ОБЩЕСТВЕННАЯ ПАЛАТАРоссийской Федерации (ОП) — совещательный орган, созданный для осуществления связи между гражданским обществом и государством. 6 страница

Выявление способов принуждения и контроля, осуществляемых помимо сознания индивидов, было одним из направлений теоретической деятельности М. Фуко. По его мнению, современные структуры власти принципиально децентрированны и несубъектны. Власть есть некий дискурс, социальная стратегия. Власть «исходит отовсюду», у нее нет пространственно фиксированного источника, «трона» — она пронизывает силовыми полями весь социум, действуя уже не посредством запретов и принуждений, но на микроуровне социальной жизни, в области наиболее тонких и самых персональных поведений, в сфере вкусов, желаний, удовольствий, «инвестируясь в тело». Именно здесь надежнее всего осуществлять постоянный незримый контроль над каждым моментом индивидуального выбора. Могущество неинституциональной

Права человека

П

власти в том, что, делая выбор, человек уверен: он делает его самостоятельно, исходя из собственных желаний, принципов, представлений о благе.

Если многие постмодернисты «левого толка» (Ю. Кристева, Р. Барт, М. Фуко, Ж. Деррида и др.) ставят своей задачей разработку способов сопротивления диктату властных дискурсов, то ряд других авторов (Ж. Бодрийяр, П. Вирильо) уже не видят в этом смысла: революция в сфере средств коммуникации привела к перенасыщению общества информацией и, как следствие, к утрате им способности к реакции как на властные, так и на антивластные импульсы.

Социальные процессы больше не подпадают под привычную модернистскую схему эквивалентного обмена, «стимула и реакции», «призыва и отклика». Массы, «молчаливое большинство», становятся неподконтрольными классическим социальным институциям и невосприимчивыми к содержанию самой информации. И их безразличие и «пассивно-вещный цинизм» (П. Слотердайк), которые еще в начале — середине XX в. считались необходимым условием для эффективной манипуляции со стороны власти, теперь оказываются для последней огромной проблемой. Если нет «общественного мнения», «отклика», «запроса», «причастности», власть не может легитимировать свое существование — представлять общество, обслуживать его запросы и чаяния.

Если политические процессы не высвобождают заключенные в массах социальные энергии, то гибнет сам принцип политической репрезентации. Отсюда необходимость в провоцировании у инертной социальной массы субъектности, в формировании в ней позиции, отношения, мотивов, потребности реагировать. «От масс постоянно требуют, чтобы они подали свой голос, им навязывают социальность избирательных кампаний, профсоюзных акций, сексуальных отношений, контроля за руководством, празднований, свободного выражения мнений и т. д., — пишет Бодрийяр. — Но время уже ушло. “Масса” стала “критической”».

По мнению Бодрийара, апатия масс — результат характеризующего общество постмодерна кризиса репрезентации. Тотально транслируемая современными медиа (компьютеры, телевидение и пр.) «картина социального» не имеет ничего общего с репрезентацией некого реального объекта — это гиперреальность, которая не есть нечто вторичное по отношению к действительности, но то, что ее превосходит, ее экстатичность.

Господствовавшая веками система репрезентации и референтности, согласно которой каждое представление предполагает соответствующий ему реальный объект, оказалась разрушена. Знаки, обособившиеся от своих референтов и не имеющие оригинала в реальности («симулякры»), оказываются способными опережать реальность, которая превращается в «секрецию симуляционных моделей». Именно здесь, в поле гиперреальности, происходит «исчезновение социального». Продуцируемое электронными СМИ «событие» не является со-бытием, интерсубъективным феноменом. Социальное взаимодействие заменяется пассивным созерцанием (ср. с идеями Ги Дебора о дезинтегрирующих свойствах информации в «Обществе спектакля»), а социальная реальность — «обольстительным обманом» симуляций.

Ряд положений постмодернизма коррелируют с теорией постиндустриального общества (Д. Белл, Э. Тоффлер), согласно которой в результате модернизации и сопутствующего ей экономического роста в обществе происходит смена приоритетов как в экономике и политике, так и в социальной жизни.

Капитал и труд как основа индуст риального общества уступают место информации и знанию, унификация — многообразию, децентрируется власть и социальные структуры, формируется меритократия, в экономике начинает доминировать принцип не производства, а потребления.

«Достижительная» мотивация индивида заменяется все большим акцентированием качества жизни, а массовое политическое участие, прежде подразумевавшее приверженность тем или иным политическим партиям, — более активным, независимым от элит и проблемно-специфицированным формам (Р. Инглхарт, см. также Медиа-активизм).

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА — права для каждого человека, независимо от его гражданства, пола, возраста, национальности и или религиозной принадлежности.

В рамках «теории естественного права» права человека считаются врожденными, независящими от политического, экономического и проч. устройства. В рамках теории «позитивного права» права человека возникают только в государстве, фиксируются, записываются и отражаются законах, моральных, нравственных, религиозных, культурных нормах.

Представления о правах человека складывались в глубокой древности. По необходимости они обеспечивались суровыми, нередко карательными мерами тогдашних обществ и, как правило, облекались в форму императивов — соблюдение религиозных табу, поклонение властителю или вовсе его обожествление. Вместе с тем, уже в первых письменных памятниках юридической мысли были основательно прописаны многие права человека, до сих пор считающиеся базовыми: право на жизнь, право на защиту собственности («Законы Хаммурапи», римские «Законы двенадцати таблиц» и Кодекс Юстиниана, германские «варварские правды» и «Русская правда» Ярослава Мудрого и пр.).

Мощный толчок в осознании человеком своих прав произошел в античное время, в Греции и Риме. Возникло понимание того, что гражданина полиса и его общину связывают некие взаимные обязательства, зафиксированные в правовых установках.

Представления о правах человека обусловлены как историческими обстоятельствами, так и национальным

Права человека

П

характером. В Китае, например, долгие столетия были убеждены, что законы вообще не следует доводить до народа, чтобы не возбудить у него чувство обладания правами. Во взаимоотношениях древнего народа Израиля (а позднее — христиан) и Рима выкристаллизовалась норма о «свободе совести» — праве человека молиться своему Богу, а не тому, который чтится официальным государством, гражданином или гостем которого на данный момент человек является.

Истоки современных представлений о правах человека, до сих пор определяющих отношения между государствами и, во многом, облик нынешней цивилизации, восходят к XVII–XVIII вв.

Основы буржуазного права были заложены в ходе буржуазных революций в Англии, ее североамериканских колониях и Франции. Оно базировалось на идеях Б. Спинозы, Т. Гоббса, Г. Гроция, Дж. Локка о «естественном праве», вытекающем из природной сущности человека.

Представления о неотчуждаемых правах человека — свободы исповедовать любые политические взгляды и религиозные убеждения, обладать и распоряжаться собственностью, равенство всех перед законом и другие — оформились в нормы социального поведения и, подкрепленные концепцией «общественного договора», легли в основу нынешнего «правового государства».

Разумеется, процесс развития правосознания не прекращается и по сей день. Еще в XIX в. в самых развитых демократиях мира — США, британской и французской колониальных империях — существовало рабовладение, женщины в большинстве европейских стран были лишены избирательного права вплоть до начала XX в., существовал имущественный ценз.

Две страшные мировые войны потребовали от человечества введения в мировое право таких понятий как «преступления против человечности», ответственность за геноцид и этноцид.

В значительной мере именно СССР серьезно изменил представление в мире о правах человека. По примеру СССР в законодательствах разных стран был отменен имущественный ценз, предоставлены права женщинам. Только в 1960-е гг. в США официально прекратилась дискриминация негров.

СССР требовал расширения прав человека за счет гарантированного права на труд, на бесплатное образование, бесплатную охрану здоровья, на гарантированную пенсию.

Право на свободу слова и свободу собраний рассматривалось правительством СССР как право на демагогию, как второстепенное для человека. Поэтому во время холодной войны СССР и США взаимно обвиняли друг друга в нарушении прав челове ка и предъявляли свои доказательства: одни показывали всеобщую занятость, гарантированное жилье, бесплатную медицину и образование, другие демонстрировали свободную прессу, суды присяжных, митинги против правительства в доказательство большей свободы народа.

Стремительный научно-технический прогресс заставил мировую общественность по-иному взглянуть на свободу слова: бурный рост количества пользователей интернета радикально меняет сложившиеся представления о пределах этого краеугольного принципа современной демократии.

В условиях всплеска активности международного терроризма в ревизии нуждается и право на ношение оружие, зафиксированное в качестве одной из основополагающих поправок к американской Конституции.

Деятельность деструктивных, тоталитарных сект и экстремистских организаций заставляет более серьезно задуматься о границах толерантности в отношении вероисповедания. Право человека на свободу частной жизни нередко вступает в противоречие с интересами окружающих, когда его поведение начинает носить девиантный характер (однополые браки, случаи усыновления детей представителями сексуальных меньшинств, легализация «легких» наркотиков, пропаганда «безопасного секса» среди младших школьников и т. п.).

Основополагающие нормы международного права, обозначающие основные права и свободы, зафиксированы в Уставе ООН, международных документах о гражданских, политических, экономических, социальных и культурных правах, в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975 г.) и нашли отражение в конституциях практически всех стран мирового сообщества.

Однако нередко борьба за соблюдение прав человека используется в качестве инструмента политического и военного давления. Под предлогом установления демократии США осуществили варварскую бомбардировку Югославии в 1999 г., оккупировали Ирак в 2003 г. и вторглись в Афганистан. Агрессия обернулась десятками тысяч жертв, когда ни в чем не повинных мирных жителей «во имя защиты прав человека» лишали главнейших прав — на жизнь, на неприкосновенность жилья, на охрану здоровья, вводили жесточайшую цензуру, зверски пытали.

Под лозунгами защиты прав человека в ряде государств, в т. ч. на территории бывшего Советского Союза, были осуществлены антиконституционные перевороты (в Российской Федерации — в 1991 и 1993 гг., в Грузии — в 2003 г., на Украине — в 2004 г., в Киргизии — в 2005 г.).

Правозащитное движение в Советском Союзе не носило массового характера и имело узкую социальную базу. Диссиденты сосредоточивали активность главным образом на борьбе за возможность открыто высказывать свою точку зрения, не совпадающую с официальной, и публиковали свои материалы в «самиздате» и «тамиздате» — за рубежом. Они сознательно шли на нарушение действующих советских законов. Многие из них были подвергнуты репрессиям, высланы из страны (А. Солженицын), отправлены в ссылку (А. Саха

Правая идеология

П

ров), посажены в исправительно-трудовые колонии и психиатрические лечебницы.

Нынешняя немногочисленная российская «демократическая» оппозиция, возглавляемая теми, кто виновен в массовом нарушении прав граждан Российской Федерации в 1990-е гг., пытается обвинить нынешнюю кремлевскую власть в нарушении основополагающих принципов международного права. При этом значительная часть противников нынешнего политического курса получает серьезную финансовую, политическую, организационную поддержку от западных стран.

ПРАВАЯ ИДЕОЛОГИЯ. Традиционно правую идеологию принято определять по противоположению левой идеологии — как ставящую капитализм, экономические или нацио нальные цели выше равенства прав и шансов для всех слоев населения и прочих эгалитаристских ценностей.

Считается, что деление на «правых» и «левых» в политике является отсылкой к известной притче Иисуса Христа: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся перед Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира».

Таким образом, изначально правые ассоциировали себя с религиозно настроенными людьми, чтящими церковь, семью, государство, короче, живущими по заповедям Нагорной проповеди. Левыми же были богоборцы, атеисты, либералы, приверженцы прогресса. Одним словом, правыми были консерваторы всех видов, а левыми либералы, социалисты и коммунисты.

Однако с самого начала в такую классификацию была заложена некая путаница, потому что притча Христа продолжается следующими словами (о тех, кто стоит по правую руку и попадет в Божье Царство): «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня, был болен, и вы посетили Меня, в темнице был, и вы пришли ко Мне…». Очевидно, что здесь развиваются темы, которые в политике называются «социальной за щитой», риторика «голодных и угнетенных» всегда была главной для социалистов и коммунистов, которых считали «левыми». Тем не менее, общая атеистическая и антирелигиозная позиция коммунистов привела к тому, что ярлык «левых» прилеплен был именно к ним.

По другой версии термины «правые» и «левые» появились во французском Учредительном собрании времен революции (1789–99), депутаты которого, представляющие разные политические силы, рассаживались по местам в определенном порядке. Левое крыло досталось якобинцам, стремившимся к радикальному изменению существующего строя, центр «населили» жирондисты — колеблющиеся республиканцы, а правое крыло — сторонники конституционной монархии. С тех пор «правыми» стали называть всех, кто выступает за сохранение статускво, консерваторов, «охранителей», «довольных» существующим порядком, а «левыми» — напротив, радикалов, прогрессистов, «реформаторов», т. е. «недовольных». Эта трактовка до сих пор является доминирующей в западной политологии (М. Дюверже, Ф. Гогель и др.).

Спектр правых политических течений чрезвычайно широк: к ним относят и либерализм (в классическом понимании этого термина), и консерватизм, и монархизм, и национализм, и традиционализм, и даже фашизм. Представители двух крупнейших лагерей в «стане» правых — либералы и консерваторы — традиционно исходили из представлений о человеке как суверенной личности и выступали с позиций признания незыблемости частной собственности и установленных законов. Между тем, между ними существовали фундаментальные различия.

Консерваторов, при всем разнообразии их взглядов, идей и настроений, объединяет особое отношение к традиционным ценностям общества и высокая оценка роли государства и религии. Являясь защитниками частной собственности и свободного предпринимательства, консерваторы выступают за укрепление роли госу дарства как в экономике, так и в социальной жизни общества.

Либералы, как и консерваторы, в экономике выступают за свободу предпринимательства. В отношении же институтов государственной власти их позиция заметно отличается. Либералы — сторонники минимального вмешательства государства в экономику, социальную жизнь общества, духовную сферу, личную жизнь граждан.

Подобные представления о роли государства в рыночном обществе сложились еще в XVII–XVIII вв., когда класс буржуазии, боровшийся с иерархическими регламентациями средневекового общества, выработал концепцию ограничения власти. Кроме того, провозглашая самодостаточную ценность свободы индивида во всех сферах, либералы нередко выступали с антиклерикальных и анархистских позиций, что совершенно неприемлемо для консерваторов. Вместе с тем, на протяжении XIX–XX вв. позиции либералов и консерваторов менялись, в зависимости от конкретной исторической обстановки.

Часто случалось, что либеральные партии выступали с ярко выраженных консервативных позиций, а консерваторы, наоборот, заимствовали у оппонентов их основные программные положения. В русской общественно-политической мысли разделение на «правых» и «левых» носило еще более ярко выраженный ценностный характер.

По словам философа С. А. Франка («По ту сторону «правого» и «левого», 1931), до Октябрьской революции для русской интеллигенции по

Правительство

П

нятие «правые» означало «реакцию, угнетение народа, аракчеевщину, подавление свободы мысли и слова, произвол власти», а понятие «левые» — «освободительное движение, освященное именами декабристов, Белинского, Герцена, требования законности и уничтожения произвола, отмены цензуры и гонений на иноверцев, заботу о нужде низших классов, сочувствие земству и суду присяжных, мечту о конституции… сочувствие всем “униженным и оскорбленным”».

Однако после 1917 г. произошло переворачивание понятий: «Мы привыкли… что “правые” находятся у власти и охраняют существующий порядок, а “левые” стремятся к перевороту, к установлению нового, еще не существующего порядка. Но когда этот переворот уже совершился, когда господство принадлежит “левым”, то роли, очевидно, меняются: “левые” становятся охранителями существующего… тогда как “правые” при этих условиях вынуждены взять на себя роль реформаторов и даже революционеров. Все усугублявшаяся терминологическая путаница наблюдалась и в западных странах. В XX в. произошли значительные изменения во взглядах правых. Серьезному переосмыслению подвергся один из краеугольных камней западного мировоззрения — принцип индивидуализма, вступивший в глубокое противоречие с реальными потребностями общества, с идеей общественного блага. Ныне многие идеологи правых выступают за отказ от абсолютного индивидуализма в пользу “коммунитаризма”» (Дж. Роулз).

На практике ревизия классического либерализма привела к «полевению» всех ведущих традиционных правых партий Запада. В Великобритании консервативная партия нередко критикует правящую лейбо ристскую с «левых» позиций. ХДС в Германии осуществляет на практике программные требования СДПГ.

Трансформация традиционной либеральной модели в большинстве стран мира вызвана значительными переменами в экономике, прежде всего, ее глобализацией.

Классическая буржуазная демократия возможна лишь в обществе, где экономика основана на принципе свободной конкуренции. С появлением монополистического капитализма, азатем и ТНК, роль демократических институтов неизбежно уменьшается. Реальная власть осуществляется через внедемократические механизмы управления. Западный мир все более становится тоталитарным обществом, и в этих условиях противопоставление правой и левой идеологий в классическом их понимании теряет смысл. Они просто используются в качестве инструментов для решения ТНК, глобальной олигархией (глобархией) чисто прикладных и локальных задач.

Так, если левые идеи исподволь диктуются антиглобалистам, являющимся на самом деле частью «нового мирового порядка», а не его антиподом, то правая идеология активно используется для вовлечения в орбиту западного мира новых регионов. Она служит инструментом для размывания устоев традиционных обществ, создания предпосылок для управляемого кризиса в странах, находящихся вне влияния Запада с целью полного их подчинения глобархии. Неудивительно, что попытки навязать либеральную модель общественно-экономического устройства в условиях, когда страны классического либерализма уже от нее отказались, неизменно оборачивались драматическими социальными потрясениями в странах, где она внедрялась. Это особенно ярко проявилось в странах бывшего соцлагеря и республиках СССР.

Приход либералов к власти в России в 1991 г. усугубил кризис в стра не и поставил государство на грань катастрофы. Столь же плачевными были результаты проведения либеральных реформ и в других странах СНГ.

Современных либералов трудно назвать правыми в собственном смысле этого слова. Младореформаторам 1990-х гг. не была присуща ни «охранительная» функция, ни уважение к собственности (вспомним «сгоревшие» в 1992 г. вклады населения и итоги приватизации). Они, не задумываясь, попирали основы общества, сознательно содействовали развалу страны.

Современные российские партии, позиционирующие себя как «правые» (СПС, «Яблоко» и др.) также имеют с правой идеологией мало общего. Они активно используют социал-демократическую риторику, отрицают национальные ценности, традиционно защищаемые правыми, открыто примыкают к радикальному, революционному крылу, которое пытается расшатать общественные устои, нарушить с трудом сложившийся баланс в социуме, сломать существующий порядок (см. Каспаров, Нацболы).

Трудности однозначных дефиниций в отношении «правых» и «левых» свидетельствуют о том, что эти метафоры, как и многие другие политологические категории, введенные в оборот 200–300 лет назад, изжили себя и не схватывают современных феноменов, которые требуют новых теоретических понятий.