жизнен­но важными. Такие люди перебивались «от рубля до рубля», так как возможность на­житься на сезонных заработках или батраче­стве была практически ограниченной и даже невозможной.

Отлучались крестьяне на вынужденные заработки и по многим другим причинам: либо случались непоправимые беды, либо попадали они в цепкие руки ненасытных ро­стовщиков, давило также и малоземелье, рас­ходы на традиционные обряды и пр. Отход­ники при срочных сельскохозяйственных ра­ботах отдыхали мало - лишь в периоды дож­дей или больших религиозных праздников. При снижении оплаты или избыточном предложении рабочей силы (из-за массового прихода работников в места найма) про­исходило стихийное, откатное движение их в места более привлекательные с их точки зрения: из подольского Приднестровья шли в Бессарабию, а из Бендерского уезда - в Херсонскую губернию.

Желающие уйти на заработки сталкивались в местах проживания с рядом препят­ствий. Во-первых, в дореформенные десятилетия не было юридической основы, регу­лировавшей отходничество; во-вторых, ограничивали его помещики, сельские общи­ны, паспортная система; в-третьих, отсутствовал свободный рынок труда и, в-четвер­тых, отходникам надо было заручиться поддержкой местных властей, а ее не существо­вало. Наиболее серьезным барьером являлась паспортная система.

Обращаясь к материалам паспортной статистики, надо иметь в виду, что среди от­ходников было немало беспаспортных, нелегальных; часть «обилеченных» отходни­ков приобретали документы дважды и трижды в год, другие нарушали паспортные сро­ки и оказывались формально в числе бродяг, которых преследовали и сурово наказы­вали.

Обычно крестьяне выбирали дешевые, т. е. краткосрочные, паспорта или «отпуск­ные билеты». Если в отход шел отец семейства с детьми, то в его паспорт вписыва­лись сыновья в возрасте до 17 лет и дочери до 21 года. Лишь в конце XIX в. было упорядочено паспортное законодательство: 3 июня 1894 г. Положением о видах на жи­тельство вводились одногодичные паспорта, а «отпускные билеты» отменялись. Таким было требование времени.

Херсонская губерния принадлежала к тем районам страны, где почвы отличались плодородием, а крестьяне были менее фео­дально зависимы и не так сильно нуждались в пополнении своих доходов. Но и здесь они занимались отхожим промыслом, работали на транспортных магистралях и частично - в крупных земледельческих и животновод­ческих хозяйствах. Преобладал краткосроч­ный отход и не порывалась связь со своим хозяйством. Паспортный учет велся не повсе­местно, следовательно, число выданных пас­портов нельзя отождествлять с числом отход­ников. Известный историк А.А. Скальков- ский отмечал, что количество безбилетных превышало обилеченных в два-три раза. Кроме того, не учитывалась повторная выда­ча таких документов.

При оформлении документации отходни­ки сталкивались с сопротивлением общин, которые по фискальным соображениям не разрешали отлучку на год и более. Да и во­лостные правленцы вымогали доплату к ка­зенному сбору (пошлине) за паспорт. Кроме того, при заключении контрактов артелями и группами необходимо было поручитель­ство этих «благожелательных» посредников (не обходилось без взяток). Понятно, что в паспортной системе было много проявлений формализма, «вольный наем» полагалось окупать. Поэтому безбилетные люди букваль­но наводняли Новороссию. Приходили преимущественно малоземельные или беззе­мельные крестьяне из черноземных губерний. Получить право дальнего и ближнего отхода на заработки по паспортам оказалось для них непосильным. Оставались толь­ко бегство и самовольный, незаконный отход.

Крестьяне искали работу и надеялись как-то устоять в быту, не скатиться до уров­ня «босяков», которые преследовались «с пристрастием» равнодушными к их судьбе чиновниками, становились людьми вне закона, соглашались на крайне низкую опла­ту своего труда. В местах постоянного проживания против их фамилий в документах сельских и волостных правлений обычно стояли пометки: «в неизвестной отлучке», «без письменного вида», «находится в услужении» и т. п. Таких беспаспортных от­ходников по возвращении домой ждали налоги и недоимки, невыполненные трудо­вые повинности. Так попадали они в разряд сельских пролетариев без перспективы обретения хозяйственной самостоятельности. Все это, закономерно, вызывало недо­вольство со стороны крестьян. Протесты их зафиксированы в межведомственной пе­реписке.

Крестьянин на отхожем промысле. Фото XIX в.

По Новороссии, как свидетельствуют полицейские данные, во второй половине XIX в. только с отпускными билетами скиталось более 100 тыс. отходников; однако в реальности безбилетных бывало вдвое, а то и втрое больше («бродяги наводняют все части здешнего края»). Конечно, цифры эти достаточно условные, так как и паспорт­ный учет и законодательство о нем были несовершенны.

Наряду с легальным довольно широко практиковалось и нелегальное отходничество, т. е. привлечение к найму беглых. Формально последние вольны были продавать свою рабочую силу. Но поскольку вся их жизнь была полна борьбы с почти непреодолимыми препятствиями («по велению времени» и политики правящих кругов), по существу, бег­лые оказывались вне закона. Трудились за гроши и за возможность скрыться от помещи­чьих сыщиков (Подольским и Херсонским землевладельцам невыгодно было выдавать таких дешевых и нетребовательных работников). Нередко нанимались на любую посиль­ную работу по пути в более безопасные места. А когда опасность становилась реальной, исчезали бесследно без оплаты. В выигрыше оказывались все те же работодатели.

Помимо зернового производства земледельческий отход был связан с работой в ин­тенсивных отраслях - садоводстве, виноградарстве с виноделием, овощеводстве. Пун­ктами найма являлись города, местечки и колонии Приднестровья. Важным очагом при­влечения наемных работников становились приднестровские селения - район виног­радарства, садоводства и огородничества. Часть крестьян и мещан Тираспольского уезда уходили на работу в пределы аккерманско-шабского района виноградарства, где на се­зон привлекалось до 3 тыс. рабочих. Годовым рабочим в 60-е годы платили от 85 до 115 руб., а поденным - от 60 до 125 коп. Рабочие-виноделы получали от пуда прессо­ванного винограда.

Отметим, что отходники, работающие в садах, виноградниках, на табачных и свек­ловичных участках, назывались «плантаторами», а на огородах и бахчах - «огородни­ками». Относительно высокая оплата труда занятых в этих отраслях объясняется их профессионализмом: нанимали лишь опытных рабочих, знакомых с технологией уборки и изготовления вина, способами выращивания садовых культур.

Отходничество охватывало не только отрасли земледелия, но и животноводства. В одном из обзоров состояния сельского хозяйства на юге России известный исследова­тель и крупный чиновник Министерства государственных имуществ Заблоцкий отме­чал следующее: «В степных местах полевые работники, годовые и бродячие, употреб­ляются обыкновенно для пастьбы скота, для доения овец и коз, а поденные или вре­менные занимаются чаще всего сенокошением и некоторыми временными работами, как-то: стрижкой овец и т. п.»

В Тираспольском уезде Херсонской губернии, Балтском и Ольгопольском уездах Подольской губернии в 30-50-е годы широкое развитие получили такие отрасли жи­вотноводства, как тонкорунное и цигайское овцеводство, заводское, племенное коневод­ство, мясо-молочное скотоводство и др. Для содержания крупных ферм и заводов тре­бовался большой контингент наемных специалистов. Обычным занятием было вакар- ство, чабанство, уход за лошадьми (табунщичество), но и в этих отраслях требовались профессионалы, квалифицированные работники.

Уже в первые десятилетия по присоединении Приднестровья к России в обслужи­вании крестьянского и торгового животноводства (у скотопромышленников) получило развитие профессиональное пастушество в отгонном и тонкорунном овцеводстве, та­бунном и мясо-сальном скотоводстве. Для чабанов, вакарей, воловников, табунщиков строились отдельные помещения, устанавливалась особая система оплаты труда (со­вмещение натуральной и денежной форм).

В сфере животноводства выделялись специфические группы людей для обслужи­вания скототорговых операций - гуртовщики и скотопрогонщики, которые сопровож­дали в дальнем пути стада из животноводческих районов. Они одновременно являлись опытными животноводами и гуртоправщиками, были осведомлены в коммерческой специфике скототорговли.

Обслуживающей отраслью животноводства была заготовка кормов: сена, соломы, отходов молотьбы, сахарных и винокуренных предприятий. Эти виды работ, остава­ясь сугубо сезонными, требовали привлечения для срочных заготовительных мероп­риятий значительного количества отходников, которые прибывали из Украины и внут­ренних губерний страны, северных уездов Подолии, т. е. в этой временной миграции рабочей силы участвовали крестьяне и мещане нескольких регионов «исторической России».

Сроки пребывания на заработках колебались от нескольких недель до нескольких месяцев; годичные рабочие считались батраками и жили в хозяйствах нанимателей. Были и коллективы, которые переходили из имения в имение, из уезда в уезд в поис­ках более оплачиваемых работ. А «артели с зимы», т. е. законтрактованные задолго до рабочего сезона, обычно возвращались в родные места после выполненияи условий до­говоров.

Остановимся на географии отходничества. Регионами, в большей мере привлекав­шими сельских рабочих, являлись большая часть Херсонской губернии и районы круп­ного помещичьего землевладения в подольском Приднестровье. Таким было региональ­ное очертание рынка рабочей силы местного значения. Но названная территория явля­лась частью более широкого рынка, включавшего в себя всю Новороссию и Правобе­режную Украину.

Судя по материалам личного фонда А.А. Скальковского, помещики новороссийских губерний могли в середине XIX в. силами своих наличных крестьян обработать лишь половину «барской запашки». Им требовалось в общей сложности до 200 тыс. при­шлых сезонных работников. В рабочей силе нуждались и колонисты, купцы-землевла­дельцы, арендаторы угодий из разбогатевших крестьян и мещан. И в пореформенные десятилетия, несмотря на очевидные сдвиги в механизации земледелия, в эти губер­нии являлось на сезонные работы по нескольких сотен тысяч человек только отходни­ков четырех губерний Черноземья.

Из сел Хотинского уезда (Макаровки, Белоусовки и др.) на протяжении всего XIX в. крестьяне систематически уходили «конно и пеше» в Ольгопольский уезд По­долии, в Херсонскую и даже Екатеринославскую губернию. Наблюдалось также пере­движение отходников с юга Бессарабии за Днестр «для спешных работ» - на косовицу (заготовки трав), жатву, молотьбу хлебов. Привлекали их главным образом более вы­сокие заработки, а для некоторой части - и возможность переселения в многоземель­ные районы.

Инспекция сельского хозяйства Южной России в обзоре своей деятельности за 1855 г. сообщала в Министерство государственных имуществ, что «в Новороссии чув­ствуется недостаток в рабочих руках» и «в периоды сенокоса и жатвы в степные ме­ста приходят от 100 до 150 тыс. работников, смотря по урожаю».

Несколько позже, в 60-е годы, побывавший в тех местах известный статистик Ю. Янсон отмечал, что там наблюдается «постоянное передвижение земледельческого населения»: «на полях Херсонской губернии Вы встретите рабочих из Бессарабии, По­дольской, Киевской и Полтавской губерний. На заводах - две трети рабочих - пришлые из других губерний».

В страдную пору сбора урожая плодов и винограда происходил отток населения из северных сел и городов на различие плантации и виноградники.

На отходничестве отразилась промышленная революция в России пореформенно­го периода. В Новороссийском крае, куда входила Херсонская губерния, быстрее, чем в других регионах страны, осуществлялись механизация, интенсификация и специали­зация сельского хозяйства на протяжении второй половины XIX в. Машины вытесня­ли «земледельческих отходников», что привело к избытку невостребованной рабочей силы в деревне. Несколько иным, более «прусским» путем шло развитие сельскохозяй­ственной экономики на Подолии. Там, при явном господстве помещичьих латифундий, углублялись и обострялись процессы малоземелья, аграрного перенаселения и обедне­ния деревни. Одновременно росла масса избыточной рабочей силы, крестьянам труд­но было найти работу на месте. С углублением социального и имущественного рассло­ения в городе и на селе росли полярные слои «слишком богатых и слишком бедных»; часть последних скатывалась до уровня люмпенов, готовых работать за любое вознаг­раждение.

Приток сезонных рабочих значительно расширился и возрос со строительством же­лезных дорог, налаживанием судоходства на Днестре и у побережья Черного моря, с достижениями в освоении новых средств связи. Эти факторы ускорили и облегчили «промысловое странствие». Вследствие динамичности перемещения населения в пре­делах огромной страны и ее регионов рынки рабочей силы оказывались взаимосвязан­ными, и спрос на рабочую силу удовлетворялся в короткие сроки. Сглаживалась посе­зонная концентрация отходников в определенных пунктах ожидания работодателей. Становились более легкими и непродолжительными поиски работы и перемещения на другие объекты, базирующиеся на наемной силе. Отходникам стало легче объединять­ся во временные трудовые коллективы и получать необходимую информацию о рын­ках рабочей силы.

Социальная политика правительства в отношении распределения трудовых ресур­сов, в том числе отходников, не была оформлена документально, что нередко приводи­ло к обострению социальных проблем и в дореформенный и в пореформенный перио­ды; впоследствии эти конфликты проявлялись в стачках и забастовках сельскохозяй­ственных рабочих.

Как в целом в России, миграция населения в различных ее формах, включая и от­ходничество на территории Приднестровья, способствовала развитию производитель­ных сил, в частности введению в хозяйственный оборот новых обширных площадей земли.