Лекция VIII. Антропология Лютера и его доктрина греха

Лютер радовался тому, что он дитя Божие. Он был очень высокого мнения о человеке, как о любимом творение Божьем, как о соправителе сотворенного мира, облеченном важными обязанностями и ответственностью. Часто думают, что Лютер был не особенно высокого мнения о человеке. Поскольку Лютер так серьезно относился к греху, и поскольку иногда он говорил о нас такие ужасные вещи, как о грешниках, у людей часто создается впечатление, что он презирал нашу человеческую сущность. Отчасти, он говорил плохо о падшем человеке потому, что он был столь высокого мнения о том, что означает быть человеком. Он был высокого мнения о человеческих возможностях даже без Евангелия, без веры. Он считал, что язычники могут быть, то что он называл граждански праведными, что они могут соблюдать своего рода ''гражданскую праведность'', которая, поистине, принесет обществу больше пользы, чем вреда. Но он также считал, что даже этим граждански праведным людям не хватает лучшей части их человеческой сущности. Лучшая часть человеческой сущности была в том (как мы уже сказали), чтобы бояться и любить Бога и уповать на Него превыше всего.

Лютер бился над тем, чтобы правильно описать концепцию образа Божия. В толковании Книги Бытия, в последние годы своей жизни, и также в некоторых других местах, он стремился описать этот образ. Если его определять как просто отношения с Богом, тогда он полностью утерян теми, кто пребывает в грехе. Если его определять как человеческие характеристики, сходные с Божественными характеристиками - такие как способность к рассуждению или к любви - этот образ был поврежден призывом греха, но не уничтожен.

С другой стороны, говорил Лютер, у сатаны тоже есть память, у сатаны есть воля и у сатаны есть разум. Они не могут быть полностью образом Божьим. Это не может быть сердцем образа Божия. Что же тогда в Адаме и Еве, когда они жили в Эдеме, действительно представляло собой то, что имеет в виду Библия, когда она говорит об образе Божием? Лютер предполагал, что у Адама и Евы была удовлетворенность расположением Божьим. Они были в мире. Они наслаждались Shalom (еврейское слово, обозначающая мир). Они наслаждались тем чувством гармонии, которое Бог желает видеть у всех людей. Это означает жизнь, какой она должна действительно быть, в порядке, который хотел иметь Бог. Адам и Ева имели полное благочестие, полную гармонию с волей и духом Божьим. Это значит, что у них не было страха; они не имели понятия о смерти, не имели понятия о непослушании или о беспорядке в человеческой жизни. Они просто покоились в мире Божьем, который Он давал им своим присутствием, когда они гуляли и беседовали в вечерней прохладе.

Лютер верил, что человеку было дано очень особое место венца творения, через дар " владычества", управления над землей ради Господа и вместо Бога. Лютер признавал, что это владычество не было таким исполнением власти, которое наш Господь назвал " языческим" (Марк 10). Он признавал, что оно было заботой о творении. Он признавал, что люди были призваны отображать Божью любовь и заботу друг на друга и на все неодушевленные творения. Лютер считал, что исполнение этого владычества было потеряно через грехопадение. Он мог бы сказать, что после падения человек имел титул владычества, но больше не исполнял власть владычества. Наоборот, природа обернулась против человека.

Прежде чем оставить предмет образа Божия, я думаю, нам важно отметить взгляды Лютера на женщин. Лютер проявил разительный контраст, разительное изменение по сравнению с точкой зрения Средневековья и эпохи Возрождения, что женщины - низшие существа и лишь необходимое зло. Лютер настаивал на том, что Адам и Ева были сопричастниками одной и той же благодати. Они имели одинаковые умственные способности. Они были партнерами в исполнении владычества, в заботе о своих детях, в заботе обо всем творении.

Лютер считал, что в грехопадении мужчины и женщины пали в равной степени, но результаты для них были различны. Поэтому, он считал, что жены жили в подчинении своим мужьям, но это подчинение не было подчинением, принятым в любви. Он настаивал на том, что мужья и жены должны жить вместе во взаимной любви, взаимной заботе и попечении, привязанности и взаимной святости, так как они служат Богу, заботясь друг о друге. Он настаивал на том, что грех не изменил природы и уз брака.

Он учил, что Адам и Ева жили вместе в мире из трех состояний, трех ситуаций, трех разделений труда. Адам учил Слову, поэтому он представлял собою состояние церкви. Он работал в саду, он возделывал сад, поэтому он отражал образ человека, работающего в мире, в семье и в трудовой жизни. В-третьих, Адам охранял землю, как символ или представитель политических деятелей, которых Бог впоследствии даст людям посреди греховного мира. Эти правители должны были быть теми, кто обеспечивает правосудие и защиту для своего народа. Иногда Лютер также говорил, что Адам и Ева не нуждались в политической власти. Но он также видел в Эдеме (в других местах своих произведений и своего учения) три состояния средневековой социальной теории, в которых они делились Словом Божьим со своими детьми, в которых они работали и возделывали сад, в которых они охраняли и защищали землю в совершенном мире, в полном и целом образе Божьем.

Грехопадение изменило все это. Для того, чтобы понять, как Лютер оценивал влияние грехопадения, мы должны помнить, что он различал два измерения жизни, два вида праведности. Большая часть того, что Лютер говорил о грехопадении, касается вертикального, а не горизонтального отношения (хотя мы должны признать, что эти два отношения никогда нельзя отделить друг от друга). Он конечно же видел, что любовь к ближнему, как ее проявляют, была уменьшена и повреждена, а в некоторых случаях, полностью уничтожена при грехопадении. Но Лютер был прежде всего озабочен разрушением отношения с Богом, любви Божьей и ответа упования. Он был прежде всего озабочен потерей веры в Бога, которая была для него ключом практики всей нашей человеческой сущности. Позиция Лютера часто была в отрицании различных средневековых взглядов на грех. Возможно, он смотрел на грех не просто как на утрату первоначальной праведности, которая служила как своего рода украшение, своего рода дополнение к нашей человеческой сущности. Напротив, он считал, что упование на Бога было ключом, гироскопом, точной ориентации человеческой жизни. Итак, он определял грех как отрицание этой веры. Грех - определяемый как сомнение в Боге и Его Слове - пронизал всю человеческую сущность, и в определенном смысле, разрушил всю человеческую сущность, хотя в горизонтальной области даже неверующие все же могли исполнять добродетельные дела.

В лютеровском толковании Книги Бытия мы получаем краткие представления обо всей его доктрине греха. Здесь он сосредоточил внимание на Адама и Еве. Быт. 3 была историей бегства и страха. Это была прежде всего история удаления от Бога. Человек повернул в самом сердце отношения с Богом. Решение этого разбитого отношения - обращения к Богу в покаянии. В Эдеме Адам и Ева сменили ориентир своей жизни, отвернувшись от жизненно важного отношения с Богом, которое было ключом их человеческой сущности. Они сменили ориентир их ключевого отношения с Богом, и тем самым, они сменили ориентир самой жизни. Они перешли из жизни в смерть, отделив себя от источника жизни, самого Яхве. Природа этого искушения для Лютера было сомнение в Боге. Слово Божие, когда Бог говорил с Адамом и Евой, когда они гуляли и беседовали в вечерней прохладе, было кстати, сердцем человеческой сущности Адама и Евы. В этот момент человеческое упование встречало Слово Божие, и тем самым, встречало самого Бога. Грех означал разрушение; он был разрывом этого отношения.

В результате, с этого момента и в дальнейшем, наша практическая человеческая сущность не проистекает из мира, исходящего из упования на Бога. Наша практическая сущность проистекает из страха Божия. Мы, поистине, можем боятся, потому что мы повернулись к Нему спиной. Этот страх исходит из ненависти к Богу, и действительно, " мы можем ненавидеть Бога", потому что Его закон угрожает уничтожить нас. Наша практическая человеческая сущность теперь исходит из нашей попытки избежать Бога, ибо мы хотим жить жизнью на своих условиях, а не на Его условиях, и мы живем в этом страхе. В этом разорванном, ущербном отношении неверия - в отношении, которое обращается к Божьим дарам, а не к самому Богу для чувства важнейшей сущности - мы находим человека, который полностью склонен к своекорыстию. Все другие грехи, все что наносит вред человеческим отношениям в горизонтальной жизни, происходит из своекорыстия, появившегося из-за недостатка упования на Бога. Даже самые благородные из человеческих дел проявляют признаки несовершенств, признаки жизни, которая больше не сосредоточена на источнике совершенного мира, самом Яхве. Наоборот, она сосредоточена на ложном Боге, может быть на самом человеческом поведении.

Лютер не только отмечал, что наши добрые дела несовершенны, но он также отмечал, что они часто извращены, когда мы хотим полагаться на них для восстановления жизни и своего спасения. Лютер расширил свое осуждение гордости и самоудовлетворения, которое происходило от того, что мы отвернулись от Бога. То, что мы отвернулись от Бога, сделало нас мертвыми к Слову и слепыми к плану жизни, который был записан в нашей сущности. В своей гордости и своем самоудовлетворении мы следуем образу действия и плану жизни так, что это уводит нас все дальше от Бога. Это ведет нас к тому, что мы похищаем славу Божию и послушание, которое принадлежит Ему. Мы обворовали Бога через нашу неблагодарность по отношению к Нему, и через наше безразличие к Его Слову. Эту неблагодарность по отношению к Богу Лютер назвал самым постыдным пороком и величайшим оскорблением против Того, кто сотворил нас.

В похищении у Бога Его места как нашего Господа, мы также обворовали своих ближних. Мы используем их и злоупотребляем ими вместо того, чтобы служить им. Мы используем их в собственных целях. Мы превращаем их в подушки, на которые падаем, когда оступаемся в жизни. Мы используем их как заложников, чтобы защищаться от рогаток и стрел других людей. Более того мы похищаем у ближнего то служение, какое мы должны Ему, служение к которому Бог призывает нас, своих людей, оказывать нашим ближним.

В конечном счете это означает, что человек погружается в нераскаянность, потому что нам приходится защищаться от обвинения закона. Эта нераскаянность ведет нас к отчаянию. Мы можем просто признать несоответствие наших планов и наших замыслов, нашей стезе, которую мы проложили. Другая стезя отчаяния - это путь гордости и самодовольства. Мы рассчитываем на себя, на то, что мы способны соорудить хорошую жизнь, через собственные попытки превратить себя в богов. В конце концов, возможно после месяцев и даже лет самообмана, мы приходим к тому же отчаянию.

Лютер отражал собственное отчаяние, пытаясь жить жизнью, которая могла благодаря человеческому поведению отвергнуть то зло, которое Лютер чувствовал в самом себе. Он знал, как говорить о несчастной совести, об отчаянии несчастной совести, потому что он испытывал это сам. Лютер говорил, что это отчаяние совести бросает обвинения против Бога. Мы, как грешники, хотим вступить в бой против самого Бога. Наша греховность, прежде всего вовсе не хочет быть признанной за грех. Наоборот, она хочет претендовать на праведность, и называет Бога лжецом, когда закон Божий напоминает нам, что наш грех - ошибка, и отрицает нашу человеческую сущность. Во-вторых, наш грех не хочет быть наказан, даже если он греховен он отрицает право Бога наказать его. Он обвиняет Бога и утверждает, что не было иного выбора кроме, как согрешить. Но все эти обвинения не производят впечатления перед лицом всемогущего Бога, закон которого продолжает обвинять нас, осуждать нас, сокрушать нас. В своем грехе, говорит Лютер, мы сменили богов. Мы бежали к дьяволу за прибежищем, потому что мы отказывались найти прибежища в самом Боге. Мы стали послушны дьяволу. Мы стали, как говорит Иисус в Ин.8, детьми дьявола вместо детей Божьих. Это очень глупо, заметил Лютер. Часть его проблемы с человеческим разумом была в том, что кажется человеческий разум оказался настолько глуп, что избрал дьявола превыше Бога. Падшее творение даже не может признать глубину своего греха. Поистине, часть естественного знания в том, чтобы видеть, что наши неправильные поступки неправильны. Однако, природа глубины нашего падения, природа самого первородного греха (как невозможности бояться и любить Бога, и уповать на Него превыше всего) - это то, что нам может открыть только Святой Дух. Ибо только когда мы признаем, что Бог есть Бог, когда мы признаем, что Яхве явил Себя как Иисус из Назарета, мы можем увидеть, как ложно, как вредно и разрушительно для нашей человеческой сущности сомневаться в Слове Господа.

Лютер считал, что эта греховность есть, прежде всего, смещение ориентации в жизни от Слова Божия. Поскольку мы больше не слушаем Бога, поскольку мы стали глухи к Слову Божию, мы не можем слышать закона Божия. Он был благим словом для нас. Он был даром плана новой жизни. Теперь, под властью греха, он лишь открывает наши глаза на тот факт, что мы предали Бога, что мы лишены славы и не выполнили его требования для жизни. Теперь мы встречаемся с законом, прежде всего не как с другом, а как с врагом. Даже когда мы встречаемся с ним, думая что он наш друг, говорил Лютер, он обратится против нас. Он станет волком, который поглотит нас, хотя мы приручили его, чтобы он стал хорошей домашней собакой. К тому же, эта переориентация против Слова Божия, это сомнение в его обетовании, делает нас глухими к Его Евангелию благодати, и делает нас слепыми к Его отцовскому расположению.

Мы не слышим Его Слова в повседневной жизни, и не слышим правильно Его Слова для нашей основной сущности: Его Слова, что мы - Его дети, и что Он будет нашим отцом. Наоборот, слабое эхо от этого Божьего утверждения, которое доходит до нас, становится ревом разгневанного Бога, ревом рассерженного Бога, голосом осуждения. Первый результат этого - смерть. Лютер очень серьезно воспринимал слово Павла в Рим.6: 23, возмездие за грех - смерть. Он воспринимал это серьезно в обоих направлениях. Грех не может не вести нас к смерти. Более того, для греха нет другого решения, кроме смерти. Грех столь серьезен, грех так глубоко и полно пропитал нашу сущность, что есть только одно решение - смерть. Грех не может быть исправлен. Лютер часто пользовался метафорой очищения, но в конечном счете, она слишком слаба для него. Метафора исцеления полезна, но в конечном счете слишком слаба для него. Его богословие определяется его убеждением, что грех настолько разрушил человека, что человек должен умереть.

Читая Рим.6, Лютер видел, что смерть приходит либо как вечная смерть в аду, либо как дар Божий. Ранее в Рим.6, он читал о даре смерти в крещении, в которой наши грехи погребены со Христом в Его гробнице. Из крещения также приходит дар жизни, который дается нам, когда мы воскресаем из вод крещения к новой жизни во Христе. Поэтому, Лютер проводил много времени, говоря о смерти, как худшем оружии сатаны. Именно там, в смерти, нужно было встретится с врагом. Вот почему Иисус Христос должен был пролить свою кровь. Вот почему Он должен был быть послушен до смерти на кресте: потому что только там, победив смерть, можно было низложить всю власть сатаны.

Для Мартина Лютера сатана был очень важной фигурой в обоих измерениях человеческой жизни. Лютер предупреждал против искушений сатаны отпасть от любви к ближнему, поскольку Бог призвал нас любить ближнего. Прежде всего, он предупреждал против искушения сатаны усомниться в благом и совершенном Слове Божьем, которое заверяет нас в том, что мы - дети Божьи. Во взгляде Лютера на дьявола была ужасная серьезность. Историк догматики в начале двадцатого века Рейнхольд Зееберг писал: " Дьявол Лютера имеет больше адского могущества, чем средневековый дьявол. Он стал более серьезным, более сильным и более ужасным". В самом деле, недавний анализ жизни Лютера Хейно Обермана сосредотачивается на теме " человек, застигнутый между Богом и дьяволом". Не было нейтральной земли, не было безопасной гавани, между Богом и собственным " я". Вся жизнь падшего человека - это жизнь, загнанная в конфликт. Поэтому она должна быть жизнью постоянного обращения Святым Духом назад к Богу. Конфликт между Богом и сатаной был до смерти: до смерти власти сатаны над Божьими людьми и до смерти грешников, которые должны умереть для греха, чтобы они могли ожить в Иисусе Христе.

Согласно Лютеру, сатана и Бог непосредственно сражаются друг с другом. В повседневной жизни верующего, они сражаются в маленьких уголках повседневной жизни. Сатана заключает союз с окружающем нас миром и с нашей плотью. Лютер очень серьезно воспринимал искушения из всех трех этих источников: дьявола, мира и нашей плоти. Дьявол подобен рычащему льву, по словам святого Петра и хочет нас поглотить. Он хочет поглотить нас не только искушениями своих " черных" бесов, которые приходят к нам и говорят: " Разве грех не приятен? ". Он приходит к нам прежде всего в форме " белых" бесов, похожих на ангелов, похожих на людей с благими намерениями, людей с подлинными нуждами, но они искушают нас идти или действовать так, что это не служит Богу. Другими словами, он приходит, чтобы извратить нас посреди повседневной жизни. Наше собственное желание, наша собственная оценка человеческой жизни, наш собственный заблудившийся разум не действуют хорошо. Наша собственная плоть ведет нас творить волю сатаны, а не Бога. Сатана приходит через мир, который говорит нам, что на самом деле грех - это нормально. Мир предполагает, что некоторые виды греха необходимы для блага ближнего, для благосостояния города, для процветания мира. Сатана приходит, чтобы увести нас от Бога, через искушения к греху.

Он также приходит к нам через несчастья и испытания наших тел и духа. Он приходит к нам, чтобы предложить, что нам лучше идти его путем, чем Божьим. Он приходит, чтобы предложить, что его путь есть Божий путь. Поэтому, христианин должен всегда остерегаться лжи сатаны, ибо сатана, как говорит Иисус в Ин. 8, есть отец лжи.

Лютер отмечал, что особенно в церкви нападки сатаны на Бога особенно сильны. Прежде всего он нападает на Слово Божие через извращение доктрины и жизни церкви. Лютер провел много времени в критике церкви, потому что верил, что именно церковь привела его под власть сатаны. Церковь извратила Слово Божие. Церковь, где Слово Божие должно было провозглашаться в безопасности и истине, исказила Слово Божие. Лютер учил, что нет никакого человеческого установления, на которые мы можем положиться точно так же, как нет никаких человеческих добрых дел, на которые мы можем положиться. Только Слово Божие, только Евангелие может защитить себя. Любая форма человеческой власти, выраженная в поведении или исполнении, раньше или позже, обречена на падение и неудачу. Это относилось к жизни средневековой церкви. Вот почему Лютер верил, что он был призван принести в церковь весть покаяния, реформы учреждения.

Сатана также нападает на Слово Божие через преследование. Это преследование может исходить извне церкви. Церкви пришлось принести в жертву мучеников во славу Божию на алтарях римских преследователей в античной империи. Сам Лютер испытывал гонения изнутри церкви. Лютер отмечал, что именно сама церковь стала средством сатаны, чтобы затащить Евангелие в подполье, пытаясь устранить Евангелие.

Уже в начале 1520-х годов его последователи стали подвергаться гонениям из-за политического положения в Германской Империи. Не так много лютеран подверглись гонениям, по сравнению с последователями Жана Кальвина во Франции или с приверженцами протестантских взглядов в Англии во время царствования Марии Тюдор. Тем не менее, Лютер с большой болью сознавал тот факт, что сама церковь стала орудием сатаны и подавляла Евангелие. Он видел в этом одно из лучших свидетельств того, что власть сатаны была, поистине, жива и здорова в его время. Но он так же воспринимал преследование своей проповеди, как знамение того, что Бог не допустит Своей церкви и Своему Слову не быть услышанными человеком. Даже вопреки гонителям Бог подтвердит свое присутствие в Слове, провозглашенном ради жизни своих людей.

Лютер также признавал, что сатана нападает на отдельного христианина через благой Божий дар - Слова закона. Сам Лютер подвергался преследованиям сатаны в своих " Аnfachtungen". В этих " духовных битвах", в этом духовном беспокойстве, которое почти разрывало его на части психологически, именно сатана приходил к Лютеру, чтобы отвергнуть Евангелие, чтобы помешать ему воспринимать Евангелие серьезно. Лютер снова и снова предостерегал против слушания закона Божия, когда он становится голосом сатаны. Под этим он подразумевал, что он продолжает обвинять грешников в грехе, после того как грешник был определенно принят на руки Христа, в общение нашего Бога Отца. Лютер с болью сознавал, что закон Божий, хотя он есть Божий дар, может поистине стать худшим орудием самого дьявола. Лютер видел в законе информацию, которую он дает о том, как жить благочестивой жизнью. Однако, он слишком хорошо знал, что голос закона в устах сатаны - это голос разрушения. Это голос отчаяния. Это голос, уводящий людей от Бога. Поэтому, Лютер снова и снова убеждался в том, что только бедный, окруженный, кающийся грешник может слушать Евангелие. Лишь оно восстанавливает ядро сущности, которая снова дает верующим силы бояться и любить Бога, и уповать на Него превыше всего.

Поистине, нам важно понять, как Лютер заставлял работать истинные различия между законом и Евангелием в повседневной жизни верующего. В жизни как верующего, так и неверующего, закон Божий формирует и побуждает внешние деяния, которые служат нуждам ближнего. Бог может добиться гражданской праведности от язычников. Неверующие тоже могут внешне соответствовать закону Божию. Лютер не сбрасывал со счета важность и благость гражданской праведности такого рода для горизонтальной области. Лютер ценил человеческий разум, поскольку он обнаруживал, как любить ближнего, как строить хорошее общество, как сохранять общество людей внешне благочестивым образом. Это было очень важно для Лютера. Но в конечном счете, важность этого была вторична, ибо Лютер признавал, что в сердце всех проблем самого лучшего человеческого общества - заблуждение и ошибка в сердце нашей сотворенной сущности. Это наш отказ признать Творца как Господа, Создателя нашей жизни.

Лютер был убежден, что такого рода греховность пронизывает все наше существо. Поэтому, мы не можем основывать веру на гражданской праведности, исполненной нами самими или другими людьми, поскольку грех будет всегда вновь заявлять о себе. Поэтому, он верил, что вся жизнь христианина есть жизнь покаяния. Он верил, что даже жизнь в гражданском обществе есть жизнь подъемов и падений, пересмотра и изменения, и снова падения. Ибо грех, как инструмент сатаны, вновь заявляет о себе и вновь разрушает жизнь. Лютер верил, что в действительности у человека нет выбора потому, что мы рождены в этой греховности.

Лютер верил, что человеческая воля связана. Он считал, что она не связана в горизонтальной области, где у нас есть свобода выбора во многих отношениях: выбор друзей, выбор пищи и т.д. Лютер не отрицал выбора в повседневной жизни. Но Лютер осознавал, что в отношениях с Богом, он никогда бы не смог по своей собственной воле бояться и любить Бога, уповать на Него превыше всего. Он хотел быть совершенным человеком, который знает, что Бог создал его по Своему образу. Он хотел жить жизнью, которая проистекает из совершенного страха и любви к Яхве и упования на Него превыше всего прочего. Он никогда не мог это сделать. Его воля была связана цепями своекорыстия и самодовольства. Она была связана цепью - отвернуться от Бога.

Чтение Лютером слов Писания убедило его в том, о чем говорит Иисус в Ин.15: " Не вы меня избрали, а Я вас избрал". Поэтому Лютер соглашался с Господом, что он не избрал Бога, а принял Его целиком и полностью как дар. Именно на основании опыта собственной греховности Лютер пришел к своему убеждению о рабстве воли. Это также произошло из-за чтения Писаний. Они учили его о человеческом бессилии и неведении, а также о высшей Божественной силе Бога. Только сила Божия воссоздает человека по Его образу через Иисуса Христа также, как один лишь Бог сотворил мир в начале.

Лютер пришел в христианский мир не только с новым взглядом на Божию благодать, как она действует через веру в человеке. Лютер пришел в христианский мир не только с дьяволом, имевшим больше адского могущества, чем средневековый дьявол. Он пришел в христианский мир с вестью о человеке, которая реалистически оценивала, насколько плохим стало наше положение через грехопадение. Лютер обрел это понимание потому, что у него был взгляд на человека, который очень серьезно воспринимал, насколько хороши мы были в Эдеме, насколько велик в самом деле Божий дар человеческой сущности. Поэтому Лютер знал, как чудесно обетование Божие восстановить эту человеческую сущность через смерть и воскресение в Иисусе Христе, на основании Его страданий и Его страстей, Его самопожертвования на кресте и Его возвращения к жизни. Для Лютера Слово Божие всегда возвращается к Иисусу Христу. Каждая доктрина во всем теле доктрины должна соотноситься с Евангелием, в котором мы встречаем Иисуса из Назарета, Бога, пришедшего в человеческой плоти. Он стал человеком, чтобы избавить нас от умирания во грехе, чтобы через Mecn мы могли умереть для греха и воскреснуть для такой жизни, какую дал нам Бог в начале. В этом есть ключ к лютеровской антропологии и доктрине греха.